Мёртвая линия: момент истины.

      — Почему он молчит? — Энди ударил Линде ногой.       Блондин лежал на холодном бетоне, глядя пустыми глазницами прямо перед собой.       — Скажи мне что-нибудь. — Бирсак вновь пнул президента, содрогаясь от невыносимой головной боли. — Я не могу больше терпеть.       Парень схватил себя за шею, чтобы унять боль. Вгрызаясь ногтями в кожу, он оставил на ней кровавые отметины.       «Откуда эти раны?»       «Не твоего ума дело».       Шнайдер стоял за дверью, стараясь не привлекать к себе внимание главаря банды.       Мужчине было страшно, но он ничего не мог поделать с этой ситуацией. Приступы Энди становились частым явлением, и если друзья Бирсака были уверены, что ему следует показаться врачу, последний становился свирепым и безжалостным в отношении проявленного к нему внимания.       Правды здесь не знал никто, кроме приемника Линдеманна. А любые попытки вникнуть в курс дела пресекались крайне изощрённым способом.       На людях Бирсак вёл себя достойно и приемлимо, но так было далеко не всегда. Вне города молодой человек превращался в маньяка-убийцу, помешенного на смертоубийстве и мести.       Возможно, кто-то из банды мог предположить причину подобного поведения. Разве что это вряд ли решило хотя бы малую толику нависшей над ними проблемы в следствии внезапной отставки Тилля Линдеманна…       Направив дуло пистолета в сторону выхода, Бирсак выстрелил в стену.       С потолка осыпался приличный слой штукатурки, в воздухе витала белая пыль и ошмётки старой краски.       — Я заставлю тебя говорить, сукин ты сын.       Линде погрузился в сознание, абстрагируясь от происходящего. Между ним и способностью испытывать хоть какие-то эмоции воцарилась плотная, совершенно непроницаемая стена.       Очередной удар и снова такое чувство будто это всё происходит под толщей вод, где звуки заглушаются беспрестанными перемещениями подводных течений.       Резкий и невыносимый, голос его экзекутора похож на эхо или неясный сон, где ты понимаешь абсолютно каждое сказанное слово, но не можешь быть уверен, что оно было когда-то произнесено вслух.       Антология прошлого, преобразовавшаяся из нечётких образов в полноценные сюжетные истории, становится теперешней реальностью, где Линде идёт по офисному коридору в поисках единственного спасения.       — Привет.       Вилле почти живой, но далёкий, как звезда на небе. Образ, который только тронь рукой, рассыпется, встаёт перед ним подобно форватеру посреди бескрайнего океана.       Когда я смотрю на тебя, я чувствую, как замирает на миг моё сердце.       Я почти уверен, в этот момент весь мир наблюдает за нами. Моё дыхание останавливается. Глаза ищут твой взгляд, чтобы прочесть в нём ответ на единственный вопрос, который не даёт покоя лихорадочным мыслям в голове.       Если в этой жизни я осколок льда, то почему сейчас я сгораю от нетерпения и нежности? Что не даёт мне покоя, что заставляет почувствовать себя живым рядом с тобой?       — Мне нечего предложить тебе взамен безграничной любви. — Линде тяжело вздыхает. — Я пуст и уничтожен изнутри пониманием всего, что некогда излучало свет и дарило ощущение спокойствия.       Вилле обнимает его, гладя по спине.       — Постарайся не вспоминать о том, что делает тебя уязвимым. Вся эта изнуряющая гонка в поисках смысла ни что иное, как рефлекс.       — Почему ты молчишь?       Линде обернулся.       Нет. Только не это. Пусть думают, что я уснул или же сошёл с ума.       — Мы уйдём ещё дальше. Ты готов к этому? — Вилле взял его за руку, отводя в сторону от источника голоса и открывая дверь своего кабинета.       Вало позволил другу идти первым, а сам предпочел оставаться в дверях.       — Это тот самый день. Я вспомнил его. — Линде перевернул лист календаря, висевший над рабочим столом.       Только теперь он понял, что находится вовсе не в кабинете, а в своей комнате, в доме из которого они давным давно переехали.       — Когда я потерял свои чувства? Я не… Почему здесь нет даты, но я упрямо продолжаю верить, что этот день и впрямь существует? Если это произошло, значит должно быть этому верное объяснение, не так ли?       — Раз за разом и каждый божий день. — Произнёс голос за его спиной.       Мама с грустью посмотрела на календарь. — Это случается не сразу. Это долгий процесс, состоящий из множества случайностей. Вспомни, что они сделали?       — Я им не нравился, потому что я был другим. Не таким, как они. Чего греха таить, я проклял день своего рождения, потому что с самой первой минуты я хотел умереть. Я знал всё вокруг уже много лет, словно ходил по улицам города прежде, чем начал это осознавать. Чудовищный, ужасный, громадный мир вокруг меня кишит всем, чем угодно, кроме искренности. Однако, сам я не знаю, какой она примет образ, если меня попросят рассказать о ней. Я просто знаю, как она должна выглядеть даже если ни разу не встречу за всю свою жизнь.       — Всё в твоей голове. — Рита взяла сына за руку и вышла в сад. — Тебе и решать, что из увиденного тобой станет реальностью. Проблема в том, что каждый из нас боится не вернуться в свой сад, понимаешь? Мы считаем место, где мы выросли и людей, с которыми общаемся, реальными, потому что мы их знаем. И пока мы верим в это мы чувствуем, что живём. Когда они умирают, вместе с ними умираем и мы. Считай, это переносное выражение, но суть дела от этого факта не меняется.       — Моя память — всё, что я имею. — Линде провёл пальцами по изгороди. — И она просто потрясающая. Она может изменять ход событий, если перестать убеждать себя в обратном. Так или иначе, я заложник самого себя.       — Мы всегда будем искать ответы, просто потому что нас не всегда устраивает правда. — Рита остановила сына. — Взгляни же, в самом деле, ты не должен убегать от происходящего. Ты обязан вернуться, как бы тяжело тебе не было. Здесь нет ничего, кроме пустоты.       — Слишком больно. — Линде прикрыл глаза, оперевшись на стену дома. — Это просто невозможно терпеть.       — Никогда не отворачивайся от себя и не позволяй сломить свою веру. — Рита замерла, прислушиваясь. — Ты готов?       — Прошу тебя… — Линде что есть мочи вцепился в рукав её светлой блузки, — не оставляй меня.       Рита погладила сына по голове, прижимая голову парня к груди.       — Всем своим сердец и душой я всегда с тобой, куда бы ты не пошёл. — Женщина стиснула Лили в объятьях.       — Позволь мне ещё немного побыть с тобой…       — Ты всегда любил отца больше, чем меня. По крайней мере, мне могло так показаться.       — Неправда. Матиас разрешал мне любить себя открыто, зато рядом с тобой мне было страшно рассказать о своих чувствах. Ты внушала мне недоверие и сомнение. Замкнутая, суровая, холодная, ты никогда не проявляла материнской заботы в отношении меня. Однако, это не значит, что я не думал о тебе. Я думал намного чаще, чем ты можешь себе представить.       — Мы с тобой очень похожи. Надеюсь, придёт время, и ты наконец-то поймёшь меня…

***

      — Что есть человек? — Энди расплылся в сумасшедшей улыбке, разглядывая поверженного. — Образ или действие? — Лиши его форменных тряпок, испачкай в собственной крови, — вуаля, — отвратительное существо из плоти, безобразный кусок дерьма без признаков отличия. Я тебе это говорю, — Бирсак провел обратной стороной лезвия ножа по шее Лили. — Ты же слышишь меня, не так ли?       Остановившиеся будто на вечность, зрачки похищенного резко дёрнулись.       Энди на миг отпрянул.       — Надо же. — Бирсак задумался. — Интересно, что же вернуло тебя к жизни?       — Человек. — Хрипло отозвался Линде, глядя в одну точку. — То самое слово.       — Откуда тебе знать, что это такое?       — Я человек, который был создан на счастье. Так говорила моя мама, когда я был маленький.       — Ты что, обдолбаный? — Вот урод. — Энди закатил глаза. — Ты точно псих.       — Я стоял посреди класса, вглядываясь в лица более дюжины человек. — По шее Линде прокатился судорожный глоток. — Я был уверен, что каждый из них ненавидит меня, пока не понял, что моя ненависть к самому себе во сто крат сильнее. Все эти люди, как отображение моего внутреннего состояния. Весь мир вокруг меня есть тьма, которую я сотворил собственными мыслями. Тебе это знакомо?       — Это всё лирика, годная лишь на то, чтобы скрыть истинный замысел. И заключается он в том, что ты никогда не будешь частью всего этого. — Энди обвёл рукой подвал и достал из кармана сигарету. Его пальцы были в крови и саже. Он спокойно закурил и сел в продавленое кресло, уставившись в упор на Линдстрёма. — Печально, не правда ли?       — Нет. — Лили отрицательно помотал головой. Затем улыбнулся, чувствуя, как трескается кожа на его губах из-за недостатка жидкости в организме. — Плевать. Ты не моё прощение.       — Мы — хищники. — Энди гордо вскинул голову, выпуская дым кольцами. Чуть позже он, конечно, сник, втайне понимая, что в его заключении нет ничего хорошего для него самого. — Ты и я. Мы должны погибнуть.       — Я добрый зверь. — Линде прикрыл свои льдистые глаза, протяжно вздыхая. — Не смотря на то, кем я мог стать.       — Восхитительная актерская игра, — Энди картинно захлопал. — Научишь? О, вы взгляните на него, киллер, который так хочет попасть в рай. Кровожадный вампир, которому гнилостный запах трупа слаще, чем терпкий аромат элитного парфюма. Интересно, знают ли твоя друзья, кем являются для тебя? — средство, чтобы развеять скуку, способ достижения господства, призрак которого ты так мастерски прячешь в своих ангельских глазах? — Умора.       — Твоя ненависть ко мне — не разрешёные дела с Линдеманном. Готов пойти на всё, что угодно только бы привлечь его внимание.       Энди вскочил, хватая Линде за шкирку.       — Да-да, поделом мне. — Лили не унимался. — Конечно, ты даже связал мне руки, чтобы я оставался смирным и не смог тебе ответить. Признайся честно, ты боишься меня.       Нет, он не сошёл с ума и вряд ли желал испытать терпение Бирсака.       Если говорить начистоту, ему было абсолютно плевать на происходящее.       В какой-то мере его жизнь была прекрасна. В отдельные моменты он даже превозносил себя, отмечая сильные черты своего характера.       Если всё закончится здесь, то он примет это с достоинством, поскольку сделал всё возможное, чтобы не быть последним куском дерьма, что привыкло тешить своё самолюбие ни чем не подкреплённой фантазией о идеальном мире, где господствует мнимая справедливость.       Как никак, совершенных вещей попусту не бывает, как не существует истины в первой инстанции.       Энди разжал пальцы. Приступ не заставил себя долго ждать. Хватаясь за нагрудный карман рубашки, он нашёл лекарство, цепляясь рукой за кирпичную стену, чтобы удержать равновесие.       Шнайдер, дежуривший возле открытой двери, поспешил отвести Бирсака вверх по лестнице, окинув напоследок Лили испытующим взглядом.       — Давай без фокусов, ты меня понял?       Линде ответил холодным молчанием.       Спустя некоторое время Шнайдер вернулся к пленному, протягивая парню чашку кофе.       — Выпей. Здесь очень сыро и холодно.       — Спасибо. — Линдстрём схватил чашку с напитком и осушил её жадными, большими глотками. — Есть ещё?       — Конечно. — Крис в недоумении принял пустую кружку и вновь ушёл, возвращаясь с чайником. — Есть просто вода, если кофе тебе уже надоело.       — Где мы находимся? — Линде отвлёкся. — Что это за место?       Шнайдер не удостоил молодого человека даже взглядом.       Поднявшись с пола, он пододвинул носком ботинка к Линде рваное одеяло и вновь вернулся на прежний пост.       В эту ночь Бирсак больше не появлялся.       Где-то наверху слышались сдавленные стоны, но Линде не мог понять кому они могли принадлежать. Возможно, Энди, или здесь было несколько заключённых, о которых главный герой мог только догадываться.       Проваливаясь в короткий, лишённый образов сон, по пробуждению Лили лихорадочно обдумывал план дальнейших действий.       Пластиковые хомуты на руках и ногах были крепкими, поэтому вырваться он бы не смог. К тому же, проклятый «часовой» на входе нередко заглядывал в подвал, прислушиваясь к подозрительному шороху. И только забытая на столе зажигалка не давала Линдстрёму покоя.