Однажды в Греции

— Ну что, пойдём обратно в номер? — Илья осторожно касается плеча Тамби, будто проверяя, подействует ли это так же, как час назад. Всё повторяется в точности: та же сосредоточенность, лёгкий стыд и невероятное удовольствие. Его друг что-то читает, но тут же закрывает книгу и перехватывает руку на плече, сжимает её в своей. — Пойдём. Они вместе идут вдоль набережной, а потом по асфальтированной дороге, разве что не дымящейся от жары. Хотя солнце уже опускается и не так сильно жжёт. До заката остаётся всего пара часов и небо похоже на краску для керамики: оно блестит глубоким, будто заливающимся внутрь смотрящего голубым цветом и едва заметно розовеет на линии горизонта. Двое молчат. Илья закидывает руку на плечо Тамби и гладит его большим пальцем, пока они идут. — У меня никогда не будет друга, как ты, — вдруг говорит Макар, забывая, что он много чего передумал и дошёл до этого вывода лишь у себя в голове. Тамби останавливается и улыбается ему, всё ещё молчит. Его глаза сверкают, будто соглашаясь с каждым словом этой фразы, но он не смеет прервать торжественную тишину, чтобы сказать об этом в слух. Через несколько секунд они уже вновь идут к отелю, чувствуя, будто обсуждали сказаное полчаса или даже час. — Слушай, я экскурсию нашёл к одному храму на вечер… не хочешь поехать? — спрашивает Илья, перед тем, как разойтись по номерам. — Конечно! Я тоже её видел, но боялся, что тебе будет неинтересно. — Значит, до вечера? — До вечера, — они обнимаются, ощущая переполненность друг другом, понимая, что в их отношениях произошло нечто важное, и расходятся, чувствуя необходимость обдумать это в одиночестве. Дребезг будильника прерывает прекрасный сон-воспоминание. Тамби открывает глаза и осматривается. Рядом с ним лежит Рус. Он тоже проснулся. — Чёрт, почему я не отключил будильник? — сонно говорит Рептилоид, — сегодня же выходной! — Доброе утро, — улыбается Тамби, придвигаясь к парню и оставляя дорожку из поцелуев от ключицы до губ. Ему отвечают на поцелуй. Он пытается понять, что чувствует. Это, безусловно, приятно. Рустам точно для него привлекателен и целовать Рептилоида — прекрасно. Но в этом нет никакого трепета, волнения, интриги, таинственности. Нет никаких сильных эмоций, даже чувства чего-то личного и сокровенного нет. Он мог бы точно так же целовать Самдахмедова в гримёрке, не боясь, что их застукают. — Мой хороший… Любимый придурок с кудряшками, — улыбается Масаев, едва ощутимо проводя рукой по его щеке. Ему в ответ тихо смеются и взъерошивают волосы. — Будешь с такой причёской ходить? — Угууу, — Тамби тоже смеётся. Это всё невероятно греет и заставляет чувствовать неразрывную связь с человеком, но… — Слушай, а поехали залезем на крышу того старого дома? Помнишь, мы там были в прошлом году, — предлагает Тамби. У него есть план, финальная проверка для своего пугающего предположения. Неужели они просто друг к другу привыкли за столько лет? Неужели больше нет никакой любви — ни высокой, ни милой, ни воинственной, а есть только комфорт и привязанность? — Что? Зачем?.. — Просто так. Когда мы последний раз сбегали от всех? — Ну… хорошо, поехали. Они накидывают одежду, которая попадается под руку, выходят из дома и садятся в машину, жутко сонные. Рустам выглядит даже слегка раздражённым, что его вытащили из квартиры на холод в такую рань. Тамби напряжённо думает, прислушиваясь к себе и гадая: что сейчас произойдёт с ними? Через двадцать минут они оказываются у старой пятиэтажки, стоящей практически на пустыре. Это полуразваленная заброшка, где давно никто не живёт. А ещё там не закрыта крыша, с которой открывается впечатляющий вид на закат. Они забираются туда и садятся на край. Тамби обнимает Руса и они вместе смотрят на восходящее уже поздним утром зимнее солнце. Всё переливается розовыми тонами, будто полупрозрачная ткань окутывает пространство. А Тамби не чувствует. Не чувствует совсем ничего. Ни воодушевления, ни бури эмоций, ни желания остаться здесь с Рустамом навсегда. Ему только холодно и неприятно сидеть на снегу, которым завалена крыша. Поняв это, он встаёт и делает несколько нервных шагов по хрустящему снегу. — Рус, мне нужно с тобой поговорить. Я хочу тебе кое-что рассказать. — Может быть, пойдём в машину? Тут довольно холодно, приятель, — предлагает Саидахмедов. — Нет. Я бы хотел рассказать здесь. Это не займёт много времени. — Как скажешь, Тамби. Я слушаю. — Ты спрашивал меня… — его голос слегка дрогнул и он осёкся, но тут же вспомнил: дороги обратно нет, — Ты спрашивал меня о том, что было между нам с Ильёй в Греции. Я должен ответить, что ничего, кроме крепкой дружбы и… одной неожиданной истории. Как-то вечером мы решили поехать на экскурсию к греческому храму. Там было невероятно красиво: колонны, уходившие в ночное небо, казались бесконечными, руины раскидывались на сотни метров в разные стороны, и мы ходили между ними, как в лабиринте. Экскурсия была недолгой, всего около часа, а потом нас отпустили походить самим. Группа быстро ушла в сторону города, а мы с Ильёй остались и стали бродить по этой земле, усеянной остатками древнего здания. Макар сел на один из камней, и я сел тоже, невероятно близко к нему, ближе, чем обычно. Я слышал, как он дышит, и как-то неосознанно начал дышать вместе с ним. Он вдруг положил мне руки на плечи, посмотрел в глаза. Я видел, что он очень волнуется, но не понимал, почему. Вдруг, он приблизился ко мне ещё сильнее, лицом к моему лицу, и сказал: «Кажется, я тебя люблю», а потом поцеловал, очень долго, очень осторожно и старательно. Мы опустились с камня на землю, он положил мою голову себе на колени, и мы сидели молча, смотря в небо. В ту ночь было очень много звёзд… Тамби замолчал и слегка прикрыл глаза, вспоминая ту ночь. Тогда ему и в голову не могло прийти, что земля слишком мокрая или холодная или что они сами не доберутся до города — он вообще ни о чём не мог думать, потому что его крыло как никогда в жизни, он захлёбывался от эйфории. — Теперь ты знаешь, — завершил он. Рус встал и, чуть покачиваясь, вышел с крыши, оставляя Тамби в одиночестве. Он видел, как Рептилоид вызвал такси и уехал куда-то, но пока у него не было сил подумать, куда. Он достал из кармана телефон и позвонил. — Илюш… Мне очень нужно с тобой поговорить. Я могу приехать? *** В начале одиннадцатого утра Тамби заходил в квартиру Макара. Здесь всё было украшено к новому году, даже небольшая искусственная ёлка была наряжена. Илья выглядел слегка уставшим, видимо, занимался этим украшением всё утро. Он помог другу снять куртку. — Ты замёрз, наверно. Пойдём сделаю чай, — предложил Макар. У него был особенно добрый и проницательный взгляд сегодня, Тамби даже показалось, что он уже знает, что случилось, и не сердится на него. Это было бы очень кстати, потому что начать разговор казалось крайней неловкостью. Они зашли на кухню, где Илья, как и обещал, сделал чай и поставил на стол печенье. — Ты хочешь, что Нурлан ещё чаще надо мной прикалывался? — улыбнулся Тамби, враждебно посмотрев на тарелку. — Ты и так неплохо похудел за последнее время. С твоей внешностью всё в порядке, — улыбается Илья и слегка поглаживает друга по животу, проходя мимо него к горе посуды, которая, видимо, накопилась за несколько дней или осталась после гостей. — Я помогу с этим, — говорит Тамби, — Ты выглядишь уставшим, так что садись, отдохни. Как раз поговорим и, если ты меня не выгонишь, я всё помою. — Звучит как выгодное предложение, — усмехается Макар и садится напротив парня, — Ты же понимаешь, что я теперь не могу тебя выгнать, что бы ты ни сказал? — Ну, это мы ещё посмотрим… — Не переживай, — Илья кладёт руку поверх слегка дрожащей руки Тамби, стараясь его успокоить, — Что случилось? — Я рассказал Русу. Только что. Он убежал, ничего не сказал мне. — Что? Почему ты это сделал?! — Илья повысил голос но тут же осёкся, — То есть, не подумай, что я виню тебя, просто правда, из-за чего ты решил сказать? — Я понял, что мы давно не любим друг друга. Просто привыкли быть рядом и не могли разойтись. Я ожидал такой реакции от него… Возможно, мне стоило соврать, что я оттолкнул тебя, попросил прекратить, но я не смог. Он не видел этот невероятный, зыбкий, хрупкий процесс зарождения чувства, который мог видеть я… Ты был прекрасен, когда начинал это осознавать, — Илья слегка смущённо потупил глаза, вспомнив, с каким удивлением только-только начинал понимать свою любовь к Тамби. — И что теперь думаешь делать? — спросил он. — Понятия не имею. Для начала прийти в себя, потом, возможно, найти Руса и поговорить с ним спокойно. Посмотрим. — Да, это правильно. Ты молодец, ты сделал всё, как нужно. — Ты не сердишься на меня? — Илья встал, подошёл к Тамби и обнял его. — Ну, конечно, нет. Ты сейчас в шоке, скорее всего, но потом может быть тяжело… можешь на меня рассчитывать. Мы справимся, обещаю. — Спасибо… — шепчет Тамби, — Но теперь я должен помыть посуду, я обещал, — он тихо хихикает и целует Макара в плечо, опуская руки и вставая. *** Закончив с посудой, Тамби обернулся и увидел задумчивый взгляд Ильи, направленный на него. — Ты чего так смотришь? — спрашивает Масаев. — Давай съебём куда-нибудь вместе? Прямо сейчас, на весь день? — вдруг выдаёт Макар, — В какой-нибудь ближайший город. Погуляем там вдвоём, посмотрим, как в регионах готовятся к новому году… — Д…да, конечно! — Тамби слегка заикается от счастья. Это то, о чём он думал последние минут двадцать. Они одеваются и спускаются в машину. Тамби по инерции ещё продолжает прислушиваться к своим чувствам. Пока что он не испытывает сожаления или отчаяния. Но Илья правильно сказал: это всего лишь шок. Он осматривается по сторонам. Белые хлопья снега кружатся, задавая всему вокруг неторопливый вальсовый ритм — воздушные три четвёртых, ленто пиано где-то в районе пятой октавы. Даже голос Понасенкова будто напевает что-то непринуждённое из итальянской оперы. Тамби усмехается тому, какой бред выдаёт его мозг в стрессовой ситуации. Хотя с Женей он после съёмок разговаривал, и без камер тот оказался более чем вменяемым, даже интересным. Морозный воздух проникает глубоко в лёгкие, и Тамби поднимает голову на Илью. Его глаза блестят на солнце и в них то же самое живое, искреннее волнение, как в тот вечер. Ему невозможно перестать удивляться. Они садятся в машину и Тамби вдруг придвигается к Макару, слегка приоткрывая рот и собираясь прикоснуться к губам. Илья уворачивается и обнимает его. — Ты сейчас не в себе. Я не хочу этим пользоваться. Когда ты успокоишься и сможешь принять решение, мы обязательно вернёмся к нашим отношениям, я обещаю, — негромко говорит он. — Да, ты прав. Извини. Просто мне кажется, я постоянно вижу у тебя в глазах… — Тебе не кажется, Тамби. Но я сдерживаюсь, чтобы ты не сделал ничего, о чём мог бы пожалеть.