Мёртвая линия: момент истины.

      — Не ожидал тебя здесь увидеть. — Вилле заказал себе ещё выпивки, присоединяясь к Линде Линдстрёму, который находился возле барной стойки.       — Ого, я перестал быть для тебя пустым местом? — Лили усмехнулся, отодвигая от себя бокал и разглядывая Вало без особого интереса. — Это не моё, если что.       — Значит ты здесь с другом?       — С Арчи, с психологом. — Парень кивнул. — А ты здесь чего забыл?       — Агата настояла на том, чтобы мы с ней куда-нибудь сходили.       — «Я её и девушкой-то своей не считаю. Всё, чем мы с ней занимались обычно происходило в полутьме и пьяном бреде. Я готов умереть, если это не так». — Лили процитировал слова Вилле, похлопывая друга по плечу. — Меня просто тошнит от тебя.       Вилле не успел ответить.       Агата вернулась из уборной, выказывая всем своим видом неприязнь к беседе двух деловых партнёров.       — Привет. — Линде отсалютовал рукой, непринуждённо разглядывая чету Вало.       — Когда я говорила о походе в клуб, то имела ввиду только нас с тобой.       — Брось, эта встреча просто случайность.       — Такая же, как твоё упавшее в моих глазах достоинство. — Лили приготовился к неминуемому скандалу. — Жить по указке — в этом смысл всей твоей жизни? — Отчитываться за каждый сделанный шаг и завести семью только потому что так надо?       — Агата, не заводись. Это же Линде, он любит говорить правду даже если его об этом совершенно никто не просит, да, Лили?       — Просто я не понимаю зачем играть выдуманную роль, когда можно оставаться самим собой? Конечно, тогда ты не будешь выставлен в самом лучшем свете перед окружающими, но разве это имеет значение?       — Важен лишь социальный статус, господин Линдстрём. И вам, в вашей поношенной джинсовой курточке, этого не понять. — Агата фыркнула, отвернувшись. — Люди должны полагаться на нормы, иначе их действия будут представлены в виде желания отбиться от остальных и вести собирательный образ жизни.       Впервые за последние полгода Лили испытал приступ неподдельной ярости.       Впрочем, прецедентов к этому было более, чем достаточно, поэтому парень отлично себя контролировал, сумев проглотить вставший поперёк горла ком и ответить Агате в привычной его знакомым манере.              — Агата, не хотите потанцевать со мной?       — Ты совсем рехнулся? Разве что за сто тысяч евро, которых у тебя никогда не будет. — Она гордо вскинула голову.       — Плачу двести тысяч и ты снимаешь с себя бюстгальтер… ***       — Идиот, ой идиот… — Матиас схватился за голову. — И в кого ты такой?       — Точно не в маму. — Линде поправил галстук, уткнувшись в излюбленный ноутбук.       — Просрать сумму денег равную стоимости двух автомобилей только что сошедших с конвейера ради какой-то проститутки с вокзала?       — Ради уважаемой избранницы моего лучшего друга. — Парень отвлёкся. — Ты решил вопрос с Брэндом?       — Увы, у Тилля свои, неизвестные мне, методы воздействия на американскую полицию. В данном случае нам остаётся лишь ждать условного сигнала от генерала МВД, с которым мы заключили сделку. Линдеманн может подкупать американцев столько, сколько ему вздумается, но мы не в штатах. Здесь бытуют совсем другие правила.       — Разве похищение не является преступлением?       — Этот факт ещё предстоит доказать, как и заложенное СВУ на периметре нашей компании. В целом, их репутация чиста перед законом.       — Что, если поднять все видеозаписи и подкрепить их многочисленными показаниями возможных свидетелей?       — Как бы это помягче сказать, Лили… — Матиас задумчиво подпер подбородок кулаком, — в этой ситуации мы и сами далеко не ангелы. И я несколько раз подумаю прежде чем рисковать последним, что у меня осталось. Я дал себе зарок, что более никогда не поставлю работу организации под угрозу. Видишь ли, у нас тоже косяков хватает.       — Понятненько. — Линде помрачнел. — Что ж, не будем копать себе могилу. Я предлагаю пойти с Тиллем на переговоры. Только вот как с ним встретиться — большой вопрос. Он, если верить многим, кто пытался с ним связаться, держит своё местонахождение в строжайшем секрете.       — Очевидно, что традиционные способы поиска с ним вряд ли сработают, посему поручаю это дело тебе. — Отец широко улыбнулся и поднял большие пальцы вверх. — Здорово я придумал, да?       — Что значит «традиционные»? — Линде изогнул бровь дугой, поправляя очки на переносице. — Я чего-то не знаю о себе?       — Всё ты знаешь. Мы имеем дело с изворотливым ужом и кому, как не тебе, известно о таких личностях гораздо больше, чем остальным?       — Я просто умею красиво лгать. Кажется, на этом перечень моих сверхспобностей заканчивается.       — Поверь, этого будет более чем достаточно. — Отец упаковал документы в кейс и направился к выходу.       Затем остановился и смерил сына серьёзным взглядом       — Слушай, ты не подумай, что я решил тебя напрячь. Ты вправе отказаться, если тебя не устраивает моё предложение.       — А ты, — в свою очередь отметил Лили, — не подумай будто я согласен ради тебя абсолютно на всё. Будь ты трижды моим отцом, только мне решать, каким будет мой следующий шаг…       — Я не опоздал? — На пороге кабинета возник Вилле.       По его лицу было понятно, что он не ожидал провести несколько часов наедине с предметом своей, невесть откуда взявшейся, ненависти.       — Ты как раз вовремя. — Матиас вручил кейс Вало.       — И почему вы так ко мне снисходительны, сэр? — Парень смутился, переводя взгляд на настенные часы.       — Видимо, у тебя очень влиятельный покровитель. — Валтери усмехнулся.       — Он мне не покровитель! — Кудрявый побелел от ярости и отрицательно замотал головой. — Линде? — Скажете тоже.       Матиас искренне удивился.       — Вообще-то я говорил о себе.       И скрылся из виду.       — Забавно. — Лили развалился в кресле, наслаждаясь ситуацией.       — О, ну конечно, сейчас ты мне плешь проешь. Сказал и сказал, бывает…       — Почему я?       — Чего греха таить, отчасти ты поспособствовал моему успеху. — Вилле вспомнил про бумаги. — Если ты закончил с дурацкими вопросами, то я, пожалуй, займусь поручением.       — Дай хоть одним глазком взглянуть. — Лили требовательно вытянул руку ладонью вверх и пошевелил пальцами. — Это не займёт много времени.       Вилле подчинился просьбе, открывая кейс.       — И всё тебе интересно.       Лили углубился в чтение, изредка подглядывая за напарником.       — Хочешь знать, что здесь написано?       — Нет. Не люблю вмешиваться не в своё дело без видимых на то причин.       — Да возьми ты, чего ломаешься, как баба?       — Здесь написано «пойдёшь со мной на свидание?» — Вилле недоверчиво уставился на друга.       — Пойду. — Линде усмехнулся.       — Да нет же. Тут так написано. И это твоих рук дело, придурок.       — Почему моих сразу? Может Матиас Лиаму эту записку отправлял?       — Мы что, в каменном веке? На кой чёрт ему писать записки, если можно позвонить или отправить сообщение?       — Умеешь же ты испортить любой сюрприз. — Линде устало откинулся в кресле, глядя в потолок. — Почему ты ещё не предоставил мне список, содержащий в себе информацию о том, что можно/нельзя делать в твоём присутствии? Ты же у нас экономист по образованию, вот и сэкономь на потраченном впустую времени.       — Ты реально думаешь, что я хочу с тобой куда-то идти после того, что ты учинил?       — Скажем, да, я действительно придерживаюсь оптимального способа взаимодействия. — Линде сцепил пальцы, представляя Вилле пауком, который старательно вьёт свою паутину до того, как в неё прилетит камень. — Люди бывают так опрометчивы, что в голове едва ли укладывается. Они так старательно бегут от своего счастья, не сумев опознать данное в сложносочиненной упаковке подписанной на неизвестном языке.       — Знать бы ещё, к чему ты ведёшь. — Вилле чувствовал себя донельзя неловко.       — К тому, чтобы ты наконец определился с желаниями и обозначил перед собой ясную цель. Ибо мы будем вынуждены метаться до конца лет своих, отодвигая очевидную истину и размениваясь на очередные никому ненужные страдания. Хотя, тут как посмотреть. Вполне возможно, в основе этого принципа лежит неуверенность, которая не позволяет воспользоваться необходимыми для жизни ресурсами.       — Зато ты, я так погляжу, весь повязан в заботах и делах. Рискну предположить, это тот же страх.       — Хотел бы я с тобой согласиться. — Линде поправил очки и задумался над ответом друга. — Пожалуй, так и есть.       — Скажи, тебе не надоедает заводить одну и ту же тему, зная, что исход в 90 процентах случаев не будет стоить затраченных на то усилий?       — Возможно, меня привлекает сам процесс, а не результат. — Линдстрём развёл руками. — Пожалуй, ничто в этой жизни не гарантирует полновесный итог даже по прошествии лет. В этом и весь смысл — научиться жить там, где ты есть, с тем, что ты имеешь.       — Линде, скажи мне, только честно, разве я похож на человека, которому нужна помощь? — Вилле принял закрытую позу, не желая идти на компромисс.       — В большинстве случаев я не задаю себе подобные вопросы и не надеваю геройский костюм, чтобы отправиться на спасение заблудших душ. Мне кажется, если я говорю это сейчас, то это что-то да значит в наших с тобой жизнях. — Линде покачал головой. — Именно поэтому мы сейчас вместе, ибо, если бы ты не испытывал такую же потребность во мне, как я в тебе, то наш разговор носил бы формальный характер.       — Ты так уверенно говоришь, что диву даюсь. — Вилле глубоко вздохнул, примирившись со своим гневом.       — Конечно. Я же верю в себя и свои слова! Пусть даже смысл отчасти будет туманным и размытым, но это не самое главное. Важны чувства, которые ты вкладываешь в их значение.       — О, да. Ты уже у нас такой весь распрекрасный. — Сарказмом так и веяло за версту.       — Ясен хер, кто мне запретит. Хочешь сказать, что быть закомплексованным мудаком — значит быть скромным и лояльным по отношению к окружающими миру? — Вздор! На протяжении всей своей жизни мы лишь становимся теми, кем должны были стать. А тот, кто выделяется из общей массы, непременно должен купировать свой неограниченный рост во имя прописного ранжира.       — Ты мне только ответь на один вопрос, можно ли всю жизнь оставаться верным своим убеждениям?       — Если это истина в первой инстанции, да. Каждый из нас знает в глубине души, как поступить правильно. Но, в последний момент, поддавшись эмоциям и искушению, будучи мало осведомленными в том или ином деле, мы совершаем ошибки, слепо повинуясь инстинктам.       — Что же есть любовь без данных?       — Феномен. Блядская человеческая потребность и нежелание оставаться в одиночестве. Плюс — совокупность множеств вполне объяснимых маркеров. Лично моя любовь это пустыня в центре которой стоишь ты. И я смотрю на тебя, не замечая ничего вокруг. Мне кажется, я бы мог раствориться в тебе, если бы смог сделать последний шаг. Веришь-нет, мне плевать, как ты выглядишь и о чём говоришь, ведь всё, что бы ты не сделал, будет для меня самым прекрасным, что я когда-либо видел.       — Разве что, не умер ради меня, да? — Вилле сощурился.       — Довольно неуместный вопрос однако ты точно знаешь ответ на него, если чувствуешь то же самое. — Линде улыбнулся. — Ну, что, ты оттаял или продолжишь таить обиду без видимых на то причин?       — Знаешь, — парень отвлечённо скомкал бумагу в кулаке и покосился на друга, — я часто уходил, не считая нужным объясняться, ведь все, кто признавался мне в любви, казались мне ничтожно мелкими в сравнении с пропастью, которая, рано или поздно, поглотит нас с головой. И лишь в твоих словах я ощутил неподдельную искренность. Я никогда не был уверен в своём ответе, как сейчас.       — И, всё-таки, это значит «да»?       — Ты просто не оставил мне другого выбора. — Вилле пересёк кабинет и крепко обнял друга.