Ступай в мою ловушку

Дик медленно шёл с того места, где прожил, казалось, полжизни! Мысли были самыми мрачными, такие не посещали Ричарда даже в наитруднейшие времена. В одно мгновение на опущенные плечи легка чья-то рука. Реальность снова выхватила юношу из лап душевных ызаргов, окатив ледяным порывом весеннего ветра и противным, узнаваемым до скрипа в зубах парфюмом. Вздрогнув всем телом, Дик повернулся в сторону того, кто был хозяином очень пухлой и далёкой от идеала длани. — Ричард Окделл, — обратился к нему капитан Арамона, решивший зачем-то выделить немного времени на того, кого, по сути, терпеть не мог с того приснопамятного вечера! — Вы чему-то удивлены? — О чем вы? — непонимающе произнес Ричард, чей голос, сколько бы усилий не прикладывал юноша, все же дрогнул в конце. На полтона, но сложилось впечатление, что герцог промямлил. Почти всю жизнь Ричарду вбивали в голову, что если собираешься что-то сказать, то говори четко и без колебаний. Человек чести не должен чураться такой добродетели, как честность. Из честности он черпает и храбрость… — По-моему, здесь всё достаточно просто, — лицо Арнольда выражало сейчас что-то среднее, между гордостью и высокомерием… Мерзким таким высокомерием, какое присуще лишь навозникам! — Вы сын предателя… У вас ничего не осталось: ни земель, ни должного положения в обществе… Один пустой и обветшалый со времен вашего предка, графа Горика, титул! И поверьте мне, слово «Герцог» без хорошей опоры под ногами и поддержки за спиной не имеет совершенно никакого веса… Вы обуза для любого дворянина, присутствовавшего на сегодняшнем празднике! Скажите спасибо, что вас никто не выбрал… Зная ваш характер и замашки, я с уверенностью могу сказать, что через какой-либо промежуток времени вы и сами бы почувствовали себя лишним! Служба оруженосца — это не для вас! Да и, собственно, военная стезя! Вы даже шпагу держите, как топор!.. Поезжайте, по-хорошему, домой… В столице вам никто не рад! — Если вы хотите меня унизить, то не тратьте слов попусту… После того позора, которому подвергли имя Окделлов, уже ничто не способно меня задеть ещё больней! — Дик выпрямил спину, смотря с вызовом в глаза Арнольда. Ещё чуть-чуть, и юноша вызовет оного борова на дуэль… Хоть одной гнилой персоны лишится высшее общество! — Жаль, что нет человека, который отвесил бы вам хорошую такую оплеуху! — с Арнольда молнии Повелителя скал сошли, как с гуся вода. — И да, позвольте напомнить, что по указу Первого маршала дуэли в черте Олларии запрещены!.. Вы же не хотите просидеть в Багерлее полгода?.. Поезжайте, как можно быстрее домой! — он отвернулся от Ричарда и отправился в толпу. Дик растерялся от подобных монологов… В голову приходила лишь одна мысль: сие Арамона отпел с позволения и лёгкой руки первопричины всех бед рода Окделлов и источника неприятностей самого Ричарда, то бишь Дорака… Эта холера с капитанской цепью, если бы представилась возможность, устроил несчастный случай сыну предателя ещё в Лаик! Странно, что не додумался! Хотя, здесь, вероятнее всего, Манрики замешаны, никак иначе! «Поезжайте домой!» Легко сказать, но трудно сделать… Рана от недавней потери ещё не зажила! А старинные каменные стены да пыльные гобелены только ухудшили бы положение… Дик шмыгнул носом, вспомнив беззаботное время, которое он проводил с младшей сестрой. Когда вечерами они по очереди читали книги около горевшего до самого рассвета камина. И как теперь ему, Дикону, смотреть на старую комнату, ставшую давно уже чужой для него? Более того, юноше не хотелось видеть одетых в траур домочадцев. Уж сильно глубоки раны на сердце, чтобы вот так, за год забыть… *** Едва Ричарду исполнилось четырнадцать, его, как и других дворян, отправили на обучение в столицу*. Провожая сына, Эгмонд был очень горд, каждый раз повторяя, чтобы тот держал свою честь и честь семьи в чистоте, чтобы не забывал обо всех тех добродетелях, что присущи истинному Человеку Чести, и чтобы поменьше якшался с навозниками, ибо подобные связи до добра не доведут. Юноша кивал, обещал, что сделает все, чтобы не омрачить ни себя, ни семью ни словом, ни делом, ни мыслями. Учеба и новая жизнь с первых минут захлестнули Окделла с головой, появилось много друзей и куча новых интересов… Даже те ребята, которых принято относить к приспешникам Оллара и новой знати, оказались весьма дружелюбными. Совместные трапезы, уроки, фехтование и игры за целый год очень сблизили юношей между собой, казалось, что ничего не сможет нарушить подобной идиллии, но увы! Жизнь неумолимо повернула все настолько круто, что никто не успел ничего понять. Одним морозным утром в Лаик заявились солдаты с приказом от Первого маршала об аресте графа Горика и графа Васспарда… На днях на севере произошёл бунт, поднятый офицерами тамошних казарм. Мелкие вспышки быстро охватили несколько городов… Надвигалась настоящая буря, ведь на юге, в Старой Эпине тоже начинали рыпаться офицеры, правда, их жалкие попытки закончили арестом буквально через шесть часов. Повезло, ведь в тот момент на месте оказался Лионель Савиньяк, имевший в оном районе весомый кусочек власти. Да и местные дворяне больше поддерживали графа… А как же иначе? Первый маршал — это вам не шуточки, это достаточно сильная фигура, хорошие отношения с которой могут обеспечить трём поколениям жизнь в достатке и спокойствие. Увы, к привыкшим к свободе, подобно степным коням, герцогам Эпине подобные мысли не приходили в голову, почему и произошёл прокол. После ряда допросов, не исключено, что многие велись с пристрастием, выяснилось, что именно потомки Астрапа являлись генераторами беспорядков. Если брать во внимание последних, то с них спрос не велик. Их хоть пытай, хоть подкупай, хоть угрожай - ничего не поможет! Как получилось, что до тех мест быстро долетела информация о происходящем на севере, так никто и не понял. Что по оному поводу думает родня, Ричард пока не знал. Зато прекрасно понимал, что скоро узнает всё в мельчайших подробностях лично от матери… После ареста наследников северных герцогов прошёл месяц, за который Лионель успел съездить на север и поверхностно навести порядок. Конкретным расследованием и уравновешиванием ситуации занялись его офицеры и порученцы. На тот момент, когда граф был уже в столице, стало известно, что герцог Придд вне подозрений, просто оказался не в том месте не в то время, старый герцог Эпинэ слег с ударом и не мог даже краем рта пошевелить, а герцог Окделл исчез при загадочных обстоятельствах, по официальной версии: утонул в болотных топях, куда был заманен одумавшимися бунтарями. При формальном установлении смерти Эгмонда титул должен был перейти к Ричарду, однако тут не обошлось без вмешательства побочной ветви гоганов, сиречь Манриков. Тессорий, почему-то страстно заинтересовавшийся сей ситуацией, хотя она его сферу никоим образом не затрагивала, вдруг вынес на Королевском совете* вопрос о том, а стоит ли вообще оставлять Окделлам герцогский титул. Путём голосования ничего не было выяснено. Фердинанд выступал, на удивление многих дворян, за сохранение звания. Многие представители новой знати выступили против. Десятая часть Людей Чести отказалась голосовать, в их числе оказались Штанцлер и Придд. Получилось половина на половину, что оставило вопрос открытым на достаточно долгое время. За срок, равный двум неделям, Леопольд нашёл весьма интересную лазейку: на первый совет не прибыл его кузен, Филипп Манрик. Его голос мог стать решающим, так как все господа остались за минувшую половину месяца при своём мнении (собственно, в упрямстве придворных тессорий никогда не сомневался и обычно пользовался оным для своих корыстных делишек!). И к тому моменту, упадет ли в чашу черная фишка или белая*, Манрик мог повлиять со стопроцентной вероятностью. Кто глава семьи, тот и устанавливает в этой семье законы! Главное цену определить правильную! Так как юноша не достиг пока ещё совершеннолетия, у него должен был быть опекун, коим, по логике вещей, становился Ларак, по сути — тот, кому не безразлична судьба мальчишки. Манрик дождался приезда Эйвона Ларака, чьё присутствие при сложившихся обстоятельствах стало необходимым, и вызвал к себе на очень серьёзный разговор. В один из серых зимних дней граф Ларак переступил порог кабинета тессория, делавшего вид поголовной занятости и усталости от бесконечных дум о благе Талига. За графом несмело следовал Дик, измученный невзгодами, свалившимися на его плечи за последние полтора месяца. Подумать только: арест, допросы, темные простуженные комнаты, заменявшие камеры, потом вся эта беготня с титулом… Всё это попортило добрую долю нервов всем Окделлам и Ларакам за компанию. Хотя, как полагал сам дядюшка, здесь и Штанцлер пожертвовал и сном, и здоровьем, и тем самым невосполнимым эмоциональным ресурсом. Рыжий сударь неохотно отложил большой пергамент, где явно были какие-нибудь документы или отчёты, связанные с казной. Поднял глаза на гостей, смотря на них с каким-то осуждением. Кивнул. Ларак присел на стул напротив тессория, Ричард решил остаться на ногах, настороженно наблюдая за хозяином этих комнат. Манрик поправил белые отвороты рукавов нижней рубахи, выглядывавшей из-под дорогого бархатного кафтана то ли черного, то ли графитного цвета. Сложил руки на столе и заговорил: — Уважаемый Эйвон, я рад, что вы уделили мне чуточку вашего бесценного времени! Даже в такие скорбные времена!.. Я знал вашего родственника, наверно, чуть хуже вас!.. И мне безумно было обидно, когда я узнал о его участии в этом ужасном восстании! — тессорий сделал паузу, во время которой кивнул слуге. Тот сразу же удалился. — А теперь мне очень больно наблюдать, как ваш племянник, такой милый мальчик, остался совершенно один в этом жестоком мире! — а говорил Леопольд так, что и не подцепишь на лжи нигде! — Да, слишком рано на плечи Ричарда упала такая ноша!.. — тихо согласился Ларак. Его голос показался задушенным. Слыша его по сей день в голове, Дик морщится так, будто его заставили проглотить целый лимон. Противно было настолько, что словами передать нельзя, даже год спустя. — А тут ещё и это! — тессорий протянул Эйвону тот самый пергамент. Граф минут, вероятно, пять читал его и перечитывал, при этом его брови подскакивали от праведного удивления (или гнева! Губы дядюшки пару раз размыкались явно не для охов-ахов, а для кое-чего покрепче!). — Это же сказочные цифры! — заключил Ларак. Его голос задушенно повысился, теперь став просто сиплым. — Да, но именно во столько нам обошлись все рвения вашего дорогого родственника и его друзей!.. Мы вчера с виконтом Ларом прикинули: земли Надора стоят чуточку меньше, там плюс-минус соточка гуляет… В некотором роде, я могу за три года покрыть всю эту сумму… Мне не сложно! Сложности начинаются там, где лежит благодарность… Вы же понимаете, о чем я? — Манрик уже говорил с нажимом, вселяя тревогу в души своих гостей, и, пожалуй, пленников. — Эм… — граф стал тереть указательным пальцем подбородок. — Я понимаю, только здесь надо говорить с герцогиней и… С герцогом! А последнего у нас, сами понимаете, нет! — Ричард вопросительно посмотрел на Ларака. Его детское сознание не хотело понимать, о чем толкуют взрослые. О чем надо говорить с герцогиней и герцогом? — Скажем так: я могу устроить так, чтобы совет проголосовал за возврат Окделлам их титула, взамен я лишь хочу получить права на опекунство над юношей… — Вы хотите оплатить наши долги и получить права на моего племянника? — решил уточнить Эйвон, которому стало казаться, что у него слуховые галлюцинации. — Абсолютно верно, — Манрик потер руки. — После того, как я расплачусь с казной, я становлюсь фактическим хозяином Надора. Получается, что я его выкупил… С опекой над юношей до его полного совершеннолетия я буду рационально вести все дела там, а потом стану наместником. Дабы всё это имело куда более законный характер, нашим семьям ещё надо породниться… У моего кузена есть дочь, Ванесса… Девочка умная, скромная и красивая… Прямо под стать вашему племяннику! — Леопольд даже головой покачал от удовольствия. — В оной ситуации все остаются при выгоде: герцог получает свой титул и сохранит свои земли, мы породнимся с таким старинным родом… С одной стороны, Леопольд был прав! Выгода была у всех участников сделки, вот только Дик немного в накладе остаётся! «Породниться с навозниками!!!» — да от одной мысли юношу по сей день кидало в жар и в мандраж одновременно. С другой стороны, а какой выбор есть у Ричарда. Откажется — потеряет все. Согласится — обеспечит светлое будущее своим родным. Не всегда же тессорий будет им помыкать?! Тем более, родовые земли отдавать сейчас в руки рыжим негодяям, наследие самого прародителя Лита и святого Алана, то, что в своё время еле-еле вернул Ричард Горик, — непростительно. Раз отца больше нет, то и Ричарду пора интересы семьи начать ставить выше своих, пусть даже таким сомнительным методом. Что поделаешь, придется родниться с Манриками, плясать под их дудку до двадцати одного года, даже если этого не одобряют дядюшка и мать, вернуть титул самым быстрым путём, стать главой семьи и к определённому сроку подобрать сестрам достойных женихов — план, конечно, грандиозный, но тогда Окделлу ничего более умного в голову не пришло. — Мессер!* — перебил Ричард ещё не начавшего говорить Эйвона. — Ваша щедрость не знает границ, мы будем вам благодарны всю жизнь… И было бы большим преступлением не принять его! — Ричард даже глаза опустил на стол, стараясь не смотреть ни на родственника, ни на Леопольда. Манрик помолчал с минуту, пристально рассматривая юного, но умного мальчишку, который, вероятно, ещё не успел поднабраться стародворянской спеси. Ларак сильно сжал зубы, бросая странные взгляды в сторону племянника. — Мой секретарь сегодня занесёт вам все необходимые документы… Вы ознакомитесь в спокойной семейной обстановке с ними, поставите свои подписи и с начала следующей недели я отправляюсь со своим кузеном и с вами, мессер Ларак, на север, а Ричард — в Лаик! *** В Лаик Дик вернулся, да вот только после всего этого к нему и отношение поменялось. Теперь те, с кем он дружил, всячески пытались его задеть словом или делом. Порой даже до драк доходило дело, тогда с разбитым лбом или вывихнутыми конечностями оставался сам же Окделл. Даже раз на фехтовании проткнутое одним из бывших друзей плечо осталось в порядке вещей. И чуть что — унар Ричард всему виной! Единственное, Константин никогда не принимал в экзекуциях участие, и то, только потому, что сам потом по шапке от дяди Филиппа получит! И об оном ему станет известно либо со слов Арамоны, либо со слов других слуг… А им врать смысла не было! Но об этом теперь Окделлу стоило забыть, все прошло… С Колиньяром он, в лучшем случае, пересечётся лет через пять, а сейчас его путь лежал строго в Надор. Приказ кардинала и короля, который Дикон знал получше клятвы оруженосца, уже год пробегал перед глазами строкой: «Коль не станет оруженосцем, пусть в обязательном порядке отчаливает туда, отколь пришёл!» Что будет, если Дик ослушается, проверять не хотелось!