Новая жизнь

В последние дни хочется быть немного ближе, но тот самый день всё равно приближается неумолимо. Как бы они не цеплялись друг за друга. Аэропорт переполнен людьми, ожиданием и грустью. Бесконечные прощания и чемоданы. — Это были охуенные каникулы. — признаётся Братишкин. — Бля… Надо было тебя одного отправить, сейчас сопли тут разводить будем. — вздыхает Хесус и никак не может насмотреться на него, и ведь так привык за это время, что он всегда рядом. — Да, я так злился, когда ты неожиданно уехал и не попрощался даже, но теперь я узнал, что это пиздец как тяжело. Когда Вова так улыбается грустно, хочется попросить его никуда не уезжать, он же может остаться хоть ещё на неделю, ему ничего не мешает, его ничего там важного не ждёт, что нельзя бы было отложить. Только это было бы странно, просить о таком, тем более, что Хесус и так вёл себя странно, хоть Вова и не возражал. Хоть и сам был странным. Хесус обнимает его почти что привычным жестом. — Я люблю тебя, Вов. — признаётся он, с чистым сердцем, и пусть он как всегда ничего не поймёт. Братишкин смотрит на него с глупой улыбкой, должно быть скажет тоже что-то такое, они ведь друзья и провели так много времени вместе, что могли бы такое сказать. Только Вова улыбаться перестаёт, снова тянется вверх, но в этот раз он касается его лица тёплой ладонью, закрывает глаза и вдруг прижимается губами к его губам. Хес в шоке, но это так хорошо, что впервые он не хочет ни думать, ни переживать о последствиях, а просто позволять себя целовать. — Я не хочу уезжать. — в отчаянье шепчет Братишкин. — Я не хочу, чтобы ты уезжал. — отвечает Хесус и снова прижимается к его губам. — Оставайся. — Ох, блять, я же не могу, у меня рейс. — Сейчас посадка закончится. Вова оглядывается на проход и ещё крепче хватается за плечи Хесуса, смотрит на него, глазами умоляя подсказать, что делать. Хес гладит его по лицу кончиками пальцев, запоминает мягкость и тепло, наслаждается возможностью, разрешением на это. Они так близко, друг к другу, к тому, что похоже только и ждало их. Если Хесус сейчас не отпустит Вову, то он не уедет. Братишкин в этом уверен, одно лишь слово. Хотя, разве он не сказал уже достаточно? — Блять, я дрочу на тебя, Хес, последние несколько дней. — бормочет Вова, утыкаясь носом ему в шею. — Я как сумасшедший. Ёбнутый. — Я дрочу на тебя последние несколько лет. — хмыкает Хесус, перебирая волосы у него на затылке. — Сука. Как я мог этого не замечать? Я такой мудак. — Нет, это я хорошо скрывался. — Да нихуя! — сердится Братишкин, встаёт на носочки и агрессивно засасывает его нижнюю губу. — Блять, ты сейчас никуда не поедешь, потому что нас арестуют за сексуальный контент. — Мне остаться? — Если ты этого хочешь. — отвечает Хесус прямо ему в губы и быстро скользит по ним языком. — О, блять, пиздец как хочу. Хес тянет Вову за собой, в одну руку взяв его ладонь, в другую Вовин чемодан, Братишкин не сопротивляется, не спрашивает ничего и послушно садится в такси. Они держатся за руки на заднем сидении машины, переглядываются, не сдерживая улыбки, и всё будто бы сон. И этот сон такой волшебный, Хесус в нём оказаться так мечтал, но не верил, что получится когда-нибудь. Вова пропускает свой самолёт, откладывает свою жизнь, может он даже не понимает, что делает, может у него каждая секунда там уже распланирована, но он всё бросает ради чего? Братишкин резко разворачивает Хеса и прижимает к стене, пока тот пытался непослушными пальцами вставить ключ в замок. — Вов… — шепчет Хесус. Вова с улыбкой чмокает его в губы, проводя ладонью по груди, и забирает у него ключи, его рукам дверь поддаётся охотнее, почти так же как Хес. Братишкин закрывает дверь и теперь не сдерживается, запускает руки под его кофту, но это оказывается неудобно, и он стягивает с него куртку. — Вов, Вов, подожди. — Хесус хватает его за руки, целует в лоб и щёки, привлекая внимание, и заглядывает в глаза. — Прости, но я должен спросить, ты понимаешь, что мы делаем? — Да? Целуемся и… Ну… Сопутствующие. — сглатывая, отвечает Вова. — Ох, сопутствующие, блять? — Не порть момент, нахуй, мне проще целовать тебя, чем говорить о том, что я это делаю. — Чем я думал? Блять, что за идиот? — сокрушается Хесус, отталкивая Вову от себя. — Не нужно было всего этого, привозить тебя обратно. — Хес, ты меня слышишь? Хес! — Братишкин хватает его за руки, цепляет за подбородок и заставляет посмотреть на себя. — Хес, успокойся, не нервничай так. — Серьёзно, блять? Ты уйдёшь, уедешь не сегодня, так завтра, а я… А я… Останусь один. Вова вслед за ним едва тоже не поддаётся панике и истерике, глаза щипать начинает, он тянет Хесуса к дивану, и они садятся на него. — Я уже давно знаю, что чувствую к тебе. — признаётся Братишкин, сжимая его ладони в своих. — Может я не замечал их или отрицал, но они были. И я чувствовал иначе с первых секунд, как увидел тебя снова. Изменился не только ты, но и я. И я не собираюсь уезжать, у меня есть время, у нас есть время всё решить. Найти выход, какие-то варианты. Хесус утыкается носом ему в плечо, обвивает руками и подрагивает в объятиях. — Я признался тебе, потому что хотел, чтобы ты знал, даже если ты будешь думать, что я люблю тебя как друга. — Я и так знал, Хес, потому что и я люблю тебя. Мы так долго не могли разобраться в таких очевидных вещах. Хес, мы снимем ту квартиру, будем знакомиться с парочками, глазеть на детей во дворе и убеждаться раз за разом, что мы к ним не готовы. Ходить на свидания, держаться за руки, потому что можем. Ты хочешь быть со мной? — Всегда хотел. — Хесус наклоняется и целует, чего хотелось очень долго. Вова обхватывает его ладонью за щёку и прижимается сильнее, углубляя поцелуй. Новая попытка стянуть с Хеса одежду выходит удачной, и Братишкин наконец может скользнуть руками по его груди и животу, пересчитать пальцами рёбра. Хесус хватается за его коленки и ещё больше дрожит, громко ахает, когда Вова заваливает его на диван и переходит поцелуями на шею. — Блять, Вова, стой. — Ну что ещё? — ворчит Братишкин, приподнимаясь. — Не так. — качает головой Хесус, сжимая рукава его толстовки на плечах. — Ты хочешь по каким-то правилам? Или что? Это сложно вдруг стало с тех пор, как я делал это в последний раз? Мы две недели как живём вместе, мы заметно отстаём. Хес смеётся, вылезает из-под Вовы, хватает его за руку и ведёт за собой в спальню. — Здесь будет удобнее. — Сука… — Мы будем это делать? Ты уверен? — Что будем делать? — поворачивая голову, уточняет Братишкин. — Смеёшься? Ты снял с меня кофту и… Я хочу зайти с тобой дальше, чем поцелуи. И мне нужно знать, что ты согласен. — Я согласен, а не похоже? — Вова стаскивает с себя толстовку и нещадно краснеет, не зная куда девать руки и себя. — Хес… Хесус подходит к нему вплотную, проводит ладонями по плечам и млеет, когда Братишкин закрывает глаза и подставляет лицо под поцелуи. Он сажает его на кровать, не прекращая целовать, гладит по спине и забирается руками в штаны, ради проверки, но Вова стонет и выгибается соблазнительно. Лучшее подтверждение, что всё правильно. — Хес, а ты будешь со мной нежным? Или как правильно говорить? Я вообще не знаю, что говорить и делать. — бормочет Братишкин, хватаясь за его плечи. Хесус целует его в шею, проводит носом за ухо и улыбается. — Я всё сделаю правильно, я обещаю. Вова доверчиво кивает и тянет его за собой, ложась на спину. А Хес укладывает его под собой удобнее и скользит поцелуями вниз, стаскивая с него штаны. Все неловкие движения, которые Хесу приходится совершать с Вовой, почему-то заводят обоих, они торопятся, даже слишком. — Блять! — вскрикивает Братишкин, дёргаясь. — Твой член не пролезет. — Ха, это только пальцы. Расслабься. — Хесус гладит его по животу и обхватывает ладонью член. — Всё хорошо. Вова стонет, резко выгибаясь, вцепляется пальцами в его плечи и извивается, насаживается на пальцы. Хесус довольно ухмыляется, тянется вперёд и влажно целует в губы. — Охуеть, блять, отхватил себе опытного мужика из Нью-Йорка. — хихикает Братишкин и кусается. — А не выёбываясь нельзя? — хмыкает Хесус, облизывая искусанные губы. — Нельзя, выёбистость половым путём, блять, передаётся. — У нас полового путя ещё не было, мы только в процессе. — А мы слились как сиамские близнецы и без этого. — Вова постепенно теряет связь с реальностью, глаза затуманены, и он всё тяжелее дышит. — Так волнительно, да? Переживаешь? Я осторожно, постепенно, палец за пальцем. — Завали ебало. — Ты сейчас такой красивый. — Сука! — стонет Братишкин, извиваясь, и зажимает его коленками. — Ебать! Они уже достаточно глубоко. — Дело же не в глубине, а в ширине. — объясняет Хес, наклоняется ниже и всасывает в рот его сосок. — Подожди! Я никогда не был с этой стороны, мне нужна секунда. — Мне остановиться? — Нет! Но если не притормозишь, я кончу, ясно? — Ясно. Не пасмурно. — Хесус хмыкает, заканчивает с растяжкой и мнёт его ягодицы, целуя коленку, но увлекается и проходится поцелуями по бедру вниз. Вова ещё больше вьётся в его руках, кусает свои губы, пытаясь сдерживать стоны, и дёргает его за плечи к себе. Пока они снова сливаются в поцелуе, Хесус притирается к нему между ног, их члены трутся друг об друга. — Хе-ес! — тянет Братишкин, тыкаясь носом ему в шею. — Давай, я готов, я хочу тебя. — Хорошо. Вова морально готовится, он не совсем понимает к чему, но ожидает, что в первую очередь будет неприятно, может страшно, а может и мерзко даже. В воздухе пахнет смазкой, всё ощущается скользким и влажным, даже сам воздух такой, его приходится проглатывать. Но Хесус рядом, он заглядывает в глаза, ласково улыбается, целует и нежно гладит большим пальцем по щеке, это успокаивает, от этого тепло и хорошо. Вова хватается руками за простынь, ему хочется, чтобы его поцеловали, но попросить об этом он не в состоянии. Хес сам понимает, его поцелуи мягкие, он облизывает ему шею горячим языком, тянет, сам с нетерпением ждёт, но действует так осторожно. Поэтому за бесконечно нежными ласками Братишкин забывает, зачем вообще ему в задницу засовывали пальцы, ему хочется кончить, но именно там, где сейчас нужно его не касаются. — Хес, пожалуйста. — Сейчас. Сейчас, Вов. Ещё немножко. Вова обиженно стонет, нетерпеливо царапает его спину пальцами, вытягивая шею. И Хесус переходит к делу, смазанный член проскальзывает в Вову без особого напряга, но это слишком сильно, узко и горячо. Братишкина приходится придерживать за бока, потому что двигается он активно и резко, а растянуть удовольствие хочется, как можно на дольше. Зажимать рот никому не приходится, их стоны сливаются в один протяжный звук, от которого горят щёки. Глубокие, быстрые толчки остановить не выходит, сердца бешено бьются в унисон, и чувства разрывают изнутри. Вова умудряется кончить даже без рук и, зажимая Хеса, уносит его за собой.

***

Хесус просыпается среди ночи и на секунду захватившая паника отступает, когда он разглядывает в темноте спящее лицо Братишкина. Всё это было не сном, ни сам его приезд, ни две невероятные недели, ни событие последних дней, прощание в аэропорту, поцелуи и секс, потрясающий секс. Хес зарывается носом ему в волосы и целует в лоб, губы сами собой растягиваются в улыбку, он вдыхает с его головы запах своего шампуня, оставшийся после того, как они ходили в душ перед сном. Толком поговорить не было возможности, и сейчас Хесус собирает все беспокоящие его мысли. Насколько Вова сможет остаться? Захочет ли? Получится ли? Если ему придётся уехать, сможет ли он вернуться? А захочет ли вообще? А как Хесу теперь без него жить, узнав каково это быть с ним во всех смыслах? Братишкин хмурится во сне, крепче обхватывает его руку, на плече которой дрыхнет, и бормочет что-то неразборчивое. Хесус добродушно улыбается и позволяет волнению отступить. Сейчас и как минимум до утра, он будет рядом, будет дарить своё тепло. В следующий раз он просыпается от тихого шёпота, не может его разобрать и подтягивает одеяло выше, стараясь уйти от шума. — Хи-исяс! — громче зовёт Братишкин, он тоже под тем же одеялом, и может ткнуться носом ему в нос и провести по боку ладонью. — Хес? — Ну что? Спи, ещё рано. — ворчит Хесус, закидывает на него ногу и заваливает на спину, пряча лицо в сгибе его шеи. — Не рано. Ох… Подожди, я себя так странно чувствую, все мышцы тянет. — Зарядкой надо заниматься. — А ты типа занимаешься? — Иногда. Вова хмыкает и фыркает, возится под ним, что спокойно провалиться обратно в сон совершенно не помогает. Хес поднимает голову, открывая наконец глаза, и недовольно на него смотрит. — Доброе утро. — говорит Братишкин, глупейше улыбаясь и хлопая бесстыжими серыми глазами. — С Рождеством. — Сегодня не Рождество. — хмурясь, вспоминает Хесус и отстраняется, падая на спину. — А как будто оно, такой восторг. — М… — Хес? — Что? — Хочу поцелуйчик. — Охуеть. — Хес поворачивает голову, разглядывая его лицо, хитрую улыбку, сложенные ладошки, на которые он уложил голову. Хесус перекатывается к нему и быстро чмокает в губы, но Братишкин тянется следом и моментально углубляет поцелуй. Они возятся ещё немного, обнимаясь и целуясь. — Мы всё по красоте сделаем, Хес. — говорит позже Вова, усевшись с чашкой кофе на диване, притащив с собой хесовское одеяло. — Я тебя с собой заберу. — Нет. Ни за что. — отказывается Хесус. — Но… Хес, у меня тут ничего нет, ничего, кроме тебя, но что мне делать, ни друзей, ни проектов? Я хочу сниматься у блогеров. Это ты засел тут и тебе больше ничего не нужно, я и сам люблю из дома лишний раз не выходить. Хес отворачивается, упираясь руками в столешницу, и смотрит в пустую кружку. — Ладно, Хес. — примирительно говорит Вова, прижимаясь к его спине и обнимая за торс. — Два месяца, я останусь здесь на два месяца, посмотрю, как и что. А там решим, хорошо? — Я не могу тебя держать здесь, если ты не хочешь. — Я был готов спать на диване, лишь бы проводить с тобой время, а ведь ты меня даже не трахал. Я тебя хочу больше. А всё остальное наладится. Хесус оборачивается и прижимает его к себе. — Проведу с тобой новогодние праздники, наши отношения отношениями-то только стать успели, я не хочу всё проебать. — бормочет Вова ему в плечо. — Спасибо, Вов. Я… Придумаю что-нибудь. Мы вместе придумаем. — говорит Хес. — Я постараюсь не быть таким эгоистом. Они скрепляют обещание поцелуем и проводят своё первое утро в качестве сладкой парочки, что может превратиться в целую жизнь. Если не проебаться.