а потом мы поговорим

— Пока-пока! — кричит Катя из коридора и хлопает входной дверью. — Пока, — бросает Антон, затягиваясь сигаретой, и выдыхает, не задерживая дым надолго. Пепельница стоит на тумбочке рядом — изумрудного цвета из хрусталя — Антон уже даже не удивляется, когда Арсений вытаскивает её из полки. — Ты заебал курить в спальне, — Арсу нужно быть недовольным — Антон уже в который раз игнорирует его просьбу, закуривая прямо в кровати, благо, что стряхивает в пепельницу. Арсений стоит на пороге, только что проводив Катю, в одних штанах Антона, которые подобрал с пола не глядя, поэтому завязки затянуты туже вокруг таза. Арсений не может сейчас негодовать — выглядит слишком довольным, заласкано-затраханным. Даже в плечах видна расслабленность, что сразу заметна — дома Арс горбится и от того выглядит каким-то домашним. — Я одну, — оправдывается Антон и спешно тушит бычок, удерживая двумя пальцами. Голый — только пах прикрыт уголком одеяла — такой же сыто-довольный Антон курит в чужой постели уже который раз за месяц. Он сползает ниже, полностью ложась на спину, и ладонями трёт лицо, чтобы согнать сонливость — через два часа сапсан в Москву, где их с Арсом ждут на съёмке. Одеяло сдвигается, и краешек, рассеянно накинутый на живот, лишь наполовину прикрывает пах — морщинистую мошонку с довольно крупными яйцами и вялый, больше среднего размера член, небрежно лежащий на бедре. И похуй, что Арс видит. Грань дозволенного стерлась ещё на второй встрече, когда Антон после действительно спорного уикэнда напросился на ещё один вечер, чтобы унять странные мысли. Они не говорят — хватает молчания, кивков и стонов. Делить на троих не сложно, и Антон легко подсаживается на эти встречи, возвращается в Москву ночами и сбегает в Питер, как только появляется возможность. Антон не забывает о взглядах, просто смещает свой интерес в горизонтальную плоскость и, разделяя Катю на двоих, смотрит только на Арсения. Не целиком, а кусками, выхватывая детали, которые никогда не замечал — будь-то родинки на пояснице или привычка поправлять челку, даже когда ему самозабвенно отсасывают. — Пора собираться, если не хочешь опоздать, — тянет Арс, вытаскивая из шкафа чистые вещи, а вместо разумного ответа ему только недовольный стон. — Можешь лежать сколько угодно, но я собираюсь выходить через сорок минут… — Я понял, — угукает Антон, перетекая в сидячее положение. — Нахуй нам вообще к Ивлеевой на шоу? — бурчит и поднимается с кровати, потягиваясь. — Светить лицами, — хмыкает Арсений, бросая в лицо чистое полотенце — Антон ловит и смеётся, закидывая его на плечо. Душ помогает, прохладная вода смывает дымку сна, и Шаст намыливается чужим гелем, как делал в первый раз. В субботу их ждёт совместное мероприятие в Барнауле, и Антон возлагает на него странные ожидания — трахаться там не получится, никого из ребят больше не будет, и, возможно, пустой разговор станет более осознанным, хотя Антон не представляет, о чём вообще говорить. Антон выползает из душа, наспех вытирается полотенцем и перевязывает его вокруг бёдер. Пальцы касаются лёгкой щетины, что лучше бы сбрить, и Шастун переводит взгляд на зеркало над умывальником, рассматривая щёки. Лишнее время ещё есть, так что он опускается на корточки, чтобы найти запасной станок и пенку — Арсений благодушно разрешил пользоваться всей нужной утварью. В тумбочке мало вещей — Антон шарит рукой, выискивая нужное, и цепляет пальцами небольшую корзинку, тянет ближе из дальнего угла и любопытно суёт нос. Несколько тюбиков смазки самых разных вариантов и чёрная матовая пробка. Все в офисе часто шутят, что у Арса шило в жопе, и Антон боится думать, сколько раз это была не шутка. Антон не глупый, прекрасно понимает, что это и куда это, но от знания не легче, только туже затягивается узел в желудке — хочет знать, когда Арс будет с этой штукой, чтобы увидеть, как хорошо он умеет скрываться. Он боится коснуться её, чтобы никоим образом не выдать своё новообретённое знание, но забыть и откинуть рой мыслей, что Арсений мог быть так близко к нему с этим, не получается. Хотя, с какой это стати Антон решил, что Арсению хватает смелости и дурости выйти на публику таким — чёрт возьми, Антону слишком интересны чужие ощущения. Чувствует ли Арсений стыд и возбуждение? Боится ли огласки, и как далеко он может зайти? Шастун порывается спросить, но вовремя даёт себе оплеуху. Молчит, просто смотрит — Арсений спокойно сидит на соседнем сидении в такси, едет рядом в сапсане, тихо мычит в такт песне в наушниках — ничего особенного, но Антон так смотрит, будто с чужих губ сейчас сорвётся стон. — Что-то не так? — спрашивает Арс, когда такси с вокзала подъезжает к локации. — Ты молчал всю дорогу, — подмечает осторожно, и Антон тянет брови вверх, обманчиво улыбаясь. — Всё хорошо, — Арсений ему не верит, но с разговорами не пристаёт — и за это Антон благодарен. Всё хорошо — универсальный ответ. Именно так Шастун отвечает всем, кто что-то спрашивает — Стас докапывается, где он был целый день, что смог освободиться только к вечерней съёмке, напоминает о поездке с Арсением, просит согласовать с Оксаной детали. Антон всем просто кивает, послушно подставляет лицо визажистам, забирает у Оксаны вещи, которые ему собрал стилист, а смотрит только на Арсения. Тот мельтешит по гримёрке, смотрится в каждую блестящую поверхность, поправляя чёлку и рассматривая, хорошо ли ему в жилетке, что полностью обнажает руки, увитые тугими мышцами. Антон знает, как сильно они натягиваются, когда держат Катю на весу. А потом их сажают на один диван как одну команду, в которой, по словам Димы, они просто коллеги, которые спят по любви. Шастуну не смешно — Арсений что-то отвечает и ёрзает по дивану, пытаясь найти спокойствие, сжимает-разжимает бёдра, и Антон безумно счастлив, что облачён в просторные джинсы. Он пытается сосредоточиться на вопросах, но Арсений рядом вскакивает, подпрыгивает и, кажись, пылает — это чувствуется тонким запахом пота, который Антон горазд узнать из тысячи после всех тех вечеров, когда Арс потный втрахивал Катю в матрас совсем близко. Арсений жалуется на Гудкова, но Антон едва вникает, залипает на капельки пота на висках, что-то вбрасывает о гостях, но Арсений рядом смотрится в камеру телефона, горящими глазами смотрит на него — Антон замирает. А потом получает затрещину — ведь Арсений видит, что ему уже слишком, поэтому специфическим способом приводит в чувство. — Давай, Антох, — смеётся Ивлеева, — теперь ты. Антон мешкается — что ему не нравится в Арсении? За месяц он узнал о нём больше, чем за все года, стоило только попросить, но лукавый взгляд голубых глаз и язык, что резво слизывает пот над губой, заставляют почувствовать то самое волнующее возбуждение. — Меня бесит, что он скрытный, — говорит Антон, и Дима с Серёжей его поддерживают. Шастун готов отдать все свои кольца на то, что они имеют в виду разные вещи — Диму заботит, сколько стоит его жилетка, Шаста — есть ли в этой вертлявой заднице пробка. Арсений отшучивается, как обычно сливаясь с ответа, и Антон думает, что его просто нужно припереть к стенке лицом. А потом им задают вопрос о сексе втроём — у Антона холодный пот течёт по спине, и дикое желание проснуться. Парни шумят, обсуждают, Арсений уже выпирает грудь колесом — со мной, конечно же, но Дима выбирает Серёжу, и Антон про себя думает, что да — Арсений только с ним. — Арсений быстро устаёт, — ехидно тянет Серёжа, и Шастун так и хочет крикнуть "не пизди". Вопросы становятся очень личными, им буквально лезут в белье, и Серёжа с Димой спорят касательно секс-игрушек. Антон и Арсений молчат — только диван под ними ходит ходуном, ведь Арсению не сидится. Шастун так и хочет его толкнуть в плечо — чё молчишь, рассказывай! Грим-пауза — их спасение. Арсений просится выйти, и Антон бы больше всего хотел выйти вслед за ним, но последние крохи здравого рассудка его останавливают. Возвращается Арсений чуть сгорбленным — значит, справился сам. Антон уже сам не справится.

***

В Барнаул они прилетают к обеду. Арсений в Питер не возвращался, Антон видел его в трансляции на акке Серёжи, видел истории с крохотными отметками Москвы, но не писал ничего — так и не придумал, оставив разговор на подходящий вечер. Они впервые встречаются в аэропорту, коротко пожимая руки. Арсений сразу делится смешной историей, что случилась на эфире, хотя Антон её прекрасно знает — смотрел от начала до конца, бессовестно залипая. — Ты какой-то заторможенный в последние дни, — проговаривает Арсений, ковыряясь вилкой в салате — ресторан отеля не может похвастаться изысками. Арсений уже успел снять историю, хвастаясь футболкой с Батоном и называя Антона "кумиром" — к чему это, Антон боится понимать. — Думал, — невпопад отвечает Шастун. — Месяц назад ты был в таком же состоянии, и после этого мы трахаемся втроём, — резонно подмечает Арс, понизив голос до низкого баритона. А потом смеётся тихо от стеснительных ужимок плечами — вне питерской квартиры Антон не может проговорить это вслух, а с уст Арсения всё слетает легко. — И что ты придумал на этот раз? — интересуется Арс, вовсе отпихивая от себя скучную тарелку. И что, сказать прямо — "Слышь, Арс, а ты, чисто случайно, не сидишь прямо сейчас с пробкой в заднице?" — Ты… Ты ведь не только с девушками?.. — нерешительно начинает Антон, но Арсений перебивает: — Антон, — он не злой и не счастливый, но Шаст настороже, будто ожидает удара, — зачем тебе это? "Зачем" — вопрос хороший, одним любопытством такой не оправдать. Антон ёрзает на стульчике, ждёт, что какой-то отличник подскажет ответ, но он с Арсом один на один. — Если это только твоё любопытство, то оставь его при себе. Антону на секунду страшно — Арс никогда не был таким холодным. Он видел крик, видел всю сучливость и изворотливость, на которую только способен Арсений, но вот сейчас Шаст чувствует, что перешёл какую-то грань — за ней пропасть, куда Арсений скидывает всех неугодных. — Если мы попробуем без Кати... — Антон не уверен, что говорит это вслух, но глаза Арсения расширяются настолько сильно, что ресницы касаются бровей. Его губы разрывает удивлённый вдох — на миг, а потом шок сменяется, уступает полуулыбке, и Антон теряется, пытаясь правильно понять его реакцию. — Чего ты хочешь, Антон? — вопрошает спокойно. — Без Кати... — язвительно хмыкает, пока Шаст не знает, что сказать, сжимает кулаки под столом, судорожно перебирая слова, что никак не подходят. — Я не стану отвечать, пока не услышу ответа. — Хочу только с тобой. Вообще, Антон хочет себе внутри маленькую комнату — каморку за актовым залом сценического таланта — чтобы кричать там, когда тяжело. А сейчас тяжело — Арсений молчит, поджимая губы, и прикрывает глаза. Шаст его понимает прекрасно, поскольку сам не знает, чего хочет, и что делать без Кати слабо представляет. — Я подумаю, — тихо отвечает Арс. С этим Антон живёт целый день. Арсений тащит на прогулку, искусно делая вид, что ничего не произошло, но Антон чувствует и видит в крохотных деталях, что Арсений немного не в себе — слишком громкий, лезет в каждое интересное место, даже забирается на какую-то крышу, откуда едва слезает, заставляя Антона сгибаться пополам от хохота. Но вся его нервозность странно осязаема, и Антон по инерции начинает трястись вместе с ним. — Арс, — шепчет, когда им уже выходить на сцену, — не думай об этом сейчас, хорошо? Антон понимает, что это смешно — грузить его безумными предложениями, а потом просить не думать, но Шаст по-другому не умеет, лезет в душу, вырывает там всё к чертям прямо с корнями. Арсений болезненно морщится, но кивает, расплываясь улыбкой, — Антону даже стыдно за шутки, что Арсений хреновый актёр — вон, как играет. Всё проходит хорошо. Арсений временами взрывается какими-то шутками на грани, что даже вырывает из Антона тихое "ты лучший" — вряд ли кто-то заметил. Смеётся, дурачится, лезет пальцами в его сценарий, общается со зрителями и с каждой минутой раскачивается сильнее — к концу Антона отпускает, и он искренне смеётся вместе со всеми. В гостиницу они заваливаются уставшие, Антон уже давно похоронил в голове утренний разговор, надеясь, что этот неловкий момент останется только в воспоминаниях, хотя название города надолго станет его личным триггером. — Прими душ и приходи, — роняет Арсений в коридоре — вопреки шутке, их номера на разных концах этажа. — Что? — глупо переспрашивает Шаст, но Арс дважды не повторяет, щёлкает замком и скрывается за дверью. Антон не уверен, что услышал правильно, но бредёт к себе в номер и слышит, как сердце подступает к горлу, бьётся там, отдаваясь гулом в ушах. Будто вернулся на месяц назад, собираясь на самолёт в Петербург, чтобы впервые переступить порог квартиры Арсения. Антон предложил сойти с ума раз — и Арсений поддержал, протянул руку, пустил к себе глубоко под кожу, что Антон перестал воспринимать их встречи как прихоть — это стало чем-то нужным. И теперь, когда Шаст толкает сойти с ума второй раз — по-крупному, будто им терять в этой жизни нечего, а страховка от проблем оплачена на полную, Арсений снова даёт зелёный свет. Антон вдруг задумывается, что "как раньше" уже не будет — между ними много тайн, связывающих тесно и крепко. Стоит одному оступиться — второй упадёт за ним. Они сошли с ума — очевидно — но Антон наспех смывает с тела длинный день и идёт в чужой номер терять голову окончательно. Антон коротко стучит, но ответа не получает, поэтому чуть давит на дверную ручку, чтобы приоткрыть дверь — шум из ванной комнаты говорит за себя. Решив подождать внутри, Антон входит, прикрывая дверь, и, замешкавшись, проворачивает ключ в замке. Номер идентичный, рассматриванием интерьера Шаст не утруждается, поэтому просто скидывает футболку и штаны, которые нацепил, только бы не прогуливаться по коридорам голышом. Сидеть голым на кровати как-то странно, ожидая из душа не Катю, но Антон замирает в одной позе, сцепив руки в замок и опираясь локтями о колени. Таким его находит Арсений, выходя из смежной ванной комнаты и удерживая в кулаке края полотенца, которое опоясывает пах. Антон смотрит на него — такой знакомый, краснощёкий, распаренный после горячей воды, но кусает щеку изнутри, отчего скулы заостряются ещё больше. Ресницы липнут к векам — Антон не видит, но знает, что это так. Он вообще уже знает слишком много и, закрыв глаза, он без ошибки ткнёт пальцем во все родинки. — Чего ты хочешь, Антон? — спрашивает Арсений тихо-бесцветно. — А что можно? — задает наивные вопросы Антон, шерстит взглядом по лицу Арсения, пытаясь считать чужие эмоции. — Поцеловать, — предлагает Арс, дёргая плечом — Антону хочется рассмеяться от того, насколько контрастно-робко это выглядит. Он не смеётся, но чуть улыбается, протягивает руку к нему, и видит, что пальцы немного подрагивают. Арсений действительно смешной, продолжает держать полотенце и ступает ближе, хватаясь другой рукой за предложенную ладонь. Арс садится рядом, и Антон чувствует, как теплеет кожа предплечья от касания. Почти одного роста — Арсений выпрямляет спину, а Шаст горбится — смотрят глаза в глаза и цепко держатся за пальцы. Антон чувствует близко чужое дыхание, и волнение отступает — будто это случалось уже сотню раз. Вот, сейчас он пересчитает родинки на щеке, коснётся их губами, поймает смешок и мягко поцелует — всё так, только они подаются вперёд одновременно и сталкиваются лбами, выбивая друг из друга болезненное шипение. Антона разрывает смех, который сдержать невозможно, свободная ладонь потирает ушибленное место, и Арсений рядом смеётся так же легко. — Давай я, — хмыкает Антон, и Арс кивает, позволяя склониться к своей щеке. Антон понятия не имеет, как правильно, поэтому действует по наитию, короткими касаниями губ рисует родинки там, где им место. Тянется к уху, цепляет широкую мочку и чувствует, что Арс переплетает их пальцы, сжимает ладонь целиком, пересекает линии жизни. Антон смелеет, языком легко проходит по ушной раковине и снова к мочке, засасывая почти незаметно — и снова Арсений трясётся рядом, и вибрациями отдаётся ему. Антона распаляет это сильнее, будто его цель — вызвать побольше эмоций. Свободная рука ложится на коленку, пальцы чуть сжимают кожу, пока язык и губы дразнят ухо. Антон не открывает глаза, оставляя себе крохи неизведанного — какой сейчас Арсений? Хмурит брови, кусает губы, жмурится или закатывает глаза? Шаст смелеет, ладонь тянется выше, так что им приходится приподнять сцепленные руки, чтобы рука могла скользнуть ко внутренней части бедра — Арсений реагирует выдохом поглубже, крепче сжимая ладонь. Антон отрывается от уха, мажет щекой по щеке как-то нежно и ловит губы — заминка на секунду — и Арсений поддаётся, приоткрывает, проходит языком по лёгкой щетине. Антон всё ещё держит глаза закрытыми, толкается ближе, и в слепом поиске их губы соприкасаются. Целоваться приятно, совсем не так, как с Катей — там она уступает явно, не спорит и не возникает, а тут Антон то и дело теряет преимущество, чувствуя язык в своём рту, давит сам и проходится по ровному ряду зубов. И чем дальше, тем глубже поцелуй — Антон ладонь на бедре смыкает плотнее, пальцем надавливает на паховую складку, от чего Арс сжимает бёдра сильнее. Антон отрывается от губ как-то резко, открывает глаза, и вглядывается в красное, взволнованное лицо Арсения перед ним. Они дышат тяжело, будто бежали наперегонки, но опоздали оба — Антон шевелит рукой, что зажата меж бёдрами, растирая кожу, и Арс в ответ шипит сквозь зубы, но взгляд не отводит. Антон расцепляет их ладони, откидывает полотенце, что прикрывало привставший член, и вторую ладонь опускает на поясницу, невесомо поглаживая. Широким касанием перемещает её на бок, чтобы придвинуть Арса ещё ближе, но тот дёргается, заваливаясь назад — сцепленные руками и ногами, они ложатся на бок. Антон тянет их вверх, чтобы на узкой кровати помещалась хотя бы часть тела поперек, неловко подставляет предплечье Арсению под голову, чтобы было удобнее — тот отвечает короткой стеснительной улыбкой и укладывает голову ближе, чтобы снова поцеловать. Антон путается в конечностях, не зная, где его, а где чужие, но Арсений, наконец, отпускает его руку из плена бёдер. Она сразу же ложится сзади на талию, на грани с ягодицами, которых хочется коснуться не меньше, но Антон только мнёт кожу, попадая подушечками пальцев в ямки и желобок позвоночника. А потом Арсений мягко обхватывает его член, и Антон стонет первым. Это не Катина крохотная ручка с нежными пальцами — ладонь широкая, захватывает больше, сжимает крепче, будто хорошо знает, как ему понравится сильнее. Арсений не спешит, удерживая член в хватке, но Антон торопливо толкается тазом вперёд, целует глубже, чувствуя, как слюна течёт по щеке. Арсений отвечает на просьбу, проводя рукой вверх, и сжимает кулак на головке, от чего Шаст едва не кусает чужую губу. — Подожди, — жужжит Арс, отстраняясь на миг, чтобы зацепить пальцами смазку на подушке. Он возвращается в прежнюю позу и ловит распухшие губы в новый поцелуй. Антон едва слышит, как щёлкает крышечка лубриканта, хлюпанье заставляет его краснеть, но поцелуй не разрывает — только вдыхает поглубже, ожидая чего-то. И Арсений не заставляет себя ждать, сжимает сразу два члена в ладони, оглаживая, чтобы распределить смазку. Это ни на что не похоже. Антон не уверен, что все его чувства можно описать обычными словами — член мягко скользит в плотном кольце чужой ладони и касается чужого члена так близко и явно, что Антон горазд прочувствовать каждую венку. Они разрывают поцелуй от невозможности — жмутся лбами и жгут губы друг друга дыханием, что приходится попеременно проходиться по ним влажным языком. Арсений позволяет направлять себя, поддаваясь натиску ладони на пояснице, но стоит Антону подвинуть руку ниже и сжать полушарие, Арсений ещё пуще жмурит глаза. Антон осторожно водит по ягодице, и странное удовольствие появляется от ощущения липнущей кожи. Пальцы проходятся по расселине, подушечки дразнят мягкость легкой шерстки и, если надавить сильнее, он чувствует остроту позвонков. Антон сомневается, стоит ли заходить дальше — ему хорошо и так: толкаться в ласкающую ладонь, лениво целовать губы, что всегда рядом, и чувствовать пышущую силу рядом. Это не похоже на секс с женщиной от самых банальных причин, но на более глубокий анализ Антон не способен, тем более, когда Арс едва выпячивает задницу навстречу ладони. Интерес разгорается с новой силой, и Антон ведёт пальцы ниже, щекочет кожу, но не больше — Арсений подаётся назад ещё раз и затыкает рот поцелуем, только бы ничего не сказал. Шаст убирает ладонь — без смазки точно лезть не стоит, но отрываться и искать её прямо сейчас не хочется, поэтому опускает руку поверх членов. Арс цепляется скользкими пальцами, пачкает лубрикантом, интуитивно понимая его желание. Антон снова рассекает пальцами расселину, надавливая, и оставляет липкий след смазки. Арсений кусает его губу, стоит пройтись пальцами по входу. Антон не знает, как сделать приятно, поэтому ориентируется на вдохи, второй рукой, что зажата головой Арса, обхватывает за шею, чтобы быть ещё ближе. Указательный дразнит лёгким касанием, блуждает вокруг, и Арсений на каждое движение отдаётся выдохами, тихо скулит, теряя темп ладони на членах. Палец на фалангу проникает внутрь, и у Антона сердце готово выпрыгнуть из груди — ничего интимнее не будет никогда. Его накрывает волной безграничного доверия — то, что Арсений позволяет, ему кажется запредельным, и щемящее чувство внутри побуждает оторваться от губ, зацеловывая щёки. — Тебе хорошо? — тяжело шепчет Антон, чуть качнув бёдрами в ладонь, а пальцем толкаясь дальше — это выбивает из Арсения стон, и Шаст дышит тяжелее. Повторяет действия — Арсений мычит, но стон сильнее, и Антон готов кричать от того, что он способен сделать с ним такое. Он склоняется ниже, к шее, что рвётся жилами, прикусывает кожу и сразу зализывает, чувствуя солёный пот. — Второй… — выдыхает Арсений, и Антон слушается — толкает два пальца, прислушиваясь к чужим выдохам. — Выше нащупай… Шаст целует за ухом в знак понимания и тянется рукой ближе, чтобы пальцами достать глубже. Внутри тесно и жарко, Арсений сжимается от возбуждения, реагирует на малейшее движение, и Антону жутко интересно понять все эти ощущения. Подушечка пальца упирается в уплотнение, отчего Арс вскидывает задницу назад, пытаясь угнаться за внезапным чувством. Антон, наконец, понимает, что от него хотят, и прицельно поглаживает нужный участок. Арсений разрывается от выбора — толкаться вперёд, чувствуя член Антона обнаженно-откровенно, или назад, насаживаясь на длинные пальцы. Антон решает вместо него — толкает на спину и свободной рукой тянет бёдра вверх, вынуждая раскрыться. Арс не в силах смущаться или протестовать, подхватывает себя под коленями, позволяя Антону пальцами трахать его, а второй рукой надрачивать. Надолго его не хватает — кончает тихо, не позволяет себе стоны, будто это что-то запрещённое, особенно от пальцев Антона. Он выжимает его досуха, разжимая хватку, но не убирает ладонь, чтобы Арс мог отойти от оргазма. Антон вынимает пальцы осторожно, садится на пятки и сверху видит всё — взъерошенный, приятно-помятый Арсений едва дышит, глядя из-под слипшихся ресниц. Его губы красные, в уголке тонкая нитка слюны, чёрт знает чьей — его или самого Антона — а на плече алеют следы зубов, которые неосторожно оставил Антон. Арсений весь невозможный — заласканный, довольный, но смотрит с надрывом, будто вот-вот заплачет. — Всё хорошо? — Шаст не знает, что ещё спросить, но спросить нужно — Арсений снова кусает щёки изнутри. Чтобы как-то успокоить, Антон хватает его за запястья и трёт пальцами кожу — так делала мама, когда он чего-то боялся в детстве. Арсу вроде легче, грудь шевелится от более спокойных вдохов, но Антон рук не отпускает, внимательно следит за ним. — Ты меня напугал, — неловко хмыкает Антон. — Я сделал что-то не так? Арсений отрицательно мотает головой, рывком поднимаясь в сидячее положение, и замечает все ещё стоящий член Антона. Он вскидывает брови, заглядывает в глаза, и Антон краснеет. — Я могу помочь, — Арс говорит тихо, почти шепотом, чтобы никто, даже сам Антон, не услышал. — Если хочешь, — Антон смущенно дёргает плечами. Шаст ожидает, что ему сейчас бодро подрочат и лягут спять рядом, но Арсений подозрительно наклоняется вниз и, перед тем как Антон складывает два и два, касается губами головки. Антон живот втягивает, забывая дышать, боится опустить голову вниз — там Арсений не медлит, насаживается глубоко, и Антон не хочет думать, что он делает минет приятнее, чем Катя. Но так и есть — подключает руку, чуть сжимая у основания, мычит, вызывая вибрации в горле, и от этого Антон доходит до грани быстро — Арс отстраняется, помогая рукой. Антон пытается прийти в себя, мажет ладонью вспотевший лоб и смотрит на Арсения, что сидит перед ним. Антон не представляет, что будет дальше между ними, но за себя уверен полностью — оставить это просто так он уже не сможет. — Арс? — Мг-м? — отзывается устало, продолжая смотреть в глаза. — Мне понравилось, а тебе? — Тоже. — Ты не жалеешь? — робко вопрошает Антон, тянется к запястьям снова, чувствуя чем-то внутри, что стоит их успокоить. — Я не жалел, когда согласился пустить тебя к себе месяц назад. — Тогда мы были втроём, — хмыкает Шаст и чуть улыбается. — Это уже другое. — Ты прав, — улыбается в ответ Арсений и подаётся вперёд — Антон сжимает в расслабленных объятиях, ладонями шарит по спине, делясь спокойствием. — Это совсем другое. Арсений укладывает голову на плечо Антона и безумно рад, что его разрывающегося от счастья лица не видно.

***

Антон не знает, в какой момент они стали такими сумасшедшими. Антон мотает в Питер с завидной частотой, даже не возникает, когда Арсений отказывается тащить свою задницу в Москву, хотя в каком-то смысле Антон его понимает — в Москве будто каждая собака его знает, а в Питере дышится легче. Образно. И каждый раз, засыпая в сапсане на пути в Питер, Антон думает, что сегодня они поговорят, но, как только переступает порог квартиры, разумные мысли вылетают из головы. Ведь когда Арс обхаживает его соски по полной программе, играя кончиком языка, целуя, дуя и обводя пальцами, чтобы немного сжать, Антон думать не способен. Арс спускается ниже, чтобы оставить множество чуть влажных поцелуев внизу живота — их так много, что Антон сжимает зубы, пытаясь изумленно не стонать, как девственник. Он не всегда знает, чего ждать от Арсения и, чёрт, от этого предвкушения всё сжимается и наполняется волной горячей крови каждый раз. Арсений каким-то чудом умеет делать потрясающий минет, и когда делает, то преображается совершенно, зацикливаясь только на том, чтобы Антон метался по кровати, пытаясь не кончить раньше времени, и бормотал всякую откровенную чушь. И Арс кажется таким непозволительно пошлым в этом плане: мокро облизывает ствол и головку, берёт яйца в рот, целует их, будто чьи-то губы. А потом лезет дальше, глубже, липкими от смазки пальцами проникает — вместе с этим сильнее под кожу, доводит Антона до края, трахая пальцами, в отместку за тот безумный барнаульский вечер. Наверно, они просто одержимы друг другом. И причина — не столько возможность получить разнообразные ласки, которые, по факту, может предоставить любой умелый человек, а именно они — с головы до пят погрязшие в чужих характерах, особенностях и причудах. Они изучили и доверились без остатка, но странно, что вместе с дикими, страстными скачками по кровати, с Арсением действительно можно забыться, отдохнуть от чего бы то ни было. Иногда, в моменты, когда прошлое накрывает с головой, и Антон вспоминает все отвратительные слова, брошенные в его адрес, Арс лежит рядом, мягко касается предплечья и смотрит. В чужих глазах Антон забывается, и в этом забытьи ему спокойно — он становится собой. — Ты веришь мне? — спрашивает Арс, и Антон знает, что отвечать необязательно. Единственное правило, на котором они построили карьеру импровизаторов, перетекло и в нерабочие отношения — верить партнеру оказалось очень важным. Поэтому Антон одними тихими выдохами отвечает на проникновение пальцев, скользит языком по губам и злится, что Арс не даёт себя поцеловать. — Погодь, — тихо просит, и Шаст хмыкает от странного словечка. Заведенный Арсений — двуликий. То выглядит вдвое старше своего возраста: его желанный взгляд приковывает всё внимание, становясь суровым, властным, требовательным; подбородок приподнимается и глаза темнеют до синевы, так что если бы он приказал отсосать ему прямо сейчас, Антон незамедлительно бы это сделал. То растекается в руках так, что Антон боится разлить драгоценную каплю, гнётся гуттаперчей, позволяя задирать свои ноги на все возможные высоты, и Антон тихо, сам себе в голове шепчет, что гибкость Арсения — его личное удовольствие. Антон морщится едва — что-то странное входит в тело, и быстрый взгляд на Арса даёт понять, что с проникновением он не связан анатомически. — Что это? — выдыхает Шаст — хотя догадки есть, мягкие стенки обволакивают небольшой предмет, что концом касается простаты и при малейшем движении простреливает позвоночник скулящим возбуждением. — Вибратор, — коротко отвечает Арс, раскатывая по эрегированному члену Антона презерватив и щедро выдавливая смазку. — Блять, ты удумал, — шипит Антон, не в силах оторваться от картины перед ним. Арсений перекидывает через него ногу, нависая над членом, который кончиком касается поджарых ягодиц. Антон укладывает руки на бёдра по бокам от себя и сразу же сжимает до синяков — они у него мягкие, мясистые, вечно обтянуты тонкими и узкими джинсами, так что приходится заталкивать его в первую же каморку в офисе, чтобы бессовестно щупать и зацеловывать, всасывая язык. — Рыбку съесть или на хуй сесть? — дразнится Антон, чуть вскидывая таз навстречу, и Арс закатывает глаза — то ли от шутки, или от того, что плавно опускается на вздыбленный член. Арсений морщится от острого давления, что резко пробило поясницу, заставляя крепко зажмуриться. На глазах выступают слёзы, и Антон видит, что вздохнуть ему получается через раз. — Всё хорошо? — беспокоится Антон, облизывая потную кожу над губой. — Не шевелись, — сипло просит Арс, укладывая руки на грудь Антона, и все ещё жмурится. Шаст просьбу исполняет на совесть, замирает и только руками водит по мягкой коже, путаясь в коротких волосках на бёдрах, тянется к ягодицам, цепляя подушечками складки. Член, полностью охваченный Арсом, пульсирует, посылая в мозг иррациональные команды толкнуться в жар, выбить дух из бледной груди и втрахать в постель сильнее. Антон и не знал, сколько в нём животной агрессии, пока не дополз до кровати Арсения. — Мне пиздец хорошо, — выдыхает Антон и смотрит, как на лице Арса появляется лёгкая улыбка. Он подаётся вбок, подхватывая какой-то предмет, и склоняется к лицу, чтобы втянуть в поцелуй. Что-то в стороне щёлкает, и Антон стонет в губы напротив — вибрации раздаются по телу так сильно, что Шаст теряет себя в этом потоке. Ни одна мысль не способна задержаться дольше секунды, её сметает болезненное удовольствие, а когда Арс качает на пробу тазом, смещая член внутри себя, то и вовсе — вместо мыслей лишь цветные блики. Арс снова поднимается, чтобы на прямых руках вдавливать Антона в кровать, а задницей насаживаться ещё глубже. Антон уверен, что с каждым толчком, Арс чувствует вибрации. Они соединены странной связью, и глупо было отрицать это раньше — Антон не хочет считать, сколько лет они пропустили, обманываясь, но думает, что будет делать всё, чтобы удержать Арсения рядом теперь. Надолго их не хватает — Антон смещает руку с бедра на член, заставляя Арсения кончить едва не с первого касания, и сам через два толчка изливается в презерватив. Разомлевший Арс на последних силах избавляет его от вибратора, едва попадая на кнопочку на пульте, и падает на грудь, чтобы слушать сердце. Непонятное марево рассеивается так же лениво, как застеленное облаками небо. Мысли превращаются в густую кашу, всё тело одолевает приятная усталость, и Антон почти дремлет, утомленный эмоционально и физически — оставляет разговор и душ на потом, а пока — лёгкий сон и тесные телесные объятия. — Я люблю тебя. Антон хмыкает довольно, поглаживая шерстку на пояснице Арсения, и думает, что ему снится прекрасный сон, где Арс сознаётся в любви. Арсений лежит тихо и смирно — сердце Антона в ушах шумом моря, солёным запахом пота и мягкими касаниями прибоя к обнаженной коже. Антон так и не отвечает, почти сразу провалившись в лёгкий сон, и Арсений трётся щекой сильнее, сгоняя слёзы. Пока так, а потом мы поговорим.