В рамках приличия

      Он несколько раз выплывал из забытья: слышал голоса, чувствовал, как его перемещают и даже пытался что-то сказать, но губы его не слушались. Попытки открыть глаза тоже ни к чему не приводили. Юн чувствовал себя чем-то невесомым, заточённым в слишком большое тело и неспособным управлять этой махиной. Как будто ниточки, соединяющие его истинную суть и оболочку, вдруг оборвались. Не успевал он как следует понять, что происходит вокруг, как его снова утягивало в темноту. Страх накатывал на долю секунды, а затем приходило абсолютное, обволакивающее теплом спокойствие. Он будто плавал в беззвездном космическом пространстве и ощущал себя песчинкой и одновременно бесконечностью. Он был всем и ничем. Волной, движущейся сразу во всех направлениях, которых на самом деле не существовало. Времени тоже не существовало. Не было забот. Только умиротворение.       Но иногда спустя, может, мгновения, а, может, тысячи лет, он вдруг видел неясный образ. Тот мелькал призрачной дымкой и растворялся, а Юн стремился к нему, тянулся всей своей необъятностью, но каждый раз упускал. Он не понимал, что им двигало. Он был счастлив в безбрежной молчаливой темноте, но когда призрак снова появлялся, то с ним приходило и странное чувство тоски. Юн знал это слово, но не понимал его значения ни до, ни после появления образа. И лишь в тот краткий миг, когда где-то вдалеке, прямо рядом с ним, обрисовывались слабо знакомые черты, он снова это чувствовал. Он старался поймать его, но тут же отплывал прочь, не желая тревожить себя. Что-то, что осталось в нем от человека, жаждало дотронуться, но это было обжигающе-больно. Он противился, нырял глубже в безмятежность, почти забывал, но потом замечал призрака вновь и мчался к нему. Пока, наконец, не настиг.       Он вспомнил имя.       Чонхо.       Тьма вдруг заискрилась, закружилась вокруг, переливаясь всеми оттенками черного, затем поблекла, истончилась и схлопнулась.       На него обрушились звуки и ощущения, и Юн почувствовал себя рыбой, выброшенной на берег. Жадно хватая губами воздух, он распахнул веки и тут же зажмурился от яркого света. От боли из глаз покатились слезы. Они неприятно щекотали, скатываясь по вискам, и хотелось их тут же стереть, но руки отказывались подчиняться. В горле запершило, и Юн закашлялся. Отяжелевшее тело отозвалось болью, сродни гриппозной ломоте.       Рядом послышалось движение. Кто-то торопясь подошел к нему и дотронулся до запястья холодными пальцами.       — Эй, ты тут? Позвать врача?       Сан.       Юнхо подавил кашель и еле заметно качнул головой, как бы говоря «нет». Даже это простое движение потребовало от него нечеловеческого усилия. Он снова открыл глаза, в этот раз опасливо щурясь. Лицо друга и обстановка больничной палаты немного расплывались.       — Ты как? — спросил Сан.       — Норм, — выдавил Юнхо, хотя на самом деле его знатно тошнило.       — Твоя мама в комнате отдыха, если что. Недавно ушла.       — Не надо…       — Как знаешь. Ну и напугал же ты нас.       Юн молчал. Он силился вспомнить, что произошло. Они дрались с Хваном, это он точно знал, но подробности ускользали.       — Тебя охранник нашел, — помог Сан. — Услышал крики и возню, пришел, а ты на земле в крови валяешься.       — Долго я был в отключке? — неуверенно поинтересовался Юн. Ему было страшно услышать ответ, потому что по ощущениям прошли недели. Тело будто приросло к больничной койке.       Сан взглянул на часы.       — Ну, часов десять где-то.       «Всего лишь?»       Юн облегченно выдохнул. Вероятно, все было не так уж страшно.       — Видок у тебя, если честно… — усмехнулся Сан. — Очень надеюсь, что твой мозг не сильно пострадал, и ты не забыл, как фармить крипов.       Юн засмеялся и тут же охнул от боли.       — Тише-тише, — забеспокоился Сан.       — Норм, — попытался заверить Юн снова, но к горлу подступил ком. Его стошнило.       Сан позвал врача, вместе с которым в палату вошли медсестра и госпожа Чон. Они начали что-то обсуждать, приводя Юна в порядок, и выполняя какие-то манипуляции с его непослушным телом, а сам Юнхо полностью абстрагировался, глядя в окно, за которым нависли дождевые тучи. Ему все еще казалось, что прошла целая жизнь, и он упустил много важного. Бесконечные вопросы вертелись на языке, но говорить больше не было ни сил, ни желания.       Как там Чонхо? Знает ли он? Нужно ли рассказать, как все было, или спустить Хвану с рук то, что он натворил? Долго ли его продержат в больнице? Где Чонхо? Что делать дальше со своей жизнью? Притвориться, будто предыдущих пары месяцев не существовало? Или попробовать все поменять? Стоит ли искать Чонхо? Чонхо…       Чонхо…       Проснулся Юн уже вечером. По стеклу барабанил дождь. Немного кружилась голова. Госпожа Чон сидела на диване в углу палаты и читала, укутавшись в плед. Увидев, что сын пришел в себя, она отложила книгу и подошла. Держалась она гораздо лучше, чем Юн мог ожидать.       — Сильно плохо выгляжу? — прохрипел он.       — Бывало лучше, — призналась мать. В ее голосе звучала смесь сочувствия и гнева. — Этот мальчик получит по заслугам.       — О-о… — неопределенно протянул Юн. Он-то думал, что никто не в курсе дел.       — Его поиски могли бы занять гораздо больше времени, если бы он не гнал по городу как сумасшедший. Камеры помогли.       — И что теперь?       — Его семья просит проявить снисхождение и не раздувать скандал, но отец настроен серьезно. Я тоже считаю, что подобное не должно оставаться безнаказанным.       Юнхо обуяло противоречие. Мингю не помешало бы вправить мозги, как следует, но с другой стороны перспектива разбирательств казалась слишком утомительной. Хотелось просто забыть и откреститься от этого. К тому же, если поднимется шумиха…       — А Чонхо знает?       Госпожа Чон виновато опустила глаза.       — Мы решили не беспокоить его. Он уже на пути в Италию, так что…       — Хорошо. Так лучше. Не надо ему говорить, — Юнхо сомкнул веки и облегченно выдохнул. И пусть в груди скребло и ныло, он собирался следовать просьбе Чонхо. Кто знает, может, их отношения на самом деле были для младшего слишком обременительными? Поэтому-то он при первой возможности сбежал. Не из благих побуждений, а из-за нежелания все продолжать?       Снова подступила тошнота.       Следующие несколько дней походили один на другой как близнецы: Юнхо то и дело проваливался в сон, просыпался, его мутило, ему меняли повязку и капельницу, что-то говорили, а он, не слушая, кивал. Когда ему впервые принесли бульон, Юн вдруг понял, как голоден. Правда, еда задержалась в нем ненадолго, выйдя из организма тем же путем, что и пришла. Юнхо все чаще думалось, что все это никогда уже не кончится, и что его кожа и волосы навсегда пропитались запахом пота и лекарств, но на удивление с пятого дня он активно пошел на поправку.       Несколько раз за это время его посещали друзья. Рассказывали, что играть без него стало совершенно невозможно, потому что в их команду заносит каких-то тупиц, обсуждали, куда сводят его, как только он поправится, и наперебой спорили, кто сумеет съесть больше бургеров в новом заведении рядом с университетом. Сонхва между делом бросил фразу о том, что у них с Даын, вроде как, что-то налаживается, а Уён рассказывал, что в его родном университете в Штатах проводят конкурс красоты среди парней, и печалился, что упускает возможность поучаствовать. Уже вечером парни прислали Юну фото, на котором Уён красовался в короне, подаренной Саном. Те минуты, что с ним проводили друзья, стали для Юнхо спасением. Он ждал их и не мог надышаться ими вдоволь.       Хотя, конечно, он замечал, как старательно они обходят стороной любое упоминание о Чонхо после того как узнали, что произошло. Иногда ему приходилось очень постараться, чтобы задушить в себе желание расспросить и разузнать о нем. Порой ему казалось, что он справится и сможет все забыть, но оставаясь один на один с воспоминаниями, терял всякую уверенность.       Шли дни, головокружение и тошнота слабели, еда приобретала вкус, а тело крепло, и, наконец, очередным дождливым утром, Юнхо сообщили, что он может оправляться домой.       Он стоял посреди спальни — убранной, проветренной, пахнущей чистотой и свежестью — и не понимал, что делать. Некогда родное пространство казалось теперь заброшенным и неживым, как если бы Юн наведался в старинный разрушенный замок. По окну барабанил дождь, и унылый серый свет проникал в комнату, совершенно угнетая. Юн шагнул к зеркалу и поморщился. Он и сам теперь казался лишь тенью прошлого себя: щеки впали, все черты похудевшего лица заострились, на бритом виске все еще отчетливо выделялся шов. Врач уверял, что со временем он истончится и побледнеет, и за отросшими волосами шрама почти не будет видно, но пока Юну было противно смотреть на него. На самом деле ему ужасно повезло отделаться небольшой раной и сотрясением, и, вероятно, стоило радоваться, но как-то не получалось.       Для него подготовили ванну. Лежа в горячей воде, Юнхо пытался вообразить, как следует строить свою жизнь дальше. Жил ведь он как-то раньше без дурацких чувств, вынимающих душу. Без напрасных волнений и переживаний. Учился, играл, сбегал с пар в тренажерный зал. Как же все было просто! Хотелось все вернуть, но было ясно, что это невозможно. Не только из-за Чонхо. Они все — и он сам, и Сан, и Сонхва — изменились за какой-то до смешного малый промежуток времени. И теперь не получилось бы откатиться назад, как в какой-нибудь игре.       «В игре…»       Виртуальный мир действительно сумел отвлечь его. Сидя на полу, не потрудившись даже высушить волосы и переодеть халат, Юнхо яростно сражался с противниками, с силой сжимая джойстик. Вот где было все просто и понятно, где все зависело только от его ловкости и реакции. Не нужно было подстраиваться и полагаться на кого-то, кроме себя. Это дарило некоторую определенность и уверенность. Если же он и проигрывал, то понимал почему. Никаких недомолвок и терзаний. После обеда наедине с матерью и разговоров ни о чем, Юн вернулся к себе и вновь с головой ушел в игру, не замечая, как летит время. Вскоре его позвали к ужину, но он отказался, не желая отвлекаться и игнорируя то, как сильно на самом деле устали глаза. Спать он отправился лишь тогда, когда джойстик буквально выпал из рук. Прохладная постель приняла его в свои объятия, и Юн уснул, едва голова коснулась подушки.       Ему снился Пусан. Он держал кого-то за руку и брел босыми ногами по остывшему песку, наслаждаясь шумом набегающих на берег волн. Вокруг не было ни души, огни прибрежных ресторанчиков освещали путь, и все казалось будто не совсем настоящим, чем-то вроде декораций. Юн был уверен, что держит за руку Чонхо, но почему-то никак не получалось взглянуть на него. И говорить не получалось тоже. Он ощущал тепло чужой ладони в своей, но этого было мучительно мало. Вновь и вновь он пытался обернуться, но когда это, наконец, получилось, рядом оказалась какая-то неясная, призрачно-размытая фигура, которая почти сразу исчезла, оставляя его одного.       Невыносимое чувство одиночества выдернуло Юнхо из сна затем, чтобы обрушиться на него в реальности. Никогда прежде Юн не ощущал себя настолько раздавленным, настолько ничтожным и глупым. Он не просил свалившихся на него чувств, но почему-то должен был расплачиваться за то, что впустил их в свое сердце. Все это было ужасно несправедливо.       Не в силах уснуть Юнхо поднялся с постели и покинул комнату. Дверь чужой спальни приоткрылась с легким скрипом, впуская его в освещенное серебристым светом пространство. Кто-то оставил шторы открытыми, и сквозь мокрые ветви деревьев в окно заглядывала почти полная луна. На полу и стенах танцевали причудливые тени. Юн некоторое время оставался на месте, разглядывая погруженную в полутьму обстановку и вспоминая о приятных моментах, проведенных в этой комнате. Сердце защемило от желания разрыдаться. Это чувство удивительным образом соединилось со злостью на собственную слабость. Стиснув зубы, Юн откинул покрывало и забрался в кровать Чонхо, вдыхая едва уловимый запах так полюбившегося ему шампуня. Он обнял подушку и зажмурил глаза.       Нет, он не позволит себе раскиснуть. Чонхо просил его забыть обо всем и жить дальше. И Юнхо собирался подчиниться? В самом деле? Черта с два! Чонхо поступил, как дурень. Убежденный в том, что умен не по годам, на самом деле он был совсем юным, и ему были свойственны те же слабости, что и всем молодым людям. Его решение было поспешным и необдуманным, пусть он и считал иначе. Нет уж. Юн достаточно потрепал себе нервы. Пока ему прямо не скажут, что не желают его видеть, пока не укажут на дверь и не пошлют куда подальше, он не отстанет.       А договор свой идиотский Чонхо может засунуть в задницу.       После нескольких дождливых дней солнце казалось особенно ярким. К моменту, когда Юнхо проснулся, оно прогрело комнату и уже успело частично скрыться за углом дома, позволяя лишь паре тонких лучей тянуться к кровати. Частички пыли кружили на свету. Птицы за окном так звонко перекликались меж собой, что создавалось ощущение, будто за ночь кровать перенесли из спальни в сад. Юн потер глаза и перекатился на спину, воображая, как было бы здорово просыпаться в спальне Чонхо всегда. С хозяином комнаты, сопящим под боком. Легкая улыбка тронула губы. Необыкновенная легкость охватила тело и мысли.       К завтраку Юн спустился в приподнятом настроении.       — Как спалось? — поинтересовалась госпожа Чон, непроизвольно перенимая его настрой.       — Неплохо, — Юнхо поцеловал мать в щеку и сел на место.       Отчим приветственно кивнул, и, хмурясь, продолжил изучение каких-то бумаг. Сердце Юнхо забилось сильнее. Он с аппетитом расправился с едой, ощущая жуткое волнение, как перед прыжком в воду с трамплина. Тысячи фраз крутились на языке, но нужно было лишь несколько самых точных. Отложив приборы, Юн дождался, когда подадут традиционный кофе и, прочистив горло, произнес громко и четко:       — Нам нужно серьезно поговорить, — он многозначительно посмотрел на домработницу, и та поспешно покинула столовую. Как только ее шаги стихли, Юн продолжил: — Это касается Чонхо.       Господин Чхве оторвался от бумаг и пристально поглядел на него. Юна бросило в дрожь, и он сжал кулаки на коленях, призывая все свое самообладание.       — Давайте переместимся в кабинет, — предложила госпожа Чон. Она, похоже, поняла, что он задумал.       Юнхо редко приходилось бывать в кабинете отчима, и место это казалось ему слишком уж старомодным и давящим своей громоздкостью. Вот и теперь, стоило тяжелой двери за его спиной закрыться с громким щелчком, он оторопел. Отчим занял свое привычное место за рабочим столом, на котором царил порядок схожий с тем, что наблюдался в комнате его сына, госпожа Чон присела на банкетку у окна, откуда могла видеть обоих мужчин, но сама оставалась незаметной, Юн же остался стоять. Ноги будто приросли к полу, и во рту мгновенно пересохло, но он не потерял решимости.       — Слушаю, — господин Чхве откинулся на спинку кресла.       Юнхо набрал в грудь воздуха и произнес:       — Чонхо соврал о своих чувствах. Они взаимны. Мы влюблены друг в друга и некоторое время встречались. Нравится вам или нет, но я не намерен отказываться от него. Он мне очень дорог.       Господин Чхве побледнел и стиснул зубы. Некоторое время в кабинете царила напряженная тишина. Госпожа Чон будто и вовсе перестала дышать.       — Что ж, — наконец ответил отчим, — я догадывался, — он устало вздохнул и прикрыл глаза ладонью. — Ты же понимаешь, в какое непростое положение вы ставите нас с мамой?       — Люди не выбирают, в кого влюбляться, это происходит само собой. В том, что вы поженились раньше, чем мы обнаружили свои чувства, нет нашей вины.       — Верно, нет. Но вы уже взрослые и несете ответственность за свои решения и поступки. Страсть, бывает, проходит, а испорченную репутацию восстановить крайне сложно. Подумай, что скажут люди, если узнают.       — Им не обязательно знать.       — Не так-то просто скрыть подобное в наше время. История с Хван Мингю хорошо это демонстрирует.       — Мингю и сам заложник обстоятельств. Не в его интересах открывать рот.       — Не он, так другие. Обязательно найдется кто-то с длинным носом и камерой под рукой.       Юнхо порывисто выдохнул и сел на стул, потому что ноги вдруг ослабели.       — Мы же не звезды, чтобы за нами охотиться, — голос его терял уверенность.       — Но станете, если кто-то все же вас раскроет.       Снова повисла тишина. Стало отчетливо слышно движение секундной стрелки в старинных деревянных часах. Юнхо прокрутил в голове все то, к чему пришел прошедшей ночью.       — А, может, мы готовы рискнуть? — сказал он.       — Вы? Или ты? — господин Чхве подвинулся к столу и оперся подбородком на сложенные ладони.       Юнхо вздохнул, понимая, что отчим прав: он не имеет права решать за двоих.       — Мне нужно поговорить с Чонхо. Если вы скажете, где он сейчас…. Пожалуйста, — последнее слово прозвучало скорее как мольба, чем простая просьба.       Отчим задумался ненадолго.       — Думаю, мне по силам достать билет на его выступление.       Сердце чуть не выпрыгнуло из груди.       — Серьезно? — Юнхо не верилось, что все так просто.       — Но ты должен понимать, что от того, к чему вы придете, зависит вся ваша дальнейшая жизнь. Это не игрушки.       — Я понимаю.       Господин Чхве отвернулся. Его взгляд остановился где-то между женой и пасынком.       — Сумасшествие какое-то, — выдохнул он. — Знай, мне все это не нравится. Но я не бог, чтобы распоряжаться чужими чувствами, и не могу вам запретить…. Насчет билетов распоряжусь позже. А сейчас, пожалуйста, уходи.       Юн не находил слов, способных выразить его благодарность, но похоже, господин Чхве и не нуждался в ней. По его выражению лица было ясно, что разговор вытянул из него все силы. Юнхо коротко поклонился и вышел прочь, успев заметить напоследок, как отчим закрывает лицо ладонями, а мать утешающе гладит его по плечам. Вероятно, им всем было непросто, но думать о чем-то кроме скорой встречи с Чонхо Юн теперь не мог.       Он взлетел на второй этаж, будто на крыльях, и, оказавшись в комнате, бросился к телефону. Его распирало от радости. Мысль о том, что Чонхо может отправить его к черту, мелькнула и тут же была откинута куда-то на задворки сознания. Сан ответил на звонок заспанным голосом, и они проболтали о всякой ерунде с полчаса, пока не договорились о встрече ближе к вечеру. А до того времени Юнхо решил сделать нечто, что могло бы удивить и порадовать его ботаника. Для этого пришлось снова пойти в комнату младшего, найти наушники и разобраться с новой для себя техникой. Выудив из множества обучающих видео нужное, Юнхо сел за синтезатор и, следуя инструкции, настроил все необходимым образом. В конце концов, дураком он не был.