The Taste of Ink / Вкус чернил

      Драко чувствует её раньше, чем видит.       Её тяжелый взгляд на его коже, незримая ласка, скользящая по линиям его тела с такой остротой, которую он не ощущал уже несколько месяцев.       Под слоями одежды всё горит, и он готов к воспламенению.       Одно мгновение, и он находит её.       Гермиона.       Как и в прошлый раз, она не пытается скрыть свой интерес. Невозмутимая и дерзкая, она разжигает жаркое пламя, лижущее основание его позвоночника. Её карие глаза становятся почти чёрными от приглушённого света, и она следит за ним сквозь толпу, разделяющую их столики. Остальная часть её фигуры скрыта от его взгляда, но это не играет роли. Желание — потребность — в её внимании почти калечит его. И как только он завладевает им, то цепляется, не желая отпускать.       Он моргает. Её внимание возвращается к его костюму.       Это танец, хотя и далеко не буквальный. Возможно, фигуральный. Эмоциональный, скорее.       Это то, чего он ждал. Как только он замечает её сквозь дымку паба, в нём закипает желание. Прошли месяцы, но его тело помнит. Мышцы напрягаются, сухожилия вытягиваются. Вены расширяются, под кожей бьётся жажда большего. Он слегка напряжён, не так сильно, чтобы кто-то из друзей смог заметить изменения в языке его тела, но достаточно, чтобы бороться с искушением встать и пройти сквозь толпу.       Его следующий шаг — больше, чем жест. Это приглашение.       Его пиджак соскальзывает с плеч с удивительной лёгкостью. Запонки с глухим звоном опускаются в карман. Рукава рубашки медленно закатываются до локтей, ткань оттягивается, обнажая его новое украшение.       Ветка виноградной лозы, примостившаяся посреди цветов, окружающих его тёмную метку.       Для всех остальных он всего лишь осваивается в переполненном, душном пабе. Но ей известно столько же, сколько и ему.       Он хочет, чтобы она смотрела на него. Только она.       Есть что-то особенное в том, чтобы быть желанным для Гермионы Грейнджер, но это выходит далеко за рамки. В дни и недели, прошедшие после их последней встречи, Драко понял, что её внимание отличается от всего, что он когда-либо испытывал раньше. Для него это нечто большее, чем быть замеченным или даже понятым.       Это принятие без прощения. Осознание и подтверждение того, что произошло не только между ними, но и со всеми, повсюду. События, за которые он не нёс непосредственной ответственности, но которые, тем не менее, ошибочно поддерживал.       Он никогда не чувствовал себя таким живым, как сейчас под её взглядом на его теле, её руками, прослеживающими его самые главные ошибки, её губами, вкушающими самые личные сожаления. И он готов к большему.       Но этот танец будет другим.       Его окружают друзья, они разговаривают, пьют и смеются, но он не обращает на них внимания. Вместо этого он сосредоточивает своё внимание на ней. В отличие от первого раза, он не пытается скрыть свою заинтересованность. Он не пытается притворяться или красоваться перед ней так, чтобы выдать свою нерешительность. Он больше не боится обнаружить в тёмных, неизведанных глубинах её взгляда неизвестность. Напротив, он жаждет быть поглощённым ею.       С тех пор как он виделся с ней в последний раз, Драко расширил свои познания. Приобрёл новые знания и раскрыл старые. Он думал об этом, о ней, о них и мечтал о том, что было бы, если бы он потребовал большего.       Он готов обнажить свои чувства, но прежде чем успевает это сделать, она берёт инициативу на себя.       Она грациозна, толпа расступается перед ней, когда она встаёт со своего места и выходит на небольшое пространство. Её движения практически чувственные, когда она неспешно стягивает с себя джемпер, обнажая тонкий топ. Подобно подарку, разворачиваемому исключительно для его глаз, она неторопливо снимает джемпер с плеч и вытягивает руки, слегка покачивая грудью.       Все взгляды в зале устремлены на неё, но она смотрит только на него.       Она выдерживает его взгляд, затем медленно подмигивает и поворачивается обратно к столу, приподняв уголки розовых губ. Драко улавливает вспышку белого цвета, когда она закусывает нижнюю губу, и почти чувствует её вкус… Прямо перед тем, как всё вокруг останавливается.       Чернила, написанные на её плече каллиграфическим почерком, уничтожают всё его самообладание.       Грейнджер наклоняется, практически лишая его зрения, чтобы заговорить с кем-то рядом с ней. Ему плевать, с кем. Пусть это восставший из мёртвых Волдеморт, он всё равно не сможет оторвать взгляд от её плеча.       Желание бурлит в его венах, а за ним — невыносимая потребность. Он моментально представляет себя — в другой версии, в другом месте — рядом с её телом, раскачивающимся в её тепле, пока он выводит языком каждую букву. Подношением или извинением, в зависимости от того, что она выберет.       Пока он мечется, вертится, она сохраняет контроль. Если не сказать больше, она притягивает его сильнее. Привлекает его к себе, поднимаясь на ноги и прощаясь с друзьями лёгким взмахом руки. Она переводит взгляд на его лицо, потом на грудь, а затем на дверь.       Не столько приглашение, сколько указание.       И когда он поднимается с места, его тело приходит в движение раньше, чем разум успевает его подхватить, её уже и след простыл.       У Гермионы Грейнджер есть татуировка, и она для него.       Он знает это. Он испытывает уверенность с каждым шагом к двери. Кирпичик за кирпичиком, кусочек за кусочком, он понимает, ради чего она вернулась.       То, что, как он думал, станет повторением, обернулось испытанием на прочность. Она перевернула его ночь с ног на голову, но он рад продолжать в том же духе.       — На этот раз к тебе, — заявляет он ей, как только она оказывается в поле зрения, ожидая за поворотом у точки апрарации. Это не вопрос. Ему необходима её частичка так же, как и ей его.       Грейнджер хмыкает, словно раздумывая, не отказать ли ему, и этот мелодичный звук разносится по пустому ночному пространству вокруг них. Зрители остались за кадром, и их вечер переходит в сольное выступление.       Она протягивает руку, пропуская свои пальцы между его пальцами, и он следует за ней, летя вниз к своей гибели.       Они приземляются жёстко, с сильным толчком, перемалывающим суставы, но Грейнджер увлекает его за собой, как только мир перестаёт вращаться. Вверх по каменным ступеням из какого-то серого материала, сочетающегося с остальным зданием, которое исчезает в ночном небе. Ничего не имеет значения.       Не важно, если она снова будет с ним.       Теперь его очередь брать инициативу на себя. Пользуясь своим ростом и весом, он прижимает её к двери, прежде чем она успевает нащупать свою палочку, чтобы пройти через защитные чары. Прижавшись спиной к дереву и прильнув грудью к его грудной клетке, она дышит ему в такт. Он скользит по её бедру, приподнимая её на носочки и притягивая ещё ближе.       Прижавшись лбом к её, он прослеживает одним пальцем тонкую линию её челюсти.       Передышка, пауза, покой. Застыв на месте, Грейнджер не отстраняется.       — Ты ждал меня.       Такое простое замечание, не требующее глубокого осмысления, к которому, как он знает, она способна.       В ответ он высказывает свои мысли. Те же слова, которые она говорила ему раньше.       — У тебя есть татуировка.       Её губы изгибаются, растягиваясь и приподнимаясь в уголках, а затем её хитрая ухмылка перерастает в самодовольную.       — Да, есть. Хочешь посмотреть на них?       На них. На них. На них.       Он приподнимает брови. Его пальцы скользят вверх по её руке и по плечу, оттягивая бретельку топа вниз, обнажая ключицы. Пользуясь моментом, он рассматривает девушку, её предложение и все последствия. Он проводит носом и губами по косточке до края её плеча, затем возвращается к впадине горла. Его органы чувств окутывает приятный ванильный аромат, и он не может удержаться, чтобы не попробовать его на вкус.       Сможет ли он остаться с ней после ещё одной ночи? Один раз — случайность, два раза — закономерность.       Чёткое и ясное «нет», тяжёлое, как биение его собственного сердца.       — Это весьма личное предложение, Грейнджер, — говорит он вместо этого. — Ты уверена, что готова?       — Думаю, я… — Она чуть задыхается на полуслове, когда он вжимается в неё, извиваясь своим телом с волнующей лёгкостью. Его член уже твёрдый, ноющая длина давит на молнию брюк, и ему так и хочется полностью избавиться от одежды. — Я переживу это.       Она вздрагивает, когда он снова вдыхает её аромат, её фигура слегка содрогается под его телом. Она прижимается тазом к его бедру, пальцами впиваясь в его бока, и он напрягает мышцы на ноге, чтобы она почувствовала его.       Он не успевает заметить, как она использует свою палочку, но по одному движению её запястья дверь отпирается, и они заходят внутрь. Два тела, соединённые прикосновением и решимостью, и он не готов её отпустить.       Его ладони на её талии, её руки в его волосах. Они прижимаются к двери, потом к стене, потом к дивану. Губы приникают друг к другу, вновь обретая связь после долгой разлуки. Он чувствует запах её волос, ощущает очертания её груди, бёдер и таза. Сцепив в замок руки, он расслабляется в ней.       Ещё не совсем целуясь, но уже единожды попробовав её вкус, он испытывает голод. Он знает, что торопится, знает, что должен отступить, притвориться, завлечь её, чтобы она возжелала того же, что и он, но не решается.       Его губы возвращаются к линии её ключицы, вверх и по линии её плеча к чернилам, которые он до сих пор не может прочитать. В её гостиной слишком темно, слишком тускло, и часть его души наслаждается таинственностью ещё некоторое время.       — Скажи мне, почему ты ждал меня, — требует она, стягивая с себя топ и толкая его назад, пока не усаживает его на подушки.       Пульсация в его брюках усиливается втрое при виде её обнажённой груди и чёрных чернил по краям грудной клетки. Проведя по ней большим пальцем, он заставляет свой взгляд вернуться к её глазам.       В нём скрыто множество чувств, ни одно из которых он больше не пытается скрывать.       Он тщеславен, и требователен, и меркантилен. Он горд до самоуверенности, даже когда учится признавать свои худшие неудачи и сожалеть о них.       Но он также предан своему делу, причём предан не меньше, чем хитёр.       Гермиона Грейнджер видела его в худшем проявлении, и всё же она каким-то образом желает большего. И этой причины достаточно, чтобы заявить о своей преданности ей.       — Никто не сравнится с тобой, — заявляет он ей, хотя в его словах есть лишь доля правды. Он уверен, что она уже знает об этом, но всё гораздо серьёзнее. После неё он пытался вернуться к прежней жизни, чтобы забыть, каково это — быть замеченным, но только потом осознал, что жил слепой верой.       И теперь, заглянув в маленькое окошко её собственной уязвимости, он должен отплатить ей тем же.       Драко тянется к воротнику своей рубашки и стягивает её, чтобы освободиться от одежды.       Вытянув шею, он прячет тень своего неудавшегося патронуса и показывает ей кое-что другое. Единственную татуировку, которую он скрывал магией до этой ночи с ней.       Его номер в Азкабане. Ряд рун и цифр. Его невозможно вывести полностью. Да, можно замаскировать дорогими средствами и заклинаниями, но избавиться полностью — никогда.       И теперь он не хочет, чтобы номер исчез. Малфой преподносит татуировку ей как подношение, последний момент слабости, и растворяется в тепле, проникающем сквозь слой кожи.       — Старый друг.       Он слышит её прерывистое дыхание, за которым следует лёгкое касание кончиками пальцев. Затем, прежде чем он успевает оглянуться, чтобы прочесть выражение её лица и нырнуть с головой в тот самый омут осознания, которого ему так не хватало, за ним следуют её губы. Вместо прикосновений она целует каждую цифру, каждую руну, а затем обводит их языком.       Будто она догадывается, что именно он собирался сделать с татуировкой на её плече.       Его тело напрягается, возбуждение разливается по мышцам пресса и стягивает всё ниже бёдер. Обхватив её за талию, Драко прижимается к ней, пытаясь ослабить давление. От трения его пронзает дрожь, и он стонет.       — Покажи мне, — умоляет он. Потому что, как бы ему ни нравилось, когда за ним наблюдают, он также любит смотреть.       Грейнджер откидывается назад, отбрасывая локоны с лица, и лукаво улыбается ему.       Вместо того чтобы перейти к своим татуировкам, она сползает с его колен и начинает стягивать с себя остальную одежду. Снимая её, она открывает перед ним слой за слоем, пока не оказывается полностью обнажённой. Под её рукой проглядывает цветное пятно, а ещё больше красок обвивает бедренную кость, но его глаза не задерживаются на одном месте надолго, чтобы как следует изучить её.       Его охватывает новая волна возбуждения.       Часть его сознания хочет, чтобы она заняла кресло в другом конце комнаты, чтобы получить лучшую точку обзора и в полной мере оценить открывающийся вид, но ему нужно нечто большее. Ему необходимы прикосновения, тактильные ощущения, напоминание о том, что и он, и она реальны настолько, насколько он желает.       Он тянется к ней, усаживая её к себе на колени. Проводит рукой между её бёдер, погружая пальцы в её скользкое тепло. Держит себя под контролем, направляя её движения, заставляя прикасаться к себе через него.       — Скажи мне.       Грейнджер облизывает губы, её веки трепещут, когда Драко замедляет свои — и её — прикосновения. Он ускоряет темп, дразнящими движениями проводя по её клитору. Судя по облегчению, промелькнувшему на её лице, он подобрал нужный ритм.       — Никто не знает, что у меня есть эта татуировка. — После её признания что-то глубоко внутри него вздрагивает. Общая связь, зеркальная уязвимость при демонстрации человеку того, о чём никто не догадывается. Наступает тишина, затем медленный выдох. Признание. — Хотя технически я вдохновилась тобой.       Подняв свободную руку, она прикрывает ею грудь и поворачивается к нему боком. На её грудной клетке, вдоль подгрудка, нанесено несколько рун. Выгравированные красным цветом, они удивительно реалистичны. Когда её грудная клетка расширяется, он клянется, что видит, как они пульсируют.       Уруз. Сила.       Альгиз. Защита.       Отала. Наследие. Но истинное значение, в совокупности с другими, постигает его. Собственность.       — Твои обереги, — догадывается он, протягивая руку, чтобы провести костяшками пальцев по каждому из рисунков. Она позволяет ему очертить контур каждой руны, и он завороженно наблюдает, как по её коже бегут мурашки. — Умно.       Он сильно преуменьшает, за одним словом кроется огромная суть всех вещей, которые он мог бы и ещё может однажды сказать.       Её бедра начинают покачиваться, восполняя недостаток его пальцев, которые отвлеклись. Она гонится за трением, прижимаясь к его руке с нескрываемой страстью. Он чувствует, как с каждым движением она становится всё более влажной, её тело нагревается, и он надавливает сильнее.       Из её горла вырывается слабый всхлип, голова откидывается назад, и она не перестаёт двигаться, не стесняясь и не боясь брать то, что хочет. Он с готовностью отдаёт. Он продолжает управлять её движениями, то ускоряя их, то снова замедляя, и замечает, как на её коже вспыхивает румянец. Он зарождается в центре её груди и распускается, как цветок навстречу солнцу, не останавливается, пока она не засияет для него одного.       Драко сосредотачивается на её удовольствии, а не на своём, старательно игнорируя то, как пульсирует его член при каждом толчке её бёдер. Даже без непосредственного прикосновения к ней — вынудив её руку служить препятствием между его пальцами и её наслаждением — ему достаточно, чтобы довести себя до предела. Он понимает, что долго не продержится, а значит, должен убедиться, что она выдержит. У неё три татуировки, которые он может рассмотреть, поэтому он подарит ей по одному оргазму за каждую.       — Расскажи мне, как ты их заколдовала.       Он жаждет познать магию, скрывающуюся за ними, понять, как она смогла извлечь из его собственных рун излишки смысла и превратить их в нечто функциональное. Эффективное. Стоящее.       Всё то, чем он не является, но отчаянно хочет быть.       Она сдавленно стонет, поднимая голову, чтобы взглянуть на него, одновременно собираясь с мыслями.       — Они состоят из трёх частей, — произносит она, слегка задыхаясь. Её бёдра не перестают двигаться. — Защитные чары, руны и зелья.       Драко многое повидал, многое испытал в своей жизни как в спальне, так и вне её, о чём даже не мог себе представить, но то, что Грейнджер научит его новому, сидя верхом на его руке, может стать самым незабываемым.       — Защитные чары было достаточно легко наложить с помощью рун. — Когда её дыхание сбивается, Драко усмехается и находит нужный способ провести пальцами по её телу так, чтобы задеть клитор. — Разработка зелья…       — Да? — спрашивает он, не отрываясь.       — Потребовалось несколько попыток, — заканчивает она. Её веки тяжелеют, свободная рука сжимает его плечо, пока она гонится за собственным удовольствием. — Не останавливайся.       — Не остановлюсь, если ты не остановишься.       Она приоткрывает губы, и ему приходится сопротивляться желанию захватить их своими. Просто чтобы подразнить её, чтобы ей было ещё сложнее закончить свой рассказ о том, как она разгадала секрет зачарованных татуировок.       Ей требуется несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями. Тем временем Драко продолжает раскрывать её кусочек за кусочком, отсчитывая секунды до своей очереди.       Сначала он подарит наслаждение ей самой, но последние два будут полностью принадлежать ему — его член будет утопать в её испепеляющем жаре, стенки обхватят его, трепеща и пульсируя, и он получит удовольствие в ответ.       — Мне пришлось использовать зелье, чтобы наложить чары, — тихо произносит она, ускоряя темп. Её ноги дрожат, а Драко следит за её бёдрами, а не за лицом. — Вокруг моей квартиры. Снова и снова, пока магия не закрепилась окончательно. Эти руны — они повсюду.       Маленькая, эгоистичная, жадная часть его души отчаянно желает, чтобы эти руны появились и на его коже. Чтобы обладать её частичкой, о которой больше никто не знает, быть к ней достаточно близко — пользоваться её доверием — и приходить и уходить, когда ему заблагорассудится.       Он уверен, что приходить будет чаще, чем уходить.       Бёдра Грейнджер подрагивают, мышцы её ног напрягаются с каждым толчком их рук.       — Потом… потом было…       Драко хмыкает, побуждая её продолжать. Даже если он сумеет додумать остальное сам, ему нужно выслушать её до конца. Когда её пауза затягивается, он замедляет их совместные движения.       Она хнычет. Это очаровательно.       — Оставалось лишь влить зелье в чернила.       В благодарность он возобновляет прежнюю скорость и берёт на себя контроль, когда её пальцы ослабевают под его рукой. Он отодвигает её ладонь в сторону, дотрагиваясь и чувствуя каждую частичку её тела, её промежность уже насквозь мокрая.       Чёртов Салазар.       Обхватив девушку за шею, Драко притягивает её к себе и прижимается к ней лбом. Её карие глаза затуманены от возбуждения, но он не сводит с них взгляда, пока не убеждается, что завладел её вниманием.       — Помни правило.       «Произнеси моё имя, — приказывает он ей. — Произнеси его, и я, возможно, стану твоим».       Её губы слегка изгибаются, сбивчивые выдохи сталкиваются с его собственными. Он сдерживает себя как никогда, потому что ему требуется все силы, чтобы не расстегнуть брюки и не трахнуть её прямо здесь и сейчас. И если её понимающая улыбка не погубит его, то её согласие — запросто.       — Я помню, Драко.       После этого она преодолевает расстояние между ними, прижимаясь губами к его рту.       Наконец, благословясь, он упивается ею, как человек, потерявшийся в пустыне. Аромат её духов смешивается с запахом её возбуждения, окутывая его, пока она не становится всем, что он способен воспринять. Он впивается в её рот, проводя языком в такт движениям пальцев.       Она кончает с криком, её тело выгибается и льнёт к нему, сотрясаясь от оргазма.       Она звучит ещё слаще, чем он помнит.       Ему хочется открыть глаза, чтобы полюбоваться выражением удовольствия, расплывающимся по её чертам, но вместо этого он смакует её вот так. Если повезёт, если удастся, то в их совместном будущем будет ещё множество других удовольствий.       Он осторожно поглаживает её, пока она приходит в себя, постепенно смягчая свои прикосновения, пока самая крупная дрожь не проходит. И когда её поцелуи становятся вялыми, а руки скользят по его шее и зарываются в волосы, он пользуется её рассеянностью. Языки, губы и зубы, неторопливое изучение, которое знакомо только влюблённым. От неё исходит всё больше тепла прямо к его тазу.       В просвете между их телами он расстёгивает ремень и брюки, поощряя себя лаской, высвобождая член. Ощущения всё ещё несколько непривычны для него, прохладный металл на горячей коже, но удовольствие, молнией пронзающее его позвоночник, становится ещё более интенсивным.       Она не замечает разницы с первым прикосновением к её скользкой плоти, пока сосредоточившись на нём, гонится за его ласками своими бёдрами. Ищет, ищет, ищет большего. Она прижимается к нему, пытаясь найти трение и разрядку, которые ей так нужны.       Он крепче обхватывает член, скользит кулаком вверх, чуть ниже головки. Достаточно, чтобы она почувствовала пирсинг, но не так глубоко, чтобы погрузиться.       Тело Грейнджер застывает, и он слышит, как она тихонько вдыхает воздух через нос, когда ощущает разницу.       Когда он открывает глаза, она уже смотрит на него.       Драко играет с её бедром, перебирая пальцами зелёный рисунок на коже. Он старался не смотреть на узоры, предпочитая дождаться момента, когда она откроется ему так же, как он обнажил свою душу несколько месяцев назад.       Он терпеливый человек. Он ждал её довольно долго, так что он подождёт ещё чуть-чуть и сейчас.       Взгляд Грейнджер опускается, и он убирает руку.       Две штанги.       Одна проходит через головку члена, другая — прямо под разгорячённым кончиком.       Прямо в самых чувствительных местах, он проводит по ним пальцем и вздрагивает. Откинувшись назад, он демонстрирует ей, как именно ему нравится, когда к нему прикасаются, и как он надеется, что ей тоже понравится. Когда её руки сжимают его волосы, он не уверен, что она замечает что-либо.       Приоткрыв губы, она тяжело дышит, наблюдая за тем, как он ласкает себя.       Чувство удовлетворения и наслаждения тяжестью отдаётся в его груди, растекаясь по венам. Сильнее любого наркотика, дороже всех галлеонов в его хранилище, вот чего не хватало в его жизни.       Принятия. Заинтересованности. Благоговения. Совершенства в несовершенстве, он такой, какой он есть, и такой, каким она хочет его видеть.       Драко различает эти эмоции на её лице, веснушки едва заметны сквозь румянец, окрасивший её щёки и нос. Ясно, как небо в солнечный летний день. Он начал понимать, что, возможно, в этом и кроется привлекательность. Встречаться с кем-то, кто идёт по жизни с надетой маской. Кого не воспитывали быть кем-то другим, чем-то другим, в угоду репутации. Всё, чем она занимается, достойно — даже лучше — в своём настоящем виде.       Ему не нужно прятаться от неё, да он и не хочет.       — Ты когда-нибудь была с мужчиной с пирсингом, Грейнджер? — спрашивает он.       Когда она не отвечает, а её карамельный взгляд тянется к его соскам и украшающим их кольцам, он располагается у её входа. Слегка подталкивает бёдрами, пока её плоть не окутывает его. Она горячая, и скользкая, и такая, какую он искал.       Хорошая. Он оставляет это невысказанным.       При резком вдохе грудная клетка Грейнджер расширяется, и она опускается до конца, полностью заполняя своё влагалище. Когда она усаживается на него, упираясь задницей в колени, он проводит ладонями по поверхности её бёдер. Дотянувшись пальцами до её поясницы, он наслаждается ощущением мягкой плоти.       Он хочет признаться ей, что думал о ней прямо перед тем, как решиться на пирсинг, вспоминая, как ему понравилась боль, когда она трогала его соски в прошлый раз, когда они были вместе. Он хочет сказать ей, что никакая другая реакция на него, его тело, его татуировки и пирсинг не доставляла ему такого удовольствия, как её.       Независимо ни от чего, за месяцы, прошедшие с тех пор, как они переспали, он всё чаще и чаще думал о ней. Гадал, каково это — обладать ею снова, и захочет ли она тоже быть с ним.       То, что должно было длиться всего одну ночь, стало всем его миром.       Однако он подавил желание и сосредоточился на других своих потребностях. Например, на тянущих мышцах в основании живота, на инстинкте, побуждающем его двигать бёдрами и входить в неё. Снова и снова, пока они оба не достигнут края, вдоль которого плясали. Жар, охватывающий его член, невозможно игнорировать или отрицать, но он должен.       Вместо этого он закрывает глаза и погружается в остальные ощущения, которые его терзают. Его пальцы пылают, зудят от желания пройтись по её телу. Пощипать её соски, погладить клитор, проследить линии шеи и ключиц и зарыться между локонами. Он сосредоточивается на одном месте и проводит большим пальцем по окружности чернил, растекающихся по костям.       — Расскажи мне о них, — требует он.       Вместо ответа Грейнджер начинает раскачиваться на нём, вращая бёдрами так, что его на мгновение захлестывает приступ наслаждения. Её глаза закрываются, а руки скользят по его груди.       — Я его чувствую, — задыхаясь, говорит она и снова раскачивается. Полностью игнорируя его и сосредоточившись на металле на его члене, который сейчас стимулирует её изнутри. Маленький огонёк ревности разгорается в его груди.       Одной рукой Драко хватает её за подбородок. Проведя большим пальцем чуть ниже губ, он прорисовывает пышную розовую плоть и заставляет её снова посмотреть на него.       — Сосредоточься, Грейнджер. — Другой рукой он крепко стискивает её, чтобы остановить её движения. — Будь хорошей девочкой, и я дам тебе то, что ты хочешь.       Глаза Грейнджер медленно распахиваются, её взгляд темнеет. Высунув язык и пробежавшись по нижней губе, она проводит им по кончику его большого пальца.       — С каких пор мне от тебя что-то нужно?       Брошенного ему вызова достаточно, чтобы почувствовать желание перевернуть их тела и бросить её на пол, с дивана. Повалить на ковер и трахать до тех пор, пока она не начнёт выкрикивать его имя. Загнать её так далеко — возможно, дальше, чем его самого, — что она не вспомнит остальных, кто был с ней до него. Он приберегает эту мысль на потом, напоследок.       — С тех пор как ты объявилась сегодня, стремясь показать мне, чего именно мне не хватало.       Он выдерживает её взгляд, позволяя ей заглянуть в отчаяние, которое питает его. Признание приобретает горьковатый вкус на языке, поскольку такой опыт всё ещё немного чужд ему, и он глотает, не обращая внимания на затянувшиеся сомнения.       Её влагалище трепещет вокруг его члена, а мышцы напрягаются и обхватывают его, реагируя на слова. Ей нравится. Но вместо того, чтобы предложить ей больше или позволить всем своим секретам сорваться с губ, он возвращает её внимание к поставленной задаче. Его пальцы ищут её клитор, нежно поглаживая маленький узелок, а она извивается на нём.       — Ты знаешь, что мы оба хотим этого, Грейнджер, — поддразнивает он.       Ему требуются огромные усилия, чтобы не податься в её сторону, не вернуть контроль и не обрушиться на её тело. Но происходящее слишком важно — слишком близко к его конечной цели, чтобы отвлекаться на меньшие желания.       Грейнджер скулит, когда он чуть усиливает давление, её бёдра обхватывают его. Он следит за остальными её реакциями, каталогизирует телодвижения, чтобы запомнить их на будущее. Сосредотачивается на ней, давая то, что ей нужно, прежде чем взять своё.       — Продолжай.       Она выражает согласие долгим вздохом, её голова опускается, а бёдра начинают дрожать. Активно сдерживая желание покачнуться навстречу его прикосновениям, или приподняться и опуститься вниз, он не уверен.       — Это… это… — Её стенки сокращаются, а влага собирается вокруг его члена. Он увеличивает темп, чтобы вознаградить её тело за этот дар. — Это магия.       Наконец, он позволяет себе посмотреть. Его взгляд путешествует по её телу, прослеживая светлые шрамы, покрывающие её кожу, и веснушки, усеивающие её, как звёзды. Вокруг её бедра тёмно-зелёная лоза плюща взбирается по поверхности бедра, огибает тазовую кость и ползёт к ребру. Возможно, какое-то волшебное растение, хотя он не распознал ни форму листьев, ни особенности роста.       Присмотревшись, он прослеживает большим пальцем лозу от сгиба бедра до кости, следуя изумрудным линиям, как по карте.       И только когда они шевелятся, начинают смещаться, расширяться и раскрываться, он понимает всю глубину её смысла.       Это не лоза, не какое-либо растение, известное волшебнику или человеку.       Это магия, в её самой истинной, самой примитивной форме.       Это то, что позволяет им творить магию, направлять её через своё тело в мир.       Это волшебная палочка.       Каждый лист, каждая ветвь ростка — в действительности дорожка из палочек, движущаяся, растущая и распускающаяся вокруг её ноги и бедра. Она вихрится и уворачивается, колется и мелькает. В ней, наверное, около сотни заклинаний, если не больше, сплетённых в единое произведение искусства.       На его глазах они переплетаются друг с другом. Узор пляшет и разрастается, смещается и тянется вокруг её тела, сопровождаемый движениями мышц.       — Почему? — спрашивает он, сосредоточившись на своих пальцах между её ног. По его позвоночнику ползёт жгучая потребность, и если трепетание вокруг его члена служит хоть каким-то признаком, она снова близка.       — Почему бы и нет?       Грейнджер задыхается, глубоко вдыхая через нос. На её груди расцветает румянец, и Драко использует эту возможность, чтобы наклонить голову и провести языком по её подрагивающему соску.       Значит, такова игра. Он удовлетворённо мурлычет, улыбаясь про себя, когда сосок твердеет во рту. Лёгкие движения его языка чередуются с нежными поцелуями, проникающими между обеими её грудями. Она хочет, чтобы он старался.       — Мы оба знаем, что это не учебное пособие, — начинает он, и она выгибает спину, чтобы обеспечить ему лучший доступ. — Если только ты не взялась за репетиторство. В таком случае, я нанимаю исключительно тебя.       Её смех — мучительный выдох.       — Да, вот так, продолжай.       — Видишь? Уже невероятно.       Поглаживая нижнюю часть её груди, проводя зубами по нежной плоти, он вылизывает дорожку к её шее. В перерывах между поцелуями он продолжает. Его голос грубый, неровный, а пальцы легко скользят по её клитору.       — Я думаю… что, возможно… именно так. Почему бы и нет? Ты достаточно умна, чтобы создавать зачарованные татуировки, но мне кажется, что дело не только в этом. Думаю, эта не для кого-то или чего-то ещё — лишь для тебя, потому что ты считаешь магию прекрасной.       Драко понимает, что не каждая татуировка должна быть в виде сердца, пронзённого стрелой, или кровавый след на всеобщее обозрение. Иногда они украшают. А иногда — неотъемлемая часть исцеления.       Когда её руки находят основание его шеи, скользят вверх и проникают пальцами в его волосы, чтобы откинуть голову назад и заставить посмотреть на неё, он знает, что не ошибся.       Осознание отражается в его глазах.       — Магия связывает всех нас, — произносит она. Её бёдра начинают двигаться, слегка подрагивая, но он поддаётся ей, только чтобы услышать, что она скажет. Её слова важнее его правил. — Твоя магия и моя — одно и то же. Одна кровь, одинаковые волшебные палочки, одинаковые заклинания. И что бы ни случилось, какие бы войны мы ни вели, побеждали или проигрывали, этого не изменить, потому что мы такие, какие есть.       Драко сглатывает, испытывая неприятное першение в горле.       — Мы — магия.       И он, и они.       Грейнджер срывается, её глаза зажмуриваются, когда второй оргазм проходит через её тело. Он слабее, медленнее, чем первый, но всё равно захлестывает её.       — Драко, о боги, да…       Грейнджер крепче стискивает его волосы, и её ноги начинают сотрясаться, а центр пульсирует вокруг его члена.       В нём вспыхивает энергия, и он отдаёт ей ровно то, что она хотела получить с самого начала. Замедляя движения, он направляет её бёдра чуть назад, оставляя себе свободу движений, раскачивания и толчков. Чтобы стимулировать её головкой члена и металлом пирсинга, чтобы растянуть её удовольствие и удержать блаженство, которое наполняет её черты лица.       Неглубоких движений едва хватает на большее, но их достаточно. Она снова вскрикивает, его окутывает волна тепла, и он шумно дышит. Позволяя себе лишь на короткое время вкусить удовольствие, пока она забирает своё.       Чем больше он потакает ей, тем труднее сопротивляться. Он так близок к тому, чтобы обладать ею, что предчувствует момент, когда его сдержанность лопнет.       Это происходит за мгновение до того, как его тело повинуется инстинкту, за долю секунды до того, как его руки обхватывают её за талию и он стаскивает девушку с дивана. Поднимает и опускает на пол, а затем быстро следует за ней.       Меньше чем за один вдох он снимает брюки. Ещё через мгновение он ставит её на руки и колени. Третье движение, и он снова оказывается внутри неё, скользит по её жару, пока не насаживается полностью.       — Блять, Грейнджер, — стонет он, впиваясь пальцами в чернила на её бедре. В ней, как в раю. Как облегчение. Искупление.       Она опускает руки на пол перед собой, перебирая пальцами волокна ковра. Запрокинув голову набок, она лениво улыбается ему, одновременно раскачиваясь вперёд. Проводя членом по своим складочкам, она трахает себя на нём. Принимая его. Используя его. Получая всё, что ей причитается, и даже больше. Он не может удержаться, и встречает её ленивые толчки, подаваясь бёдрами навстречу. С готовностью отдаваясь ей.       — Гермиона.       Он почти кончает. Наслаждение настигает его, сильно и быстро, и он пресекает её движения, пока не стало слишком поздно. Ещё не время, ещё не время, ещё не время.       У неё осталась ещё одна татуировка, которую она ему не показала. На её плече — изящная и размашистая надпись, прочерченная по коже в идеальном месте, по которому он мог бы провести губами.       Он увидел её первой, и она приберегла рисунок напоследок.       Удовольствие берёт верх, слегка отвлекая его, когда их тела встречаются. Он держит одну руку на её бедре, а другую на пояснице, двигая корпусом, чтобы плавно войти в неё. Он проводит членом по её набухшей плоти, наслаждаясь прикосновением её тела к своему.       Каждое движение штанги на его члене заставляет её задыхаться, сжимая и скручивая пальцы на ковре под ней. Он проникает в её мышцы, пока она не начинает извиваться вместе с ним, ставшая жертвой его ласк.       Он был бы лжецом, если бы утверждал, что она не разрушила его полностью.       — Твоё плечо. — Он близок к тому, чтобы умолять, и уже стоит перед ней на коленях. — Скажи мне.       Отсюда ему удаётся разобрать буквы, стекающие чернилами прямо у него под глазами. По её коже тянутся слова, и он должен знать, что там написано. И если это последняя её частичка, которую он когда-либо получит, он будет жаждать её вечно.       …Помни, что уже случилось однажды, может случиться снова.       Драко замирает, его движения останавливаются. Перед ним цитата из какой-нибудь книги или философского трактата, который ей приглянулся. Неважно, откуда она была вычитана, но он никогда раньше не слышал этих слов, однако они всё равно глубоко врезаются ему в сердце, словно рана, о которой он не подозревал. Он застывает, читая их снова и снова.       Помни.       Помни.       Помни.       Помни о своей роли в войне. Помни о своих проступках, о своём плохом выборе, о своих эгоистичных желаниях. Помни о рисках, авантюрах, потерях.       Помни её храбрость. Помни её жертву, её готовность, её самоотверженность. Помни её уверенность, её преданность, её победу.       То, что уже случилось однажды, может случиться снова.       — Драко, — стонет Гермиона, упираясь задницей в его бёдра. Когда он не реагирует, оставаясь неподвижным от шока, благоговения, смущения и многого другого, она приподнимается. Несмотря на то, что он всё ещё находится между её ног, Гермиона поднимает верхнюю часть тела, пока её спина не оказывается вровень с его грудью. Повернувшись к нему щекой, она вновь тянется к его лицу, а её корпус бьётся и бьётся о его тело. — Не останавливайся.       Это напоминание, предупреждение, назидание.       Ему не нужно спрашивать, для чего или для кого эта татуировка. Для неё, как и для него. Это воплощение их личного опыта, как и всего волшебного мира. Она нашла способ признать то, что они потеряли, и в то же время почтить это.       Невозможно подобрать слова, чтобы правильно выразить сожаление, раскаяние в том, что произошло, и невозможно достойно раскаяться в своих действиях, находясь внутри неё. Между Гермионой Грейнджер и его преступлениями есть разница, это он знает.       Он не глупый человек. Он осознаёт реальность их отношений и их значение, и понимает, что потери, с которыми она столкнулась, гораздо значимее, чем всё, что он может познать.       — Гермиона, — выдыхает он её имя ей в плечо, обхватывая руками её торс. Прижав одну руку к её груди, а другой обхватив ключицу, он удерживает её, двигаясь вместе с ней. Он не представляет, что сказать или как извлечь извинения из глубины своей груди. Несколько слов не способны охватить пустоту утраты, в которую он внёс свой вклад, и впервые за долгое время он чувствует неуверенность в собственных силах.       И поэтому он молчит. Он не пытается ни извиниться, ни унизиться, ни раскаяться. Вместо этого он трахает её так, словно это последнее, что им суждено сделать — словно они последние люди на земле, и их удовольствие — единственное, что имеет значение. Потому что так оно и есть.       — Драко, — отвечает она, и этого достаточно.       Ему достаточно.       Это последняя мысль в его голове, когда он растворяется в ней, уплывая от осознания и погружаясь в глубины наслаждения. Далеко не бездумно, он улавливает движения её тела, подбираясь всё ближе к краю.       Её лопатки касаются пирсинга на его сосках.       Она впивается пальцами в его плечи, бицепсы, бёдра, ляжки. Проводит ногтями по коже и татуировкам так, что утром обязательно останутся следы.       Он чувствует сокращения её влагалища и постоянное тепло, окутывающее его. Наслаждение, растущее с каждым разом, и сжимающее удовольствие, скручивающееся в глубине его таза.       Слова, которые давят на его горло, умоляющая просьба, предназначенная только для её ушей.       Ещё нет, ещё нет, ещё нет.       Зарывшись носом в её волосы, Драко полностью отдаётся моменту. Он позволяет своему разуму отступить, и все мысли сменяются пылающей страстью. Его губы прослеживают поцелуи с открытым ртом по её шее, по плечу, к чернилам, которые впервые привлекли его.       — Прикоснись ко мне, — взывает Гермиона. Он смутно замечает, что её тело снова дрожит, настойчивость её бёдер перебивается сбивчивым желанием, контролирующим её мышцы. Верный признак того, что она так же близка, как и он.       — Скажи это, Гермиона, — требует он, одновременно потянувшись ниже, чтобы коснуться её, удовлетворить её потребности так же скоро, как свои собственные.       — Пожалуйста, Драко.       Он чувствует это сразу же, как только его пальцы касаются её клитора. Она сжимается всё сильнее, её влагалище пульсирует вокруг длины его члена, и он усмехается, целуя её плечо.       — …Помни, — шепчет он, его слова отражаются от чернил. Один оборот его пальцев, затем другой. — Что уже случилось однажды…       Гермиона напрягается, выгибая спину. Его ладонь опускается с её шеи на грудь, слегка касаясь соска. Как напоминание о заслугах перед ним и о том, что он с удовольствием постарается для неё. Наслаждение нарастает, заглушая всё остальное.       — Не останавливайся, не останавливайся.       Её голос грубый и надломленный, что отражает напряжение, проходящее через её тело. Тем не менее, он не останавливается.       Вместо этого он ждёт, пока не участится её дыхание, а её бёдра не устремятся за ним, не давая его члену выскользнуть из неё. Он вбивается сильнее, глубже между её ног и отдает ей всё, что у него есть.       — …Может случиться снова.       Это обещание. От неё к миру, от него к ней, к их миру и дальше, и в любой форме.       Они рушатся вместе, один тянет другого за собой. Драко не может понять, то ли это бурлящий оргазм Гермионы толкает его за край, то ли его собственное пульсирующее освобождение заставляет её перешагнуть границу. Их разрядка — хор удовлетворения потребностей, отражающийся друг от друга.       — Блять, Гермиона… О, боги, Гермиона…       — Драко… Драко… Драко… Драко…       Волны наслаждения прокатываются по его бёдрам и позвоночнику, пока не остаётся ничего, кроме неё.       И никогда не существовало никого кроме неё.       Её ногти впиваются в его кожу, оставляя на нём свою временную метку, а пальцы сжимаются с каждым проникновением его члена и с последующими толчками, сотрясающими её тело.       Через несколько долгих мгновений они оба возвращаются в реальность. Всё ещё прижатые друг к другу, с напряжёнными бёдрами, и Драко опускает их на пол. Он не выскальзывает из неё и не делает никаких движений, чтобы отстраниться от её тела. Вместо этого он делает всё наоборот — крепче прижимается к ней, обхватывая руками её грудь и талию, когда они перекатываются на бок, задыхаясь после разрядки.       — Позволь мне остаться на ночь, — настойчиво просит он, хотя это не вопрос. Его пальцы тянутся и сжимаются на её коже, не желая отпускать. — Утром я приготовлю тебе завтрак.       Гермиона смеётся, задыхаясь, срывающимся звуком. Чувство удовлетворения пробирается в глубины его души.       Вот оно.       Это тот самый момент.       Тот момент, которого он ждал, планировал и надеялся.       Больше, чем секс, ему необходима поддержка. Возможность войти в её жизнь и узнать Гермиону Грейнджер за стенами их квартир.       Он не осознаёт, что задерживает дыхание, пока в лёгких не начинает гореть, сдавливая горло, пока она переводит дыхание.       Наконец, к счастью, она поворачивается к нему лицом. Её карие глаза горят от восторга, а выражение лица наполнено удовольствием и весельем.       Она никогда не была так прекрасна.       Прижав одну руку к его щеке, она подаётся навстречу, прищурившись, и её губы растягиваются в улыбке.       — Уверен, что справишься?