В рамках приличия

      Юнхо взволнованно теребил в руках программку. Свет в зале погас, и гул голосов вокруг наконец-то стих. Все устремили взгляд на освещенную сцену, в центре которой стояли два рояля: один — белый, будто новенький корабль только что спущенный на воду, другой — словно крыло огромной черной птицы. Юнхо немного оттянул ворот рубашки: ему не хватало воздуха. Мама, сидящая по правую руку от него, раскрыла веер и слегка наклонилась вперед, отчим оставался неподвижен, но губы его слегка тронула улыбка.       На сцене появился конферансье.       Юн знал, что брат выступает не первым, и понемногу сходил с ума. Он хотел его увидеть, но гораздо больше желал исчезнуть, выйти на свежий воздух, сбежать куда подальше. Госпожа Чон легонько коснулась его колена, безмолвно призывая не трясти ногой. Юн почувствовал, что краснеет.       Объявили первого выступающего. За белый рояль села молодая рыжеволосая женщина, рядом с ней расположилась невзрачная девушка-перевертмейстер. Зазвучала музыка.       Юнхо медленно выдохнул, уговаривая себя успокоиться.       Прошлая суббота началась для него около полудня с головной боли и ужасной сухости во рту. Первое время он мог думать только о том, как унять жажду. На его счастье в рюкзаке нашлась початая бутылка колы. Он осушил ее и откинулся на подушку, сморщившись от нового приступа боли в затылке и висках. Голова грозила расколоться как грецкий орех. Помучившись с пару минут, он все же столкнул свое тело с кровати и едва ли не ползком добрался до ванны где, без устали матерясь, принял холодный душ. Следующим шагом утреннего квеста стал путь до кухни. Кое-как пригладив влажные волосы рукой, Юнхо не без труда влез в халат и тапки и поковылял на первый этаж. Там он попался на глаза матери. Она развеселилась из-за его помятого вида, отметив, что пятница его явно удалась, и попросила на кухне приготовить для драгоценного сына похмельный суп.       Юнхо съел половину и сидел за столом, слегка покачиваясь и глядя в одну точку. Он был один, а прислуга, если появлялась, то делала все почти бесшумно, так, что он еле замечал какое-то движение рядом. Боль понемногу отступала, и кое-как начали формироваться мысли о том, чем занять день. Юн подумал было позвать Сана поиграть в приставку, но вспомнил, что друг под домашним арестом. Затем в памяти всплыла их с Сонхва и Уёном секретная операция по установлению связи с другом и то, как они, вроде, собирались выпить. Но вот пути до бара, как и саму гулянку припомнить не мог. И того, как добрался до дома — тоже. Юн перебирал в голове варианты, в надежде на то, что мозг просигналит, когда появится верный. Где он был? Что он пил? Как распрощался с друзьями? Клуб? Бар? Пиво? Соджу? Такси? Да, определенно, такси. Что-то терпкое. Ягоды, костер…       И тут он вспомнил.       Из-за внезапного озарения Юнхо едва не задохнулся. Он схватился за сердце и оттолкнулся от стола в попытке встать. Стул с грохотом упал на пол. Кто-то рядом вскрикнул от неожиданности, раздались взволнованные голоса, спрашивающие о чем-то, но быстро оказались за спиной и начали удаляться, пока не исчезли вовсе. Юн даже не понял, как оказался в своей спальне. В висках все еще стучало при каждом резком движении, но это мало его волновало. Он метался по комнате, как тигр в клетке, и никак не мог перестать грызть ноготь, хотя это и нервировало еще больше.       Он. Поцеловал. Брата. Он поцеловал Чонхо! И, черт возьми, ему это понравилось! Тогда. Теперь же накатывала паника. Что было делать? Как теперь смотреть младшему в глаза? Как с ним говорить? Что говорить? Хотя, если память Юна не обманывала, Чонхо очень даже активно ему отвечал. Пьяные идиоты. Как вообще до этого могло дойти? Как он — Юнхо — мог возжелать близости с парнем? С братом?! С Чонхо?! Почему из всех мужчин на свете Юн поцеловал именно его? Это само по себе казалось безумием, но будь на месте Чонхо кто-нибудь другой, Юн, пожалуй, мог бы себе простить подобную шалость. Ну, напился. Мало ли дурости творят пьяные люди? Посмеялся бы и забыл. Но, дьявол, почему именно Чонхо?!       А впрочем, скорее именно на младшем была увесистая доля вины. В конце концов, именно он был вполне не прочь развлечений такого рода. Как ему только в голову пришло лезть к старшему брату? Технически, конечно, первым потянулся он — Юнхо, но Чонхо должен был отдавать себе отчет! Он должен был оттолкнуть. Зная-то, что брат вполне себе традиционных принципов человек. Брат. Поцеловать брата… Дикость. Пусть они и не связаны настоящим родством, но все же.       Как он мог? Юну стыдно было даже об их разговорах вспоминать, не то что… А ведь ему понравилось. Действительно понравилось. Все его тело отзывалось и таяло. Губы горели. Когда Чонхо теснее прижался к нему, его охватила дрожь, и…. Да, в тот момент он возбудился. Было бы нечестно обманывать себя. Алкоголь сыграл с ним злую шутку: то, чего не удавалось привлекательным сексуальным девушкам, в два счета получилось у его брата-ботаника. Они с Чонхо еле отлипли друг от друга. Юнхо чувствовал себя полумертвым. Дыхание перехватывало, и хотелось только больше касаться руками и губами обнаженных участков кожи. Или вовсе сорвать одежду, чтобы ничего не мешало.       Юн замотал головой, будто это могло помочь избавиться от воспоминаний. К отголоскам боли прибавилось еще и головокружение.       Определенно, это был самый забористый алкоголь из всего, что ему приходилось пробовать. Отличной идеей казалось теперь немного притормозить и остановиться на кофе и газировке. Хотя бы на какое-то время.       Дрожь в руках все не унималась, и Юнхо не мог понять, из-за похмелья или от волнения. Впрочем, это тоже было не важно. Нужно было решить, как вести себя дальше. Избегать младшего все время не представлялось возможным, равно как и сделать вид, что ничего не было. Юн был уверен, что покраснеет, как вареный рак, как только Чонхо взглянет на него. Хотя именно мелкому засранцу и стоило бы стыдиться! Решил затащить брата в голубую яму?       Юнхо взял телефон и зашел в их диалог в какао. Написать все-таки было проще, чем обсуждать случившееся лично. А обсудить было нужно. Несколько минут он судорожно соображал с чего начать, и наконец, написал:

Привет. Нехило мы вчера накидались, да?))

      На удивление, ответ пришел почти сразу. Значит, Чонхо не спал. В груди все сжалось. Думал ли Чонхо о произошедшем в эту минуту? Быть может, он тоже решал, как выкрутиться из такой щекотливой ситуации с наименьшими потерями? Да уж, славно. Голова гудит, ничего не помню.       На секунду мир вокруг Юнхо затих. Абсолютно все звуки смолкли, и только сердце продолжало барабанить в груди.

Прям совсем ничего?

Ага. Как отрезало. А ты?       Юн чуть не выронил телефон из рук.       — Не-е-ет. Нет, пожалуйста, не оставляй меня одного разбираться с этим! — воскликнул он. Затем пришла успокаивающая мысль о том, что это к лучшему. Необходимость мяться, выясняя отношения, отпадала сама собой.

Неа. Помню, как играли в приставку, а дальше — ничего. Ну и убийственную же штуку ты притащил! :D

Да уж. Еще бы папа забыл о существовании той бутылки)

:DDD

      На самом деле Юну было не до смеха. То, что он соврал, будто у него тоже память дырявая, вовсе не отменяло того факта, что воспоминания в самом деле будоражили. И вот это могло стать проблемой. Как он будет объяснять Чонхо и окружающим свои неоднозначные реакции на близость младшего, пока было не ясно. Он ведь явно будет краснеть и заикаться, потому что стыд никуда не делся. Стыд и что-то еще.       Перед ним размытой картинкой возникло лицо Чонхо с покрасневшими влажными губами и полуприкрытыми глазами. Тело отозвалось мгновенно: неровный вздох вырвался из груди, в штанах стало немного теснее.       — Черт возьми, Чон Юно! Извращенец хренов! — Юн закусил губу, чуть не плача. Вот и что ему со всем этим делать? Если бы только можно было поговорить с Саном! О, как ему нужен был его совет!       Он не выходил из комнаты до конца дня, прикрываясь тяжелым похмельем. Ему принесли обед, затем ужин, и каждый раз он строил крайне несчастную мину. Глубоко за полночь, незаметно выскользнув из спальни, Юн стащил из кухни пару бутылок воды и яблоко на всякий случай, а возвращаясь в комнату, успел услышать, как открывается дверь спальни брата. Милостивая судьба не дала им с Чонхо столкнуться, и с чувством глубокой благодарности Юн лег спать.       На следующий день он выдумал историю об огромной загруженности из-за учебы, также трапезничая в комнате. К вечеру это стало казаться чудесным выходом из ситуации, но лишь на мгновение, пока не пришло осознание, что в будни такое не прокатит.       Утро понедельника далось нелегко. Во-первых, Юн совершенно не выспался. Если бы по мотивам его снов сняли кино, то лента наверняка взяла бы награды всевозможных фестивалей. Там любят всякое непонятное высокоинтеллектуальное сумасшествие с подтекстами. Во-вторых, Чонхо уплетал завтрак, пялясь в учебник, и не поднимал на него глаз. Это и радовало, и нервировало. Было похоже на то, что все вернулось к прежним временам.       Выходя из дома, Юнхо даже немного задержался на пороге, дожидаясь младшего.       — Подвезти? — предложил он, когда тот показался в дверях, всей душой надеясь, однако, на отказ.       — Тебе же в другую сторону, — заметил Чонхо.       — А, ну да, — Юн почувствовал себя жутким болваном и поспешно ретироваться.       Остаток дня прошел в предвкушении вечерней вылазки к дому Сана, и мысли об этом немного отвлекли Юнхо от прочего. Они с Сонхва и Уёном планировали не только написать письма, но и надеялись, что и Сан подготовил ответ, ожидая их возвращения. Так и случилось. Письмо друга до слез тронуло ребят, и они зашли в неплохое заведение по пути домой, чтобы выпить за его скорейшее «освобождение». Юнхо был ужасно рад, что за рулем, и не приходится объяснять друзьям, почему, вдруг, предпочел кофе пиву.       Сон снова не шел. Но не потому, что Юна одолевали тяжелые мысли или странные видения. Его тело мешало ему. Мышцы ныли, и напряжение в паху мучило желанием от него избавиться. В конце концов, Юн сдался. Что ему только не представлялось, пока он прятал за шумом воды свои стоны! От силы накатившего оргазма перед глазами поплыли цветные круги. Немного отойдя от удовольствия, Юнхо зажмурился, испытывая чувство вины вперемешку со стыдом. Он надеялся, что Чонхо никогда не узнает, что вытворяла его фантазия.       Объявление выступающего началось с перечисления длинного списка наград, и Юн сразу понял, что речь про Чонхо. Когда брат появился на сцене, он перестал дышать. Выглядел младший сногсшибательно. Элегантный костюм подчеркивал его подтянутую фигуру, прическа, открывающая лоб, придавала лицу серьезности, делая Чонхо несколько старше. Он занял место за черным роялем и после нескольких секунд абсолютной тишины, возникшей в зале, начал играть, извлекая настолько прекрасные звуки, что Юна унесло. Он ощущал себя парящим в невесомости. Пальцы Чонхо ловко бегали по клавишам, будто едва касаясь их.       Эти руки…       Наутро после постыдных фантазий в душе Юнхо и сам старался не встречаться с Чонхо взглядом. Он смотрел в свою тарелку и надеялся, что никто не заметит его покрасневших ушей. И все шло нормально, пока ему не понадобилось подсолить еду. Он потянулся за солонкой, и его пальцы столкнулись с пальцами брата. Юна как током ударило. Он вскочил, приложился коленом об столешницу и зашипел от боли.       — Юно! — воскликнула мама.       Отчим смерил его суровым взглядом.       — Все в порядке? — Чонхо смотрел на него такими невинными глазами, что кричать хотелось.       — Д-да, норма. Извините. Мне пора, — не дожидаясь ответной реакции, он пулей вылетел из столовой.       Он прогулял последнюю пару, понимая, что толку от пребывания в университете все равно нет. Мысли его витали совсем не там, где положено, и информация, полученная от преподавателей, не задерживалась в голове больше нескольких секунд.       Купив сэндвич и колу, Юн устроился на скамейке в глубине парка, куда, судя по заросшей тропинке, мало кто захаживал. Его это вполне устраивало.       — Итак, Чон Юно, — начал он негромкий диалог с внутренним «я», — попробуй-ка объяснить, какого черта с тобой творится? Допустим… просто допустим, что тебе нравятся парни. С какого-то хрена. Значит ли это, что нужно кидаться на ближнего своего? Вряд ли это норма. Определенно нет. Стоит ли завести интимное знакомство, чтобы проверить реакции тела и мозга? Звучит логично. И стремно. Мало ли какой отшибленный попадется. Оглянуться не успеешь, а тебя уже плеткой хлещут. Фе, нет уж, спасибо. Тогда что будем делать? Как быть с мелким?       Юн откинулся на спинку скамьи и поднял глаза к небу. Наверное, было бы правильно все по-честному рассказать Чонхо, но он трусил. Боялся того, что брат пошлет его куда подальше, и едва налаженное общение снова перерастет в молчаливую вражду, но еще больше страшило, что Чонхо признается в ответном влечении. Все могло запутаться куда сильнее.       Так и не придя ни к какому решению, он вернулся домой, прошмыгнул в комнату и отказался от ужина, вновь сославшись на занятость.       Он уже собирался спать и как раз застегивал пижаму, когда в дверь постучали. Предчувствуя беду, Юн открыл. На пороге стоял Чонхо.       — Я, похоже, где-то тут пуговицу потерял. Не видел?       Юнхо опустил взгляд и увидел в его руках ту самую проклятую рубашку.       — Понять не могу, как она могла оторваться, — Чонхо вошел, слегка толкнув старшего плечом, и, кинув рубашку на кровать, принялся ползать по ковру. — Дрались мы тут что ли?       Юн возвел глаза к потоку.       «Уйди, пожалуйста, будь ты человеком!»       — Синяки бы остались, — заметил он. — Здесь сто раз пропылесосить успели. Ищи в мусорных пакетах, если сильно надо.       — Да, ты, наверное, прав. Ну и ладно, черт с ней, — Чонхо поднялся и направился к выходу.       — Рубашку-то не забудь, — Юн взял злосчастную вещицу и протянул брату.       — Спасибо, — забирая ее, Чонхо невзначай скользнул пальцами по тыльной стороне его ладони.       Юнхо отпрянул. Его щеки запылали, и по телу пробежал табун мурашек.       — Дерганый ты сегодня какой-то, — бросил младший и удалился, оставив Юна тихонько выть в подушку.       О том, что Сану вернули телефон, Юн узнал в среду во время пары. Выдумав предлог, он выскочил из аудитории, чуть ли не прыгая от счастья.       — Господи, Сан!       — Да не кричи так, оглушил, — послышался смех на том конце. — Ты на парах?       — Только что был, но теперь, кажется, в раю. Я так соскучился, будто год тебя не слышал!       — Вы с Уёном этот текст заранее готовили? Он почти то же самое сказал.       — Просто мы оба тебя любим.       — При всем уважении, Юно, на тебе я не женюсь, — с притворной серьезностью произнес Сан.       — Ну вот, а я уже присмотрел костюм! — подыграл Юнхо. — Как там у тебя дела?       Прогресс наметился, судя по всему?       — Похоже на то. Из дома выходить все еще запрещают, но я и не спорю. Отец начал со мной разговаривать сам, а не через маму, это уже большой шаг вперед. Ничего, скоро все наладится, я уверен.       — Рад это слышать. Рванем потом в караоке?       — Обязательно. Ты-то там как?       Юнхо оглянулся, убеждаясь, что рядом никого нет.       — Вообще-то на днях кое-что случилось…       — Что-то плохое?       — Не то, чтобы… Сложно сказать, сам еще не понимаю, — в голове вертелась тысяча вопросов, но Юну никак не удавалось выудить нужный.       — С чем хоть связано?       — Не с чем, а с кем. С Чонхо.       — Боже правый! Не говори, что ты вывез его в лес и оставил там!       Юнхо рассмеялся:       — Не подавай мне идей.       — Ну и что же… Ой, Юно, прости, меня зовут. Потом наберу, — Сан резко отключился.       — Ладно, — разочарованно протянул Юн, глядя на потемневший телефон.       Сан перезвонил, но не ему, а Уёну. Они болтали больше часа, пока Юн с Сонхва надрывались на тренажерах, обмениваясь обиженно-понимающими взглядами. Оба они были удостоены привета, но поговорить с другом в тот день им так больше и не удалось.       В четверг он вернулся домой, как прилежный студент и сын, сразу после учебной экскурсии и застал в доме жуткий переполох. С минуту он наблюдал, как родители наперебой отвечают на звонки, а прислуга с испуганными лицами жмется по углам. Оказалось, что пропал Чонхо. Услышав об этом, Юн потерял способность крепко стоять на ногах. Он осел на пол прямо там же — в холле — и на какое-то время провалился в темноту. Ему стало по-настоящему страшно. Страшнее, чем в детстве, когда на него напали хулиганы, чем в тот раз, когда пришлось делать уколы от бешенства из-за укуса беспризорной собаки, страшнее, чем когда-либо, за исключением дня, когда стало известно об отце. Вспомнив об этом, Юнхо затрясся, выудил из кармана телефон и набрал номер брата. Он оказался недоступен.       Нельзя было думать о плохом. Все могло объясняться потерей мобильника, дополнительной репетицией, прогулкой, встречей с любовником, в конце концов. Ни о каких авариях и несчастных случаях не могло быть и речи! Хотя образ окровавленного Чонхо, в неестественной позе лежащего под огромными колесами, так и лез в голову.       Позже Юн узнал, что первой тревогу забила мама. Когда Чонхо не вернулся после занятий, а его телефон оказался вне доступа, она позвонила его музыкальному руководителю и узнала, что младший сын уже час как покинул репетиционный зал. Удивившись, она связалась с его университетским наставником, но и тот утверждал, что парень ушел довольно рано. Все еще стараясь не паниковать, госпожа Чон позвонила родителям нескольких его знакомых, с которыми Чонхо так или иначе взаимодействовал. Все оказалось без толку, никто его не видел. Прождав еще час, она сообщила обо всем мужу и с чистой совестью впала в истерику.       Сидя в столовой перед полупустой бутылкой соджу, Юнхо старательно убеждал себя, что младший вот-вот появится. Алкоголь притуплял тревогу, хотя и бередил совесть. Слишком уж легко Юн нарушил данное себе обещание. Утомленная переживаниями мама отправилась в спальню, чтобы ненадолго прилечь, отчим же сидел на месте сына, буквально гипнотизируя телефон в ожидании звонка от полиции. Его связи оказались очень кстати, позволяя надеяться на скорый результат.       И тот действительно не заставил себя ждать: виновник всеобщего стресса явился домой сам, целый и невредимый, и искренне удивился разыгравшейся драме.       — Ты в своем уме?! — Юн затащил брата в комнату, не дав даже толком объясниться перед родителями. — Тебя полгорода ищет!       — Да чего вы переполошились-то? Я просто гулял.       — Просто гулял?!       — Да. Мне нужно было побыть одному, кое-что обдумать.       — А мобильник тебе для чего?!       — Я не заметил, как он сел.       — Офигеть можно! Я тут… мы тут чуть с ума не сошли, а он не заметил!       — Уж кто бы говорил! Сам недавно был в такой же ситуации.       — Я — дурень от природы, но ты-то куда? Не отнимай мой хлеб!       Чонхо не стал отвечать. Он прислонился к стене и наблюдал за тем, как Юнхо бесится. А как ему было не злиться? Он ужасно переживал за паршивца, а тот пришел, как ни в чем не бывало, и всем своим видом заявлял, что все тут сами дураки мнительные! Юн испепелял брата взглядом, но тот не проявлял ни толики раскаяния, за что в итоге и был чуть ли не пинками выгнан прочь.       Из-за пережитого потрясения, Юнхо толком и не понял, куда делась пятница. День прокатился как пустое ведро по каменному склону и оставил после себя только дикую усталость.       Зато, по крайней мере, Юн наконец-то пораньше лег спать и нормально выспался.       Аплодисменты не смолкали дольше, чем после выступлений предыдущих пианистов. Чонхо откланялся, но к удивлению Юна оставался на месте, пока объявляли еще одного участника. Названный Хван Мингю появился в противоположном конце сцены, сияя неискренней улыбкой. Юнхо узнал его сразу же. Это был тот парень из ресторана, который влюбленными глазами смотрел на его брата. Тот, с которым у Чонхо «бывало». От его приторной красоты затошнило.       «Вот значит, где вы познакомились. А секс в общественном месте — это не в гримерке ли часом? Ужасно».       Если бы осуждающим взглядом можно было убить, то парень упал бы замертво в ту же секунду.       Оба — Чонхо и Мингю — сели за рояли. Светлый костюм Хвана почти сливался с инструментом.       «Мог бы и получше наряд выбрать», — внутри все переворачивалось от досады.       Зазвучало произведение знакомое даже такому далекому от мира классической музыки олуху, как Юнхо, но как бы прекрасно парни не играли, что-то все равно резало слух. Будто какой-то короткий, едва различимый звук был лишним. Юн наблюдал за тем, как ловко пальцы Мингю порхают по клавишам, и практически видел, как они гладят плечи Чонхо, как расстегивают пуговицы и стягивают брюки, как…       Юнхо одернул себя. Ему нужен был воздух.       Беззвучно извинившись перед сидящими рядом, он выскользнул в просторный коридор под пристальным взглядом матери и, наконец, перевел дух. В голове шумело. Он больше не мог держать переживания в себе, это становилось просто невыносимо. Набрав номер Сана, он взмолился, чтобы тот не оказался занят разговором с Уёном. Ему улыбнулась удача.       — Да? — ответил друг сонно.       — У меня проблема, — прямо, даже без приветствия заявил Юн.       — Что нужно делать? Мне попытаться выбраться из дома?       — Нет, просто выслушай.       — Говори.       — Кажется, мне нравится Чонхо.       — Ну, слава Богу, вы нашли общий язык! Надеюсь, теперь ты перестанешь мучить нас своим ворчанием?       — Нет, ты не понял. Я имею в виду, как парень.       Повисла пауза.       — Сан?       — Погоди, я пытаюсь осознать.       — Я и сам еще не до конца…       — Ты же не уведешь у меня Уёна, да?       — Сан!       — Шучу-шучу, расслабься. Вообще-то я не особо удивлен.       — Вот как?       — Хочешь честное мнение?       — Для того и звоню.       — Ты втрескался в него уже давно, просто боялся себе признаться.       — Ерунда какая…       — Да неужели? Вспомни, как в прошлое Рождество ты только и трындел о его подарке.       — Потому что он был дурацким!       — Ты в той футболке два месяца потом щеголял в спортзале.       — Только на это она и годилась.       — А, ну конечно. Ты ему, кстати, что тогда подарил?       — Знаешь же, что подушку.       — А сколько времени ты ее искал, доставая нас всех? М? Две недели? «Сан, как считаешь, она нормально будет поддерживать шею?», «Может, с контролем режима сна купить, Сонхва-хён?», «Хм, наверное, надо посоветоваться с доктором Каном».       — Просто не хотел ударить в грязь лицом, если бы он подарил что-нибудь крутое!       — Если я сейчас посчитаю, сколько раз ты написал про него в чат, там будет больше тысячи, клянусь.       — Ну, так потому что он меня бесил!       — Чон Юно, заткнись и посмотри правде в глаза.       Юнхо послушно замолчал и задумался. Чонхо ведь его раздражал еще недавно. Люто раздражал. Не мог же Юн ошибаться в собственных чувствах так долго? Да и с чего бы Чонхо мог ему нравиться? Они не разговаривали, не проводили время вместе. Виделись лишь за столом, да иногда сталкивались в коридорах. Был один случай, правда, еще осенью, когда им обоим пришлось ехать на заднем сидении маминого автомобиля, довольно тесно прижавшись друг к другу. И все из-за корзины с цветами, занимавшей порядочно места у двери. Но Юн тогда сердился, он бы не спутал эту эмоцию с чем-то другим. Было жутко неловко и крайне неудобно физически. Только об этой ситуации он и мог думать еще пару дней, проклиная весь белый свет за то, что приходится жить рядом с Чхве. И после этого младший начал бесить его до чертиков. Это не могло быть увлеченностью или чем-то вроде того. Ведь тогда получалось, что все то время, пока он злился на брата, он на самом деле сох по нему? Выходило, что это он — Юнхо — круглый дурак?       — Что думаешь делать? — ворвался в его мысли голос Сана. — Надеюсь, тебе хватит духу поговорить с ним?       — Ну, когда-нибудь надо, конечно…       — Сегодня.       — У него ведь концерт, он устанет…       — Я тебя ударю, честное слово.       — Ты под домашним арестом.       — Молись, чтобы я задержался здесь подольше.       Мимо Юна прошла пожилая пара, и он отступил в сторону, прячась в тень от колонны.       — И зачем все так запутанно? — вздохнул Юнхо, потирая затылок.       — Ничего не запутано, просто кто-то тугодум.       — Напомни, пожалуйста, почему я с тобой дружу?       — Потому что я классный.       — По факту, конечно.       Дверь в зал приоткрылась, выпуская грузного мужчину, и Юнхо услышал бурные овации, заглушающие заключительную речь конферансье.       — Похоже, концерт заканчивается. Надо пойти поздравить Чонхо. Он шикарно играет, между прочим.       — Хватай, пока другие не позарились, — засмеялся Сан.       — Иди ты, — буркнул Юн и отключился. Можно было бы еще и голову отключать так же легко, как сбрасывать звонок!       Мама журила его за побег всю дорогу до просторного, утопающего в цветах помещения, где были накрыты круглые столики. Отчим уже расположился за одним почти по центру, и они с мамой к нему присоединились. Им тут же подали бокалы с шампанским. Чонхо видно не было. Как и Хвана. Юнхо старался не думать, что они могут быть вместе. Зала начала наполняться гостями, среди которых он заметил нескольких выступавших. Их осыпали комплиментами и подарками. Вскоре начали предлагать напитки покрепче. Когда один из официантов остановился у их столика, какой-то парень, оказавшийся рядом и уже явно подшофе, вдруг бросил:       — Только Чхве Чонхо виски не наливайте, не переводите зря.       Отчим нахмурился, а Юн непонимающе уставился на незнакомца. Тот усмехнулся и пояснил:       — Его все равно не берет ничего, пусть лучше воду пьет, — довольный собственной выходкой, говоривший отвесил поклон и растворился в толпе.       Отчим проворчал что-то о невоспитанности молодого поколения, и мама поспешила перевести тему. Юнхо завис, глядя перед собой.       «Вот, значит, как? Ничего крепче пива ты не пил? Из головы все вышибло? Амнезия у него случилась, ну вы прикиньте! Вот же ты гад, Чхве! Всю неделю ржал надо мной, да? Охренеть можно!»       Едва появившись, Чонхо тут же угодил в лапы поклонников, принявшихся расхваливать его и задаривать букетами. Почти сразу за ним с прежней дежурной улыбкой на лице показался и Мингю.       «Пара года, блин», — подумал Юнхо с неприязнью. Он заметил, что Хван успел сменить костюм, и мысленно запихал парня в большой полиэтиленовый мешок.       Наконец Чонхо сумел отделаться от всех желавших выразить ему восхищение, и воссоединился с семьей. Он положил цветы на стол, и ловко стащил бокал шампанского у проходящего мимо официанта.       — Чонхо, ты играл изумительно, — мама подняла свой бокал. — За тебя, дорогой.       — Я горжусь тобой, сын, — присоединился господин Чхве.       Все трое выжидающе посмотрели на Юнхо.       — Кхм, за тебя, брат мой. Рад, что сегодня ты открылся мне с новой стороны, — он ядовито улыбнулся и проглотил остатки шампанского как соджу.       Родители, похоже, не заметили в его словах подвоха, а вот Чонхо с нескрываемым любопытством наблюдал за его действиями. Юн стойко выдержал его взгляд. Метая молнии из глаз, он ослабил галстук-бабочку и заговорил снова:       — Вот уж не думал, что ты настолько талантлив. Настоящий артист! Голову даю на отсечение, что и в других видах искусств ты бы отлично преуспел! В актерстве, например.       — Не уверен, — усмехнулся Чонхо, уловив, видимо, его настроение.       — Да? Очень зря. Как по мне, у тебя прекрасные задатки.       — Мы его тогда вообще дома видеть перестанем, Юно, — засмеялась госпожа Чон.       — Лучше добиться успеха в чем-то одном, чем попусту растратить себя по мелочам, — изрек отчим с видом знатока.       — А как поразительно хорош ваш дуэт с господином Хваном! — продолжал Юнхо, все больше распаляясь. — Чувствуется, что вы на одной волне, что вас объединяет страсть… к музыке. Просто браво!       Мама согласно закивала головой. Святая простота. Ее наивность могла бы вызвать умиление, если бы Юн не был так зол.       — Ты прав, — согласился Чонхо, и уголки его губ поползти вверх. — Очень важно уметь полностью отдаваться… мелодии.       Юн стиснул зубы. Он с минуту прожигал младшего взглядом, затем поднялся из-за стола:       — Голова что-то разболелась. Наверное, от шампанского. Пожалуй, поеду домой. Надеюсь, вы меня простите?       В пути он занимался тем, что еще больше себя накручивал. Воображение рисовало, как после концерта Чонхо и Хван предаются утехам где-нибудь в подсобке, рискуя быть застуканными. Это сводило с ума. В какой-то момент он, не выдержав, громко чертыхнулся и внезапно обнаружил себя в автобусе, полном людей, поглядывающих на него с неодобрением. Юн был уверен, что собирался ехать на такси. Судя по видам за окном, его несло куда-то не туда. Он вышел на остановке, не имея понятия, где очутился, и бродил по городу какое-то время, пока, наконец, не вышел на смутно знакомую улочку, а через нее уже к широкому проспекту. В памяти всплыл тот день, когда он отказал Соджин. Тогда он шел тем же путем. Его судьба обладала весьма странным чувством юмора.       В доме стояла тишина: прислугу распустили еще перед отъездом, так как вечером планировался поход в ресторан. Юнхо наполнил ванну, погрузился в горячую воду и на какое-то время смог расслабиться. Он был истощен переживаниями. Неделя выдалась просто сумасшедшей, и ему требовалось как-то выплеснуть эмоции, а затем насладиться покоем. Подумалось даже, что банджи-джампинг, о котором мечтал Уён, — не такая уж дурная идея. Ощущение свободного падения, затем рывок вверх, и снова полет к земле — вот уж что точно могло выбить из него все глупые мысли. Юн даже улыбнулся, почти уже решив согласиться на эту авантюру. Он сел и потянулся к брюкам, валяющимся на полу, из кармана которых торчал мобильник.       Приглушенный стук застал его врасплох. Юн замер, позволяя каплям соскальзывать с руки и оставлять мокрые разводы на ткани.       Никого не должно было быть дома.       Он наспех вытерся, накинул халат и, затянув пояс потуже, подошел к двери. Пару мгновений за ней царила тишина, а затем звук повторился. Резкий и громкий, он заставил Юна отпрянуть.       — Черт, — прошипел Юнхо и открыл.       Перед ним в футболке и спортивных штанах возник Чонхо. Сунув руки в карманы, он качнулся вперед-назад и улыбнулся.       — Впустишь?       — Что тебе надо? — получилось довольно грубо.       — Мой душ снова барахлит.       От взъерошенных волос младшего пахло шампунем.       — Опять врешь? Как и про алкоголь?       Глаза Чонхо блеснули.       — Что ж, подловил, — не дожидаясь приглашения, он вошел, вынуждая Юна отступить на шаг.       — Когда вы успели приехать?       — Кто «мы»? Я один.       — А родители?       — В ресторане. Не пропадать же брони.       — Им ты тоже соврал?       — Ага. «Желудок заболел».       — Как, однако, их сыновьям не везет со здоровьем.       — И не говори, — Чонхо все наступал, а Юн пятился, пока не столкнулся с кроватью и не плюхнулся на нее. — Что за сцену ты устроил сегодня?       — А ты что вытворял целую неделю? Весело было?       — Всего лишь хотел понять, какие чувства ты испытываешь.       — Ну и как? Выяснил?       — Думаю, да.       — Звучит не вполне уверенно, — фыркнул Юнхо.       Чонхо резко наклонился к нему и сжал ладонью бедро. У Юна перехватило дыхание. Он дернулся и ощутил разливающийся по телу жар. Краска бросилась в лицо.       — Вот теперь все точно ясно, — усмехнулся младший.       — Иди к черту! — процедил Юн, стараясь не подавать виду, насколько его взволновала эта ситуация.       — Что ж, ладно, — Чонхо выпрямился, повел плечами и направился к выходу. — Спокойной ночи.       Юна охватила паника. Не могло же все так закончиться!       — Нет. Нет, стой! — он пересек путь младшего и заслонил собою дверь.       — Хочешь что-то сказать?       Юнхо хотел. Кричать, ругаться и обнимать до боли.       — Останься, — прошептал он.       — Зачем? — сощурился Чонхо.       Вместо ответа Юн обхватил его лицо ладонями и, склонившись, припал к губам. Ему надоело бегать от собственных чувств. Он до безумия желал вновь ощутить то сумасшествие, которому уступил неделю назад, и теперь голова кружилась от невыносимого удовольствия. Тело охватила мелкая дрожь. Чонхо не оттолкнул, напротив, подался навстречу, обхватив ладонью его шею и скользнув второй рукой к основанию спины. Юн жалостливо простонал. Он с трудом оторвался от чужих губ и поморщился, как от боли.       — Меня к тебе тянет, — прохрипел он. — Я не понимаю, что делать с этим. Так ведь не должно быть?       — Не должно, — Чонхо тоже говорил сдавленно. — Мы можем остановиться, пока не поздно.       — Не могу, — Юнхо яростно замотал головой. — Не хочу останавливаться.       Он почувствовал, как сжались пальцы младшего в его волосах, а в следующую секунду Чонхо потянул за пояс. Полы халата распахнулись. Юнхо ахнул и тут же ощутил влажный поцелуй на ключицах. Его повело.       Едва держась на ногах, он отстранил Чонхо и подтолкнул к кровати, на ходу стягивая с него футболку. Они повалились на постель, тесно прижавшись друг к другу. Сердце Юнхо заходилось в бешеном ритме. Он блуждал руками по обнаженному торсу младшего, покрывал поцелуями его лицо и принимал ответные ласки, от которых внутри все сильнее разгоралось мучительное желание. Его плоть изнывала. Чонхо толкнул его на спину и, навалившись сверху, провел рукой от шеи до основания члена. Юн издал слабый стон побежденного. Полностью отдавшись воле младшего, он прикрыл глаза рукой, стараясь не смотреть. Ему было и стыдно, и страшно, и до безумия хорошо. Ощущения смешивались, ввергая в горящую пропасть. Чонхо скользнул губами по линии челюсти, едва коснулся шеи и обхватил сосок, выбивая из Юна что-то похожее на скулеж. Юнхо зарылся пальцами в его волосы, безмолвно поощряя любую вольность. Тело напряглось, как струна. Чонхо уверенно опустился ниже, обдав горячим дыханием головку, едва не лишая Юна рассудка.       — Боже, Чхве, что ты… — слова потерялись в громком вздохе, стоило младшему обхватить член губами.       Юнхо с пронзительной ясностью осознал, что никогда не испытывал даже тысячной доли подобного удовольствия. Он считал, что знает себя, но собственные прикосновения не вызывали ничего схожего с тем, что он чувствовал сейчас. Его швыряло от реальности к беспамятству, бросало то в дрожь, то в жар. Каждое прикосновение языка и пальцев что-то взрывало в голове и заставляло кожу гореть от томительного наслаждения. Внизу живота приятно тянуло, и это ощущение разрасталось все сильнее и сильнее, пока не сделалось совершенно невыносимым. Юн понял, что близок.       — Чонхо, я сейчас… — он попытался оттолкнуть младшего, но тот не позволил. — Чонхо! Боже… — в глазах потемнело, и тело сотряслось от оглушительного оргазма. Мир на мгновение перестал существовать.       — Не будь эгоистом, — раздался шепот у самого уха.       Не дав Юну опомниться, Чонхо бесцеремонно схватил его ладонь и положил на свою горячую плоть. По телу пробежал очередной электрический разряд. Юнхо открыл глаза и тут же пожалел об этом: младший выглядел слишком развязно и притягательно. Голова пошла кругом. Немного сменив положение, Юн с силой обхватил его член и начал двигать рукой в привычном для себя темпе. Чонхо недолго смог сдерживаться. Он откинул голову и рвано выдохнул, смыкая веки. Его челка прилипла к взмокшему лбу, губы подрагивали. Эта картина завела Юнхо по новой. Он придвинулся ближе и коснулся языком родинки на шее младшего. Тот еле слышно простонал и двинул бедрами навстречу его ладони. Очень нетерпеливо. Он явно был на пределе. Юн накрыл его губы своими и несколько раз выкрутил запястье. Чонхо с задушенным стоном излился в его кулак.       Они оба выдохлись, и им нужно было время, чтобы прийти в себя. Юн устроил подбородок на макушке младшего и выводил пальцами невидимые узоры на его предплечье.       — Ну и придурки же мы, — наконец произнес он еле-слышно.       — Тебе было приятно? — отозвался Чонхо.       — Передать не могу насколько.       — Вот и не парься, — Чонхо лениво перекатился на край кровати, встал и, одевшись, вышел из комнаты.       Юн долго лежал, не смея шевельнуться. Казалось, стоит совершить одно неверное движение, и наваждение рассеется. Он не хотел терять ощущение прикосновений на теле и солоноватый привкус кожи на языке. Но потом реальность со всей силой навалилась на него вместе с прежним страхом. Все грозило усложниться и запутаться. Уже усложнилось.       Услышав, как к дому подъехала машина, Юнхо испугался, что мама может заглянуть с ненужными расспросами, поэтому наскоро привел себя в порядок, облачился в пижаму и лег в постель. Едва слышно раздались голоса родителей. Вскоре суета где-то в глубине дома стихла, погружая окружающее пространство в сон.       Юнхо надеялся, что усталость поможет скорее отключиться, но кое-что продолжало его терзать, не отпуская в блаженное забытье. Не в силах это выносить, он откинул одеяло, пересек комнату и как был — босиком — вышел в коридор. У спальни младшего ему понадобилось несколько секунд, чтобы унять волнение и, наконец, постучать.       Чонхо предстал перед ним заспанным и настолько милым, что защемило сердце. Юн вошел в полутемную комнату.       — Мне нужно кое-что знать, — голос его не слушался.       — М?       — Только прошу, ответь предельно честно. То, что произошло между нами, … для тебя это имеет какое-то значение? Или это «просто так», как и с Мингю?       Чонхо пристально смотрел на него, поджав губы, затем черты его лица смягчились.       — Нет, это не то же самое, что с Мингю, — ответил он. — С ним меня вообще больше ничего не связывает.       В Юнхо будто вернули вырванную душу. Он улыбнулся сквозь пелену подступивших слез и шагнул к Чонхо, заключая его в объятия.       — Ты такая зараза, Чхве.