Валькирия. Отблески Сириуса

Темноты боятся скелеты в шкафу.

Рвется от нагрузки всемирная сеть.

Нам двоим достался один парашют.

Значит прыгнем вместе и будем лететь. БИ-2 — Лайки

***

      Каждый год лето приходится ждать чуть дольше, чем в прошлый раз. И каждый год, когда зима становится длиннее и холоднее, лето становится короче и жарче. — Андромеда! — Вымолвил запыхавшийся Орион, поднимаясь на гору. Юный канцлер забыл, а на самом-то деле и не знал, каким душным может быть лето на родной планете его народа. Увы, он и его сестра родились на космической станции и родной планеты никогда не видели. Их мир был захвачен сепаратистами и лишь спустя долгие годы был отбит. Но столько всего нужно было сделать, чтобы восстановить утраченное и вернуть славу великим святыням. Это бремя упало на него слишком резко. Ориону хотелось побыть ребёнком.       Ещё он не знал, куда же подевалась его дорогая сестрица. А чем дальше уходила Андромеда, тем слабее становилась псионная связь брата и сестры, от чего терялись ощущения и поток мыслей. — Святые Проповедники! — Воскликнул глава рода Фаргон, уперев ветку, служившую ему тростью, между камней, чтобы немного отдохнуть. — Андромеда! Пошли домой, я устал! —       Иногда псионикам везло, и они становились Детьми Порядка — ранг, для которого искажение всех десяти волн было не проблемой. А иногда рождались такие пары, как Орион и Андромеда: первый искажал Рывок — волну, ускоряющую метаболизм и позволяющую телепортироваться на короткие дистанции. Его сестрица искажала Бросок — высшую форму телекинеза. Обычно псионики искажают по две волны, но если брат и сестра искажают парные волны, как Рывок и Бросок например, то их силы зависят от умения не одного, но сразу двух бойцов. Орион и Андромеда учились у лучшего псионика современности. У кузена-полукровки и героя войны — Райли Райдера, а потому мастерски владели сразу двумя волнами каждый.       Но война закончилась. Тела их родителей были преданы огню, как и полагается королю и его королеве, а Старая Валькирия стала частью Республики Единых Систем.       Вскоре Орион сыграет свадьбу с дочкой президента. Вскоре, как только закончится лето, жизнь изменится в очередной раз, чего юный канцлер боялся больше всего. — Не вопи так. Я просто решила пробежаться. — Хохотнула сестрица, оказавшись за спиной. Орион исказил Рывок, метнулся в тоннель и телепортировался за спину сестры, схватив её со спины. — Не шути надо мной так. Я старше тебя! Сильнее! И куда умнее, чем ты думаешь! — Усмехнувшись, он не заметил подлого удара локтём в бок. Благо Рывок усиливал мышцы и кости. Чуть пошатнувшись и получив подзатыльнику от сестры, Орион огляделся.       Лето на Глейроне было жарким. Там, внизу, у склона горы, сверкало на солнце чистейшее озеро, доступное только потомкам королей. Всюду цвели деревья с алой листвой, росшие на вершинах скалистых гор. Там, внизу, вместо чащ из деревьев, стоял каменный лес, из древних серых монолитов, поросших алым мхом. Это планета сплошь и рядом была заполнена лесами из каменных столпов, горами, верхушки которых красиво укрывались алой травой и алыми цветами. А что до тумана, царившего между верхушкой и низом…       Стоило побывать внизу, то туман тяжёлым полотном накрывал высокие горы, закрывая путь к ним для тех, в чьём сердце царил страх. Но стоило его преодолеть, как туман оказывался внизу, не давая разглядеть тропинки и дороги.       Как канцлер, Орион знал, что родной мир валькирианцев разграблен не полностью. Ещё не все ресурсы были выкачены из недр планеты руками Безымянных Охотников. Ещё столько предстояло сделать, чтобы восстановить былую славу народа. Орион страшился, что так и не сможет исполнить мечту отца. Ему ещё хотелось побыть ребёнком, что беззаботно пробегает всё лето, проведёт каждый выходной в речке или озере, а каждый вечер обязательно закончится костром и жаренным мясом.       Словно читая мысли брата, Андромеда улеглась на алой траве. — Я тоже скучаю по отцу. И по маме. — Голос её стал тихим. Она закрыла ладонями своё красивое лицо и затихла, пытаясь не заплакать. Орион лёг рядом, глядя в чистое небо. Как же ему хотелось испросить совета у отца и поплакать на коленях матери. Ах, если бы мечты исполнялись так же легко, как приходит лето после осени! — Я так не хочу принимать рясу канцлера. Я бы с радостью смотрел, как отец садится на трон, нежели сам принимал это проклятое бремя. — Ветер на горе был холодным, но от жары столь желанным и долгожданным. Он погнал облака за собой; Орион же провёл рукой по плечу сестры. Андромеда перевернулась со спины на бок и переплела свои пальцы с пальцами брата. — Ты достоин этого как никто другой. Нет больше Фаргона, который бы мог занять престол. — Капли пота слетели с её щеки, упав на колосок красной травы. Орион закрыл глаза и прикоснулся своим лбом ко лбу сестрицы. — А если я не смогу? Что если я совершу столько ошибок, от которых после не оправиться? — Андромеда подняла веки и заглянула в глаза брата. Для неё не было такого прекрасного места, где бы она смогла найти покой. Лишь глаза горячо любимого братца могли утешить горечь поражение, успокоить пылающий в сердце гнев. Чтобы не собирался делать Орион, Андромеда была подле него. Каселия — их дражайшая матушка, погибшая во время войны, то и дело говорила, что дочка её даже в колыбельной не отпускала брата. И Андромеда была готова поклясться, что помнила часы пребывания малюткой и помнила, как жалась к брату во время грозы или дождя. — Всё ты сможешь, дорогой мой. Ты — сын Авалона герат Фаргона, потомок великих королей. Наберись терпения, братец и всё у нас получится. — Она поцеловала её в щёку и раскраснелась. Иногда её посещали мысли, за которые Святые Проповедники на том свете лишили бы её всяких прав на место подле отца и матери, сидящих на небесах. Нельзя ей было думать о брате, как о мужчине, которому она могла принадлежать. Андромеда не могла позволить этой позорной мечте сбыться. Это время для них не было обыденным летом, которое могло позволить себе спрятать шалости, глупости и даже безумие любви, от которой можно было сойти с ума.       Да и Орион никогда бы не подумал о сестре, как о женщине, которая бы подарила ему себя. Нет. Пусть их связь сильна, прочна и нерушима, они не могли позволить её разгореться, как летней жаре.       Ни брат, ни сестра не могли бы вечно хранить эту любовь. Будто осень, она сменится грязью, а позже придёт долгий, ненавистный зимний мороз, позже из-под снега придёт весенняя радость и вновь летний жар распространится так же быстро, как и исчезнет. И с каждым годом этот яркий миг будет всё короче, покуда огонь жаркого костра вовсе не погаснет. — А ведь это наше первое лето на родной планете, сестрица. — Орион положил голову на живот Андромеды и повернулся так, чтобы глаза его видели мерцающий горизонт, до которого не мог дотянуться туман. И так, чтобы он мог слышать дыхание сестры, что успокаивало дрожь в теле и боль в груди. — Первое лето на родине и последнее лето как принца и принцессы. — Прошептала Андромеда, целуя брата в макушку. Чувствовал ли он, как сильно бьётся её сердце? Знал ли о том, как сильно её изъедает чувство вины?       И так они провели весь день на горной полянке, наблюдая, как красный солнечный диск неумолимо движется к горизонту, призывая за собой закат и длинный, теплый вечер. Ох уж эта жара, от которой шла кругом голова. От которой губы сохли и трескались. Изредка ветер обдувал их тела прохладой и в мысли витали около озерца, из которого даже пить нельзя, ни то что купаться в нём! — Я люблю тебя, сестрёнка. Обещаешь, что всегда будешь со мной? — Голос Ориона, впервые за долгое время, стал донельзя похожим на голос почившего Авалона. Андромеда дрогнула, боясь этого бремени; она убрала за плечи локоны отросших вороных волос и закрыла глаза. — Я не смогу быть твоей, мой дорогой братец. Не смогу просыпаться с тобой по утрам; не буду той, кто подарит тебе истинное счастье. Но я обещаю, что буду с тобой. Я буду любить твою жену, как родную сестру. Буду оберегать твоих детей, как своих родных отпрысков. Я буду советницей, пророчицей. Но никогда не смогу быть ТВОЕЙ. Ведь это не правильно. Мы не можем навлечь на себя такой позор. — Андромеде казалось, что вот-вот брат задушит её. Но он лишь поднял свой взор, почесал макушку и пригладил стоящие дыбом чёрные волосы, чтобы посмотреть в синие глаза сестрицы. — Я бы никогда не смог принять такого дара, Андромеда. Я бы лучше умер, чем опозорил бы тебя своей любовью. Ты и я — часть одной единого целого, сестра. Я готов свернуть горы ради тебя, но кому вручать сердце твоё — лишь твой выбор. Даже Святые Проповедники не властны над ним. — Андромеда улыбнулась как малютка, который подарили любимую игрушку. Так весело и так полно, что от радости она обняла брата девичьими руками так сильно, как только могла. Уже без мыслей о страшной любви, что манила и отталкивала одновременно. Нет, это всё проклятая летняя жара заставила её реветь в объятья брата! Принцесса успела возненавидеть своё первое лето на родине предков так же сильно, как и влюбиться в него. — Хотел бы я, чтобы это лето длилось вечно… — Прошептал Орион герат Фаргон.       Но как бы они ни старались, лето неумолимо приближалось к своему концу. Их детство заканчивалось предательских быстро. Вскоре Орион войдет в полные права Канцлера Валькирии, и возьмёт в жёны красавицу Бритни — дочку республиканского президента. А Андромеда будет подле брата, как и всегда. Она будет оберегать его, своего брата, его возлюбленную женщину и детей, которых ему подарит его жена. Она будет любить своих племянников так же сильно, как и брата; ретиво и сильно, как жаркие дни летней поры.