Наказание

Джон

Пока я парковался во дворе небольшого дома отца, Эвелин вылетела, как ошпаренная, из машины. Побежала в дом, наверное, надеясь избежать какого-либо контакта со мной. Жаль, она не понимает, что ничего ей не поможет спрятаться от меня и этого разговора. Тем более такого серьёзного. Не могу пройти мимо спящей Клариссы. Выключаю телевизор, аккуратно ставлю пульт на стол и тихо удаляюсь на второй этаж. Сначала переодеться или зайти к ней? Не думаю, что разговор займёт больше пяти минут, поэтому рывком открываю дверь в её комнату, игнорируя крики совести. — А теперь, пожалуй, поговорим. Эвелин чуть не роняет телефон с рук, широко открыв глаза в изумлении. Она явно не ожидала моего визита, потерянно водит взглядом туда-сюда, стараясь не смотреть на меня. Резкое стеснение? Это на неё не похоже. Возможно, она просто обиделась? Делаю два больших шага в её сторону, отчего Эвелин пятится назад, валясь на кровать. Голубой сарафан не успевает оголить бедро, она резко прижимает его к телу рукой и остаётся так лежать. Неподвижно. Будто даже не дышит. Да в чём дело-то? — Может встанешь, нет? Она поднимает голову, мельком глядя на меня с поддельной уверенностью. — Может выйдешь, нет? — Эвелин еле заметно улыбается, и её накрашенные розовым блеском пухленькие губки мило расползаются по мелкому личику. Меня переполняет азарт, и я начинаю улыбаться, как дурак, подбирая слова. Она смешно полу-лежит на маленькой кровати, дёргая ногой и дерзко улыбается, явно довольная своим ответом, и смотрит по сторонам. Опять же. Куда-угодно, только не на меня. Кажется, я понимаю в тут чём дело... — Опять дерзишь? Забыла, чем это заканчивается? — несмотря на хорошее настроение, мой голос звучит серьёзно, и это немедленно убирают её милую улыбку с пухленького лица, и она встаёт с кровати, принимая сидячее положение. То, чего я и хотел. — Да, забыла. Это моя комната, ты уже не можешь здесь находиться! Можно было бы сказать, что она сейчас злится. По крайней мере, так бы сказали все, даже Кларисса. Но не я. Я слишком хорошо её знаю, чтобы не понять её скрытую обиду. — М-х-х-мм, обиделась? — это звучало скорее как утверждение. Конечно, она обиделась. Это видно по её губам. Если она их дует (неосознанно), то точно обижена. Только иди и пойми на что... — Нет! Мне уже 16 и ты просто не можешь заходить в мою комнату, не спросив меня об этом — это во-первых. А во-вторых, я повторяюсь: Мне. Уже. Шестнадцать. И я могу идти на свидания с парнем, который мне нравится! — Эвелин полностью встаёт с кровати, отходит к окну и добавляет чуть ли не плача: — А вообще-то, да. Я обиделась. Потому что ты уехал в Америку, на другой континент, и ничего мне не сказал. Даже не попрощался! — впервые её взгляд касается моих глаз. Губы дрожат, уголки глаз полны слёз, и это заставляет чувствовать себя сволочью... не столько из-за того, что я просто уехал, сколько из-за того, почему я это сделал. — Джон, ты был самым близким и дорогим человеком в моей жизни, и в самый сложный момент ты просто исчез на два года. И ты думаешь, что можешь сюда заходить и качать свои права?! С меня хватит, я больше не считаю себя твоей сестрой. Ты мне не брат! — Эвелин кричит и плачет, дрожащими руками вытирая потоки слёз. Закрываю глаза, до боли их сжимая, руки сжимаются в кулаки. Никто не смеет таким тоном со мной разговаривать. Никто и никогда. Чувствую, как горячий ком поднимается от желудка к горлу, сжигая полностью меня изнутри. Вдох. Я должен сдержаться. Я должен не усугубить её положение. Я должен это сдержать. Это сложно, чертовски. Ком подступает к горлу, хочется выпустить его криком о том, что она никогда не сможет мне перечить. Бешеным криком о том, что я знаю, что сильно облажался. О том, что единственной причиной, по которой я оставил тут её — это она сама. Я не должен. Я не могу. Выдох. Медленно открываю глаза. Эвелин всё так же стоит у окна, пытаясь остановить непрерывный поток слёз. Ненавижу, когда кто-то плачет. Ненавижу, потому что не знаю что делать. Ненавижу моменты, когда я бессилен. Короткий шаг в её сторону, но она не замечает. Ещё один, и ещё. Теперь Эвелин покрасневшими большими глазами смотрит на меня. Я всё ближе и ближе. Я не могу это остановить. Я не хочу. Всё было зря. Все эти два года, проведённые вдали от дома и от неё. Мой успех был иллюзией. Ничего не поменялось. Это стало только больше и сильнее. Это вне моих сил. — Ненавидишь меня? — мне нравится этот момент: смотрю прямо ей в глаза, как и она в мои, вижу в них фальшивую уверенность. Я уже знаю, что она соврёт. Знаю, потому что был свидетелем чего-то необъяснимого. — Ненавижу. — она тихо прошептала. Она тихо соврала, глядя прямо мне в глаза. Прикусываю губу в предвкушении и выдавливаю саркастичный смешок, наклоняясь чуть ближе к её ушку. — Мне показалось совсем обратное, когда ты нежно стонала моё имя во сне.