как северный и южный полюс

      Зонтик знает, что, в общем-то, не сильно похож на остальных. он... другой. и нет, с этим никак не связаны ни белые пятнышки на его руках, что так восхитили Феликса в их первую встречу, ни ярко выраженная андрогинность, из-за которой Ромео как-то спутал его с девушкой. и характер здесь тоже ни при чем — меланхоликов в мире вполне себе хватает, тут он далеко не отличается от миллионов таких же. корень проблемы заключается в совсем ином, чем-то, что приближено к душе и сердцу. собственно, в этом самом сердце и состоит его отличие, если говорить на языке Ромео и всех других отъявленных романтиков, которые считают, что любовь рождается именно в нем. ему... не слишком нравятся девочки. нет, даже не так. его совсем не привлекает противоположный пол в качестве партнёра. зато от вида юноши, который ярко улыбается, от наблюдения за игрой в баскетбол на уроке физкультуры (сам он не играл, сидя на скамейке с Куромаку, ведь у них у обоих подготовительная группа) что-то внутри так приятно тянет, так щемит, что щеки наливаются теплом и краснеют, а самому Зонтику приходится отвернуться. лишь бы не выдать себя с головой, иначе потом вся группа будет тыкать в него пальцем и смеяться, как то было в средней школе. о нет, он никогда не забудет, как его пихали в тесную темную кабинку плохо пахнущего туалета, где щупали, лапали, смеялись издевательски и за волосы тянули, грозясь оторвать, как на физкультуре учитель поощрял каждый мяч, прилетевший ему в живот или в лицо со всей силы, как остальные педагоги вообще никак не реагировали, предпочитая проигнорировать, словно ничего не происходит, и лишь на уроке шикали на особо шумных учеников, которые на весь класс кричали: "Мира пидор, Мира пидор! пусть валит в свою гейропу, там ему самое место!". лишь медсестра к нему была всегда добра, улыбалась ярко, помогала как-либо, стирая слезы с щек, да директор иногда пытался что-то сделать, однако безуспешно. хорошо, что родители не стали его оставлять там, хотя новую школу пришлось искать долго. полтора года сплошного буллинга не прошли бесследно, и теперь на его сердце, на том самом сердце, из которого берут свое начало все чувства, полно шрамов и ран, которые спустя такое время кровоточат сильнее от осознания, что он (нет-нет-нет, только не это!) может влюбиться в кого-нибудь. это становится его личным кошмаром, запретным плодом, к которому нельзя прикоснуться, но так хочется. его гложет одна лишь мысль, одна-единственная мысль о подобной возможности, ведь он слишком хорошо знает — никогда нельзя предугадать реакцию человека. он может оттолкнуть, сморщить нос в омерзении, соврать, воспользоваться, выкинуть, отказать, рассказать всем, пустить слух. Зонтику приходит на ум всегда только самое плохое. нет ни единого просвета в этой темноте страшных вариантов, в любом из которых он остаётся один, ведь не может ему улыбнуться Фортуна.       пессимистично. он знает, но это факт — по жизни ему везёт мало. бабушка и дедушка отказываются признавать брак родителей, внука даже видеть не желают, а сами отец и мать вынуждены много работать. о друзьях и говорить нечего — впервые кто-то на полном серьёзе был готов с ним общаться не ради оценок или издевок (Вару не в счёт), а просто ради общения. нет, конечно, мама как-то рассказывала, что в детстве он даже с кем-то дружил, но после переезда с той девочкой они больше не виделись, да и не помнит Зонт ничего, даже имени, а внешность знает лишь по фотографиям, так что юноша даже не может точно назвать ее своим первым другом. валет слишком глубоко погружается в свои мысли, но его чуть трясет за плечо Феликс, показывая куда-то в сторону, и Зонтик сразу же "просыпается" — смотрит, щурится немного, чтобы разглядеть приближающуюся фигуру. ярко-красные волосы выделяются из общей толпы, ленивая, размеренная походка говорит о неторопливости, и треф невольно выдыхает, приулыбнувшись. Данте всегда несёт с собой столь нужное спокойствие всем. кроме Вару, конечно — его активность с манией величия и желанием подстебать каждого из своего окружения не способна остановить даже подобная аура. — доброго времени суток, друзья мои,— Ареас улыбается, склоняет голову, и Зонтик позволяет себе показать нос из-под шарфа и поприветствовать его, тут же кутаясь обратно. слишком холодно, как ему кажется, хотя прохожие одеты очень легко — кто в джинсовках, кто в одной футболке. наверное, он просто мерзляк, да и иммунитет у него не самый сильный, поэтому удивляться нечему,— к сожалению, Габриэль не сможет сегодня прийти. его внезапно настигла болезнь, у него очень высокая температура. но что не убивает, то делает нас сильнее,— Данте подходит ближе, целует ласково Куро в висок, а тот бросает на него взгляд, а после коротко, осуждающе шепчет: "Опаздываешь",—лучше опоздать туда, где ждут, чем явится вовремя туда, куда не приглашали. продолжая, Ромео просил передать, что сегодня он пойдет до университета с девушкой. первый вздох любви - это последний вздох мудрости... — да мы уже поняли, что ты цитатник! значит, остался один рогатый,— Вару усмехается, поправляет свои очки, а после поворачивается к Зонту со своей фирменной улыбочкой. тот замирает, а зрачки бегают из стороны в сторону — тревожно, значит, ему. знает же, что ничего хорошего с этого не выйдет. он ещё пару минут стоит на месте, потом быстро прячется за Феликса и, кажется, даже старается не дышать, когда цепляется за его рубашку и выглядывает осторожно из-за плеча. не то чтобы у них слишком большая разница — сантиметров шесть-семь, не больше,— но она позволяет неплохо спрятаться от всевидящих зелёных линз,— эээй, тряяяпка, а что это у тебя на голове? неужели это... это же паук!— когда в него бросают не самого крупного резинового паучка, Зонт отскакивает и тихо вскрикивает, сдерживая слезы. он сам не понимает, чего так боится — всего лишь игрушка, не более того,— однако страх берет верх. Вару смеётся, опираясь на колени и утирая несуществующую влагу с глаз, чуть приподнимая очки, а после выпрямляется и пытается успокоиться,— омг, твоя реакция — это нечто! ты так крикнул, словно девчонка, которая мышь увидела! такой писк феерический был!... а я знал, что ты настолько пугливый, тряпка, хахах! — Вару!— Феликс раздражённо кричит, прикрывая Зонтика собой окончательно, и тот чувствует тепло ладони, что едва касается его плеча, через ткань пальто. чуть подрагивая, он обнимает себя и смотрит испуганно то на игрушечного паука на асфальте, то на заливающегося смехом Вару, то на Фелю, который прописывает ему далеко не самый хилый подзатыльник, явно не рассчитав силы в порыве злости, из-за чего первый шипит и морщится,— прекращай свои детские шутки над Зонтиком! это даже не смешно!— треф сам не понимает, когда начинает аккуратно обхватывать уже его за руку, чтобы успокоиться и успокоить раздражённого Феликса, который отходит быстро. это в духе червового (он ещё думал когда-то, что один по дурости называет себя карточной мастью, но, видимо, нет) — злиться и через несколько минут уже как ни в чем не бывало улыбаться и болтать о том, какой кофе взять сегодня — моккачино или латте, а потом морщиться от того, как Куромаку пьет американо, потому что "ну это же горько, где сахар и сладость, где дофамин?!". — друзья мои, успокойтесь. как сказал Марк Туллий Цицерон, счастливая жизнь начинается со спокойствия ума,— Данте знает, какую цитату вставить. всегда. иногда Зонтику кажется, что он может предвидеть будущее на весь день, а потому заранее выбирает, какой афоризм и куда вставить. Куромаку выдыхает, достает телефон, проверяя время и шепча о том, что его остаётся совсем мало, а после продолжает проводить пальцем по сенсорному экрану и читать ленту новостей,— Куро, время не существует отдельно от нас. время – это мы сами, сила наших желаний и стремление действовать. если оно нужно, то ты непременно успеешь. так что не стоит так переживать — в конце концов, Пик уже почти здесь, и мы скоро выдвинемся. — я уже здесь,— раздраженный голос Пика раздается откуда-то сзади, и Зонтик невольно замирает, словно заяц, которого застала врасплох хитрая лиса. хотя тут скорее не лиса, а грозный волк со сверкающим оскалом — другую параллель с королем провести было невозможно. он всегда держится отстранённо, огрызается время от времени, а иногда Зонту вовсе кажется, что он готов перегрызть им глотки, но не делает этого лишь из-за собственного здравомыслия. Пик же далеко не дурак и не хулиган, даже если прогуливает пары, курит, выпивает с Вару или получает аттестат по выходу из школы с несколькими тройками. он просто тот человек, который хочет свободы от этих рамок, хочет дышать полной грудью. весь его облик кричит об этом, и неаккуратно уложенные волосы, выкрашенные в фиолетовый и по своей форме напоминающие рожки, и темно-карие, почти черные глаза, и даже стиль одежды и манера говорить. — ну наконец-то! пойдемте скорее за кофе, а? я булочки взял, с сахаром!— Феликс улыбается ярко-ярко, машет рукой пару раз, быстро надевает тканевую маску со смайликами, а после берет ладонь Зонта в свою и тянет в сторону входа. остальные идут следом, кто раздражённо цокнув языком, кто противно хихикая, кто просто молча. Феля перекатывается с носка на пятку, стоит около кассы и смотрит на кофе, пока Зонтик ищет кошелек и понимает, что, в общем-то, его нет. неужели он умудрился забыть его дома? Алебард же напоминал... неуверенно осмотрев все содержимое рюкзака ещё раз, он приходит к выводу, что денег у него сегодня нет, а значит, что и кофе, и обеда вместе с ними. зря дома не позавтракал, теперь весь день голодать придется,— эй? Зонтяяя, все хорошо? ты уже пятый раз осматриваешь свой портфель. — а... просто... я... — Зонтик нервно перебирает пальцами, надевает лямки на плечи и смотрит вниз. Куромаку, стоящий сзади, чуть хмурится, смотрит на него, но молчит, не делает замечания о том, что нужно говорить громче, ведь иначе его не слышно. собравшись с мыслями, треф ещё с минуту молчит, а после говорит уже совсем тихо, понурившись,— я, кажется, дома кошелек оставил. видимо, сегодня без кофе и без обеда,— пожимает плечами, а после чувствует взгляды и ёжится. ему очень неудобно перед ребятами, которые сейчас стоят и смотрят на него, как кажется, осуждающе,— простите... — ахахах, тряпка лох! ладно, так уж и быть, у меня есть кое-какая мелочь, я могу немного поделиться,— Вару сначала отсмеивается над глупостью Зонта, а после с выражением лица, словно он — Иисус, что помогает бедным верующим, протягивает несколько монеток-десяток. Куромаку и Пик молча переглядываются, хмурятся, но неожиданно тоже достают из карманов мелочь и кладут ее рядом с "вложением" Вару. бариста смотрит на это с удивлением, как и сам трефовый, который поднимает голову и округляет глаза. ему казалось, что сейчас ему будут читать лекцию, а потом скажут что-то по типу "ну, сам виноват, выкручивайся как-нибудь", но никак не этого. они общаются всего несколько месяцев (примерно с того момента, как Феликс в начале весны решил, что неплохо будет познакомиться с кем-то), но эти люди готовы помочь ему. в груди становится непривычно тепло, Зонтик чуть улыбается неловко. — иметь деньги, да не помогать другим, всё равно что войти в пещеру с драгоценностями, а вернуться с пустыми руками,— Данте немного приподнимает уголки губ в полуулыбке, кладет сбережения рядом с остальными и смотрит, как треф чуть краснеет. юноша знает, как быстро сейчас бегают его зрачки, когда он переводит благодарный взгляд то на одного товарища, то на другого, как все больше теплеют его щёки, наливаясь румянцем, но не может перестать улыбаться и почти даже плакать, когда видит, как Феликс тоже добавляет несколько купюр и начинает чуть размахивать руками, говоря что-то про счастье и добро в мире и, кажется, соглашаясь с Данте. Зонт чувствует, что всё-таки слезы катятся вниз, вытирает их и смеётся тихо, бесконечно повторяя слова благодарности и говоря, что все вернёт, пока ребята только отмахивались, мол, не надо. — мы же друзья, ну! бери и не парься,— Феликс обнимает его, а треф сглатывает комок в горле и кивает, не переставая мелко трястись от осознания собственного счастья. может, эти люди не отвернутся от него, даже если узнает об ориентации. у него теперь есть надежда и поддержка даже вне дома, пусть иногда кажется, будто он для них пустое место. Зонтик понимает, что это не так, чувствуя, с какой теплотой каждый смотрит на другого, даже Пик, Куро и Вару, которые, в общем-то, казались самыми неспособными на подобное проявление чувств. Феля проводит по его волосам, смотрит на отросшие черные корни и качает головой,— по дороге к тебе купим вкусняшки и краску с осветлителем, а то ведь у тебя корни уже отросли! будем смотреть фильм и красить тебя! о, как давно я хотел кого-нибудь покрасить! ты ведь не против? да? да? да? — конечно, не против. ребята... спасибо, что вы есть,— улыбаясь, Зонт берет деньги и оплачивает свой раф, пока остальные берут свои напитки. Вару пьет аффогато с ликёром, улыбается, словно кот, наевшийся сметаны, и — треф уверен в этом, пусть и не видит,— подмигивает через линзы очков, наблюдая, как Пик забирает трипло, а Данте покупает ягодный чай для себя и американо для Куро. последний выходит Феликс с бичерином, видимо, решивший попробовать что-то новенькое.       кажется, Фортуна наконец улыбается ему, пусть и не так ярко, как Феликс. она добавляет в его жизнь зелёную, серую, красную, фиолетовую, розовую, коричневую и жёлтую краски, делая картину мира чуть ярче, даря надежду. эти люди и есть его надежда, если уж совсем честно, и он действительно верит, что они никогда не станут его личным сортом отчаяния, самого горького и самого худшего из всех возможных, похожего на вкус на черные кофейные зерна.