Хрустальное Солнце этого жестокого мира

      Чимин с трудом разлепляет глаза. Из неплотно зашторенного окна в комнату просачивается тусклый дневной свет, и, судя по тому, что лежит Пак на мягком диване, а не на холодной мостовой, они всё-таки выбрались. Откуда-то из-за прикрытой двери доносится мерный шум голосов, и парень сонно улыбается, слыша знакомый шепелявый выговор. Вставать не хочется просто чудовищно, но наверное всё же стоило бы сходить хотя бы поесть. А ещё лучше занырнуть под тёплый душ, а потом выпить сладкого чая.       - О, ты наконец проснулся, - просунувшийся в дверь парень мягко улыбается, окидывая Чимина взглядом, и снова исчезает в коридоре       Пак только немного недоумевающе хмурится. Увидеть кого-то незнакомого он совершенно не ожидал, хотя наверное стоило бы, потому что находится он явно не дома. Да и должен же был кто-то приехать с Хосоком.       Мысли о том незнакомом парне прерывает торопливый топот за дверью и материализовавшийся в проходе Юнги. Мин выглядит сначала хмурым и может даже раздражённым, но как только Пак встречается с ним взглядом, всё чужое напряжение будто бы растворяется в воздухе. Гибрид улыбается и, закрыв за собой дверь, подходит ближе.       Чимин собирается что-то ему сказать, может спросить о чём-то, но старший не даёт, присаживаясь на стоящий совсем рядом с изголовьем стул и крепко обнимая за плечи. Пак тихо ойкает от неожиданности, потому что Юнги и объятия в голове всё ещё сопоставляются плохо, но отстраняться не торопится совершенно.       - Я волновался за тебя, детёныш, - ворчливо произносит Мин, осторожно встрёпывая волосы парня, которые и так пребывают в абсолютном беспорядке, - Я рад, что ты выбрался.       Пак как-то мгновенно теряется от такой честности, которой раньше никогда в наставнике не замечал, и совершенно не знает, что сказать в ответ. Пока парень молчит, Юнги внимательно осматривает его, и появившиеся на коже мальчишки серебристые шрамы заставляют возненавидеть человечество ещё раз, потому что, чем вообще можно такое заслужить?       - Как ты себя чувствуешь? – негромко спрашивает Мин, поднимая наконец взгляд к чужому лицу       - Нормально, - Пак морщится, резко вспоминая, что совершенно не подумал о письме, которое должен был отдать старшему, - Чёрт, я… забыл кое-что. Где толстовка?       Юнги не спрашивает, что парень забыл или зачем ему вдруг так резко понадобилась кофта, просто молча берёт её со стоящего невдалеке столика, куда её забросили ещё вчера, и протягивает мальчишке. Чимин копошится, отыскивая в скомканной и перекрутившейся ткани карман, и вытаскивает из него чудом не потерявшийся за всё это время белый конверт.       - Это твоё, - Пак протягивает письмо удивлённому наставнику, спешно начиная объяснять, - Тебе передать просили. Женщина, ну, из оборотней.       - Ясно, - Мин чуть хмурится, внимательно рассматривая простой белый конверт без единой надписи, но в конце концов просто откладывает его в сторону, - Прочитаю позже, - гибрид заминается, будто бы не знает, что говорить, - Сделать тебе поесть? Тебе нужно восстановить силы.       - Я бы не отказался от чая. И, - Чимин опускает взгляд и чуть смущённо улыбается, откладывая толстовку в сторону, - от чистой одежды тоже.       - Окей, нет проблем, - Юнги коротко кивает и поднимается на ноги, направляясь к выходу из комнаты, - И ещё, когда пойдёшь в ванную, Линка из раковины выгони, ладно?       Спросить, что хорёк наставника делает в раковине, Пак уже не успевает. Юнги уходит, и парень снова остаётся наедине с самим собой и чувством чёртовой неловкости. Они раньше не особенно много разговаривали, так что говорить о чём-то сейчас кажется довольно сложным.       Чимин вздыхает, начиная медленно вставать с дивана. Вытянув ноги из-под тёплого одеяла, Пак понимает, что сняли с него не только толстовку. Это сильно всё усложняет, потому что расхаживать по чужому дому, в котором плюс ко всему полно незнакомых людей, в одних трусах не кажется хорошей идеей. Даже если накинуть сверху злополучную толстовку.       Пока парень сидит и размышляет, что ему собственно со всей этой ситуацией делать, и куда, чёрт возьми, делась вся остальная его одежда, дверь снова открывается и в комнату просачивается Хосок. Но первым Чимин замечает отнюдь не его, а аккуратно сложенную одежду в его руках. Что ж, одной проблемой меньше.       - Привет, - Чон улыбается, подходя ближе и откладывая принесённые вещи на стол, - Юнги просил принести тебе это.       - Спасибо, - Пак тоже улыбается в ответ и обнимает севшего рядом четвертняка       - Ты хоть выспался? – усмехается Хосок, но парень только закатывает глаза, мол, «да-да, очень остроумно», и Чон сразу как-то серьёзнеет, - Да ладно, не делай так… Если честно, ты заставил меня поволноваться. Я думал, ты дольше проспишь. Там, в Стадиуме, ты сделал нечто невероятное. Я не только про ту штуку с невидимостью говорю, много про что… Скажи, ты серьёзно думал, что я бы оставил тебя?       - Я думал о том, что торможу тебя, - Чимин пожимает плечами, опуская взгляд, - Вот и всё.       - Слушай, если бы я задумывался об этом, - Чон разворачивается, в упор смотря на всё ещё усталого, ссутулившегося на кровати Пака, - Если бы я просто хотел уйти оттуда и побыстрее отделаться от Дикой Охоты, я бы уже давно послушал Чонгука и прошёл Охоту один. Я не этого хотел. Я хотел пройти её с кем-то, кому-то в этом помочь. Хотел найти своего человека. Я бы не оставил тебя, понимаешь?       - Спасибо, - шепчет парень, всё так же не поднимая взгляд, только наклоняясь чуть-чуть, чтобы своим плечом столкнуться с Хосоковым, - Правда, спасибо, Сок~а.       - Глупый ты, - четвертняк приобнимает за плечи и укладывает подбородок на чужую макушку, - Нам нужно поговорить. Но попозже, сначала ты придёшь в себя. Я буду на кухне, если что.       С этими словами Чон поднимается с дивана и уходит, снова оставляя Чимина одного. Этот разговор хотя бы не был таким неловким, как разговор с Юнги. Только о чём им нужно поговорить позже? Пак даже представить себе не может, но чувствует, что о чём-то серьёзном. Парень тихо вздыхает и трёт лоб ладонью. Всё равно ничего путного надумать сейчас не получится, приходится запихать эти мысли в дальний ящик и подняться с дивана.       Линка в раковине почему-то не обнаруживается, но с кухни уже доносится чей-то незнакомый голос, громко ругающийся и жалующийся на то, что «эта вредная крыса» его укусила. Эта ругань вызывает у Пака улыбку, потому что хорёк, несмотря на новое место, остаётся всё таким же привычно вредным.       Двадцать минут спустя Чимин разнеженным облачком вползает на кухню, только вот атмосфера там уже совсем не уютная. Парень находит взглядом сидящего почти в самом углу Хосока и осторожно усаживается рядом с ним. За штанину снизу тут же цепляется хорёк, забираясь Паку на плечо и встревоженно указывая мордочкой в сторону сидящего неподалёку парня. Чимин узнаёт в нём того, кого видел сразу после своего пробуждения, только вот сейчас он уже не выглядит таким расслабленным. А ещё Пак замечает, что тот вовсе не человек, как подумалось с самого начала. Парень – гибрид, на что явно указывают ярко-рыжие уши и беспокойно дёргающийся в воздухе позади него такой же рыжий хвост.

***

      - Но ведь это, всё это неправильно. Это… отвратительно, - Тэхён облизывает губы, старается подобрать нужные слова, но выходит почему-то как никогда плохо, - Наш мир… он не должен выглядеть так. Ненавидим, страдаем, но подчиняемся совершенно… глупым законам.       - Ну а что ты предлагаешь, - Джун внимательно вглядывается в лицо лиса, чуть сильнее сжимая ладонь сидящего рядом Сокджина, - Все понимают, что у нас глупые законы. Все знают об их жестокости. Но что мы можем сделать?       - Но… Но… Если то, о чём рассказал Хосок-хён правда, если Чимин белый маг. Разве это не значит… хоть что-то?       - Это всего лишь значит, что прошло достаточно времени, чтобы кровь людей набрала силу, - качает головой Джин, устало приваливаясь к плечу Намджуна, - Да, было дряхлое утерянное пророчество, но это всё пустое. Что-то произойдёт, и произойдёт скоро. В масштабах истории скоро. Но это произойдёт не нашими руками. Его магия – всего лишь первая ласточка будущего слома.       - Видишь? Ты сам говоришь, что что-то должно произойти, - Тэ подскакивает с места, но его тут же возвращает обратно Чонгук, осторожно придерживающий за плечи, - Ты говоришь, что возвращение мага что-то значит, так в чём дело? Почему… почему мы не можем хоть попытаться изменить что-то? Почему этого не может сделать он?       - Потому что это глупость, - Джун качает головой, задумчивая постукивая пальцами по столу, - Мы никто, поэтому Джин-хён прав, если что-то и изменится, то не нашими руками. Мы не имеем никакого влияния       - Да имей мы хоть каплю влияния, хоть кто-то из нас, - вклинивается Чонгук, вполне мнение своего парня разделяющий, - Мы бы не говорили здесь об этом. Это не имело бы для нас значения.       - Я не к этому, - выдыхает Нам и поднимает взгляд на мальчишку, - Да, ты прав. Но я говорю, что мы не имеем влияния, в том смысле, что даже если мы попытаемся, попробуем что-то сделать, что-то сказать, нас в лучшем случае не услышат, в худшем – закроют нам рот. Чимину в первую очередь.       - Именно, - оживлённо кивает Сокджин, бросая быстрый взгляд на сидящего в самом углу кухни Пака, который за весь их разговор не проронил ещё ни единого слова, - Белых магов истребили двести лет назад, потому что они стали не нужны. Их сила стала источником возможной опасности. Вы двое думаете, что сейчас что-то изменилось? Чёрта с два. Если хоть кто-то узнает о появлении белого мага людей, кто-то из тех, кто сейчас держит в руках власть, его либо привлекут к сотрудничеству, либо, что вероятнее, просто уберут. На всякий случай, чтобы ни у кого не возникало мысли, что нужно и возможно что-то изменить.       На кухне повисает напряжённое тяжёлое молчание, разбавляемое только монотонным стуком дождя в окно. Это тяжело, видеть болезнь, охватившую целый мир, более того держать в руках лекарство от неё, но не иметь возможности лекарство это использовать. И все, сидящие в этот момент на тускло освещённой кухне, тяжесть эту остро ощущают.       - Слушайте, вы – люди, и возможно ваша раса ещё действительно не готова слушать, - Тэхён вздыхает и напряжённо дёргает хвостом в воздухе, - Но я знаю что значит жить в Стадиуме и… Если не послушают люди – услышат Первородные.       - Нет, - твёрдо выдыхает только вошедший на кухню Юнги, подходя к столу и устало опираясь на него ладонями, - Не ты один знаешь, что значит жить по ту сторону стен. Да, Первородные послушают, но сам подумай, всю свою жизнь живя там, служа цепными животными для убийства, чего они больше всего хотят? Не свободы и не изменения порядка. Мести, Тэ. Они послушают, услышат, но пойдут по тому же пути, по которому шли люди. По пути резни, которая приведёт только к власти какой-то другой расы. Ничего не изменится.       - Юнги прав, - кивает Джин, выдохом сдувая кружащийся над кружкой с горячим кофе пар, - Больше двух веков люди притесняли Первородных, практически приравняв их к животным. Все те, кто живёт в Стадиумах, живут ненавистью к людям.       - Ну и что? – Чонгук хмурится и пожимает плечами, - Даже если так, это должно изменить хоть что-то. Да, убийства и всё такое не лучший путь, но это всё равно путь. Если мир жестокий, разве те, кто попытаются его изменить, не должны быть жестокими тоже?       - Ты не понимаешь, - Мин вздыхает, придвигая себе стул и подсаживаясь ко всем, - Люди забыли, как мы пришли, куда пришли. Забыли, что они делали. Зато Первородные помнят. И если что-то подобное произойдёт, то это будут не просто убийства, даже не война. Первородные приложат все усилия, чтобы вырезать людей. Ни ты, ни даже твой Тэхён не будете в безопасности, потому что ты – человек, а он будет защищать человека. Понимаешь?       - Хорошо… Пусть вы правы, окей, - Гук поёжился от представившейся картинки, и ладони как-то сами соскользнули со спинки стула на Тэхёновы плечи, уже инстинктивно пытаясь защитить, - Но я всё ещё не согласен с тем, что мы должны сейчас просто сложа руки сидеть и… всё. Почему не попытаться всё-таки донести до людей?       - Это невозможно, - устало выдохнул Юнги, упираясь лбом в сплетённые пальцы, - Ну нельзя, нельзя, не могут семь человек сломать систему, сломавшую целый чёртов мир. Это реальность, а не глупая сказочка. Такое просто невозможно, не будьте наивными детьми.       Чонгук замолкает, не пытаясь больше спорить. Признавая чужую правоту и, возможно, собственную наивность. Тэхён встречается с ним взглядом, разглядывает пару секунд внимательно-внимательно, а потом грустно улыбается. Он тоже признаёт поражение, пусть и всё ещё где-то в самой глубине души смириться не может.       - Чимин, а что скажешь ты? – интересуется вдруг Джун, заставляя парня чуть дёрнуться от неожиданности, - А то мы тут обсуждаем всё это и как-то подзабыли, что белый маг у нас всё ещё ты. Может, по-твоему всё вообще в порядке?       - Нет, не в порядке, но… Я согласен с Юнги-хёном, - тихо отвечает Пак, замечая, как от последних его слов Тэхён поджимает губы, - Вы все говорите о влиянии, о том послушают или нет. Только слушать на самом деле нечего. Да и белый маг из меня не очень, если уж совсем честно.       - Может быть белый маг из тебя и не очень, - вздыхает Хосок, отставляя на стол полупустую кружку, - Но сути это не меняет. Джин сказал правильно, если об этом хоть кто-то узнает, ты будешь в опасности. Я это к тому, что мы, конечно, ничего не сможем изменить, но и оставлять всё как есть не можем тоже.       - Значит остаётся один выход, - Намджун невесело усмехается и внимательно, серьёзно смотрит в глаза четвертняку, - Бежать.       - Но это чёртов эгоизм! – снова вклинивается Тэхён, сверля старшего полным негодования взглядом, - Нельзя просто бросить всё и свалить. Так… нельзя.       - Это выход, - вздыхает в конце концов Юнги, - А допустимый или нет – каждый решает для себя сам. Давайте оставим эту тему на время, думаю, нам всем нужно переварить услышанное.

***

      Кухня как-то резко пустеет, и через несколько минут на ней остаются только Чимин, Хосок и всё ещё сидящий у Пака на плече Линк, уже стремительно ищущий путь спуска на пол. Парень осторожно снимает хорька, позволяя тому убежать на поиски своего хозяина, и встаёт, включая чайник.       В голове всё ещё крутятся обрывки всего того, что было сказано здесь пару минут назад. Он – белый маг, его сила, она должна значить хоть что-то. С ней он может сделать что-то, что-то изменить. Мог бы. Мог бы изменить. Если бы это был не он. Кто-то другой. Например Чонгук. Чонгук бы не побоялся действовать, он бы всё что угодно сделал, чтобы совершился тот «слом», о котором говорил Джин. Или если бы на месте Чимина был тот лис. Тэхён, он бы точно знал, что нужно делать, он бы смог сказать что-то достаточно весомое, чтобы его послушали, чтобы за ним пошли. Кто угодно справился бы лучше, чем Пак. Кто угодно не стоял бы сейчас, грея ладони над чашкой чая, а действовал, будь у него впервые за двести лет вернувшаяся белая магия.       Но она почему-то выбрала Чимина своим носителем. И Чимин уж точно не сможет ничего совершить.       - О чём ты думаешь? – тихо спрашивает Хосок, мягко приобнимая парня со спины       - Чувствую себя абсолютно бесполезным, - пытаясь усмехнуться, выдыхает Пак и буквально слышит, как кипящая в голове каша из мыслей булькает, - Это всё слишком сложно для меня. Меня здесь не должно быть. Ну вот скажи мне, какой из меня белый маг? Я не умею ничего совершенно. Да даже если бы умел, я… я бы не смог сделать того, о чём говорил Тэхён.       - Глупышка, - Чон чуть приподнимается на носочки, чмокая младшего во влажный после душа затылок, - Тебе и не нужно. Никто и не ждёт, что вот ты, весь такой белый маг, сейчас встанешь и пойдёшь менять мир. Даже если Чонгук и Тэхён говорят обратное. Им просто хочется верить в лучшее. Нам всем хочется верить, что можно что-то изменить. Просто они единственные ещё не устали разочаровываться.       Чимин устало вздыхает и разворачивается, обнимая Хосока в ответ. Так спокойнее и теплее, так кажется, что всё чуточку светлее и проще. Пак прижимается ближе и утыкается носом в тёплую шею, прикрывая глаза.       - Ты хотел поговорить о чём-то, - произносит через пару минут молчания парень, поднимая голову и чуть отстраняясь       - Да, хотел, - Хосок меняется сразу же, то ли грустнея, то ли серьёзнея просто, - О том, что мы собираемся делать дальше, - Пак смотрит в глаза четвертняку, ожидая продолжения, но Чону будто бы совершенно не хочется говорить, - Дикая охота закончилась и… в общем, нам нужно решить, что делать теперь.       - Ты о том, останемся ли мы здесь? – переспрашивает Чимин, всё ещё стараясь понять, что Хо хочет сказать       - И об этом тоже, - Хосок выдыхает и опускает голову, нервно облизывая губы, - Я просто хочу услышать твой ответ. То, что сказал Намджун, то решение… для тебя это самый безопасный путь. Тебе лучше не оставаться здесь, да и в Доме Солнца тоже. Так что я просто хочу, чтобы ты сказал, уезжаем мы или нет.       Пак вглядывается в четвертняка чуть внимательнее, пытается уловить что-то странное, изменившееся в нём. И пару секунд спустя улавливает. Взгляд померкших глаз, уставленный в окно, или скорее даже сквозь него улавливает. Поджатые, прикушенные изнутри губы улавливает. Напряжение, что всё тело заставляет мелко дрожать, улавливает. И, обгорелые звёзды, ему ли не знать, что это значит? «Я не знаю, что делать», «Меня тревожит, правильный ли путь я выбираю прямо сейчас», «Может, стоит просто промолчать?» - вот что это значит. И Чим не раз и не два чувствовал себя так же. Только вот он каждый раз не решался всё-таки спросить, лишь головой встряхивал и молчал, а Чон наоборот. И Чимин готов ему ответить, готов помочь решиться, знать бы только на что.       - Почему ты не решишь этого сам? – а на самом деле «что тебя так пугает?». Потому что даже там, в Стадиуме, когда в противовес решению тащить Пака за собой была смерть, он выбрал не колеблясь, а сейчас не решается.       - Это должно быть нашим общим решением, разве нет? – Хосок неуверенно фыркает, но в душе просто хочет, чтобы это на его плечах больше не лежало таким неподъёмным грузом, - Если я просто скажу «мы уезжаем», будет нечестно.       - Ты хочешь уехать? – мягко спрашивает парень и впервые осторожно касается чужого лица, не давая снова спрятать куда-нибудь взгляд, - Только честно.       - Я просто хочу, чтобы ты был в безопасности, - устало выдыхает Чон, прикрывая глаза       - Но тебя что-то волнует, - Чимин хмурится и поджимает губы, потому что он всё ещё не уверен, что сказать «да, давай уедем» будет правильно       - Неважно, - Хо качает головой, и наконец решается. Приоритеты расставлены, и его решения изменить уже наверное нельзя, - Правда, неважно. Я готов уехать, если ты хочешь.       - Но… - Пак замолкает, замечая мгновенную перемену. Спорить уже бесполезно, да и разве он спорит? Просто понять пытается, а это сейчас, кажется, не вовремя совсем, - Хорошо. Просто… пообещай, что расскажешь мне в чём дело.       Чон только кивает в ответ и тонко улыбается, одними губами шепча короткое «обещаю». Решение принято и отступать от него теперь некуда. Сбежать. Юго-восток и Дом Неназванный, это место, оно ведь не первый год в голове горящей печатью. Только вот печать эта – запретная, табу, потому что за ней живёт глупая детская обида. Обида на того, кто просто ушёл.       И только сейчас Хосок по-настоящему задумывается, а так ли это было для него просто. Или он тоже стоял так же на их кухне когда-то, взвешивая всё в голове, решаясь бросить семью, которою всё же любил наверное, решаясь нарушить около чёртова десятка законов, решаясь исчезнуть навсегда. Что гнало его тогда, много лет назад? Что заставляло сыграть в эту русскую рулетку, в которой один непродуманный шаг – и смерть? Чон понятия не имеет.       Зато он знает прекрасно, что толкает теперь на тот же проклятый богами путь его самого – человек, чьё сердце сейчас так колотится рядом с Хосоковым собственным. И чёрт, такое чувство, что они всё ещё не выбрались, что вокруг удушающим кольцом стены Стадиума и опасность за каждым углом. И это ещё один повод сбежать: выбраться, оказаться по-настоящему в безопасности. Так, чтобы больше не приходилось вставать ночью и судорожно идти в соседнюю комнату, чтобы проверить всё ли в порядке. Чтобы можно было больше не бояться, что кто-то узнает о его магии и… всё.

***

      Чонгук устало вздыхает и опирается ладонями на подоконник в их с Кимом комнате. Дождь всё так же льёт, и за его серой стеной практически ничего не видно. Даже пустая клумба, разбитая всего в метре от окна, уже и та тонет в серой дымке. Гук примерно так себе сейчас представляет своё будущее. Их будущее.       А ведь до этого дня всё было так просто. Они просто приехали, чтобы просто поддержать Хосока на Дикой охоте, чтобы потом так же просто вместе с ним и его парой вернуться домой. И они бы просто жили в Доме Солнца, просто смотря на раскидистый яблоневый сад за домом вечерами и просто наслаждаясь своим пребыванием в этом мире. Просто, ясно и чисто.       Но новость о том, что Чимин – белый маг, будто перевернула всё с ног на голову. Чон видел, как его Тэхён загорелся, ухватился за видимо давние мысли в своей голове. Чонгук видел, как Тэ впервые настолько сильно хочет чего-то непостижимого, что готов спорить, вскакивать с места, доказывать, настолько, что просто не может найти нужные, убедительные слова.       И тяжело от этого как-то. От того, что всё это действительно слишком наивно, слишком, чтобы быть правдой. В голове что-то скрипит и ломается, заставляя болезненно осознавать свою пустую беспомощность перед целым огромным холодным и жестоким миром. Миром, который не хочет меняться, на двести лет замерев. Обычно так замирают в ожидании бури, взрыва, и он наверняка когда-нибудь произойдёт этот взрыв, просто… неужели правда не их руками? Неужели всё, что они могут сделать – сбежать или забыть?       Тэхён, лежащий на широкой кровати позади младшего, думает примерно о том же. А ещё о том, что что-то кажется действительно с их чёртовым миром не так. Что-то, что заставляет людей истреблять себе подобных со светлым даром. Что-то, что заставляет Первородных ненавидеть и убивать людей. Что-то, что куполом висит не только над Стадиумами, над городами, да даже над целыми Домами, и не даёт спокойно дышать, когда начинаешь видеть чуть больше. Когда перестаёшь игнорировать и начинаешь замечать наконец, что не так всё просто и чисто, что под лаковой блестящей плёночкой скрывается неказистый и ржавый остов того, что раньше было прекрасной и гармоничной машиной – обществом.       И наверное любой эту сломанную сейчас машину захотел бы починить, но вот только есть проблема – нет пока того, кто сможет. А все, кто замечают проблему, что ж, они все не мастера, не смогут наладить и перекроить всё так, чтобы снова заработало. Вот и остаётся только или, вздохнув, приладить на место сковырнутый лак, чтобы отвратительная правда глаза не мозолила, или, вздохнув ещё тяжелее, отойти от рассыпающейся машины, чтобы найти, привести того самого, кто сможет её починить.       Чонгук ложится на кровать, забираясь лису под бок, и устраивает гудящую от мыслей голову на его плече. Ким чуть вздрагивает от неожиданности и медленно поворачивается к парню, приподнимая уголок губ в вымученной полуулыбке.       - Что думаешь обо всём этом? – негромко интересуется Тэ, пробегаясь взглядом по Чонову сосредоточенному лицу       - Не знаю, - Чонгук качает головой и прикрывает глаза, как всегда делает, когда мозг не варит уже вот совсем, - Правда не знаю. Возможно, хёны правы? Это в любом случае не главное сейчас.       - Ты о том, куда нам ехать дальше? – Тэхён переворачивается на бок, закидывая ногу на бёдра младшего, и бросает взгляд в мутное от влаги окно, - Не думаю, что есть смысл оставаться здесь. Если что-то и начнётся, вернее когда что-то начнётся, то это произойдёт или в Стадиумах, или на юго-востоке. Нам доступен только один вариант.       - Ты думаешь, что нужно уезжать? – совсем не удивлённо, скорее просто для профилактики переспрашивает Гук и разлепляет один глаз, - Я тоже так думаю, но… Если уедем мы, и Джун-хён с Джином, и Юнги тоже, это почти обяжет Хосок-хёна ехать тоже.       - А ты считаешь, что он не поедет? – и вот этим заявлением Ким уже удивлён, потому что ему всё это время казалось, что уж Чон-старший точно решит бежать, как минимум для того, чтобы защитить свою пару       - Не знаю, - тихо выдыхает Чонгук, зарываясь носом в лёгкую шелковистую рубашку лиса, - Для него это… довольно тяжёлое решение. Ему будет сложно решиться на это, думаю. Это связано, ну, ты знаешь в общем.       - Мм, - понимающе кивает Тэ и зарывается пальцами в спутанные волосы Чона, - И всё-таки, я не думаю, что он решит остаться. Он выглядит смертельно влюблённым, так что вероятно поставит безопасность Чимина выше, чем собственные мысли.       - Смертельно влюблённым? – переспрашивает Гук, склоняя разговор от решённого теперь вопроса к привычной полусонной болтовне, - Типа, как смертельно больным?       - Нет, - мягко фыркает Тэхён, пока младший, как всегда во время подобных разговоров, ловит ладонью его хвост, - Нет, скорее… Не знаю как объяснить. Я имею в виду «смертельно влюблён», как «готов на большие жертвы». Вообще, смертельно влюблён, значит, готов умереть, чтобы тот, кого любишь, остался жив.       - А что, бывает как-то иначе? – уже еле-разборчиво бурчит Чон, постепенно проваливаясь в сон, убаюканный родным низким голосом, - Оно разве не само… собой разумеется?       - Бывает, Гукки, - Ким притягивает одеяло, накрывая Гука, потому что спать здесь отчего-то чудовищно холодно, - У некоторых и не так бывает.       Чонгук в ответ тихо сопит, окончательно засыпая, и комнату окутывает молчание. Тёплое, уютное, домашнее молчание, совсем не такое, как было в начале разговора. Тэ мягко чмокает парня в затылок и обнимает крепче, собираясь тоже заснуть. Ну а что, делать всё равно больше нечего, если только читать, но для этого голова ещё слишком забита.       Проходит минут пять спокойствия, когда ушей гибрида вдруг касается на грани слышимости какой-то звук. Точнее не какой-то, абсолютно конкретный, болезненный настолько, что тянет ему в ответ взвыть. И Тэхён знает, кто сейчас этому звуку причиной, поэтому медленно поднимается на ноги, тихо выходя в коридор.

***

      Юнги осторожно касается пальцами истрёпанного конверта, сидя на диване в зале. Мин никогда в своей жизни ещё не думал, что можно испытывать настолько противоречивые чувства, но вот он, крутит сейчас помятую бумагу в руках и одновременно хочет и не хочет её открыть. С одной стороны гибрид буквально жаждет уже прочитать то, что написано только для него одного, согреться вложенным на расстоянии самым искренним на свете теплом. А с другой стороны медлит, оттягивает момент, боится того, что может прочесть сквозь строчки и увидеть в дрогнувших закорючках букв.       И всё-таки Юнги решается, медленно отгибая пальцами уголок конверта и доставая сложенный пополам лист. Внутри ещё что-то остаётся, что-то тяжёлое и увесистое, но пусть это будет на потом, пусть пока подождёт.       На белой заляпанной немного в смазанной ручке бумаге не слишком много слов, но Мин уже чувствует, что их вполне хватит, чтобы всё его смирение, все его «уже не скучаю» и «эта жизнь в прошлом», годами наращиваемые, сломались. Мин уже видит обрывочные «скучаю» и «Юни», замечает наверняка ему адресованные вопросы, и приходится прикрыть глаза и задержать дыхание, чтобы не расколоться на части прямо сейчас.       Проходит пара минут, прежде чем гибрид открывает глаза и медленно, вчитываясь в каждое слово, ведёт взглядом по письму. Там и правда вопросы, на которые он только мысленно ответить способен, советы, которые больше просьбы быть осторожнее, нежели хоть что-то другое, там в конце концов рассказы о том, как всё всего за пару недель после его ухода изменилось. И ещё приписки с датами ежегодные, с каждой следующей всё более и более дрожащие, но всё менее и менее выцветшие.       И внутри Юнги что-то лопается, взрывается, когда он доходит взглядом до самой длинной приписки – от этого года, последней. «Прошло несколько лет с тех пор, как ты ушёл, котёнок. Знаешь, только сейчас я понимаю в полной мере, что так для тебя будет действительно лучше. Что-то назревает, и, думаю, останься ты – точно ввязался бы в это. Мне снятся сны. Ты ведь знаешь, что это значит. Мальчишка из них, он как-то связан с тобой, я уверена. И с тем, что готовится здесь тоже… Пожалуйста, уезжай, если ты ещё не сделал этого. Или хотя бы будь в безопасности, когда всё начнётся. Я чувствую, что нас всех ждёт страшная встряска, поэтому Юни, пожалуйста, если это всё-таки дойдёт до тебя… я не знаю. Просто позаботься о себе, котёнок».       Мин судорожно комкает бумагу в руках, чувствуя, как всё тело начинает дрожать. Мина знала… знает, о том, что грядёт. И если она действительно чувствует это уже сейчас, то всё о чём они говорили сегодня на кухне, тот слом, которой предсказывал Джин, он должен произойти намного скорее, чем они думали. И этот слом абсолютно точно зацепит её саму, потому что она может чувствовать только то, что самой её непосредственно коснётся.       - Нет, - тихо выдыхает Юнги, зажмуривая глаза, и сжимается на диване, комкаясь, как письмо в его руках, - Нет, нет, ну нет же. Пожалуйста…       Хочется взвыть от тянущей отвратительной тревоги в груди, жаль только, что Мин – не гибрид собаки, чтобы это сделать. Получается только сжать зубы и уткнуться лбом в подтянутые к груди колени, стараясь удерживать внутри тихое хныканье.       Если всё то, о чём сегодня шли разговоры начнётся, и начнётся действительно в Стадиумах… Мина ведь будет против. Она ведь будет всячески отговаривать, мешать, и тогда… тогда Юнги уж точно её потеряет. Потеряет сильнее, чем сейчас, чем когда-либо. Потеряет навсегда, потому что мёртвых нельзя вернуть.       Юнги не слышит и не видит ничего вокруг себя, закрывается в свой крошечный внутренний мир, потому что это невозможно. Невозможно чувствовать себя настолько беспомощным, опустошённым и просто душевно мёртвым от одного только письма. Но вот получается так, он чувствует и тонет в этих ощущениях, пока не ощущает слабый толчок в плечо.       Приходится разлепить зажмуренные влажные глаза и поднять голову, чтобы увидеть стоящего совсем близко Тэхёна. Тот молчит, вглядываясь внимательно в лицо, и секунду спустя изгибает губы в совсем слабой сочувственной полуулыбке. Мин знает, что лис понимает, каково ему сейчас. Может он и не знает конкретной причины его состояния, но видит его уж точно. И поэтому Ким мягко треплет по плечу и садится рядом, жестом предлагая обнять.       Тэ действительно знает, что значит такой загнанный, убитый взгляд и дрожь во всём теле – прошлое снова пришло. То прошлое, которое все гибриды клянутся себе оставить навсегда за стенами, повесив на него как можно больше замков. И Тэхён прекрасно знает, что в такие моменты нужно, чтобы оно своей тяжестью не сломало. Просто немного тепла и защиты. Ему самому их дал и продолжает давать Чонгук – тот, кто теперь его семья, его самое дорогое в жизни сокровище, и тот, в кого Ким так же смертельно влюблён, как Хосок в свою пару. И Тэ не представляет, что было бы, не встреться они, как бы тогда он смог это самое приходящее прошлое побороть.       Но Юнги не двигается, сидит всё так же и смотрит потерянным взглядом. Потому что он привык один, сам, без помощи, ломаясь и треща по швам всё переживать. Потому что никогда раньше не было кого-то, кто бы понял, да и если уж совершенно честно… никого раньше не было. И Ким это тоже понимает, поэтому притягивает за плечо к себе и позволяет уже у себя на коленях снова сжаться в дрожащий комочек. Мин утыкается лицом в чужое плечо и впервые тихо, сдавленно всхлипывает, позволяя себе рассыпаться, чтобы снова себя потом по кусочкам собрать. Страшно и больно в груди от неизбежности, от её чёртова понимания, от того, что единственный, кто был его семьёй, вскоре будет неизбежно втянут в переворот, который так же неизбежно будет кровавым. Страшно и больно терять.       Юнги резко втягивает в грудь воздух и медленно-медленно начинает всё же заново себя разбитого склеивать. Преодолевая «больно» и «страшно», выметая, пусть и не до конца, тянущую боль, просто смиряясь с тем, чего видимо не сможет изменить, начинает думать о том, что делать ему дальше. И если до этого на слова Намджуна, на заманчивое предложение убежать ответом был отказ, то сейчас… Может всё-таки стоит?       Тэхён тихо вздыхает, чувствуя, как старший успокаивается, и поднимает голову с чужого затылка, не отстраняясь до конца, но всё-таки набирая немного дистанции между ними.       - Хочешь поговорить? – тихо спрашивает Тэ, пока Мин сползает обратно на диван, садясь просто рядом       - Нет, - сипло выдыхает Юнги, закидывая руки за голову и поднимая взгляд к потолку       - А выпить? – Ким усмехается и разворачивается лицом к старшему, снова внимательно вглядываясь в его лицо       - Было бы неплохо, - Мин тоже растягивает сухие губы в болезненной улыбке и прикрывает глаза. Становится легче, когда заставляешь себя просто отпустить, - Но к сожалению мне нужна трезвая голова.       - Ты уверен? – переспрашивает Тэхён, пока не решаясь подняться на ноги       - Мгм, - старший утвердительно кивает и, чувствуя, как лис встаёт, открывает глаза, - Тэхён, - Ким останавливается у двери, уже взявшись за ручку, - Спасибо       - Пожалуйста, - Тэ снова улыбается сочувственно, разворачиваясь, чтобы уйти, - Мы ведь должны помогать друг другу, верно?       Юнги не отвечает, снова прикрывая глаза. Что-то внутри опять тянет закурить, и Мин опять только хмыкает, потому что нет, это по-прежнему не его путь. Кстати о его пути, который и без сигарет скрывается в сизом дыму: что дальше? Может быть, всё-таки стоит сбежать? Уйти, уехать, как и хотелось, чтобы не видеть и, может, чуть меньше скучать. В конце концов, чем Дом Неназванный хуже того же Дома солнца? Юнги и там, и там незваный гость. Может всё-таки стоит тогда?

***

      Джин опирается поясницей на перила крыльца и вдыхает свежий влажный воздух. Почти так пахнет его свобода, и уж точно так пахнет его любовь, к которой он шёл целый год. Стены Стадиума уже позади, и остался только последний маленький в сравнении со всем пережитым рывок. Они убегут, они решили это ещё тогда, вечность, кажется, назад, когда сидели в расцветающих сумерках на берегу реки.       - Не замёрзни, - Намджун осторожно набрасывает свою куртку на плечи посту и мягко целует в макушку, прикрывая входную дверь ногой       - Ты ведь знаешь, я привык к намного более суровым условиям, - Сокджин улыбается, разворачиваясь и в очередной раз пробегаясь взглядом по чертам, по которым всё это время безумно скучал       - Значит, придётся отвыкать, - тихо смеётся парень, крепко обнимая, - Я так скучал по тебе.       - Ты говорил это уже тысячу раз, - постэльф улыбается, пристраивая голову на Джуновом плече и закрывая глаза       - И скажу ещё столько же, - Нам улыбается, чувствуя впервые за долгое время счастливое спокойствие       Джин тоже что-то похожее чувствует. Пускай они ещё на закончили своё путешествие, пусть ещё может случится всё что угодно, но по крайней мере они больше не расстанутся так надолго.       Сокджин прекрасно помнит события годичной давности, помнит, как впервые увидел этого человека, как влюбился по уши, и как стоял у замкнувшихся за его спиной ворот, всё никак не веря, что снова остался один. Помнит каждый их разговор в те два дня, каждую их минуту, которую они провели вместе. Намджун не мог уйти и умер бы в Стадиуме, не заметь его, сидящего одного на берегу, пост тогда. И спроси кто-нибудь у Джина сейчас, почему он решил помочь человеку, почему вообще решил подойти, он не ответил бы. Просто что-то щёлкнуло в голове. И вот во что этот щелчок превратился.       Джун вглядывается в льющий дождь, тоже вспоминая далёкое «тогда». Всё это время он помнил Сокджина чуть ли не как ангела-спасителя, потому что почти все воспоминания о Дикой Охоте для него – одно большое замыленное пятно в памяти. Почти всё, кроме Джина, его голоса, касаний, и тела изначально назначенной Намджуну пары с широко распахнутыми мёртвыми глазами. Ким не помнит её почти, только смутный контур и эти остекленевшие карие глаза, которые в кошмарах ещё не раз возвращались. Говорят, что судьба выбирает пару для Дикой Охоты, но Джунова судьба, похоже, выбрала для него постэльфа, и не сказать, что сам он против.       - Как думаешь, - вдруг тихо произносит Джин, чуть отстраняясь и заглядывая в глаза, - Мы… поступаем правильно?       - Смотря что значит «правильно», - Нам вздыхает, хмурится, а затем качает головой, будто бы на какие-то свои мысли отвечая, - Что будет правильным для нас, м?       - Не знаю, - тянет пост и поджимает губы, - Правда не знаю. Раньше мы хотели уехать. Сбежать. Но то, что сегодня сказали Тэхён и Чонгук… Разве не должны мы остаться? Просто… правда ли сбежать единственный выход?       - Нет, не единственный, - качает головой Намджун и коротко хмыкает, - Он никогда не был единственным. Но вопрос не в этом. Подумай, вот мы здесь останемся и что? И ничего. То, о чём они говорили… Они дети. Мы тоже можем побыть детьми, поизображать из себя героев книги, но зачем?       - Не знаю, - повторяет Сокджин, пожимая плечами и коротко усмехаясь, - Может быть, этому миру не хватает такого наивного геройства, м?       - Этому миру не хватает реального героизма, а не геройства. Мы, боюсь, способны предложить только второе, - Джун вздыхает и почти лениво потягивается, улавливая на лице старшего скорее лёгкую задумчивость, чем настоящее беспокойство, - Почему ты засомневался?       - Посмотрел на них, на себя, и… не знаю, - Джин усмехается и качает головой, потирая пальцами виски, - Может быть, я просто устал от этого мира и его жестокости.       - Именно поэтому будет правильно, если мы уедем, - парень серьёзнеет, закрывая глаза и хмурясь, - Ты ведь даже не представляешь, сколько всего я пережил за прошедший год. И я уверен, что ты пережил не меньше, чем я. Сам подумай, после всего ты хочешь здесь остаться?       - Нет, - вздыхает постэльф, беря лицо Кима в ладони, потому что только так получается набраться полной уверенности, - Нет, не хочу.       - Вот и ответ, - Намджун накрывает ладони старшего своими и мягко улыбается, - Пойдём в дом, у тебя руки холодные.       - Как ты можешь постоянно думать о таких мелочах? – фыркает Сокджин, убирая ладони в карманы, - Мы тут говорим о высоком, о нашем будущем, а ты думаешь о том, что у меня замёрзли руки.       - Это не мелочи, - Нам привычно вслушивается в тишину дома, чтобы удостовериться, что всё в порядке, - Ладно, думаю, все уже «переварили услышанное». Пойдём на кухню.       - Ты просто хочешь есть, да? – Джин несильно толкает парня плечом, на что тот согласно усмехается, пока они идут по коридору       В кухне за столом сидит Чимин, уплетая видимо только-только сваренные пельмешки. Позади него у окна стоит Хосок, вероятно думая о чём-то своём, пока Линк висит у него на спине, нагло зацепившись когтями за футболку.       Проходит около получаса, прежде чем на кухне так или иначе снова собираются все. Они ещё не говорят, но вопрос уже сам собой висит в воздухе, пока звенят чашки и гремят отодвигаемые стулья, будто бы пытающиеся создавая атмосферу простого вечера.       - Как я понимаю, - окинув всех быстрым взглядом, серьёзно начинает Намджун, - Мы все приняли одно решение.       Слова Кима как будто дают толчок к какой-то цепной реакции: все пробегаются друг по другу одинаково неуверенно-удивлёнными глазами. Чонгук, полусонный раньше, вцепляется взглядом в брата, одними глазами спрашивая: «Ты точно уверен?». Пак смотрит на Юнги, скорее просто удивлённый его решением, нежели его непонимающий, а Мин бросает короткий взгляд на Тэхёна, надеясь в его лице найти поддержку для самого себя.       - В таком случае, - продолжает Джун секунду спустя, прерывая возникшее молчание, - Я предлагаю не разглагольствовать, а собираться. И подготовьтесь к тому, что это точно не будет лёгкой прогулкой.       - Другими словами, пожелаем друг другу удачи, смертники, - Юнги холодно усмехается, хлопая ладонями по столу и вставая с места, - Мы собираемся нарушить около десяти законов, так что советую всем хорошо попросить у небес сохранить все наши жизни в этом путешествии.       - А ты вдруг резко стал набожным? – Чонгук вскидывает брови и тоже усмехается, отодвигаясь от стола       - Я посмотрю, в кого за это время успеешь уверовать ты, - окликает младшего Хо, чувствуя окутавшую всех их странную решимость       Это странно, что они сейчас смеются и шутят, собираясь в самую опасную поездку в жизни. Странно, что они не серьёзны или преисполнены беспокойства. Это ведь всё равно, что снова пойти на Дикую Охоту, только без возможности отсидеться и, быть может в десяток раз опаснее. Но почему-то это не волнует никого из них. Ни то, что они могут не дойти, ни то, что их могут пристрелить на границе, ни то, что узнай кто-то об их планах – и всех их будет ждать совершенно немилостивый суд. Возможно это из-за выброса адреналина, или из-за того, что преодолей они этот путь – и начнётся совершенно другая, уж точно лучшая жизнь, или чёрт знает из-за чего ещё. Неважно. Важно другое, независимо от того, дойдут они или нет – всё уж точно изменится. Даже не так, всё уже изменилось, по крайней мере в них самих.