В рамках приличия

      — И как до этого дошло? — вздохнул Уён. — Мы стали ботаниками, — он качнулся на стуле и громко втянул через трубочку сок.       У Юна от этого звука по рукам побежали мурашки.       — Веди себя прилично, — произнес Сонхва вероятно мягче, чем собирался, и перевернул страницу учебника. — И займись делом, а то философ тебя со свету сживет.       — Айщ, зачем напомнил? — поморщился Уён. Ножки стула со стуком опустились на пол.       Откуда-то со стороны послышалось недовольное шиканье.       В университетской библиотеке в этот час было довольно много людей, и помещение наполняли шелест страниц, приглушенные голоса и клацанье кнопок. Иногда эту монотонность разбавляли кашель или вибрация телефона.       Юнхо почти засыпал над тетрадью. Ручка едва не выпадала из его дрожащих пальцев, и он уже слабо соображал, что вообще делает. Он безумно нуждался в кофе. Сан отправился за ним битый час назад и все никак не возвращался. Воспользовавшись его отсутствием, Уён по-хозяйски влез в его сумку и, раздобыв наушники, запустил в мобильнике игру. Перед ним высилась стопка нетронутых учебников. Сонхва выписывал что-то аккуратным стройным почерком из видавшей виды книги, полностью погрузившись в процесс. Он все еще дулся. Юнхо, действительно, стоило рассказать ему обо всем раньше. По крайней мере, чтобы не шокировать друга, окажись тот случайным свидетелем их с Чонхо поцелуя. А он оказался. И вот уже третий день почти с Юнхо не разговаривал.       — Этот Сон как будто из пещеры вылез, — Юн в который раз попытался начать диалог. — Зачем что-то писать от руки в век технологий? Тупость же. Везет Сану, что не взял его курс.       — Угу, — буркнул Сонхва в ответ, выделяя написанное цветным маркером.       — Во-во, — подключился Уён, — они с философом прям два брата-акробата. Тот нам какие-то древние лекции, сто раз отксеренные, раздал и требует по ним учить.       — Я подниму этот вопрос в студсовете, — отозвался Хва, не отрываясь от конспекта.       За спиной послышались приближающиеся шаги, и через несколько мгновений появился Сан с кофе и протеиновыми батончиками.       — Наконец-то! — Юн потянулся к стаканчику, и его руки затряслись.       — Ты как будто после дикой пьянки, — хмыкнул Уён.       — Немного переупражнялся, — Юнхо глотнул кофе и прикрыл глаза от удовольствия.       — Немного? — Сан занял свое место.       — Я должен отлично выглядеть.       — Продолжишь в том же духе и будешь отлично выглядеть на больничной койке, — голос Сана звучал строго, в то время как сам он неотрывно наблюдал за действиями возлюбленного, царапающего ногтями экран телефона.       Конечно, Юн и сам не был рад тому, насколько переусердствовал, но в зале он настолько ушел в свои мысли, что просто не мог остановиться. Сану пришлось буквально стаскивать его с тренажера. А все Чонхо! Если бы не его предложение, насколько бы проще Юну сейчас жилось! Он еле уснул в ту ночь, проснулся на рассвете и вернулся в свою комнату, чтобы упасть в кровать и проваляться почти до обеда. Он долго мучился фантазиями о предстоящем, копался в интернете, выискивая необходимую информацию, изучал и запоминал, краснея и задыхаясь.       Им удалось провести вместе лишь вечер воскресенья, но и тот не наедине. Они играли в настолки и рубились в приставку на домашней вечеринке Уёна, и все, вроде, было неплохо, но Юн периодически будто выпадал из реальности. Ни с того, ни с сего на него, вдруг, накатывала нервозность, или же, глядя на Чонхо, он вспоминал изученное, и тогда щеки его вспыхивали, и все валилось их рук. Тогда-то Чонхо и вывел его «подышать» на балкон скрытый тенью соседнего дома. Вместо того, чтобы объяснить свое состояние, Юн не нашел ничего лучше, чем вжать Чонхо в стену, и целовать, чуть ли не кусая и прижимаясь так тесно, что перехватывало дыхание. За этим непристойным делом их и застал Сонхва.       — Сани, подай стакан, пожалуйста, — попросил Хва. Он все так же не отрывал глаз от конспекта.       Юнхо опередил друга и сам протянул кофе старшему.       — Спасибо, — сухо произнес тот.       — О, Боги! Парни, ну, что вы как маленькие? — Сан, вероятно, заметил сверкающие между ними молнии.       — Я абсолютно спокоен, — отозвался Сонхва.       — Это и выводит, — не выдержал Юнхо. — Лучше бы накричал, честное слово!       Сонхва отложил ручку и взглянул ему в глаза.       — Зачем же? Ты был очень сдержан, когда решил исключить меня из круга посвященных, вот и я решил последовать твоему примеру. Молчание — золото, так ведь?       — Хён, ну, пожалуйста! — Юнхо уронил голову на стол, больно ударившись лбом. — Это невыносимо! Я болван, да, признаю. Хочешь, весь месяц буду оплачивать тебе обеды? Только прости.       — Не бедствую, спасибо.       — Хён, в самом деле, — вмешался Уён. — Мы так-то тоже виноваты, казни уж всех.       — Нет, Уёни, вас мне винить не в чем. Раскрывать чужие секреты — некрасиво, так что вы, как раз, поступили как настоящие друзья.       Юнхо молитвенно сложил ладони.       — Пак Сонхва, мой мудрый и добросердечный хён, обещаю, что это больше не повторится. Отныне — или никому, или всем. Честно.       Сонхва постучал пальцами по столу, раздумывая, затем перевел внимание на Усанов, которые тут же повторили жест Юнхо.       — Вот же засранцы, — прошептал Сонхва и улыбнулся.       — Ура, мы победили! — обрадовался Уён гораздо громче положенного.       Кто-то снова шикнул на него. Сан тут же развернулся и смерил недовольного тяжелым взглядом.       Юнхо отхлебнул кофе и потянулся. Хоть что-то удалось привести в порядок. Он передал Хва батончик, другой развернул для себя и вернулся к конспекту. Так под перешептывание Усанов, сражающихся за первенство в игре, прошло еще какое-то время, прежде чем от усталости заслезились глаза.       — Черт бы побрал этого Сона, — проворчал Юн, отталкивая тетрадь к середине стола. — Не могу больше.       — Отдохни, — предложил старший.       Юнхо размял шею и оглянулся. Многие места по соседству уже опустели, стало заметно тише и как будто немного прохладнее. Он повел плечами.       — Может, домой? — предложил Уён. Он развалился на своем стуле, привычно устроив голову на коленях Сана.       — Нет уж, мы сегодня все доделаем, чтобы больше не заморачиваться, — воспротивился Сонхва.       Юнхо согласно кивнул, хоть все внутри так и кричало о желании забуриться в какой-нибудь ресторанчик, поесть жареного мяса и выпить соджу. Идеальный был бы вечер.       — Хотя, вы все равно ничем полезным не заняты, — отметил старший, как бы намекая, что Уён с Саном могут и уйти.       — Мы вас морально поддерживаем, — усмехнулся Сан.       — Сколько времени? — поинтересовался его бойфренд, не отлипая от игры.       Юн взглянул на часы над входом в зал, но почти сразу забыл значение цифр и стрелок: к их столу направлялась Соджин. Он зажмурился и поджал губы, надеясь, что сошел с ума, и ему это мерещится.       — Привет, мальчики, — развеял его чаяния голос девушки. — Как дела?       Юнхо открыл глаза и увидел озадаченное лицо Сана и хмурое — Сонхва. Уён выпрямился и оправил толстовку.       — Привет, Соджин. Зачем пришла? — Юн приклеил на лицо искусственную улыбку, даже не стараясь притворяться.       — Решила узнать, как продвигается наша работа. Ты же ею занимаешься, надеюсь?       — Конечно, — он указал на отодвинутую в сторону тетрадь, — наша работа в самом разгаре.       Соджин взглянула в указанном направлении и округлила глаза.       — Боже, что с твоим почерком? Ты ногами писал что ли?       — Уверен, у тебя получится лучше. Попробуй.       — Боюсь, я слишком занята, — скривила губы Соджин. — Дай-ка проверю, что ты там успел наделать, — она обошла стол и села рядом с Сонхва. Тот чуть сдвинулся в сторону и напрягся. Как ни в чем не бывало, Соджин придвинула к себе тетрадь Юна и учебник Хва.       Парни переглянулись. Сан и Уён пребывали в полнейшем недоумении, старший почти не дышал, с силой сжимая ручку. Юн раздраженно наблюдал за тем, как быстро бегают глаза Соджин по страницам учебника и его конспекта. Или она действительно что-то понимала, или просто набивала себе цену.       — Если ты сдашь Сону это, мы вылетим из универа, как пробки, — резюмировала Соджин спустя пару минут. — Тебе нужно постараться получше.       — А ты помочь не хочешь?       — Я уже помогла, — она подмигнула и послала ему воздушный поцелуй.       В этот момент телефон Юна издал короткий звук, и сердце его ухнуло вниз, когда он увидел во всплывшем уведомлении дату, время и начало адреса. Юн рванулся к мобильнику и быстро спрятал его под стол, чувствуя, как краснеет.       — О-о-о, кому-то назначили свидание? — Соджин ядовито улыбнулась, прикусив губу.       — Да, не тебе, — вздернул брови Уён. — Вынь свой нос из чужих дел.       — Я слышала, что американцы невоспитанные, но до этого момента не верила, — девушка состроила гримасу отвращения.       — А я слышал, что кореянки красивые. Какое разочарование! — не остался в долгу Уён.       Сан хмыкнул в кулак.       Соджин вскочила как ошпаренная. Ноздри ее раздулись, глаза зло сверкнули, и она стала походить на бешеную собаку, готовую броситься и покусать. Схватив сумку, Соджин подошла к Юнхо и наклонилась так, чтобы ее мог услышать только он.       — Компания тебе под стать, — прошипела она, впиваясь ногтями в его плечо. — В понедельник будь добр сдать хорошую работу.       Она оттолкнула Юна и, громко цокая каблуками, удалилась, заставив оставшихся студентов оглядываться ей вслед.       — У меня от нее мурашки, — признался Сонхва и поежился.       — Пусть катится! — прикрикнул Уён и тут же зарделся от того, что Сан сжал его бедро.       Голоса друзей звучали для Юнхо будто издалека: в ушах стоял гул, сквозь который он четко слышал собственное сердцебиение. Грудную клетку распирало от жгучего желания и невозможности закричать. Теперь Юну было ни до учебы, Соджин, ни до веселья.       — Я на минуту, — прохрипел он, с трудом выбрался из-за стола и зашагал к стеллажам, путаясь в собственных ногах.       Он долго петлял, прежде чем нашлось подходящее место, достаточно удаленное от основного зала, чтобы кто-то мог случайно туда забрести. Юн выглянул из своего укрытия, убеждаясь, что никого поблизости нет, и разблокировал телефон. Пальцы не переставали дрожать, и потому первые попытки справиться с телефоном привели лишь к тому, что случайно открылась страница спортивного магазина и заиграла поставленная на паузу ранее песня. Юн чертыхнулся, поспешно закрыл все вкладки и заново зашел в мессенджер. Сообщение от Чонхо висело первым. Пробежав глазами по строчкам, Юн поймал себя на мысли, что понемногу трогается умом. Перед глазами замелькали те образы, что он сам рисовал себе, фантазируя о предстоящей встрече, и его охватило беспокойство: а вдруг он сделает что-то не так? Вдруг все испортит? Что, если в попытке не выглядеть дураком, именно им он себя и выставит? А если навредит?       Ослабевшие ноги больше не держали его, и Юнхо сел на пол.       Он вспомнил вечер концерта. Тогда все получилось как-то само собой, по наитию. Не то, чтобы ему самому приходилось слишком много делать, инициатива была у Чонхо, и все же. Младший, вроде как, не был разочарован. Он таял так же, как и сам Юн, так же льнул к разгоряченному телу и подставлялся под бесстыдные прикосновения…       Юн с трудом вытащил себя из потока мыслей, пока они не унесли его слишком далеко.       Что ж, ему предстояло уговорить свое тело оправиться после спортивных подвигов буквально за два дня. Вечер пятницы рисовался непростым.       Когда Юнхо вернулся, Усанов уже не было. На его вопросительный взгляд Сонхва ответил, что они решили немного прогуляться неподалеку, пока старшие закончат свои дела.       — У тебя все нормально? — поинтересовался Сонхва, сгребая в охапку учебники Уёна вместе со своим.       — Да. Просто нужно было подумать.       — Помогло?       — Не особо.       — Займись этим утром на свежую голову. А сейчас, если возможно, отпусти ситуацию. Пойдем лучше пиццу есть, а то Уён в голодный обморок упадет скоро. И конспект забери, — Хва кивнул на тетрадь, в которой писал весь вечер. — Только выучи все, прежде чем сдать, умоляю.       — В смысле? — Юнхо тупо уставился на друга.       — Юно, ты реально болван. Почему, по-твоему, я не взял тебя в пару в этой работе?       «Действительно, почему?» — задумался Юн. Странно было, что он не задался этим вопросом раньше.       — Потому что меня от нее Сон освободил. Я у него на хорошем счету.       — То есть, все это время…       — Не благодари, — отмахнулся Хва.       — Пак Сонхва, ты сокровище! — Юн обнял его, удивляясь тому, насколько ему все-таки повезло с друзьями.       Он оказался дома глубокой ночью спустя несколько кусков пиццы, пары острых куриных ножек, залитых колой, и в полном отчаянии оттого, что не успеет привести себя в идеальную форму за оставшийся до свидания срок. В планы входило принять душ и плюхнуться в кровать, не позволяя волнению вытеснить столь необходимый сон, но открыв дверь спальни, Юн обнаружил мать, сидящую за его рабочим столом.       — Прости, что так бесцеремонно ворвалась к тебе, — она поднялась ему навстречу и остановилась в шаге от кресла.       — Давно ты тут? — Юну сделалось совестно из-за того, что, хоть и сам того не зная, заставил ее ждать.       — Кажется, да. Успела полюбоваться твоей коллекцией фигурок. Вроде бы недавно с папой дарили тебе первую, а на самом деле так много времени прошло. Столько всего изменилось.       Госпожа Чон говорила тихо и мелодично, слегка растягивая слова, так, как обычно рассказывают сказки на ночь. Она была бледна, и на осунувшемся лице отчетливо проступили морщинки, которых Юн раньше не замечал. Опущенные плечи украли у нее пару сантиметров и без того небольшого роста, и теперь она выглядела совершенно крохотной и тонкой, как фарфоровая статуэтка. Движением, которое в другое время выглядело бы элегантно и грациозно, а теперь будто далось ей через боль, мать плотнее укуталась в винтажную шаль.       — Уделишь мне немного времени?       Юнхо кивнул. Он был совершенно не настроен на задушевные беседы и тем более серьезные разговоры, но вид матери буквально умолял его последовать ее просьбе. Юн сел на край кровати, жестом предложив матери расположиться в кресле, но та присела рядом. Ее ладонь, было, дернулась к его руке, но остановилась на полпути. Госпожа Чон взглянула на Сына, и что-то в его виде заставило ее передумать и сложить руки на собственных коленях.       — Юно, — начала она, — я много думала о том нашем разговоре. Мне жаль, что в первые минуты я была так эмоциональна. Признаться, я оказалась совершенно не готова к подобного рода повороту событий, и, возможно, обидела тебя. Прости, если задела твои чувства. Мне бы хотелось отмотать время назад и показать себя более рассудительной и здравомыслящей, какой и должна быть настоящая мать, но, увы, это невозможно. Мне понадобилось некоторое время, чтобы во всем разобраться.       — Мам, не нужно… — Юнхо не мог не заметить, что голос матери все больше дрожит, и ощутил, как к горлу подступает ком.       — Пожалуйста, позволь мне закончить, — мягко, но настойчиво попросила госпожа Чон и продолжила: — Для меня это, правда, очень важно. Юно…. Ты мой сын, и я всегда оберегала и наставляла тебя, помогала и советовала, опираясь на собственный опыт и то, чему в свое время учили меня. Я знаю, что никогда не была идеальной матерью, но я старалась. Действительно старалась. И в моем мире образы твоего будущего рисовались исходя из того, что я сама считала правильным. Но то, что ты сказал мне…. Твои слова будто дали мне пощечину. Нет-нет, не говори ничего! Послушай. Я ни в чем тебя не виню. Напротив. Юно, я благодарна тебе за то, что ты мне открылся. Теперь я многое вижу совсем иначе, чем прежде. Мне хотелось бы уверить тебя в том, что все будет легко и прекрасно, но это было бы неправдой. Ты и сам понимаешь, какие сложности тебя ожидают. И потому прошу: запомни, выжги в своей памяти навсегда и не смей забывать, что я всегда на твоей стороне и горжусь тем, что ты мой сын. Я прошу об осторожности ради твоего же блага, но готова воевать с любым, кто попытается помешать тебе быть собой. Помни, что у тебя есть я, хорошо?       — Мам… — голос Юнхо надломился. Он сам потянулся к матери и прижал ее ладонь к своей мокрой щеке. Слезы текли вопреки его воле, и он ничего не мог с этим поделать. Невероятное облегчение, испытываемое им в эту секунду, было сравнимо разве что с потоком, хлынувшим, наконец, из-за стены рухнувших камней.       — Ну, вот теперь я тоже расплачусь, — улыбнулась госпожа Чон, и губы ее дрогнули. — Прости, что не дождалась утра. Мне так нужно было сказать это.       — Спасибо. Ты лучшая, правда, — Юн напоминал себе маленького себя, сидящего у матери на коленях, получив прощение за разбитую вазу. — Спасибо, — в голову решительно не приходили какие-либо еще слова.       Госпожа Чон осторожно отняла руку от его лица и нежно коснулась губами лба.       — Позволь снова попросить кое-о-чем, прежде чем я уйду.       Юнхо кивнул, выражая готовность слушать. Он наблюдал за тем, как мать поднялась, подошла к двери и коснулась ручки. Теперь она стояла к нему в пол-оборота, и он не мог разглядеть ее лица из-за тени.       — Пожалуйста, не попадитесь. Особенно отцу. Вы с Чонхо еще так молоды, не губите себя.       Из легких Юна разом вышибло весь воздух. Видимо, ошеломление явственно обрисовалось на его лице, потому что с губ матери сорвалась печальная усмешка.       — Если хорошенько подумать, то догадаться несложно. Я просто сложила два и два. Это то, что мне пока сложно принять и о чем еще придется поразмыслить какое-то время, но я не стану останавливать вас. Вероятно, вам нужно через это пройти.       За завтраком Юнхо ощущал себя не в своей тарелке. Он сидел как на иголках, ерзая и поглядывая то на Чонхо, то на мать. Госпожа Чон вела себя непринужденно, и Юн мог только догадываться, чего ей это стоило. Его грызла совесть за то, что ей приходится притворяться и обманывать всех вокруг, и за то, что не решился написать или шепнуть младшему, когда догнал его на лестнице, как теперь обстоят их дела. В какой-то момент Чонхо заметил его нервозность и вопросительно сдвинул брови, тогда Юн еле-заметным движением головы предложил ему выйти.       Оказавшись на улице первым, он перевел дух и собрался с мыслями.       — Что случилось? — Чонхо вышел вслед за ним, застегивая на запястье часы.       — Я подвезу тебя. Надо поговорить.       — Хорошо, — насторожился младший.       Как только дом скрылся из вида, Юнхо выдохнул и сбавил скорость.       — Сначала пообещай, что не будешь меня бить, Чхве.       — Вообще не собирался, но, кажется, теперь появляется желание.       — Держи себя в руках. Короче…. Нет, сначала должен уточнить, что это не совсем моя вина, лишнего я не говорил. В общем, мама знает про нас.       — Вот как? — Чонхо тяжело вздохнул и поджал губы.       — Клянусь, она сама догадалась. Я рассказал ей только о себе, так уж вышло, ну, а дальше…. Похоже, мы были слишком очевидными.       — Судя по тому, что ты почти спокоен, она не намерена отправлять нас к мозгоправам?       — Нет. Но все же стоит проявить уважение к ее чувствам. Ей непросто.       — Понимаю, — кивнул Чонхо и задумался. — Стоит ли сказать отцу, чтобы снять с нее это бремя?       — Может, не надо? — Юнхо не хотелось даже представлять, какой скандал тогда разразится. Их с Чонхо наверняка разлучат, а пережить это и не свихнуться ему казалось невозможным. Довольно эгоистично было желать держать все в тайне, и Юн готов был признать себя отвратительным сыном и ужасным человеком, лишь бы только им с Чонхо было позволено оставаться вместе хоть сколько-то.       — Сложно, — резюмировал Чонхо.       — Да уж, — поник Юн, но спустя какое-то время ему вспомнились слова Уёна. — Знаешь, может, мы и неправы, но всем мил не будешь. Давай просто плыть по течению?       — Совершенно нерациональное и безответственное предложение. Пожалуй, соглашусь, — ответил младший и заговорщицки прошептал: — Тем более что от планов на тебя я отказываться не намерен в любом случае.       — Боже, Чхве, ты меня в могилу сведешь! — страдальчески простонал Юнхо. — Я только перестал об этом думать!       Он вырулил на подъездную дорожку университета, и Чонхо засобирался. Уже приоткрыв дверцу, он внимательно огляделся и вдруг потянулся к Юну, чтобы оставить на губах легкий поцелуй.       — Давай прогуляемся вечером? Покажу тебе одно классное место.       — Хорошо, — не ожидавший нежностей Юнхо не дал ему отодвинуться и урвал еще один поцелуй. Он провожал младшего взглядом, пока тот не зашел в здание, так ни разу и не оглянувшись.       Юн с трудом добрался до своего университета, задыхаясь от желания вернуться, затащить Чонхо в машину и увезти туда, где можно будет наслаждаться обществом друг друга, ни о чем не беспокоясь. Он жутко опоздал, потому как можно тише прокрался к ближайшему от входа месту и попытался спрятаться за спиной паренька в капюшоне. Вероятно, это было глупой затеей, ведь Юн превосходил его габаритами, но ему было слишком стыдно перед преподавателем, чтобы бесцеремонно заявиться в полный рост. Юн оглядел аудиторию и заметил Сонхва, внимающего профессору Ли, а чуть поодаль — Соджин, без малейшего стеснения спящую, опершись о дизайнерскую сумку. Небольшая группка студентов на задних рядах у окна по-тихому жевала чипсы, где-то вверху жужжала невесть откуда взявшаяся муха. Леность и сонливость пропитали загустевший воздух. Понадобилось несколько минут, прежде чем Юнхо смог включиться и разобрать, что говорит профессор, но уже через четверть часа в насмешку над его усилиями прозвучал сигнал на перерыв.       — Где опять Сан? — поинтересовался Юн у Сонхва, перехватив его в коридоре.       — А, ты не в курсе? — Хва неодобрительно покачал головой. — Они с Уёном под утро решили, что им срочно нужно в Пусан, посмотреть на волны.       — Оу…. Ну, что ж… — Юн не нашелся, как это прокомментировать.       — С одной стороны я злюсь, потому что мы договаривались больше не прогуливать, — Сонхва потянул Юна за рукав, чтобы тот не мешал пройти другим студентам, — а с другой даже завидую. Сейчас самое классное время для свиданий.       — Все еще думаешь о Даын?       — Да.       — А говорил, что переболел.       — В какой-то момент мне действительно так казалось.       — Не хочешь попытаться еще раз?       — Зачем? Она четко дала понять, как относится ко мне. Нет смысла надоедать ей.       — Но ты постоянно пропадаешь в студсовете и помогаешь ей с чем-то. Это какая-то форма мазохизма?       — Скорее — слабость.       — Мне казалось, в нашей компании ты самый благоразумный.       — Сердцу не прикажешь. Ты ведь тоже влюблен, значит, должен меня понимать. И в твоей ситуации здравого смысла не больше, чем в моей. Разве не так?       От необходимости отвечать Юнхо избавил звонок. Сонхва заторопился, и они разошлись по разным аудиториям.       Кое-в-чем Сонхва был прав: с точки зрения морали, общественных норм и традиций их с Чонхо отношения обещали прямую дорожку в ад. Юн осознавал это, поэтому всячески гнал от себя невеселые мысли о будущем. Загадывать больше чем на пару дней вперед было страшно, и в то же время хотелось развернуться и строить далеко идущие планы. Противоречие терзало. Даже друзья заняли противоположные позиции. И кто из них был счастливее? — Сан, живущий на полную катушку, не отказав себе в удовольствии нырнуть с головой в любовное приключение, или Сонхва, выбравший путь одинокого смирения? С первого взгляда ответ казался очевидным, но стоило внести лишь одну переменную — огласку — как все кардинально менялось.       — Ау, Чон, ты где? — Чонхо размахивал ладонью перед его лицом.       Юнхо резко остановился, обнаруживая себя в живописном парке, окрашенном лучами заходящего солнца. В одной руке у него был стаканчик с лимонадом, а другой он удерживал прихваченную из машины джинсовую куртку.       — Прости, задумался.       — Было похоже на то, что ты из аватара вышел.       Мимо с визгами и смехом пронеслись дети: несколько мальчишек догоняли девочку, неуверенно крутящую педали велосипеда. Чуть поодаль мужчина и девушка в парных костюмах играли во фрисби с собакой, семейная пара с двумя малышами собирала посуду в корзину для пикника, несколько подростков напевали песню, аккомпанируя себе на гитаре, пока другие записывал короткие видео для соцсетей. Всюду, куда ни глянь, прогуливались парочки и шумные компании.       Они с Чонхо встретились у входа в парк и уже успели пощекотать нервы на аттракционах и прикупить напитки, разговаривая о всяких мелочах, пока Юн вдруг не ушел в себя. Очевидно, заметив его состояние, младший повел его по узкой дорожке подальше от скопления людей.       — Что с тобой? — он на пробу дотронулся до ладони Юна, и тот переплел их пальцы.       — Знаешь это состояние, когда желания не совпадают с возможностями? Оно меня настигло.       — Перестань себя мучить и оглянись. Здесь очень красиво.       Чонхо был прав. Стоило поднять глаза, как открывался вид на потрясающей красоты пейзаж, будто написанный маслом на холсте. Тени, сползающие по склону горы, понемногу захватывали ту часть парка, что простиралась у подножия, походя на дикий лес, в то время как яркие искусственные огни разгоняли тьму волнами света со стороны городских улиц. Создавалось впечатление, что в этом месте столкнулись два мира, отдав друг другу частичку себя. Там, куда Чонхо привел Юна, шум города превратился в далекие отзвуки, а света редких фонарей едва хватало, чтобы разглядеть вьющуюся среди деревьев тропинку. Здесь было заметно прохладнее, но легкий озноб охватывал тело не столько из-за этого, сколько из-за ощущения мистической неясности окружающего пространства. Силуэты деревьев — необыкновенно изогнутых, походящих на замершие человеческие фигуры — оживляли воображение и порождали зудящее чувство пугающего восторга.       — Пришли, — объявил Чонхо и указал вперед, где под раскидистым деревом, тянущим тонкие ветви к ручью, белело что-то большое, инородное, совершенно точно не должное находиться в этом месте.       Юн пригляделся и немало удивился, поняв, что это фортепиано.       — Оно настоящее?!       — Более чем, — Чонхо тихонько рассмеялся. — Тот, кто ухаживает за ним, делает это с любовью. Давай сыграем?       — В смысле вместе? Я не умею, — запротестовал Юнхо.       — Я научу. Идем, — младший уверенно потащил его за собой.       Юн ощутил внутреннюю дрожь. Происходящее больше походило на сон, нежели на что-то возможное в действительности. Полутьма, наполненная стрекотом насекомых, руки Чонхо, удивительно теплые в сравнении с его собственными, соприкосновение бедер и первые звуки ожившего под его пальцами инструмента — все это невозможно будоражило. Чонхо оказался неплохим учителем, и понадобилось совсем немного времени, чтобы выбранная им мелодия начала звучать должным образом. Юн отвечал всего за шесть клавиш, поочередно нажимая комбинации из трех то ниже, то выше по тональности, но именно они, как ему казалось, делали композицию завершенной. Такой же восхитительной, как человек, сидящий рядом с ним.       — Чхве, — позвал Юн, и, когда младший повернулся к нему, обхватил его лицо ладонями и поцеловал.       Возможно, он бы смог остановиться и оставить это лишь милым романтическим воспоминанием, но Чонхо вдруг отпустил тормоза. Его напор опьянил и заставил забыться. Будто грешники в райском саду, они целовались все развязнее и жарче, и страх того, что их могут застать, маячил на периферии сознания Юна как выгоревший на солнце баннер с едва читаемым предупреждением.       Из небытия их выдернул внезапно раздавшийся рингтон. Чонхо нервно вынул телефон из кармана, сбросил вызов и вернулся к прерванному занятию, опаляя шею Юна горячим дыханием.       — Вдруг что-то срочное? — прошептал Юнхо, прикрыв глаза от удовольствия.       — Неважно, — бросил младший, но почти сразу, будто на зло, одно за другим посыпались сообщения. — Вот же…       — Ответь.       Чонхо упрямо насупился и вопреки совету выключил телефон, даже не взглянув на экран. Его грудь тяжело вздымалась, и он сдавленно произнес:       — Кажется, я не хочу ждать до завтра. Как на счет того, чтобы поехать в отель сейчас?       Затылок Юна резко потяжелел, лицо запылало.       — Д-да. Давай.       — Только мне понадобится время, чтобы подготовиться.       — Угу.       — А ты не смей засыпать.       Юнхо в этом предостережении не нуждался: теперь ему уж точно было не до сна.       К его немалому облегчению, Чонхо снял два смежных номера, дав возможность привести в порядок и тело, и мысли. Хотя с последним все равно возникли проблемы. Юн, как перед ответственным экзаменом, еще несколько раз прочел все то, что изучал ранее, как следует задернул шторы, зачем-то проверил все темные углы, будто кто-то мог захотеть следить за ними, и выложил на прикроватную тумбу купленные по пути презервативы и смазку. Умом он понимал, что и как должно происходить, чтобы процесс, по меньшей мере, не принес им разочарования, но в груди все сильнее жгло смятение, грозящее перерасти в панику. Затянув пояс гостиничного халата, он, в конце концов, уселся в кресло возле кровати и принялся ждать.       Из-за двери в соседний номер не раздавалось ни звука. Юн кусал губы, представляя, как поворачивается ручка и заходит Чонхо, такой же притягательный как в тот раз в его комнате, и внутренне содрогался от этой картины, не уверенный в том, что сможет остаться в сознании. Время шло, воображаемый Чонхо раз за разом открывал дверь и одаривал его обольстительной улыбкой, но в реальности этого все никак не происходило. Грешным делом подумалось, не учинил ли младший над ним розыгрыш.       В ушах так шумело, что Юнхо не сразу понял, действительно ли слышит стук, или это воображение продолжает играть с ним. На негнущихся ногах он подошел к двери и открыл ее сам. Чонхо шагнул из темноты соседнего номера и зажмурился.       — У тебя тут как в операционной, — он по-хозяйски прошел к панели управления и приглушил освещение в комнате.       Атмосфера сразу сделалась интимнее. Юнхо сглотнул. Он все еще стоял на месте как истукан, совершенно растерянный и не находящий, что нужно сказать или сделать.       «Господи, какой идиот!» — казнил он себя мысленно.       И что на него нашло?       — Ты ужасно напряжен, — констатировал Чонхо. — Сядь.       Краснея и молясь, чтобы младший ударился головой и навсегда забыл о его позоре, Юнхо подчинился и сел на кровать. Матрас под ним немного прогнулся, и пришлось подвинуться, чтобы не съехать с края. Чонхо скинул тапки и расположился за его спиной.       — Не думай, пожалуйста, что с тобой что-то не так, — мягко произнес он и ощутимо нажал большими пальцами чуть ниже шеи, довольно болезненно, но одновременно приятно. — Это серьезный процесс, и волноваться абсолютно нормально. Я помогу. Мы оба хорошо постараемся, и все будет прекрасно. Обещаю, тебе понравится.       От этих слов Юна бросило в жар. Чонхо стянул халат с его плеч, оголив в придачу и часть спины, продолжая мять и поглаживать. Пальцы его творили какую-то магию, и вскоре Юн размяк. В голове посветлело, и держать себя в сидячем положении стало труднее. Он уже балансировал на грани блаженного забытья, когда вдруг что-то изменилось, и по телу побежали покалывающие волны возбуждения. Юн шумно выдохнул, почувствовав, как Чонхо царапнул ногтями по выпирающим шейным позвонкам, а затем повторил тот же путь губами и спустился ниже, останавливаясь между лопатками.       — Тебе нужно лечь на спину, — раздался шепот у самого уха.       Юн задрожал так, что застучали зубы.       Чонхо терпеливо ждал, пока он неловко сменит положение, помог ему снять халат и обнажился сам. Ни капли не стесняясь собственной наготы, он несколько мгновений ничего не предпринимал, позволяя Юну себя рассматривать.       Юнхо терял связь с реальностью. Словно завороженный он наблюдал за тем, как младший склоняется к нему и тянется к губам. Голова пошла кругом, что-то щелкнуло внутри, отключая барьеры и распахивая сознание для удовольствия. Юн резко прижал Чонхо к себе и жадно впился в его губы, но не рассчитал силу, и их зубы столкнулись, выбивая из обоих болезненный стон. В попытке спасти ситуацию, он повалил младшего на кровать, нависнув сверху, и снова коснулся губ, в этот раз с излишней осторожностью. Чонхо надавил на его затылок, подстегивая быть увереннее, и Юн углубил поцелуй, утопая в ощущениях. Он оперся на левую руку, позволив второй оглаживать шею и грудь Чонхо. Тот льнул к нему, блуждая пальцами по спине и вызывая новые и новые волны дрожи. Кожа горела в тех местах, где соприкасались их тела. Сознание превратилось в металлический шарик, скользящий вниз по спирали, и с каждым витком приближающий к сумасшествию. Юн больше не полагался на рассудок, и исступленно целовал и трогал, где придется, под аккомпанемент тяжелого хриплого дыхания. Ответные ласки отдавались легкими разрядами тока, и побуждали действовать все смелее. Возбуждение било по вискам. Подавшись порыву, Юнхо бессознательно двинул бедрами, и его плоть проехалась по чужому напряженному члену. Чонхо издал задушенный жалобный стон, отправляя Юна в пропасть.       — Боже, Чонхо, сделай так еще раз, — Юну показалось, что он рассыпается на атомы. Он немного отстранился и сам еле сдержался, чтобы не заскулить от открывшегося вида: глаза Чонхо горели лихорадочным блеском, губы припухли, волосы разметались в совершенном беспорядке. Обычно собранный и уверенный теперь он казался совершенно разбитым и нуждающимся. Юн прильнул губами к его груди, одновременно обхватывая ладонью оба члена. Чонхо дернулся и выдохнул сквозь сжатые зубы. — Пожалуйста…. Хочу тебя слышать, — взмолился Юнхо. Он на пробу провел рукой вверх-вниз, и, видя, что младшего плавит от этого не меньше, чем его самого, продолжил, наращивая темп. — Чхве, пожалуйста!       — Я не привык… шуметь, — с трудом выдавил Чонхо.       Юнхо до смерти не хотелось отступать. Он ускорился, все больше пьянея от осознания происходящего и рискуя кончить быстрее, чем собирался, но остановиться уже не мог. Очень скоро дыхание младшего тоже стало рваным и резким, а губы разомкнулись. Обозначая полное поражение, из его груди вырвался громкий всхлип, подтолкнувший Юнхо к оргазму. С протяжным стоном Юн обессиленно рухнул набок, и сперма брызнула на покрывало.       — О, Боже… — он старался перевести дыхание, но его все еще трясло, а во рту пересохло. — Прости.       — Тебе не за что извиняться, — Чонхо чмокнул его во влажный висок и, помедлив минуту, встал с кровати.       Кое-как извернувшись, Юн скинул на пол покрывало и часть одеяла и плюхнулся на прохладную простынь. Левая рука онемела оттого, как долго ему пришлось удерживать на ней вес.       — Держи, — младший протянул раздобытую в мини-баре бутылку воды.       Юн кивнул в знак благодарности и почти полностью осушил ее.       — Ты был слишком горяч, — попытался он оправдаться.       — Был? — прозвучало с притворной обидой.       — Не издевайся надо мной, я почти не соображаю, — Юн прикрыл лицо, неожиданно смущаясь.       Чонхо навис над ним, расположив колени по обе стороны его бедер, и настойчиво отвел от лица ладонь, заставляя посмотреть на себя. В его глазах плескалось неудовлетворенное возбуждение.       — Видел бы ты себя, — голос его звучал ниже обычного. — Такой красивый, — он почти невесомо провел пальцами по животу Юна, отчего тело охватил горячий озноб. — И такой потрясающе чувствительный. Мне нравится.       В подтверждение своих слов он увлек Юнхо в медленный чувственный поцелуй, постепенно перетекающий в нечто развязное и хаотичное. Сердце принялось с новой силой разгонять кровь, и вскоре Юн почувствовал, что его опять утягивает в бездну. Он запустил пальцы в копну чужих спутавшихся волос и слегка оттянул их у корней, заставляя младшего откинуть голову. Юн отметился смазанным поцелуем под кадыком и опустился ниже, обхватывая губами сосок. Чонхо схватился за изголовье кровати, другой рукой гладя его плечо. Воздух в комнате, наполненный их тяжелым дыханием и тихими полустонами, снова раскалился.       Юнхо не понадобилось много времени, чтобы снова завестись. Его ласки стали порывистыми, граничащими с грубостью. Чонхо отвечал тем же, поощряя все большей несдержанностью, в его голосе все чаще проскальзывали оттенки жгучего нетерпения.       Сердце едва не проламывало грудную клетку, и Юн, наконец, осмелился потребовать:       — Перевернись.       Чонхо ухмыльнулся совершенно по-дьявольски и нарочито медленно выполнил требование, заставляя наблюдать, как перекатываются мышцы на его руках. Юну открылся вид на широкую спину и безумно соблазнительную задницу, и он замер, сгорая от непонимания того, что нужно делать. Хотелось сразу всего. Он нерешительно опустил ладони на поясницу младшего, и тот прогнулся, не ведая, что совершенно его уничтожил.       — Ох, черт…       В тумане слепого желания, Юн переместил ладони на ягодицы, раздвинул их и приник губами к промежности, получая ответ тихий скулеж. Он не ожидал, но собственное тело отозвалось волной настолько сильного возбуждения, что перед глазами замелькали яркие вспышки. Осмелев, он провел языком от мошонки до ануса и едва не лишился сознания от громкого, жалобного стона Чонхо. С самоубийственной решимостью Юн повторил свое действие еще несколько раз, наслаждаясь ответной реакцией, и уносясь куда-то иное измерение. Окружающее пространство превратилось в ничто. Только Чонхо, сходящий с ума от его манипуляций, и блаженство, растекающееся по венам, имели значение. Совершенно уже себя не контролируя, Юнхо обхватил сочащийся предэякулятом член младшего.       — Чон, что б тебя! — простонал Чонхо осипшим голосом. — Это слишком!       Юнхо сделал вид, что не услышал. Он не хотел и не мог прекратить, пока Чонхо так восхитительно реагировал на его старания.       — Чон! — его то ли умоляли, то ли обещали прикончить.       Превозмогая себя, Юн отстранился.       — Такой потрясающе чувствительный. Мне нравится, — шепнул он на ухо младшему, зарабатывая несколько грязных ругательств в свой адрес.       — Ложись на спину, — скорее приказал, чем попросил Чонхо.       Заняв удобное положение, Юн наблюдал, как тот тянется за смазкой, обильно выдавливает ее на ладонь и заводит руку за спину. Юнхо ужасно захотелось проникнуть в него пальцами, но младший выглядел настолько угрожающим, что, наверное, мог покусать за эту вольность.       Сделав все, что необходимо, Чонхо, как заправский порноактер, разорвал упаковку презерватива зубами и раскатал его по члену Юна.       — Какой самостоятельный, — поддел Юн в попытке скрыть собственное отчаяние. Чонхо медлил, а ему требовалось сию же секунду почувствовать себя внутри. Нетерпение било через край. Горло саднило, и воздух с таким трудом ворочался в груди, что было страшно потерять сознание.       Как в замедленной съемке Чонхо устроился над его пахом, приставил головку члена к анусу и начал медленно опускаться. Все происходило так, как Юн и представлял, но ощущения…. Оказалось, что он совершенно не был к готов к подобному. Мир за пределами кровати потемнел и растекся неясными формами, нервы натянулись словно тетива. Юн ощущал себя сплошным скоплением оголенных нервов, изнывал, жаждая получить больше, и рассыпался как пепельный человечек. Все чувства были сосредоточены там, где Чонхо туго сжимал его естество, выбивая из легких воздух вперемежку с хриплыми стонами. Когда же он начал двигаться, сначала неспешно, будто изучая реакцию их тел, а затем — постепенно увеличивая темп, Юнхо подумал, что умирает. Он откинулся на подушку, наблюдая за младшим из-под полуопущенных век. Блеск испарины на его коже, липнущая ко лбу челка, нечеловечески темные искрящиеся похотью глаза — если это было тем, что Юну предстояло увидеть в последний момент жизни, он смело мог бы назвать себя счастливчиком. Но жадность уже пропитала его насквозь, и когда Чонхо замедлился, чтобы перевести дыхание, Юнхо повалил его на спину. Чонхо не успел возмутиться, как его тело уже инстинктивно выгнулось в ответ на резкие и мощные точки, не имеющего сил сдерживаться Юна.       Юнхо больше не принадлежал себе. В голове пульсировало, внизу живота ныло, а пересохшее горло было способно издавать лишь хрипы. Он прижался губами к шее Чонхо, ища спасения от собственного безумия в чужом. Оглушительные стоны наполнили душное пространство номера, переходя то в утробное рычание, то в жалобные всхлипы. Чонхо — только недавно хозяин положения, уверенный и сильный, теперь дрожал в его руках, впиваясь ногтями в спину и водя влажной ладонью по собственному члену.       Юн был на пределе. Он сбился с ритма и продолжал двигаться резко и беспорядочно, пытаясь достичь предательски ускользающей разрядки.       — Черт, я так близко, — он чуть не плакал.       Чонхо вдруг схватил его за волосы и прижал к своим губам, больше кусая, нежели целуя, и Юна ослепила яркая вспышка. Невероятной силы оргазм прошиб его до костей, и он по инерции совершил еще несколько толчков, прежде чем почувствовать, как Чонхо сжимается вокруг его члена, и между ними растекается его горячее семя.       Им обоим понадобилось время, чтобы прийти в себя. Возможно, стоило что-то сказать, хотя бы какую-нибудь нежную ерунду, но Чонхо этого не делал, а у Юна не осталось ни на что сил. Борясь с навалившейся сонливостью, он поплелся в душ, а когда вернулся, младшего в номере уже не было. Эйфория понемногу развеивалась, и сквозь нее начало просачиваться беспокойство.       — Эй, — неожиданно раздалось за спиной. Чонхо стоял в дверях, вытирая полотенцем волосы. — Тут такой беспорядок. Пойдем спать ко мне?       В груди мгновенно потеплело. Юнхо последовал за ним в соседний номер, где их ждала чистая свежая постель, и с нескрываемым удовольствием забрался под одеяло.       — Устал? — улыбнулся Чонхо, очевидно не нуждаясь в ответе. Он устроился рядом и выключил свет.       Юн обнял его, только теперь осознавая, как сильно в самом деле вымотан.       — Насколько оценишь мои старания? — спустя время прошептал он, надеясь на похвалу.       — Вообще-то это было восхитительно, — сонно ответил Чонхо, — но я тебе в этом не признаюсь, чтобы не зазнался.