Совершенно новый старт

Антон Шастун знал все о том, как начать жизнь сначала, как получить второй шанс. На момент семнадцатилетия он побывал уже в двенадцати приёмных семьях. Его родители умерли, когда Тохе было всего восемь. Раньше он был слишком маленьким, чтобы начинать жизнь сначала. Первые четыре семьи, в которых, кстати, он был со старшей сестрой Викой, возвращали их спустя пару месяцев. В двенадцать лет, самый подростковый разгар, Антон и Вика попали в очередную семью, пятую по счёту, покинули они её через три недели благодаря полиции. Приёмный папаша напился и стал приставать к Вике, а напуганный брат воткнул тому в руку нож. Приёмная мамаша, которая провела весь день на работе, вызвала скорую, полицию и представителей опеки. Сначала на Шастуна хотели завести дело и поставить на учёт, но слёзы и дрожащие руки Вики дали понять, что мальчик вовсе не виноват. После того случая брата с сестрой отправили на другой конец города, дабы никто из детдомовцев не задавал вопросов. В следующую семью они попали летом, после Викиного шестнадцатилетия. Антон очень боялся, что повторится кошмар почти годичной давности. Но Александр и Виолетта были прекрасной пожилой парой. Вика хорошо поладила с ними. А вот Тоша не мог. Он часто прятался и сбегал. В один из дней он ушёл утром и так и не вернулся. С перепугу Александр позвонил воспитателю детдома. Вскоре нашли причину, по которой Антона забрали, а Вику оставили. Никто не слушал маленького Шастуна, когда он просил, почти умолял, оставить его с Викой. На всё это закрыли глаза, а сестра лишь пообещала, что они обязательно будут видеться. Вике действительно повезло, вскоре она с новой семьёй переехала в Москву и, так вышло, потеряла связь с братом. Она обещала найти его. Обещала себе и ему. Но сейчас не о ней. Антон Шастун. В свои четырнадцать лет он лишился очень многого. Сначала погибли родители. Потом он долго не мог смириться с этим и замкнулся в себе. Затем стал свидетелем практически изнасилования сестры. Ещё и мужику руку насквозь проткнул. Дальше его ждал переезд и резкая смена коллектива. А потом ещё и утрата сестры. Она жива, но уже не с ним. Антон мысленно попрощался с ней, как только вернулся в стены интерната. Он был рад за Вичку, желал ей лишь добра. Но по нему это вновь ударило. Антон зажался в себе ещё сильнее, ни с кем не общался, не заводил друзей, знакомых. Он не привязывался к местам и людям. Он был словно кактус. Шипами пронзал кожу и зудел под ней. Его жизнь была клубком веток, носящихся по пустыне чувств. Он отталкивал от себя все семьи, прежде чем они отвергали его. В шестнадцать лет Антон вернулся из уже двенадцатой семьи. А в семнадцать его снова решили отослать куда-нибудь, чтобы проблем не доставлял. Из родного Воронежа он был отправлен в чуждый Омск. Шастун безэмоционально принял это к сведению и сел в поезд. По приезде парень не удивился, что его никто не встретил. Он и не такое дерьмо видел. Антон не был огорчён. Было просто ну... наплевать. Наталья Ивановна - воспиталка, посадившая на поезд, очень прямолинейно намекнула, что у Антона остался год на нормальное становление жизни. В его то возрасте уже редко берут кого-то из интернатов, а с его характером, поведением, количеством возвратов и, возможно, психическим сдвигом, шанс был ещё меньше, но вот взяли. И он должен быть благодарен. Поэтому Стрельцова посоветовала просто не влезать в неприятности. Совсем немного времени, и он будет свободен, будет делать, что душа пожелает. Но лишь через год. А пока Антон стоит здесь, на железнодорожном вокзале Омска с портфелем на плечах и ждёт, сам не знает чего. Ему бы покурить, да музыку послушать. — Ещё один приёмный дом. — вздохнул Антон, тыкая на кнопку включения телефона. — И хули. Спустя пятнадцать минут Шастун стал уже нервничать и волноваться. Он несколько раз стаскивал портфель и надевал обратно. Трижды садился на скамейку и соскакивал с неё от скуки. Он хотел уйти, даже шёл к выходу, но возвращался. А куда он пойдёт? Чужой город, незнакомые люди и места. Он не знал никого и ничего. Стрельнув сигарету у парня, явно спешащего на поезд, Антон закурил и снова сел на скамью. Горький дым обжигал горло и немного успокаивал. Рассудив, что двадцать две минуты - это сильно много, Шаст снова встал и направился на выход. Вышел из здания и чуть не угодил под паркующуюся иномарку. Первой мыслью было сматернуться и свалить в туман. Ну а что? Один раз уже сбегал. Антону тогда было пятнадцать, было даже не плохо, а откровенно хуево. Он скучал по Вике, а тут бац и очередная семейка, вроде как десятая, или даже девятая. Есть ли разница? Ну так вот, сбежал. Шастик почему-то был уверен, что найдёт работу, и жизнь запляшет. Только вот никому не нужен работник пятнадцати лет, тем более хрупкий Антон, выглядевший ещё младше. Тогда Шастун очень удивился. Мол: "как так, почему меня не берут никуда?". Спустя время он уже удивлялся тому, почему был тогда удивлен. Флешбэкнуло парня ещё и потому, что как раз в пятнадцать точно такая же машина остановилась около него вечером и парень за рулём, видно приняв Антона за проститутку, предложил ему два косаря за отсос. Испугался ли Антон? Нет. Делал ли он минеты раньше? Да. Вот такой прикол. В одной из прошлых семей Шастун сосал приёмному папаше. Тот вечно говорил, что ему не нравится и что от Антона толку никакого. Даже как от дырки. Поэтому парень тогда вечером и колебался, а вдруг не понравится, а вдруг обманет, а вдруг изнасилует. Но нужда денег пересилила, ну знаете ли, кушать то хочется, и Шастун отсосал тому парню на заднем сиденье машины и получил даже не две тысячи, а три. Шлялся Шастун тогда недели две, или три, а потом его поймала полиция. Детдом. Очередная семья. Антон всегда поражался, какого хрена берут именно его. Все знали, какой он придурок, но он продолжал быть любимцем. Парадоксально, но факт. Всплыло в памяти и ещё одно событие, а точнее четыре, именно столько раз Антон спал за деньги прошлым летом. Помотав головой, Антон думал уже сваливать, как из машины, чуть его не сбившей, вышел парень. И Шастун замер. Возможно, это был самый красивый парень, из всех, сколько он видел. — Вы - Антон? — Ещё и голос шикарный. — Антон Шастун? — Нерешительный кивок, в ответ на который парень улыбнулся до ямочек на щеках. Он буквально засиял за секунду, будто был рад видеть Шастуна. И это настораживает. Пиздец как. В памяти Антона ему никто никогда не был рад. По крайней мере просто так. — Я - Арсений. — Парень ждал, как будто Антон должен был узнать его или что-то в этом роде. — Арсений Попов, ты теперь, вроде как, член моей семьи. — Арсений Попов. — Повторил Антон, доставая из кармана листок бумаги. «Да, Арсений Попов должен был заехать за мной» – пронеслось в мыслях. Арсений снова улыбнулся и кивнул. Антон принялся разглядывать парня, будто ища подвох. — Собака рожает, она уже не молодая и ей немного сложно. Поэтому отец велел мне встретить Вас. — Ебать, вот это манеры. — Он с Лаки остался, чтобы помочь ей. — Добавил Арсений и снова улыбнулся, чуть виновато. Антон кивнул, будто болванчик с бардачка. Мозги Антона будто разжижились и потекли. Ну нельзя быть настолько красивым. — А... — Арсений оглядел Антона и периметр около него. — Где твои вещи? — Попов слабо улыбнулся. Шастун поправил сумку на плече. Улыбка вмиг слетела с лица парня. Зато Антон обрадовался. Лишь в душе, конечно, на лице не отразилась ни одна эмоция. Попов замер на пару минут и машинально двинулся к машине и отмер уже около её двери. — Возьмёшь рюкзак в салон? — Шастун кивнул, кудрявая чёлка ударила по глазам. Ну а что, это его единственная сумка и в ней лежит всё, что у него есть. Он не расстаётся с ней и поэтому она должна быть с ним, а не в багажнике серенькой Лады. Арсений открыл дверь пассажирского места и держал её, пока Антон не сел. Шастун, не долго думая, плюхнулся на сиденье, едва не ударившись копчиком. Попов снова улыбнулся и отправился к водительской двери. Садясь в машину, он не переставал улыбаться Антону. Шастун игнорировал и его, и сердце, которое отчего-то забилось чаще. — Кто тебе язык то откусил? — спросил Арсений, спустя некоторое время езды. — Никто. — В пол голоса буркнул Антон и отвернулся к окну. Арсений снова улыбнулся одной из тех улыбок, сводящих с ума, и Антон с трудом удержался, чтобы пальцы на ногах не подогнулись. «Это очень нехорошо. ОЧЕНЬ!» – Буквально кричало подсознание. Живот Антона скрутило, не то от возбуждения, не то от голода. Как только Шастун об этом подумал, желудок издал рёв умирающего кита и пазл сложился. Арсений глянул на Антона и остановился у ближайшего Мака. — Что будешь? — Шаст пожал плечами. Попов кивнул и вернулся через минут восемь с несколькими разными наборами. Там была и картошка, и гамбургеры, и пирожки, да и напитков было четыре вида. Запах жареной картошки заполнил салон машины, и желудок Антона снова заурчал. Арсений просто открыл пакет и сунул ему. Шастун вытащил картофель фри и сунул его в рот, медленно жуя. Антон не ел больше суток, а точнее два дня и очень боялся, что всё съеденное сейчас вылезет обратно. Не очень хотелось производить такое впечатление, поэтому приходилось есть медленно и жевать долго. Через час машина съехала с главной дороги и Шастун заметил табличку "Аксаковка". Арсений сказал, что живут они в частном доме. И дом видимо был в деревеньке. Ещё через минут двадцать они остановились около участка. На нём было несколько сооружений, среди которых сарай, гараж и дом, в котором горел свет. — Сень, ты? — Раздался женский голос за деревянным забором. — Да, мам. — крикнул в ответ Арсений, а лицо его скривилось. Антон ухмыльнулся про себя, Сеня. — Хорошо, сынок, покажи Антону дом и ложись спать. Завтра рано вставать. — Тоха наблюдал, как Арсений вздохнул. — Да, мам. — Снова крикнул он в ответ, повернулся и посмотрел на Антона. В руках он уже держал свою сумку. Шастун за это время лишь схватился за ручку двери. Арсений, Сеня, еще раз улыбнулся ему и схватил остатки еды. Он нахмурился, когда понял, как мало съел Антон. — На случай, если потом проголодаешься. — Протянул Попов один из пакетиков, тот, из которого ел Шастун. Тоха кивнул и взял пакет, сжимая свой портфель. Арсений начал подниматься по ступенькам на крытую веранду, которая, насколько Шастун мог разглядеть, огибала весь дом, и остановился, поняв, что Антон за ним не идёт. В ушах Шастуна звенели слова куратора. «Один год. Последний шанс.» Расправив плечи, парень засеменил за Поповым. У Шаста уже не было выбора, он уже не мог сбежать или изменить что-то.