Спасти Драко Малфоя

      — Грейнджер, в твоем шкафу решительно отсутствует хоть какой-то намек на вечернее платье, — Пэнси недовольно осматривала гардероб Гермионы, поскольку тот не отличался разнообразием, а у самой Грейнджер отсутствовало всякое желание его пополнять.       — Паркинсон, я попросила тебя о помощи не за тем, чтобы ты критиковала мой вкус. Я знаю, что твой магазин хвалит даже Флер, так что… Ты могла подобрать мне что-то подходящее. Не вычурное, без блесток, удобное, и чтобы в этом можно было свободно двигаться, — Гермиона замялась, ей было крайне неловко просить о помощи такого рода, но стоило отдать Пэнси должное — она оказалась потрясающим дизайнером, а ее способности к ведению бизнеса действительно восхищали. А еще Паркинсон была хорошей подругой — она прямолинейна, умеет пререкаться не хуже самой Гермионы, и с ней не приходилось выжимать из себя дружелюбие и хорошее настроение. Пэнси прекрасно вела беседы, и порой давала действенные советы — тяжело признавать, но некоторые из них Гермиона использовала при организации управления отделами в Министерстве. Для всех, и для гриффиндорки в том числе, их дружба была чем-то невообразимым, но тем не менее они дружили, и вовсе нет ничего странного в том, что две умные и травмированные женщины спелись.       Гермиона устало откинулась на бордовый диван в своей комнате. Она не выносила торжественные приемы, но этот был обязателен, и не потому, что она член золотого трио. Она сопровождала министра, и к тому же, планировала использовать это мероприятие в своих целях.       — Подойди к зеркалу, — задумчиво проговорила Пэнси.       — Ты не можешь просто дать мне какое-нибудь платье? — Гермиона закатила глаза, но, заметив взгляд своей подруги, все же прошла к зеркалу. Паркинсон осматривала ее фигуру, заставляя девушку поворачиваться в разные стороны.       — Хм… Тебе может понравиться кое-что из моей новой коллекции, правда, я еще не запускала ее в продажу. — Грогс, — перед девушками тут же возник домовой эльф. — В моей мастерской лежит коробка, перевязанная серебряной лентой, увидишь на столе рядом с материалами. Доставь сюда, — эльф испуганно кивнул, тут же исчезнув из комнаты.       — Могла быть и повежливее с ним, — обиженно проговорила Гермиона.       — Слуги — на то и слуги, чтобы быть незаметными и исполнять волю хозяина, — равнодушно ответила Паркинсон.       Мгновение спустя раздался хлопок, и домовик вместе с коробкой вновь оказался в комнате.       — Спасибо, — сказала Гермиона, глядя на эльфа, что бережно передал заказ ей в руки. Эльф на секунду замешкался, но никаких поручений от Пэнси не последовало, так что девушки снова остались вдвоем.       — Можешь считать это подарком, — Паркинсон выжидающе посмотрела на Гермиону. Та осмотрела внушительного размера коробку, и аккуратно потянула за краешек ленты. Она боялась увидеть внутри что-то в стиле Паркинсон — элегантное, но броское и открытое. Однако первое, что она почувствовала, когда увидела наряд — удивление. И восхищение дизайнерскими способностями подруги.       Грейнджер стояла у зеркала, облачившись в подаренное одеяние, и светилась от довольства. Это было то, что она искала.       Черный бархатный комбинезон позволял двигаться свободно, а глубокий вырез на груди прикрывала шелковая длинная лента, которую Паркинсон повязала на ее шее. Но главным элементом было не это. Серебристая мантия на ее плечах позволяла полностью скрыть то, в чем она была одета под ней. Мантия не была тяжелой, покорно следовала за каждым ее движением, Гермиона также не могла запутаться в ткани, хоть та и простиралась до самого пола. На мантии сверкали созвездия, были видны фигуры кентавра, дракона, феникса, и других волшебных существ. Рисунки звезд отдавали золотым свечением, а края ткани, вышитые золотом, придавали облику некую возвышенность.       — Это ведь не просто мантия, да? — Гермиона смотрела на Пэнси с восхищением.       — О, так ты заметила. Защитные чары, еще отталкивающие воду и грязь, а также не позволяющие споткнуться об ткань и поддерживающие температуру, ну, и по мелочи разные. На поясе есть специальный отдел для палочки. Защитные от Авады не спасут, но атакующего в спину точно помогут избежать. Если бы я делала обычную одежду, мой магазин не был бы так популярен, — Паркинсон с гордостью осматривала свое творение. — Мне нравится, как мои вещи смотрятся на тебе. Меня на вашу вечеринку победителей не позвали, но хотя бы ты пройдешься в моем творении.       — Раньше я и подумать не могла, что ты будешь собирать меня на бал. Обычно мы с Джинни… — Гермиона сжала в руках края мантии.       — Гермиона, я знаю, что тебе неловко говорить о твоих отношениях с Уизли. Со всеми Уизли. Джиневра затаила на тебя обиду не из-за отказа Рону, а из-за того, что ты не обсуждала с ней это как с подругой. Вот и все. Она скоро остынет, — Пэнси всегда знала, что сказать.       — Кстати, там еще лежат перчатки, не забудь. Что касается обуви… — Пэнси достала из ее гардероба замшевые закрытые туфли на невысоком каблуке. — Эти подойдут, но кое-чего не хватает, — Паркинсон прикоснулась к ним палочкой, и подошва засияла серебристым цветом.       — Небольшое дополнение к образу, — улыбнулась Пэнси. — Над прической особо не поколдуешь, ты слишком коротко их обрезала. Будет достаточно уложить, садись, — наколдовав стул, Пэнси усадила на него Гермиону и принялась работать с ее волосами, которые едва доходили до плеч. Захватив передние пряди, Паркинсон заколола их на затылке.       — Тебе идет открытое лицо. Немного макияжа, и будешь готова, — удивительно, но Пэнси не пользовалась магией, когда накладывала макияж — ей доставлял удовольствие сам процесс работы кистями. Все, к чему прикасалась Паркинсон, становилось искусством, и лицо Гермионы не исключение. Казалось, она не сделала ничего такого — Грейнджер не любила вычурность и кричащие цвета, но то, что сделала Пэнси, было действительно великолепно — серебряная подводка подчеркивала глаза, а золотые блестки на веках и скулах прекрасно сочетались с вышивкой на мантии.              — Ну, в целом, готово. Конечно, если бы у нас было больше времени…       — Нет, лучше и быть не могло. Ты чудо, — прервала ее Гермиона. Пэнси всегда смущалась, когда Гермиона благодарила ее, потому что им обеим до сих пор была непривычна их дружба. Не так-то легко забыть годы школьной вражды. Несмотря на то, что Паркинсон не участвовала в финальной битве, и, как и многие слизеринцы, заняла нейтралитет, ее все равно осуждали так, будто она была Пожирателем смерти. Гермиона же всегда видела в людях лучшее, и когда Пэнси оказалась «за бортом», та оказала ей и ее бизнесу неоценимую помощь.       — Мне пора, — Гермиона смотрела на часы, которые показывали девять вечера. — Спасибо. Правда, спасибо.       Ступив в камин, Гермиона произнесла: «Атриум Министерства магии», после чего исчезла в зеленом пламени.

***

             Она впервые оказалась в пустом Атриуме. Министр уже ждал ее, стоя в изящной черной мантии, на которой золотыми нитями был вышит герб Британского Министерства магии.       — Грейнджер, вы опоздали, — Кингсли вовсе не отчитывал ее, скорее удивлялся подобной неожиданности.       — Возникла, эм… Проблема с нарядом.       — Должен признать, выглядите чудесно. Однако не забывайте про ваше задание, — лицо Кингсли внезапно приобрело серьезный вид.       — Да. Убедить немецкого консула присоединиться к конвенции. Я помню. И про остальную часть задания тоже, — больше всего Гермиона ненавидела, когда ей напоминали о ее обязанностях.       — Если вы все сделаете правильно, я смогу продвинуть вашу законотворческую инициативу. Имейте это ввиду, — она могла бы порадоваться подобной возможности, если бы это не звучало как ультиматум.       — Нам следует поторопиться, Министр, — Гермиона не хотела продолжать этот разговор.       — Пожалуй, следует.       За час до начала торжества Министр и его помощница вышли из камина в старинном замке.

***

      4 июля 1999 года. На торжественном вечере присутствовали представители британского Министерства магии в полном составе, дипломатические корпуса стран-участниц Лондонской конвенции, приглашенные гости особого значения и члены Ордена Феникса. Обычно в одном месте редко собираются фигуры такого масштаба, но сегодня особенный день — годовщина восстановления британского Министерства. Ровно год назад Орден Феникса полностью ликвидировал очаги сопротивления и установил свою власть на всей территории Британии. Второе июня не праздновалось как годовщина окончания Второй магической войны — это был день скорби, поэтому торжество было перенесено на дату восстановления Британского министерства.       На окраине Лондона, в свете бесчисленных огней, раскинулся замок, чем-то напоминавший Лондонский Тауэр. Ко входу в замок вела широкая дорога, вымощенная мрамором, а вдоль дороги, словно россыпь звезд, сияли магические сферы, освещая путь прибывавшим гостям. Над замком завис защитный купол, повторявший карту звездного неба в тот день, когда режим Темного Лорда окончательно пал. Стены замка окружали десятки авроров, одетые в темно-синие мантии с позолоченными рисунками в виде созвездий. На прилегающей территории были установлены антиаппарационные чары, а единственный камин был связан с Министерством, поэтому гости были вынуждены воспользоваться другими средствами передвижения. У мраморной аллеи возникали разного рода волшебные экипажи, из которых выходили представители мирового магического сообщества. Дамы были одеты в соответствии с уровнем мероприятия — вечерние платья сверкали, шелковыми волнами стекаясь к мрамору, а облачения их спутников хоть и были строгими, но мантии, сшитые из лучших материалов, на которых поблескивали зачарованные камни и гербы разных стран, выдавали всю серьезность торжества. Аллею, ведущую к замку, окружал огромный сад со скульптурами фениксов, кентавров, и других магических существ. Беседки из белого мрамора, чем-то напоминавшие архитектуру греческих храмов, словно светились в темноте, увешанные гирляндами из наколдованных сфер.       Никогда еще в замке, созданным Министерством для принятия важных гостей, не было столько прислуги за один вечер.       Гости прибывали каждую минуту, и то и дело среди персонала слышался шепот: «Министр Франции… посол норвежского министерства… консул магической Германии…». И, конечно, нельзя было обойтись и без Золотого Трио. Гарри и Рон прибыли намного раньше, чтобы еще раз убедиться, что в замке безопасно, установить все необходимые чары и помочь наколдовать защитный купол.       Гермиона устремила все силы на работу, а не на подготовку наряда, однако и остальные гости прибыли вовсе не покрасоваться одеждами — каждый был намерен извлечь из этого вечера выгоду, поскольку в одном здании, только один день в году, собиралась вся верхушка магического мира. У Гермионы тоже была своя миссия, о которой знал только Министр и она сама.       Когда настал час встречать гостей, к ней подошли Гарри и Рон — гриффиндорская троица была в сборе, чтобы утолить интерес политиков, которые точно хотели задать им пару вопросов.       Кингсли шел впереди, Гермиона рядом с ним, отступив всего на шаг, а Гарри и Рон, которых едва ли можно было отличить от авроров, охранявших замок, шли позади, стараясь отгородиться от пафоса этого вечера.       — Вам нужно будет всего лишь поприветствовать гостей. Это не так сложно для героев, победивших Темного Лорда, — Кингсли обернулся, внимательно вглядываясь в Гарри, словно искал подтверждение тому, что его слова были услышаны.       — Мы постараемся, — угрюмо ответил Поттер. — Однако помните, что в первую очередь моя обязанность здесь — защищать людей. Я не стану играть в ваши игры.       — Слушай, воспринимай это как Святочный бал. Пригласи Джинни на танец, проведите время месте, что ли, — Рон ободряюще похлопал Гарри по плечу, на что тот грустно улыбнулся и поправил едва уложенные волосы, подумав о Джинни.       Они спускались по лестнице, ведущей к главному входу в замок. Освещение еще не было зажжено — это планировалось сделать на открытии. Гермиона каждый раз напрягалась, оставаясь в темноте, и не потому, что ей мерещились чудовища — она знала, что без источника света хуже всего ориентируешься в битве. Грейнджер держала руку на поясе, готовая в любой момент достать палочку, благо, крепление было удобным — еще одна заслуга Паркинсон.       Министр со знаменитым трио вышли на крыльцо, готовые встречать гостей — первые прибывшие уже шли по мраморной аллее. Гермиона стояла рядом с Кингсли, о чем-то переговариваясь с ним, в то время как Гарри и Рон отошли к стене.       — Bonsoir, Mesdames. Nous sommes heureux que vous ayez décidé d'assister à notre événement, — улыбаясь, проговорила Гермиона.       — Ты говоришь по-французски? — шепнул ей на ухо Кингсли.       — Немного. Это послы Франции, Министр. Я сказала, что мы рады их видеть на нашем вечере, — быстро ответила Гермиона, тут же обратив внимание на следующего гостя. — Guten Abend! Sie sind unser lieber Gast, willkommen in Großbritannien! — человек, к которому она обратилась, едва заметно кивнул в ответ, но в его взгляде было заметно некоторое презрение.       — Это консул Германии…       — Уж его-то я знаю. Наша цель. Ни в какую не идет на переговоры, радует, что хотя бы изволил явиться на вечер, — недовольно шептал Министр. — Что ты ему сказала?       — Это его первый визит в Британию, так что я просто поприветствовала его. И да, немецкий я тоже знаю. Немного, — довольно ухмыльнулась Гермиона. — Когда будете выступать, не забудьте применить заклинание перевода и Сонорус, не все гости говорят по-английски.       — Может, стоило назначить министром тебя?       — Может, — пожала плечами Гермиона. — Уже все собрались, я пробежалась по списку.       — Ты их всех в лицо что ли знаешь?       — И не только. Пора начинать, министр.       Кингсли Шеклболт неспешно вышел вперед. Крыльцо при входе в замок было больше похоже на импровизированную сцену. Он выдержал нужную паузу, чтобы привлечь к себе внимание, после чего начал речь.       — Добрый вечер, дорогие гости. Мы рады приветствовать вас на праздновании первой годовщины восстановления Магической Британии. Год назад, в этот день, последний человек, поддерживающий режим Темного Лорда, покинул стены Британского Министерства магии, и Орден Феникса смог закрепить свою власть. Это событие — не просто празднование нашей победы, оно должно позволить укрепить связи между нашими Министерствами. Надеюсь, вы приятно проведете время и сможете насладиться вечером, однако, прежде чем двери замка откроются, перед вами выступят Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер и Рон Уизли — волшебники, без которых этой победы не было бы, — Министр говорил размеренно, но он умел удержать внимание — сказывался опыт выступления на собраниях Ордена. Гарри оттолкнулся от стены и прошел вперед, обойдя министра, Рон же проследовал за ним, но остановился рядом с Гермионой. Несмотря на то, что Кингсли сосредоточил в своих руках всю власть, все понимали, что ее гарантом выступает Поттер, и, вопреки ожиданиям журналистов, после войны он не стал цепным псом Ордена. Гарри Поттер — самостоятельная фигура со своими интересами и целями. Нельзя было недооценивать политическое влияние Гарри, и то, что он не был заинтересован в политике, не мешало ему в нужный момент воспользоваться своей силой. Шеклболт был опытным руководителем, он прекрасно понимал, что управлять Поттером не выйдет, а раз не получается управлять — нужно сотрудничать. Именно поэтому сейчас Гарри стоял впереди Министра.       — От имени всей магической Британии я хочу поблагодарить вас за принятие нашего приглашения. Многие из вас представляют страны, оказавшие Британии неоценимую помощь в восстановлении после войны. Мы бы не достигли таких успехов в установлении магического правопорядка без помощи союзников, и нет таких слов, которые бы должным образом передали нашу благодарность, — Гарри был немногословен, но этого оказалось достаточно, чтобы гости пришли в восторг, и только немецкий консул оставался отстраненным.       — Мы также надеемся, что в дальнейшем еще больше Министерств магии присоединятся к Лондонской конвенции. Наша цель — образовать крепкое магическое содружество, и мы рады, что вы разделяете интересы Британии, — Гермиона тут же продолжила его речь.       — Аврорат Британского министерства гарантирует безопасность и спокойствие во время вашего пребывания на территории магической Британии. Если вы заметите нечто подозрительное, если что-то вызовет у вас беспокойство — обращайтесь к любому аврору или напрямую ко мне как к заместителю главы Аврората, — Рон выглядел менее сурово, чем Гарри, но держался достаточно уверенно. В нем были заметны изменения: так же, как и Гермиона, всегда держал палочку наготове, не пропускал тренировки и постоянно совершенствовал свои боевые навыки, потому что победа в войне еще не значила мир. Рон Уизли занимал свое место не как друг героя, а как потрясающий стратег и достойный боевой товарищ.       — Приглашаем всех пройти в замок, — улыбнувшись, сказал Кингсли. Он достал свою палочку, и тут же огромные двери распахнулись, а в окнах загорелся свет. Гермиона, Гарри и Министр остановились у входа, приветствуя гостей и пожимая им руки, Рон же направился к группе авроров, чтобы раздать последние указания.       Постепенно гости наполнили зал. Позолоченные люстры освещали комнату, обстановка которой отдавала роскошью и богатством: огромные вазы с цветами, блестящий паркет, колонны и картины, а лестница, ведущая на верхние этажи, казалась величественной и необъятной — настолько она была огромна. По краям зала можно было заметить столы с угощениями и напитками, а на втором этаже располагались комнаты отдыха. Присутствовал оркестр, но музыки пока что не было слышно.       Министерство не жалело денег на международные приемы, и это замечал каждый, входящий в замок.       Когда последний гость зашел в зал, Гермиона и Министр прошли внутрь, а Гарри присоединился к Рону. Кингсли объявил об открытии вечера, и тут же заиграла музыка. Большинство членов Ордена были задействованы в подготовке мероприятия, поэтому они уже давно были в замке.       — Гермиона, дорогая! Я думала, ты будешь помогать с приготовлениями, но тебя не было весь день! — теплые руки Молли коснулись ее ладоней. Гермиона заметила Артура, неспешно приближавшегося к ней в компании Чарли, Билла и Перси.       — Я тоже рада видеть вас всех. Мне пришлось весь день разбирать корреспонденцию Министра, — в ее тоне прозвучали саркастические нотки. — Как дела в отделе регулирования магических популяций? — Гермиона обратилась к Чарли и Биллу.       — Сейчас мы разрабатываем совместный проект с Францией. Не могу раскрывать все детали, но благодаря Флер нам удалось наладить связи, — подмигнул Билл. Гермиона сделала удивленный вид и принялась распрашивать о проекте так, будто ничего о нем прежде не слышала.       — Артур, вы же покинули пост в Министерстве? Надеюсь, это не из-за проблем со здоровьем? — Гермиона выразила беспокойство.       — Просто решил посвятить больше времени семье, — Артур приобнял Молли. Гермиона знала, что Артур на самом деле занимается ликвидацией последствий магической войны в маггловском мире, но ей нужно было сохранять свою должность в тайне.       — Прошу меня простить, но у нас с Гермионой есть одно дело, — Кингсли говорил достаточно учтиво.       — Загляни к нам в Нору как-нибудь, — Молли тепло улыбнулась, и Гермиона, не выдержав, обняла ее. Кивнув остальным Уизли напоследок, Гермиона с Министром отошли в сторону.       — Нам нужно найти консула и поговорить с ним прежде, чем он решит покинуть Британию. Другого шанса не будет, — твердо сказал Министр.       — Он слишком активно избегает встреч с нами. Либо ему есть что скрывать, либо он что-то задумал, — ответила Гермиона. Они стояли у лестницы — там, где хорошо просматривался весь зал.       — Флер говорит, что Франция подозревает Германию в сговоре с Россией. Некоторые страны отказались от участия в Лондонской конвенции из-за того, что обязательным пунктом является запрет на свободное изучение и использование темных искусств в учебных заведениях, и не все Министерства также согласны докладывать о каждом применении темных проклятий и обрядов. Если это действительно так, то нам следует быть осторожными с консулом.       — Флер знает? — аккуратно поинтересовался Министр.       — Нет, она знает лишь то, что я помогаю вам с организацией мероприятия, — в ответ на это Министр одобрительно кивнул.       — Вижу консула. Правый угол, — Гермиона уже собралась двинуться с места, когда к ней подошел Рон.       — Давно не виделись, Гермиона, — неловко проговорил Рон. — Здравствуйте, Министр, — поспешно добавил он.       — Слушай, ты… — Рон сделал паузу. — Не хотела бы потанцевать со мной? Я знаю, что сейчас, может, не лучшее время, но Гарри танцует с Джинни, так что я подумал…       Гермиона посмотрела на Министра, ожидая знак, и тот еле заметно кивнул в сторону консула.       — Прости, но я должна помочь Кингсли с гостями, — Гермиона даже немного замялась.       — Значит, в другой раз?       — В другой раз, — улыбнулась девушка, после чего проследовала в сторону консула вместе с Министром.       На них то и дело бросали заинтересованные взгляды, и мысленно Гермиона сделала пометку о том, чтобы реже появляться на публике рядом с Кингсли.       — Август, добрый вечер! Рады вас видеть, — Шеклболт протянул руку консулу. Август Вольф — временный представитель Германии на территории Англии. Срок его пребывания заканчивался через несколько дней, поэтому времени обсудить перспективу присоединения Германии к Лондонской конвенции оставалось немного.       — Нам есть о чем поговорить, не думаете? Давайте пройдем на второй этаж, здесь слишком много заинтересованных ушей, — Министр подтолкнул Августа в сторону лестницы, и консулу ничего не оставалось, кроме как последовать за ними. Поднимаясь по лестнице, Гермиона заметила, что за ними наблюдают, и сделала еще одну пометку — не вести дела на торжественных приемах.       — Муффлиато, — прошептал Министр, оказавшись в комнате с Гермионой и консулом.       — Как вы думаете, Германия готова присоединиться к содружеству? — Кингсли держался дружелюбно, но в его голосе чувствовалась угроза. Гермиона стояла чуть позади, держа руку на волшебной палочке.       — Смотря что Британия готова предложить, — Август явно нервничал. Он постоянно посматривал на дверь, тревожно перебирая что-то в кармане.       — До нас дошли интересные слухи… — Кингсли расслабленно прошел к шкафу в комнате, из которого достал бутылку огневиски. — Выпьем?       Беспечное поведение Министра явно волновало консула, из-за чего тот медлил с ответом.       — Что вы думаете о позиции России в наших переговорах? — поинтересовался Кингсли, разливая огневиски по стаканам.       — Конф… — консул не успел закончить заклинание, когда красный луч откинул его в сторону и выбил из рук палочку. Министр даже не дернулся.       — Инкарцеро, — произнесла Гермиона. Она подошла к консулу, которого накрепко опутали веревки, присела на корточки и приставила палочку к его подбородку. — Вы расскажете мне все о ваших планах. Вы не станете утаивать детали и не будете сопротивляться.       — Вы ничего не узнаете от меня. Ваш Орден порядком наделал шума за последний год. Если вы думаете, что все будут покорно следовать вашей политике…       — Легилименс, — холодным тоном проговорила Гермиона. Она не пыталась сдерживать свою силу, когда просматривала воспоминания Августа, поэтому тот корчился от болезненных ощущений. Грейнджер рылась в его голове до тех пор, пока консул не потерял сознание.       — А я ведь хотела по-хорошему. Обливиэйт.       — Узнала что-нибудь полезное? — поинтересовался Кингсли, допивая огневиски в стакане.       — Немного, — Гермиона поднялась и поправила перчатки, после чего покрутила стрелку волшебных часов на руке. — Он хотел взорвать вас с помощью Конфринго и сбежать, но не учел, что стрелять нужно было в меня, — усмехнувшись, добавила Грейнджер.       Через несколько минут в комнату вошли Гарри и Рон, держа палочки наготове. Их лица выдавали волнение.       — Что случилось? Ты не ранена? — побеспокоился Рон. Он искренне переживал за Гермиону, и она почувствовала себя виноватой.       — Немецкому консулу стало нехорошо. Перенесите его в комнату и проследите, чтобы он был в порядке.       — Больше ничего не произошло? — недоверчиво спросил Гарри.              — Думаю, консул плохо переносит алкоголь, — Кингсли взглядом указал на бутылку огневиски.       Гарри подхватил консула, Рон поспешил помочь ему, и через некоторое время Гермиона с Министром остались одни.       — Что будем делать? — Кингсли налил еще один стакан.       — Я переписала его воспоминания о произошедшем здесь, если Гарри захочет все проверить. Он пробудет без сознания несколько часов, а потом я подправлю ему память, и мы сможем использовать его в грядущем «заговоре», — на последнем слове Гермиона усмехнулась. — Проблем не возникнет. К тому же, некоторая информация поможет надавить на Германию.       — Не перестаю поражаться твоей хладнокровностью, — министр ухмыльнулся.       — Кто сеет ветер, пожнет бурю, — задумчиво проговорила Гермиона, убирая палочку. — Нам с вами есть что обсудить.       — Пожалуй, не сегодня. Цель достигнута, так что теперь можешь насладиться вечером. Создать защитный купол в виде звездного неба было отличной идеей, — Кингсли смотрел в окно, вертя в руках стакан.       — И правда красиво, — Гермиона облокотилась на подоконник. — Министр, можете выполнить одну мою просьбу?

      ***

      Переходя от страдания к страданию, он постепенно убедился, что жизнь — война, и что на этой войне он принадлежит к числу побеждённых.       Он был в камере совершенно один, но чувствовал на себе взгляды тысячи глаз. Ему казалось, что нечто темное любопытно посматривает на него, раздумывая, съесть сейчас или подождать еще немного.              Драко попытался пошевелиться, но каждый вздох причинял невыносимую боль. Сказались долгие часы, которые он пролежал на холодном полу без движения.                    Первое чувство — паника. Дезориентация. Он не вполне осознавал, где находится. Который сейчас час? День? Его не просто оглушили, все это время он оставался в сознании, но был обездвижен, ничего не видел и не слышал. Его сознание и тело — одна беспрерывная жертва. Драко не пробыл в Азкабане и недели, но его разум уже был болен.       Почему я тогда себя не убил? Великая слабость — не суметь одолеть желание жить, и стоило оно того?       Сжав зубы, Драко попробовал приподняться, и на этот раз у него получилось. В ушах шумело, но, пожалуй, это было лучше, чем тишина тюремной камеры. Нужно было усмирить хаос мечущихся мыслей в своем разуме. Сосредоточиться. Драко сделал глубокий вдох, и наконец открыл глаза.       Вернувшееся зрение еще не полностью восстановилось, но он заметил, что камеру освещал лунный свет, пробивавшийся сквозь небольшое окно. Не было слышно шума волн, бьющихся об здание, что означало лишь одно — на окно наложены чары, не позволяющие ничему, кроме света, проникать внутрь.       Драко постепенно приходил в себя. Он вспомнил последовательность событий — суд, аппарация, досмотр, путь к камере и последующая темнота. Это было ужасно жестокое заклинание — оставить в сознании, но перекрыть все чувства. Ужасно жестокое, и ужасно бессмысленное, ведь он даже не сопротивлялся. Он не думал о побеге.       Драко боялся заглянуть в свой разум. Боялся осознать, что оказался слишком слаб и бессилен перед стенами тюрьмы. Страх — его верный спутник последние годы, но он привык превозмогать себя.       Он вздохнул с облегчением, когда удостоверился, что его ментальный архив был в порядке. Несколько едва заметных трещин виднелись на стене, разделявшей комнату, но с этим можно было работать.       Эта тюрьма — зло, куда большее зло, чем непростительные проклятья или Волдеморт. Она пожирает надежду, убивает любовь, желание жить и все возможные светлые чувства, которые только могут таиться в узниках. Азкабан — это кара, вовсе не искупление. Это место словно шептало ему, чтобы он разрушил себя и сгинул. Он чувствовал голод дементоров, чернь их сущностей легкими касаниями поглощала все силы. Драко не мог понять, как его отец смог выдержать нечто подобное. Муки были сравнимы с терзаниями предателей величества земного и небесного в пасти дьявола, вот только Драко никого не предавал.       Несколько часов он пробыл в тупом оцепенении, не способный пошевелиться. К такому нельзя привыкнуть за сутки, даже за годы — Ад на земле действительно существовал. И все же, Драко был сильным. Его сознание не рухнуло под давлением этой тьмы, он все еще мог последовательно мыслить, а главное — его воспоминания были такими же ясными, как если бы он смотрел на них через омут памяти.       Драко принялся осматривать камеру, по-прежнему не двигаясь с места. Окно было слишком высоко — не достать, даже если выпрямиться во весь рост. На стенах никаких отметен или надписей — идеально гладкие камни. Дверь без всяких отверстий, на ней не было ручки или чего-то, за что можно было ухватиться, а на ее поверхности был заметен плотный слой магии.       Он злился. Как Орден Феникса, светлая сторона, оплот справедливости и добродетели, допускает существование такого места? Это чудовищно, просто бесчеловечно, и ужасно жестоко. Нет, он чувствовал не злость. Гнев — безрассуден, слеп, Драко же испытывал негодование, которое всегда внутренне обосновано.       Его размышления прервал внезапный щелчок — на полу появилась еда. Он нашел в себе силы протянуть руку к подносу и придвинул его к себе. Тарелка с супом, кусок хлеба и стакан воды — весь ужин заключенного. Драко не чувствовал голода, его все еще тошнило от последствий заклинания, но он понимал, что следующий прием пищи может быть не скоро, а умирать он по-прежнему не хотел, потому послушно принялся за еду. Хотя назвать «это» едой значит сильно преувеличить.       «Похоже, Азкабан страдает от плохой материальной поддержки. Нужно было больше жертвовать на нужды заключенных», — мысленно съязвил Драко. Когда в тарелке ничего не осталось, поднос тут же исчез.       Удивительно, но после еды ему стало лучше. Спустя столько времени после пробуждения мышцы уже не так болели, он ухватился за стену и попытался встать. Боль сосредоточилась в затылке, и Драко чуть не упал, когда сделал резкое движение, так что прошло еще некоторое время, прежде чем он выпрямился и сдвинулся с места.       «Не так просторно, как в мэноре, но все же побольше, чем министерская конура», — заметил Драко. Тишина давила на сознание, почти оглушала, поэтому он принял решение в дальнейшем размышлять вслух.       — Итак, цель — не сойти с ума в месте, созданном, чтобы сводить с ума. Здесь нечем занять себя, но этого пространства достаточно для физических тренировок, — он удивился тому, как хрипло и сдавленно звучал его голос. Драко принялся разминаться, однако движения все еще были болезненными. Ему нужно было восстановиться физически, прежде чем браться за умственные нагрузки, а для этого требовалось питаться и заставлять себя двигаться, не обращая внимания на пугающие темные силуэты за окном. Он справится. Всегда справлялся.       Драко не знал, зачем продлевает свою пытку. Несмотря на то, что сумма страданий, причиненных жизнью, была куда более значительной, чем доставленные ею наслаждения, он все же чувствовал сильнейшее желание жить.       Несколько часов ушли на то, чтобы разогреть окаменевшие мышцы. Когда его ноги задрожали от усталости, он решил, что настало время отдохнуть. В камере не было кровати или ткани, которая могла бы служить одеялом, поэтому Драко просто прислонился к стене, надеясь поскорее уснуть.       Сон был беспокойным. Ему снились кошмары, но выглядели они совсем не как его собственные — это место будто навязывало их его и без того больному разуму. Драко не мог рассмотреть в своих снах четкие образы или сюжеты — они были просто смесью тьмы, страха и бессилия. Первый сон в Азкабане ощущался как лихорадка, агония, пронзающая его уставшее тело, а пробуждение нисколько не облегчило состояние, лишь заставило столкнуться с последствиями тяжелой ночи — ни одна смертельная болезнь не сравниться с тем, как плохо он себя чувствовал физически и морально.       Ему приходилось вновь собирать себя по частям, заставлять тело двигаться, превозмогая истощение. Вереница одинаковых дней в очередной раз настигла его — пробуждение, попытки собраться с духом, завтрак, тренировки, ужин, тренировки до бессознательного состояния и, наконец, сон, дарующий лишь тревогу и беспокойство.       Он не считал дни — в этом не было необходимости. Драко знал, что он не покинет это место, поэтому не думал о том, сколько дней провел в заточении.       Однажды ему приснилась Нарцисса. Это был первый сон, который он смог разобрать и запомнить.       — Мама, мне страшно, — Драко не мог поднять глаза, чтобы рассмотреть лицо матери. Чувствовал только ее нежные руки, поглаживающие его голову, пока он лежал у нее на коленях.        — Я знаю, — шептала она в ответ. Нарцисса давала ему то тепло, которого никогда не знали стены Азкабана.       Впервые тьма отступила, и он смог забыться в спасительном покое. Драко не знал точно, сколько смог проспать, но этого было достаточно, чтобы хаос в его сознании прекратился.       Когда он проснулся, первое, за что зацепился его разум, была возможность ясно мыслить. Драко тут же устремился в свой ментальный архив. Его хранилище представляло собой большую квадратную комнату, разделенную мощной стеной на две части, которые выглядели абсолютно одинаково — пространство заполнял только длинный шкаф, раскинувшийся от угла до угла. В стене виднелась дверь, еще более массивная, чем та, что была в его камере. Драко не знал, сколько времени у него было, но он точно понимал, что долго это просветление не продлиться, поэтому принялся судорожно собирать папки, оказавшиеся на полу. Бережно перебирая каждую папку, не давая бумагам перемешаться, он убирал их в нужные отделения. Каждый ящик имел свое особенное название, содержащее время, число, месяц и год. Важные воспоминания он собирал в папки и складывал в эти ящики. Драко чувствовал спокойствие, находясь в своем хранилище. Здесь было безопасно, однако окклюменция расходовала слишком много магии и сил — как моральных, так и физических, поэтому он не мог просто спрятаться в своем воображаемом убежище от ужасов Азкабана.       В какой-то момент он почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Жуткое вязкое чувство растеклось по венам. Казалось, кровоток замедлился, а сердце и вовсе остановилось. Вынырнув из своего сознания, Драко оцепенел от ужаса. Темная сущность зависла у окна, уставившись прямо на него.       «Они почувствовали, что я спрятался», — промелькнула мысль в его голове. «Из Азкабана нельзя сбежать даже в собственное сознание».       Изменился и запах — в один миг воздух стал затхлым. Драко почувствовал невыносимую близость к смерти, и его затошнило. Он забился в самый угол, прижав голову к коленям. Ему было страшно, очень страшно, даже Темный Лорд не пугал так. Дементоры — раны на теле этого мира, источающие чистейшую тьму, которая способна проглатывать целиком.       Когда состояние Драко начало переходить в истерику, дементор исчез. Несколько часов Драко просидел в углу, не способный поднять голову. Он не мог зацепиться ни за одну мысль, его тело вздрагивало от холода, хотя сейчас был июль.       Никто не должен испытывать такие страдания. Мерлин, это насилие в худшем его проявлении.       — Если бы Грейнджер увидела, почувствовала это, она бы сделала все, чтобы это место перестало существовать, — Драко не мог разобрать, говорит он вслух или у себя в голове. С каких пор он вообще думает о Гермионе?       — Она бы не допустила этого. Орденовцам плевать на своих врагов, но она бы точно не… — он с силой сжал свою голову, пытаясь унять беспорядочный поток мыслей.       Драко вспомнил ее взгляд, выцепил его среди болезненных образов и мыслей. Ему нужно было с кем-то разделить свои страхи.       Она бы не позволила этому месту существовать.       Она бы не позволила случиться моей жертве.       Грейнджер — единственный человек, способный понять то, что я сделал. Эти мысли стали островком его веры в человечество. Думать о Гермионе Грейнджер было безопасно. Драко не знал, сколько времени он провел в таком состоянии, но он точно пропустил два приема пищи и обессиленный погрузился в сон. Когда он наконец открыл глаза, за окном уже была ночь. Страх мелькал где-то на задворках сознания — встреча с дементором оставила после себя опустошение и бессилие. Драко думал о том, что само существование Азкабана уже можно считать преступлением против человечества. Он злился на себя, на Орден, на всех, кто был причастен к его судьбе. Драко был способен перетерпеть эти муки, он дал себе слово, что сделает это. Недели заключения длились, но каждый день был все равно что поле битвы. Когда паника и страх настигали его, Драко забивался в свой угол и думал о матери и отце, о первых школьных годах. Дементоры не могли украсть его мысли, так что он мог бесконечно черпать силы из этих воспоминаний. Драко не знал, сколько еще он сможет продержаться, каждый день ему приходилось совершать над собой революцию, чтобы продолжать сохранять свое тело и разум.       Ночи настигали его агонией, словно гончие, преследовавшие добычу. Каждый раз, когда он думал, что свыкся со страхом, теплившимся в его груди, дементор пролетал в опасной близости от его камеры, и Драко испытывал новые степени ужаса. Звездная ночь за окном стала его проклятием.       Страх настигал Драко каждый раз, когда солнце заходило за горизонт. Он больше не считал звездные ночи чем-то красивым. Он ненавидел их. По ночам дементоры покидали свое гнездо: они заглядывали в камеры, исследовали коридоры.       Драко почувствовал касание света. В коридоре точно кто-то был — не монстр, а человек с патронусом. Он тут же прислонился к стене, стараясь ухватить как можно больше этого света. Его дыхание участилось, он запаниковал — что будет, когда этот патронус исчезнет? Драко почувствовал головокружение, в глазах помутнело, так что он просто водил ладонью по стене, пытаясь дотронуться до патронуса, хотя и знал, что это невозможно.       Когда свет оказался совсем близко, послышался скрип, дверь в камеру отворилась, и в проеме показались два человека в темным мантиях.       — К вам Гермиона Грейнджер, — прозвучал равнодушный голос охранника.       Внезапно звездная ночь над Азкабаном стала поистине волшебной — тусклое мерцание звезд преобразилось в яркое свечение, озарившее лицо вошедшей девушки.