Плоть от плоти твоей

      В Мёртвом Царстве не было жизни. И Кощей признавал это логичным, хоть и несколько скучным. Впрочем, ему вполне хватало имитации жизни в его Драгоценном Лесу. И пусть в его Царстве было маловато жизни, но зато не было и грязи, которая сопровождала жизнь, а потом и сама становилась ею. И наоборот. В Царстве, как и в покоях, было чисто, красиво, а с некоторых пор и свежо. И прямо сейчас эту свежесть разбавлял лунный свет да горячее дыхание.       Кощей стянул последнюю полупрозрачную тряпку с тела Змея. Обычно золотистая кожа в лунном свете светилась перламутровой внутренностью жемчужной раковины. Огненная грива потускнела и отливала благородным старинным серебром. Золото радужки почти растворилось в расширенном зрачке. И всё же это был Змей. Его Змей. Дерзкий и клыкастый, но невозможно юный и… словно прежний. Тот, каким он был до перерождения Стражем, и каким его Кощей никогда не видел.       Кощей провел рукой по щеке невыразимо нежным жестом, отвёл серебряную прядь и невесомо коснулся губами ровной брови. Такого Змея хотелось нежить и узнавать заново. И Змей, повинуясь лунному колдовству, позволил. Он лишь отвечал на ласки, тянулся к ним, но не проявлял ни малейшей инициативы. Он растекался под руками и губами словно вода. Податливо прогибался в узкой талии, выгибал сильную спину, ловил горячим ртом пальцы, украдкой ласкал черные пряди и путал стоны с жарким дыханием. Кощей владел Змеем полностью и полностью же тонул в нём. Он сплёл их пальцы, смешал дыхание и закрыл глаза. Медленнее, ещё медленнее и ещё нежнее. Тоньше, чем лунные лучи, залившие спальню…       Змей гортанно застонал, и Кощей обрел твёрдость. В море потрескивающей молниями магии Змея он стал штормом, обрушившимся на горячую кожу и податливые мышцы. Сильные и обжигающие руки сомкнулись вокруг, прижимая, удерживая и подгоняя. Лунный свет плеснул в глаза молочной вспышкой, пролился внутрь, обжёг позвоночник и погас.       Кощей отрыл глаза, поцеловал раскаленное плечо прямо перед собой и слегка приподнялся. Змей сыто скалился под ним и довольно жмурил распутные и бесстыжие глаза. Хмыкнув, Кощей поцеловал ресницы и скатился под бок любовнику, уютно расположился на только что поцелованном плече и бросил благодарный взгляд в окно.       Луна, полная, таинственная и понимающая лишь молчаливо прикрылась невесть откуда взявшимся облачком.