Солнце, солнце, выгляни в оконце

      Защёлка на двери в ванную с глухим щелчком закрылась. Мегуми вскинула руки вверх, Эмма стянула с неё футболку и кинула ту в стиральную машину. Следом отправились и юбка с бельём. Постиранная школьная форма уже сушилась на вешалке под вентилятором, гонявшим тёплый воздух. Оставив Эмму разбираться со своей одёжкой, Мегуми нырнула из предбанника в маленькую комнату с ванной, забралась на деревянную табуретку и подтолкнула душевую лейку. Та выскочила из держателя и упала в руки девочки. Вытащив из ящика розовую мочалку, Мегуми схватила мыло с прозрачной мыльницы, намочила его и стала тереть о ладони и мочалку. Вскоре появилась густая пена, пахнувшая цветами.       — Так, погоди, — попросила Эмма, зайдя следом и плотно закрыв дверь. — Аккуратно только, не замыль тут всё.       Мегуми послушно покивала, на совесть растирая кожу мягкой мочалкой. Эмма потыкала на какие-то интересные кнопки, значения которых Мегуми пока не понимала, но знала, что те помогают сделать воду тёплой. Панель отозвалась коротким сигналом, а потом внутри нагревателя что-то загудело. Намылившись с ног до головы, Мегуми стала ждать, пока Эмма тоже вымоется, и принялась оставлять на тёмно-рыжей стене мыльные отпечатки ладоней. Нарисовав на плитке пару сердечек и цветок, она довольно продемонстрировала их сестре.       — Ой, какие красивые, — улыбнулась Эмма и взяла с полки тюбик с шампунем — Так, аккуратно, закрой глаза.       Мегуми крепко зажмурилась. Раздался шорох, а потом всплеск — на ладонь Эммы вылился шампунь. Пах он чем-то весенне-летним, будто бы даже персиками, а цвета был светло-рыжего, это Мегуми выяснила, когда варила суп из всех средств, что были в ванной. А через секунду на её макушку полилась тёплая вода. Когда её ток прекратился, сестрицыны руки вспенили шампунь, взъерошили мокрые волосы и хорошенько прошлись пальцами по вискам и затылку.       — Ой, я сама, сама! — завопила Мегуми, догадавшись, что сейчас Эмма попытается мыть ей уши, и вскинула руки. Немного помассировав мочки, она потёрла кончиками пальцев ушные раковины и помотала головой. — Я всё-о.       — О, вот и молодец.       Эмма снова подхватила душ и включила воду. Та сбегала по голове Мегуми, таща за собой чёрные волосы и увлекая мыло за решётку. Отфыркиваясь от воды и отросшей чёлки, девочка смахивала волосы с лица и отчаянно жмурилась, боясь, что шампунь попадёт в глаза. Но потом Эмма сказала, что мыла больше нет, взяла с вешалки махровое полотенце и обернула им голову Мегуми. Растопырив пальцы, девочка убрала полотенце с лица на лоб и тихонько устроилась у бортика ванной, дожидаясь, пока сестрёнка тоже разберётся с душем. Волосы Эммы, когда намокали, становились похожими по цвету на песок.       А ванна понемногу набиралась — из крана лилась тёплая, почти горячая вода. Когда та почти дошла до бортика, Эмма нажала на кнопку, и вода остановилась.       — Залезай, — кивнула сестра, и Мегуми радостно забралась внутрь. Вода качнулась и выплеснулась из ванной.       Заколов волосы на макушке, Эмма забралась следом. Мегуми подобралась к правому бортику и стащила с небольшой тумбочки, где хранились банные принадлежности, картонную упаковку и выжидающе уставилась на Эмму.       — Что, хочешь добавить? — улыбнулась та.       — Да-да-да!       — Ну давай. Правда, Манджиро потом ворчать будет, что ванная опять с солью… Но да ладно, — весело сказала Эмма, — ему будет полезно, а то весь уже в царапинах и рубцах.       Мегуми захихикала, вручив сестре цветастую упаковку. Эмма аккуратно раскрыла её и высыпала в воду красивые голубоватые кристаллики. Те с шорохом упали в воду и начали таять, а вокруг расплывались шипящие цветные разводы. Мегуми завороженно уставилась на них и поболтала в воде руками, ещё сильнее разгоняя голубой цвет по ванне. Запахло чем-то терпким, воздух будто сделался густым.       — Повернись-ка, — велела Эмма, и Мегуми подползла к ней, развернувшись спиной. Эмма ловко собрала её волосы и завязала их в маленький хвостик розовой резинкой.       Потом Мегуми отодвинулась обратно, прислонилась к бортику ванной и сползла по нему, опустившись в воду до самого подбородка. Тёплая вода с солью расслабляли, даже немножко спать захотелось. Воздух нагрелся от воды и напитался влагой, и дышалось с трудом.       — Помнишь, что Йороки тебя в гости ждёт?       — Ой, да? — встрепенулась Мегуми. — А-а…       — Что, забыла уже? Ну ладно-ладно, — Эмма дружелюбно похлопала Мегуми по плечу. — Только надо красиво одеться. Завтра ведь Хинаматсури, да? Оденешь кимоно?       — Да-да! — закивала Мегуми, подпрыгнув на месте. — Моё, которое самое красивое?       — Самое красивое это моё. Ну да, твоё тоже ничего такое. Надо только будет причесать тебя, — задумчиво протянула Эмма, подняв взгляд на потолок.       Мегуми покивала, опустилась ещё ниже и подула в воду, заставляя ту пузыриться. Завтра наступит третье марта — праздник девочек, на который дом Сано, как и весь Токио, будут украшать нарядными куклами.

***

      — Эй! — раздался громкий окрик за дверью, а следом совершенно бесцеремонно застучали по двери. — Гуми-и-чан!       Она испуганно ойкнула, подскочив на месте, и сонно разлепила глаза. Не понимая, кто кричит и зачем, Мегуми выпуталась из футона и задумчиво почесала щёку.       — Мегуми-доно, — вдруг раздалось из-за двери совершенно серьёзно.       Она запыхтела, наскоро запахнув футон, и подобралась к выходу из комнаты. Стоило отворить дверь, как за ней показалась довольная физиономия Манджиро.       — Ну ты встаешь? — загадочно спросил он, скрытый полумраком коридора.       — Встаю, — пролепетала Мегуми и зевнула, всё ещё щурясь.       — А у нас там сюрприз, — довольно сказал брат и гоготнул. — О, вот Эмме понравилось, тебе уж точно должно.       Мегуми сонно уставилась на него, а потом вспомнила: сегодня же третье марта.       — Ой-ой, подожди меня, я скоро, — пробормотала она и бросилась переодеваться.       Манджиро усмехнулся и прикрыл дверь. Мегуми заметалась по комнате в поисках кофты со штанами, потом выудила из ящика носки. Одетая, но полностью растрёпанная, она добралась до ванной, где умылась и расчесалась. Когда Мегуми окончательно проснулась, любопытство внутри разгорелось поярче. Девочка выглянула в коридор, нащупав в кармане омамори. Почти у самого выхода, на просторной площадке, стояла деревянная лесенка хинакадзари, покрытая красным полотном. На этой хинакадзари Мегуми в прошлый раз хотела побегать и попрыгать, но дед настрого запретил это делать. Оказалось, что лесенка вовсе не для неё, а для куколок хина.       — Эй, Манджиро, ну аккуратней! — возмутилась Эмма, пригрозив братцу пальцем.— Не снеси тут ниче… Деда, — сменив тон, позвала она, скрестила руки и мигом приобрела очень серьёзный вид, — а Манджиро тут балуется.       Братец мгновенно притих, будто испугался, и зажал Эмме рот. Та протестующе замычала.       — Умоляю, только не говори деду. Кому угодно, хоть Шиничиро, но не деду, — взмолился Манджиро и наконец отпустил сестру.       Эмма вздёрнула бровь.       — Тогда веди себя нормально.       — Так точно! — откликнулся Манджиро и вытянулся по струнке.       А за ними, аккурат у семиярусной подставки хинакадзари, Шиничиро поправлял кукол. На самой верхней ступени стояли две куколки в самых пышных нарядах, по бокам от них высились красивые фонарики, а посерединке, прямо между двух кукол — жениха и невесты — стояли украшенные узорами сосуды с двумя цветущими веточками. На остальных ступенях тоже красовались куклы, а на двух последних — игрушечные сундуки, телеги, мебель и даже катана, принадлежавшая кукольному жениху. Рядом возвышались символические сакура с мандариновым деревом. У всех кукол лица были белые-белые, а одежда была сшита так хорошо, что казалась настоящей, только совсем крохотной.       Мегуми помнила, что дед рассказывал про этих кукол. Они достались ещё от его матери, когда-то и она была маленькой, как Мегуми, и праздновала День девочек. Потом, когда в доме появились новые дети, этих кукол выставляли для бабушки Мегуми — Шимари, потом и для её дочерей. Дед ухмылялся и говорил, что мама Мегуми, когда была маленькой, очень любила куклу-невесту и всё мечтала, когда вырастет, делать таких же для других японок. Потом дед добавлял, что она очень любила шить, даже смастерила для Мегуми несколько платьев, правда девочка уже давно из них выросла. Слушая его, Мегуми каждый раз становилась очень внимательной, и ей казалось, будто мама стоит где-то рядом и смотрит на неё, а рядом с ней и папа.       А сейчас, спустя почти столетие, как куклы поселились у семьи Сано, дом украшали для Эммы с Мегуми.       — О-о-о! — восторженно выдала девочка, бросившись к хинакадзари. — Красивые, красивые! Это нам, да?       — Да-да, всё вам, — согласился Шини-чан, потрепав её по чёрным волосам. — Вы же у нас самые лучшие девочки, да?       Мегуми хихикнула и покивала. Они с Эммой уж точно были самыми лучшими девочками.       Внимательно исследуя взглядом всех кукол, Мегуми не один раз обошла хинакадзари кругом. Серьёзно сведя брови и прислонив указательный палец к губе, она глазела на двенадцать кимоно невесты и поражалась, как ей не тяжело. Наверное, кукольная невеста была ну очень сильной.       За обедом Мегуми удивлённо встретила суп из моллюсков. Эмма с гордостью поглядывала на всех и прямо-таки светилась. Видимо, сильно гордилась кулинарными успехами. Дед усмехнулся в густые усы и погладил её по голове, сказав, что его внучки самые лучшие. Правда, больше, чем суп, Мегуми понравился салат чирашидзуши. В керамической миске были перемешаны рис, любимые девочке креветки, рыбные кусочки, красная икра и какие-то интересные зелёные штучки, похожие на траву. Спросив у Эммы, что это такое, Мегуми узнала, что интересные штучки называются корни лотоса. А потом ребят ждали разноцветные хишимоти, уложенные ровными рядами на плоские блюдца.       — Ой, красиво, — поразилась Мегуми, вцепившись взглядом в моти, сделанные в форме ромба. Те были сложены из трёх слоёв — розового, белого и травянисто-зелёного, а самый верхний, розовый, блестел на свету.       Потом на столе оказались плошки с рисовыми хина-араре — хрустящими крекерами зелёного, белого, жёлтого и нежного персикового цветов. Мегуми ухватила сразу несколько, так и запихала в рот, а потом довольно захрустела араре, чувствуя, как на языке перекатываются сладкие зёрна. За таким вкусным обедом она и не заметила, как Шини-чан с Манджиро куда-то исчезли. А появились они с небольшими коробочками в руках и весьма взволнованные.       Мегуми навострила уши, подумав, что сейчас будет что-то интересное.       — Эмма-а, — протянул Манджиро, — дорогая и немного занудная… Э, — возмутился он, когда Шини-чан толкнул его локтём и весьма красноречиво нахмурился. — Ну, короче, Эмма, ты во-ообще крутая, — продолжил Манджиро, уставившись в потолок, будто говорил заученный текст. — И мы тут с Шиничиро решили немного раскошелиться и порадовать тебя на третье марта… Ой, да ладно. Эмма, ты же знаешь, что несмотря на всё, мы тебя любим. И… вот. Это тебе, — пробормотал он и протянул сестре небольшую коробочку.       Эмма фыркнула и по-доброму улыбнулась, принимая подарок.       — Ой, какая прелесть… — пискнула она и похлопала ресницами. — Ох, спасибо. Шиничиро, ты же придумал?       — Ну, вообще-то дед, — признался тот, и дедушка довольно хмыкнул, — но искали мы все вместе.       Мегуми заглянула через руку Эммы, пытаясь увидеть, что же ей там подарили. Это оказалось новое канзаши. У Эммы уже было голубое, но это выглядело пышнее и богаче. Цветы, напоминающие хризантемы, были сплетены из золотых и бронзовых шёлковых лент, подходивших Эмме к волосам, а по бокам блестели висюльки, которые Мегуми нашла очень забавными.       Она хотела было попросить сестру дать ей поразглядывать канзаши, но тут Шини-чан подошёл уже к Мегуми и присел на корточки.       — Гуми-чан, — приветливо сказал и протянул ей что-то, — это тебе в подарок от нас с Манджиро.       Мегуми округлила глаза и взяла в ладоши свою коробочку. На ней немного коряво (видно, писал Манджиро) было выведено «С Хинаматсури». А скинув плотно сидевшую крышку, девочка увидела канзаши с персиковым цветком.       — Ого… Спасибо, — пробормотала она, бегая взглядом по бронзовому зубцу заколки, вышитым розовым цветкам и изящным стеклянным бусинам, пришитым в качестве серединок. Канзаши выглядело ну очень красиво, и Мегуми пришла в восторг.       Радостно визгнув, она бросилась к Шини-чану в объятия и обхватила его ручонками за плечи, крепко прижавшись к брату. Тот усмехнулся и погладил её по спине.       — Спасибо-спасибо, — забормотала Мегуми, уткнувшись лбом в крепкое плечо и замотав головой. Волосы наверняка опять разлохматились до невозможности.       — Хе, пожалуйста. Это тебе на сегодня и будущие фестивали. Вот увидишь, будешь самой красивой девочкой.       Мегуми активно закивала, растянув рот в широкой улыбке. Та была щербатой — недавно выпал передний зуб.       — Ох, не зря сотню прилавков оббегали, — выдохнул Манджиро и помахал перед собой указательным пальцем. — А я говорил, а я говорил, что девчонками понравится.       — Ой, ну конечно, — ласково сказала Эмма, а потом вдруг коротко обняла Манджиро и улыбнулась ему. — Вы же старались.       Тот сначала проворчал что-то про ненужные нежности, но потом всё же расплылся в довольной ухмылке.       В комнате телефон Эммы зазвонил. Ответив, она несколько раз сказала: «да», ещё и покивала, а потом окликнула Мегуми.       — Ну всё, пора собираться. Акияша-сан, ну, мама Йороки, сказала, что они будут ждать тебя в четыре. Пойдём собираться?       — Да-а! Ой, кимоно…       — Сейчас, не волнуйся. Быстренько оденем тебя и причешем, — пообещала Эмма.       Опять Мегуми послушно стояла, пока сестрёнка укутывала её в нижнюю рубашку и кимоно, а потом завязывала все пояса. На голову Мегуми непременно захотела нацепить подаренное канзаши, и Эмма согласно покивала, а потом заколола его около левого уха девочки. Потом и сама она облачилась в кимоно. Они у Эммы, сколько Мегуми помнила, всегда были синие и обязательно с облаками, окружавшими яркие хризантемы. Эмма говорила, что такой цвет лучше оттеняет её светлую кожу и волосы. Мегуми, конечно, ничего в этом не смыслила.       Выскочив наружу, к высившейся хинакадзари, Мегуми ещё раз оглядела всех кукол. Те смотрели с застывшим на лицах вежливым выражением, будто радовались, но делали это очень сдержанно.       Проводить Эмму с Мегуми вышел дедушка. А ещё он принёс с собой массивный фотоаппарат.       — Ой, Мегуми, смотри, нас сейчас фоткать будут, — хихикнула Эмма, встав перед хинакадзари, и сменила несколько поз. — Та-ак, а как мне руки поставить?       — Как угодно, ты по-любому ничего такая, — бросил с наружной лестницы Манджиро, закинувший ногу на ногу и опёршийся локтями о колени.       Эмма важно кивнула, мол, чего уж и скрывать.       — Слушай, а твои друзья, ну, Мицуя там, Баджи, Рюгуджи-сан… Они не хотят в тебе к гости прийти?       Манджиро фыркнул и мотнул головой.       — А чего им тут? Нам на улице интересней, мы там можем что угодно делать.       — Ой, ну ладно-ладно, — пробормотала Эмма, как показалось Мегуми, немного расстроенно.       — Ну-ка, девочка, встаньте красиво, — велел дедушка, наводя фотоаппарат.       Мегуми мигом прижалась к Эмме, обняла её и широко улыбнулась в камеру.       — Оп-па, — протянул дед и щёлкнул кнопкой. Потом он отодвинул фотоаппарат от себя, сощурился и довольно кивнул.       — О-о, какие получились. Красота.       — Покажи-покажи! — потребовала Мегуми, запрягав около деда. Когда он опустил экран, она увидела в маленьком окошке себя и Эмму. И обеих на лицах была улыбка, а кимоно, рыжее с тёмно-синим, и волосы, наоборот, чернявые и светлые, показались шахматной доской.       — Всё, мы ушли. До вечера! — попрощалась Эмма и чмокнула деда в щёку. — Гуми-чан, пойдём. Оп!       Она ухватилась за маленькую ладонь Мегуми и помогла ей спуститься по лестнице. Манджиро помахал им, лениво развалившись на деревянных досках, и девочки весело ответили ему тем же. По весеннему и совершенно голубому небу плыли пушистые белые облака.