Мёртвая линия: момент истины.

      — Хочешь сказать, это не всё, о чём мне стоит услышать? — Питер намахнул ещё виски. — Ты сегодня прям блещешь откровениями. Хотя, вспомни, как хреново ты ко мне относился в самом начале нашего знакомства.       — Признаюсь честно, ты и сейчас внушаешь мне минимум доверия. Однако, твои поступки говорят сами за себя. — Лили покосился на друга. — Тсс, Вилле звонит.       — Понимаю. — Стил поднял руки вверх, произнося слово одними лишь губами.       — Что-то случилось? — Парень включил громкую связь.       На другом конце вызова послышался усталый, слегка охрипший голос Вилле Вало.       — В общем, наткнулся я тут на одну интересную новость. Помнишь сына Лиама?       — Этого поехавшего мажора-полицейского? Странная смесь, по правде говоря.       — Ну. Звонил мне недавно. Говорит, есть дельце, способное приблизить нас к Брэнду на расстояние вытянутой руки.       — Пускай предлагает свои варианты. Я не против с ним сотрудничать, поскольку этот человек находка в своём роде для нас.       — Не боишься, что он загубит операцию? Я бы остерегался этого типа.       — Слушай, так-то мы не на твоей любимой выставке импортных инноваций. Бери, пока горяченький. — Линде хмыкнул. — В любом случае, я уверен в своих силах.       — Мне бы твой оптимизм. — С грустью в голосе откликнулся Вилле. — Почти год прошёл. Ты помнишь, какой тяжёлой была прошлая зима?       — Тогда у нас не было должного навыка. Стоит отталкиваться от того, что мы уже имеем. Главное — не сдаваться.       — Мне показалось, или ты там не один?       Питер поперхнулся закуской.       — Решаем тут со Стилом один Очень важный вопрос. Присоединяйся, если хочешь.       — Любишь ты поболтать, однако. — Вилле фыркнул. — Нет. Я в Ситсу до глубокой ночи. Ты же сам меня сюда отправил. Я вот одного понять не могу: соучредитель — Линдхолм, а решения принимаешь ты. Вот как это так? Предлагаю выкупить у него право собственности и послать его в жопу.       — Он и так в ней. — Лили протяжно вздохнул. — Никак со своим казино не уймётся.       — Вот просрёт он свою долю — по-другому запоёшь. — Вилле начал печатать. — Ладно. Заручусь помощью Лето по твоему наказу. Авось, из этого выйдет нечто годное.       — Я приеду к тебе чуть позже.       Линде отключил телефон, уставившись на Питера.       — Помнишь, я предлагал тебе отправиться в турне по самым злачным местам Финляндии?       — Не предлагал. — Питер вновь зашуршал подбородком, увлёкшись снеками.       — Значит ставлю тебя перед фактом. — Лили пожал плечами. — Если у нас завяжется контакт с Лето, то дело примет довольно хитрый оборот.       — Судя по тому, как «часто» ты об этом вспоминаешь, мы встретимся с Тиллем, когда ему стукнет лет 70. По мне так, тебе вообще насрать на происходящее.       — Да. Насрать. А что мне ещё делать? Предлагаешь мне рвать волосы на жопе или ссать кровью?       — Я про то, что ты совершенно спокойно можешь отложить дела в долгий ящик, в то время как твой напарник из кожи вон лезет. Я требую справедливости, чёрт возьми!       — Ох, ты так говоришь, будто я его пинками заставляю. Это полностью его инициатива. Всё, что я могу — быть рядом и не мешать бурной деятельности. Я думаю, это может стать чем-то большим, чем просто крепкими отношениями…       — Вы опять торчите после закрытия? — Мэгг протиснулась в кабинет.       — Кто бы говорил! — Воскликнул Линде с долей иронии в голосе.       — Иногда, мне кажется, что люди встречаются вовсе не с теми, с кем должны быть. — Девушка шлёпнула бумаги на стол и застегнула пальто. — Видите, как здорово у вас выходит ни разу не поругаться за месяц тесного общения!       Питер лишь ответил сотруднице красноречивым взглядом.       — У меня нет к нему претензий, кроме тех, что он занимает слишком много места, задает слишком много вопросов, громко слушает музыку в наушниках и постоянно жрёт. — Линде криво улыбнулся. — Благо, я сам это всё делаю и сочту за честь разделить свою службу с крайне приятным человеком. — Парень махнул рукой Мэгг, чтобы та проваливала по своим делам.       Девушка не удержалась и соединила пальцы в кривенькое такое сердечко, исчезая из поля зрения.       — Думаешь, она права? — Стил пригорюнился.       — Возможно. — Линде хитро сузил глаза. Сейчас он напомнил Питеру Йонне. Очень издалека.       «Это же его брат, точно» — парень почувствовал себя невероятно тупым.       — Что значит, блять, возможно?!       — Мы же знаем, что нахрен не нужны друг другу. — Линде отмахнулся. — Я имею в виду то, что друзья мы просто отличные, но чувств нет. И, скорее всего, не будет. Хоть меня и передёргивает, едва я представлю, что ты можешь сотворить с моим маленьким братишкой.       — Уже сотворил. — Питер пригубил бокал и скривился. — Всё, пора сделать интервал.       — А с этого места по-подробнее!       — Ну, я его совратил после выступления в реал-мьюзик. Помнишь, мы тогда все вместе решили устроить показательное шоу талантов Р-мьюзик. Полапал маленечко.       — Пи#дец.       — Я имею в виду то, что он запросто выходит на контакт, но делает это урывками, а потом и вовсе исчезает, словно ничего не было.       — Возможно, он испугался. — Линде пытался представить себе подобную картину, но, хоть убей, из этого мало, что вышло. — Значит, у тебя есть все шансы. На моей памяти он к себе вообще никого и никогда не подпускал. А все эти истории вокруг его любовных похождений просто выдумки.       — Тебя не коробит, что мы сейчас обсуждаем Йонне за его спиной?       — Коробит. Ну, а что поделать? — Лили зевнул, фривольно развалившись в кресле. — Предлагаю перейти к теме, или оставить откровения на более поздний срок. Ибо, даже такому психопату, как я, не слишком удобно разрушать прекрасную атмосферу полного взаимопонимания.       — Слушай. — Питер посерьезнел. — Хотел бы я знать, таков ли ты на самом деле? Неужели, твоё сердце никогда не бьётся в порыве восторга, и ты не сможешь почувствовать себя виноватым или униженным?       — Моментами. — Линде почесал подбородок. — Пять лет я жил в пустыне. Сквозь прозрачный, но довольно крепкий и глушащий сигналы извне, купол изредка прорывались некоторые звуки. Они были подобны радиоприёмнику, который пытался установить связь с ретранслятором. Иногда я осознавал себя в человеческом теле и бездушно выполнял одни и те же задачи, по-прежнему не наблюдая в них особого смысла для себя. Наверное, в моей жизни было слишком много боли. И моя психика нашла своё уникальное решение. Она отрезала всё то, что делало меня некогда уязвимым и несчастным. К тому же, спустя много лет я всё же понимаю, что из доступного спектра эмоций полностью мне принадлежала лишь одна — гнев. И этот гнев заставлял меня подниматься. Снова и снова. Ярость направленная на всех живых существ, на предметы обстановки и даже на самого себя, в первую очередь.       — А Вилле. Что ты чувствуешь к нему?       — Я не уверен в том, что могу назвать данное обстоятельство полноценной любовью, но жажда обладать им была первой парестезией. Она возникла из неоткуда. И продолжила существовать до сегодняшнего дня. — Линде развёл руками. — Всё просто. Я одержим им, как предметом, которого не хватает в моей коллекции. Могу ли я жить без него? — Да. Хочу ли? — Едва ли. Так или иначе, когда в нашей жизни появляется нечто подобное, мы точно знаем — она вряд ли станет прежней.        — То есть, тебе, по сути, плевать на то, что он из себя представляет? Всё дело в так называемой искре? — Питер негодовал. — Есть в тебе хоть что-то святое?       — Признаюсь, иногда я даже плачу, прикинь. — Лили искренне расхохотался. — Я же живой человек. Только это случается по иным причинам. Всё-таки, я ставлю своё счастье превыше счастья других. Но, не в коем случае, не в противовес возможным обстоятельствам. Увы, я бы не советовал тебе сопрягать моё поведение с другими людьми, страдающими тем же самым заболеванием. Каждый случай уникален по своему. И я искренне удивляюсь, когда кто-то начинает причёсывать всех под одну гребёнку.       — Не знаю, что тебе на это ответить. — Питер задумался над словами друга. — Тогда откуда тебе знать, что на уме у твоего брата?       — Я пробыл бок о бок с ним слишком много времени. Подобно фильму, который ты пересматриваешь по нескольку раз, и видишь всё больше удивительных фактов, характер твоего собеседника начинает обрастать новыми подробностями. Выходит, нас не обманывают, говоря, что в каждом человеке скрыта целая вселенная. Было бы кому до этого дело.       — Значит тебе не всё равно?       — Если я дал слово защищать своих близких, то буду придерживаться этого правила. Всё просто. — Парень всплеснул руками. — А ты чего-то другого ждал? — Истерик, бурю эмоций, ураган, мать его, страстей? — Не, я так не умею. Возможно, раньше было по-другому. Теперь я такой, каким меня сделала жизнь.       — Это всё отговорки. — Питер скривился. — Люди так часто говорят, когда не хотят меняться.       — Ты можешь думать так, как тебе вздумается. Я от всей души раскаиваюсь за то, что был более беспристрастным, чем требовала ситуация. И, честно говоря, я благодарю небеса за эту благодать, потому что больше не хочу чувствовать себя куском плоти, в которую впиваются ненавистные ножи эдакой чувственности, что делает тебя немощным инвалидом.       — Вдруг всё изменится? — Стил так верил в свои слова. Линде даже пробрало на нервный смех. — Вернётся, так сказать, на круги своя. Так же, как ушло.       — Почему-то сразу приходят в голову кадры из фильма подтип разбитого зеркала и враз нахлынувшего осознания.       — Вроде того. Вспомни, когда это с тобой произошло?       — Когда я понял, что нет смысла показывать свою слабость окружающим. Я должен быть успешным, сильным, талантливым. Знакомая ситуация?       — Ты бы сошёл с ума, если бы постоянно носил маску.       — Питер, отвянь от меня, пожалуйста. К чему тебе взывать к моей душе, если в твоей жизни всё наперекосяк? — Линде ответил другу скучающим взглядом. — Лучше бы я никому и никогда не говорил о своём недуге. Я перестал распространяться об этом лет десять назад, когда количество сочувствующих перевалило за тысячу.       — Просто спросил. — Питер поторопил его. — Ну же, рассказывай.       — В общем, случилась эта история незадолго до того, как мы переехали в Финляндию. Тогда мы жили на окраине города, где из доступных развлечений были поле, лес, речка и ферма мистера Томаса. Йонне любил уходить рано утром и возвращался поздним вечером. Никто за ним особо не следил, поскольку парень был сам у себя на уме и найти занятие по душе для него не составляло труда. Когда Аарону наскучили окрестности, он принялся искать новые места для игр. Помню, однажды он признался мне, будто ему часто приходит в голову мысль, что мир заканчивается за «тем белым забором», которым был обнесён посёлок. Белый забор и город. Великолепно. Признаюсь, мне самому так казалось, ибо умиротворённая и усыпляющая атмосфера нашего городка напоминала неплохое вступление к картинному фильму ужасов. Знаешь, все эти домики, как с открытки, с идеально подстриженным газоном и статуями у входа и бесконечная дорога, с полями по обе стороны. Дорога в манящую, но, вместе с тем, пугающую неизвестность… — Линде говорил всё медленней, погружаясь в воспоминания. На некоторое время на его лице воцарилось вдохновение, и голос, которым он рассказывал, сделался мягким и чувственным.       Затем, он вновь помрачнел, когда речь зашла о Томасе.       — Просто фермер?       — Бизнесмен. Держал небольшое хозяйство и магазин продовольственных товаров в центре города. Йонне он даже нравился сперва. Мистер Томас привозил нам конфеты и напитки. Однажды, он устроил Аарону экскурсию по своему участку, от чего брат без устали трещал нам о том, что когда он вырастет, то непременно станет садовником, ветеринаром и крутым фермером, как наш сосед.       — Видимо, там было на что посмотреть.       — И это правда. — Линде машинально кивнул. — Поздно вечером Томас выпускал собак. Они бродили по ферме и отпугивали воришек. Той осенью их было много. Линде выучил расписание соседа и в один из выходных дней проник на территорию через виноградники. Там же он наткнулся на вход в подвал, который показался ему очень любопытным. Дело было в звуках, которые доносились через окно. Собравшись с духом, Аарон проник туда, обнаружив в помещении собаку, которая еле слышно скулила, но уже не могла подняться самостоятельно так как была обезображена и предельно истощена. Мой брат носил ей еду первое время. Овчарка недовольно рычала, но была слишком слаба, чтобы напасть на мальчика. В конце концов, пёс привык к Аарону и позволял себя гладить. Я так думаю, Томас специально воспитывал из своих псов настоящих монстров, неделями лишая их еды и отрезая от человеческого общества. Йонне очень хорошо ладил с собаками. Он самый настоящий шаман с дудкой, который заставляет змею пускаться в пляс. — Линде усмехнулся.       — Очень мило. — Питер закатил глаза. — Может, значит, когда захочет.       — Только, знаешь, я раскусил этого подлеца. Вернее — он рассказал мне секрет. Дело в том, что он с самого начала знает, как стоит поступить. Будь та собака бешеной, он бы не то, что не подошёл к ней, даже в её сторону не взглянул. А как бы он это понял? — Никто не знает. В общем, в один из прекрасных дней, Аарон украл собаку и припёр её домой.       — Серьёзно?       — Более чем. Только затея эта доставила нам слишком много хлопот. В тот вечер Томас обошёл всю округу, в поисках овчарки. До сих пор не понимаю, почему он её так упорно искал, если ни в грош не ставил. Один чёрт, она бы сдохла в столь чудовищных условиях.       — Возможно, она представляла для него какую-то ценность. Я имею в виду то, что она была его трофеем. Откуда нам знать, что происходит в голове у шизиков?       — И то верно. Знаешь, — Лили задумчиво запустил пальцы в волосы, — никто из нас не обратился в соответствующие организации, которые занимаются подобными вопросами. Всем, словно бы, было насрать на происходящее. У отца свои проблемы, мать вообще мало что интересует в этой жизни.       — Видимо, тогда это не казалось всем вам достаточной проблемой для привлечения зоозащитников. — Питер пожал плечами.       — На этом Томас и остановился. Поискал себе, да и забыл. Кстати, помнишь, я рассказывал тебе про того пса, Уайта, который никому не давался, кроме Йонне? Я полагаю, ты понимаешь, какое значение имела эта собака для старины Аарона. Только была у этой собаки страсть поохотится на уток Томаса, и в этом он её, чего греха таить, всячески поддерживал. В очередной раз фермер не выдержал и явился к нашему отцу с претензией, мол, якобы знает, чьих рук это дело. Тогда его глаза пылали зверской яростью. Я боялся, как бы тот не натворил дел с моим братом, в попытках восстановить справедливость. И ушёл, наказав держать пса подальше от его фермы. Я и сейчас думаю «вот я дебил, почему не привязал Уайта?»… Он просто шлялся по округе и делал всё, что вздумается. Поймать его было делом не из простых. Собака, как я уже рассказывал, давалась в руки только Аарону и, стало быть, Томасу надо было вызвать в Йонне доверие, чтобы тот передал пса в руки Томаса и позволил мужчине отвезти того в железнодорожное депо за 20 километров от города, куда фермер частенько наведывался. И, о чудо, Йонне согласился. Без малейших подозрений помогая своему пушистому другу забраться в багажник. Примерно неделю мы прожили без особых происшествий. Утром, на рассвете, грязный и уставший, пёс спал на коврике у двери. Он нашёл дом по запаху, и нашёл бы его снова, где бы тот не был, мать его. Признаюсь, подобной преданности я не встречал у тех же кошек. Крайне бесполезные создания. — Лили выругался.       — И Томас, наверное, охренел…       — Не то слово. И всё закрутилось по старой схеме. Тогда фермер снова попросил Йонне удружить ему. И сказал, что на этот раз постарается на славу. Знаешь, я никогда не понимал своего брата. Неужели, он, вот так вот, запросто, смог расстаться с собакой, которой дорожил больше своей жизни?       — Вряд ли это было целиком и полностью его решением.       — Точно, я забыл. Наш отец вёл дела с этим Томасом. — Лили кивнул. — Можно сказать, Аарон просто шёл на поводу у взрослого, который сказал: всё будет ок, не беспокойся. К тому же, у Йонне были всегда натянутые отношения с Матиасом. Вполне возможно, таким образом мой брат пытался наладить с ним отношения, чтобы не стать причиной разлада двух закадычных друзей. Разумеется, отец ни сном не духом не ведал о происках своего товарища. Скажу прямо, Валтери очень доверчивый человек. Даже в свои малые годы я отлично это видел. А вот от Томаса веяло смертью. Он был тощим, с оттопыренными ушами, с лицом, как у утопленника.       — Отличный портрет мудака. — Питер снова озадачился выпивкой.       — В день икс Уайт снова оказался в машине, но уже после того, как крепко вцепился в запястье фермера, оставляя на нём пару «симпатичных отметин». Разумеется ни в какое депо тот его не повёз. Йонне, между прочим, думает, что отдал друга на верную смерть. Рита ему это сказала сгоряча, а он и поверил.       — А ты сам, как думаешь?       — Хрен его знает. Определённо, все мы в этой истории были немного дураками. Бесполезно сейчас тыкать пальцем в поисках виновного. Одно я знаю точно — поступок Томаса я запомню на всю жизнь. И Йонне, кажется, тоже. Нет, он не просто его убил. Он взял Аарона за руку и под предлогом дать конфеты, отвёл брата к подвалу, в котором раньше жила та кавказская овчарка. Подвал был не простым. Там была какая-то странная квадратная яма 2×2, идентичной глубины. На поводке, в углу, сидел Уайт. Ошейник собаки был начинён шипами в несколько дюймов. Его он использовал для форменных пыток над непослушными животными. Томас таскал их по подвалу, тянул за собой и явно наслаждался властью над беззащитными питомцами, которые не могли ответить ему, позвать на помощь, как это, возможно, сделал бы тот же человек. Томас всердцах швырнул Уайта в яму, привязав край ошейника к поперечной балке, которая лежала поперек рва. Пёс вытянулся в струнку, лапы собаки свело будто током и он неосознанно поджал их к грудной клетке, пытаясь вырваться. Шипы тотчас пронзили гортань Уайта, и, чем больше тот старался нащупать под собой спасительное дно, тем сильнее гвозди впивались в шею, из которой хлестала кровь. Конечно, длилось это не слишком долго, но для Аарона этот процесс стал целой вечностью. После того, как всё свершилось, брат перестал умолять отпустить его и собаку домой. Даже увидев всё собственными глазами, он верил, что пёс притворяется, дожидаясь, пока его мучитель скроется из виду, захлопнув за собой подвальную дверь. В замочной скважине повернулся ключ. На долгих 10 часов парень остался подле трупика, глядя в выпученые от удушья глаза, покрытые чёрной коркой (запёкшейся кровью). Лето ещё не подошло к концу, хоть и на дворе был октябрь. Воздух в земляной темнице начал быстро нагреваться. День был в самом разгаре. Вскоре с пастбища прилетели мухи, которые облепили морду собаки. Не отрываясь от данного зрелища, мой брат проторчал там до заката, пока не пришёл Томас, со словами: «скажешь кому-нибудь и я убью тебя», не отпустил парня в поле, которое пролегало между фермой и нашим домом. Аарон, как сейчас помню, вернулся с порезанными руками, поскольку от шока забыл дорогу домой. Он поранил руки о листы кукурузы и я, пока обратывал его раны, поинтересовался о произошедшем. Ибо я никогда бы не поверил будто Йонне сошёл с ума и носился по полю без видимой на то причины, уделал чистый комбинезон и порвал футболку. И он мне поведал эту историю, не взирая на наказ Томаса. Потому что знал, что я никому не расскажу об этом. Мы всерьёз думали, что отцу будет насрать. И он скажет нечто «я потеряю отличного партнёра»…       — Почему Томас это сделал? Даже, окей, бл*ть, ладно, у тебя украли собаку… И, что теперь?!       — Он был больным. — Лили развёл руками. — К тому же, он на чём-то плотно сидел. Через некоторое время он умер в том же подвале. Его дом опечатали, а позже снесли новые хозяева после покупки участка. В любом случае, Томаса больше нет. Лишь прошлое не изменить.       — А Йонне что?       — Йонне слегка… поехал кукухой. Носил с собой такую маленькую коробочку, в которой хранил записку своей собаке, с мольбами о прощении и хранил её белые волосы, (шерсть, не знаю) которые остались на одежде после того, как заметил те, когда снимал с себя вещи.        Лили махнул рукой и тоже опрокинул в себя стопку.       — Вот такое вот дерьмо. Ладно, хер с ней, с собакой. Позже он стал творить просто невероятную дичь. Мамина сестра привезла нам стаффорда, который в молодости участвовал во многих собачьих боях. Так он с этой собакой ходил по округе и однажды даже скормил этой псине какого-то местного кота. Как сказал брат, ему понравился застывший на секунду призрак в голубых глазах животного. Он чувствовал себя Богом, вершителем судеб. Нарывался позже на драки, душил мелкую живность или просто любил помериться силой со сверстниками. И ему до дрожи, в поджилках, до сладко бьющейся где-то в недрах виска вене, было настолько хорошо, что он едва не кончил от удовольствия.       Лили смерил Питера насмешливым взглядом.       — Пожалуй, на этом мы закончим наш вечер. Всё ещё хочешь иметь с ним дело, мистер Сталь?       — Теперь я точно знаю насколько именно…       В принципе, он даже не задал вопрос Линде, почему тот говорит о прошедших событиях настолько спокойно и беспристрастно.       Просто, понимаете, теперь, когда он всё знал, поведение Йонне перестало его смущать.       Натыкаясь на стены и понимая, что чертовски напился, Питер вызвал такси на адрес Аарона.