И если никто не простудится, то всё пренепременно сбудется

      Ноябрь в Питере получался невероятно противный. К ошалевшим по осени преступникам добавились постоянные дожди и сопливые сотрудники отдела полиции. Дима лениво помешивал карандашом третью кружку кофе за день — хотелось хоть как-то согреться и не подхватить простуду. Буквы в отчетах кружили в бесконечном хороводе что в бумажках, что в еле дышащем рабочем компьютере. Дубин уже давно забросил попытки делать дела, поэтому развлекался неспешным рассматриванием помещения, сослуживцев, пятен на рабочем столе и напарника, сосредоточенно сопящего над документами за этим самым столом. Игорь, всегда пренебрегающий формой, в этот день был особенно неряшливо-уютным: с закатанными рукавами старого черного свитера он был похож на сонного кота. Желание зарисовать такого непривычного Грома победило состояние Димы. Он тихо потянулся за скетчбуком и, вытащив несчастный карандаш из кружки, принялся переносить профиль Игоря на бумагу. Дима довольно взглянул на работу: острые скулы и росчерки шрамов на контрасте с мягкостью свитера и чуть вьющимися волосами вызывали непонятное щемящее чувство внутри. Приглядевшись, он вдруг понял, что эта бесконечная нежность к майору уже давно живет в нем и стала привычной частью его жизни. С таким даже не нужно было мириться, это была приятная согревающая данность. Улыбнувшись своим мыслям, он поспешил за очередной порцией кофеина.       Игорь выдохнул. Последние десять минут он, почти не дыша, наблюдал за порхающим по бумаге карандашом Димы, за его легкой улыбкой. Светящийся точно маленькое солнышко напарник взволновал Грома, ведь с таким лицом можно рисовать только то или того, кто запал в душу. Почему-то хотелось, чтобы этот свет доставался только ему. Игорь нетерпеливо оглянулся и поспешил сунуть нос в новый рисунок. Разглядывая заботливо выведенные линии, он почувствовал, как румянец расползается по щекам, а в грудной клетке непривычно потеплело.       Дима вернулся с двумя дымящимися кружками и, поставив одну рядом с Громом, забрался с ногами на свой стул, стараясь согреться и морально готовясь пережить последние часы рабочего дня наблюдая за трогательной морщинкой на лбу майора. Игорь машинально сделал глоток и почувствовал, как тепло потихоньку разрастается, разливается по всему телу, оседая щекоткой на кончиках пальцев. Хотелось списать это на напиток, но в душе он понимал, что дело вовсе не в кофеине, а в том, кто его так заботливо принес. Решение было принято так быстро, что думать почти не пришлось — сердце сделало свой выбор.       — Может уйдем пораньше сегодня? — Дима встрепенулся. Нечасто можно услышать такое из уст Грома, тем более в разгар работы, но отказаться было бы глупостью. Подавив кучу возникших вопросов к майору, он быстро закинул скетчбук в рюкзак и, подхватив куртку, поспешил к выходу. Они прошли в теплом молчании половину пути, но с каждым шагом Игорь становился всё более задумчивым. Дима видел, что что-то происходит, но не знал, как начать разговор. Когда Гром совсем помрачнел, Дима не выдержал:       — Послушай, Игорь… — речь прервала неожиданно упавшая на димин нос снежинка. Потом вторая. Через несколько секунд началась настоящая метель, снег запутывался в волосах, сиял в свете фонарей, кружась в замысловатом танце. Дима удивленно заморгал и улыбнулся — первый снег Питере всегда был чем-то особенным, волшебным. Игорь поднял взгляд на небо и тяжело выдохнул.       — Знаешь, Дим, у меня всю жизнь была мечта - станцевать вальс под снегопадом — он бережно наматывал свой шарф на димину шею — может, ты был бы не против исполнить эту мечту? Дима услышал в голосе Грома что-то такое, что не смог сдержать широкой улыбки и обхватил плечи майора, уткнувшись холодным носом в его шею. Они медленно закружились в одном ритме со снежинками — с каждым шагом Игорь сначала неуверенно, а потом всё крепче прижимал к себе самое дорогое, что мог подарить ему первый снег. Им не нужна музыка, они наконец нашли то, к чему так долго стремились: в целом мире остались только они, фонарь и белое полотно.       — Зайдешь на чай? — Игорь заметил, как сверкнули чем-то лукавым и немного нежным зеленые глаза за стеклами очков, и осторожно смахнул с белых волос снежинки.       — Конечно, напарник — Гром улыбнулся уголком губ. Кажется, он не будет мерзнуть один этой зимой.