В одной руке библия, в другой - револьвер

Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего.       

А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас,

Евангелие от Матфея, глава 5, стих 43, 44

      Вошедший был мрачнее тучи. Впрочем, удивительного в этом было мало. В его руке мирно лежал золотой медальон. Он был вымыт до блеска, каждый символ прекрасно выделялся на фоне других. Отверстие, а возле него свеча…По неведомой мне причине, я, спустя несколько бессонных дней, так и не растерял слова легенды. Но нет. Раскрывать секрет ключа я не собирался даже под пытками…       Хуарес молчал, пытаясь прожечь меня взглядом. Я чувствовал, что самым правильным решением для меня стало бы молчание, и уставился на свои сапоги.       Через какое-то время послышались тихие шаги по песку. Я обернулся в сторону звука. Хуан успел подойти ко мне почти вплотную. Он протянул медальон. - Надеюсь, хоть ты меня сегодня порадуешь, muchacho.       Отказ в повиновении тут же карался бы по законам этого городка. Но разве у меня был выбор? Обещание, данное другу и всему их племени жгло изнутри, придавая силы. - На вряд ли я что-нибудь вспомню, Хуан…За эти дни я полностью забыл легенду, которую мне рассказал Парящий Орел. - Хочешь отправиться вслед за ним, парень? – сердце пропустило несколько ударов. Я и вправду мало что знал о судьбе индейца, но верить, что бог забрал его себе, не хотелось. - Что с ним? – несколько требовательнее произнес я, чем следовало бы. - А мне-то почем знать? – он рассмеялся, по-видимому, оставшись довольным своим высказыванием. – После того, как я продал его тому янки, мне его судьба стала безразлична.       Из кобуры опять показался револьвер. Его дуло уперлось мне в подбородок, заставляя выпрямиться и встать на носки. - Так вот, Билли, из вас двоих, кто знал легенду, я предпочел тебя, - он начал водить дулом по шее. Надо ли было говорить, что любой такой выстрел подарит медленную мучительную смерть от кровопотери. Может, какое-то время мне даже удастся дышать, но в конце концов я захлебнусь собственной кровью… - Ты не представляешь, как тот gringo умолял меня продать именно тебя. Если я правильно понял, то у него вражда с твоими братьями. И очень кстати пришлась бы месть, если на кону стояла бы твоя жизнь…       Холод пробежал по спине. Встречу с полковником Барнсби, любезно устроенной Хуаресом в прошлый раз, мы втроем чудом пережили. Не хотелось даже думать, какие планы он построил бы, будь я на месте Парящего Орла.       Да, вероятнее всего, не наживи своим проступком такого врага, братья бы вернулись уже к двум телам своих родственников…И никто бы не смог бы остановить их гнев, пробужденный войной. - Они придут и за тобой, если верить твоим словам, когда поймут, в чьем плену я нахожусь. - Да, вполне вероятно, что так оно и будет. И знаешь, - с этими словами свободной левой рукой он выхватил второй револьвер и выстрелил куда-то за моей спиной. – я жду этого дня.       Он опустил второе оружие и отошел. Я расслабленно встал на полные стопы. - Подумай еще хорошенько, может, я даже отпущу тебя. И тогда вы втроем сможете преспокойно покинуть Хуарес навсегда. Но до той поры молись, чтобы Рэй и Томас здесь не появились, или, клянусь твоим богом, я разделаюсь с ними лично.       Его силуэт растворился за дверью, оставляя меня с грустными мыслями. Даже если я захотел бы рассказать ему все от и до, указать на место сокровищ, на те самые могилы возле старой часовни, он все равно не отпустил бы меня. Слишком важным я был звеном в его толстой цепи мести моим братьям.

***

      Было удивительно, насколько быстро Томас и Рэй приобретали себе новых врагов, причем на месте, казалось бы, благих деяний. Спасти маму и меня. Спасти прекрасную даму в беде. Но оба поступка не увенчались полным успехом. А ценой стало появление новых причин для беспокойства о безопасности и сохранности их близких в лицах полковника и мексиканца. Самое ужасное было в том, что с этими демонами нельзя было замириться. Они преследовали нас, куда бы мы ни направлялись. При всех моих возможностях, которые и раньше не приносили положительных результатов, я не мог им помочь ни своей верой в них, ни верой в Господа. Во всех грехах я клял распутницу-мексиканку, поссорившую братьев с Хуаресом, а затем и друг с другом. Не появись эта женщина, быть может и не было бы склоки в поселении, мексиканец не точил бы зуб на братьев, не прозябал бы я привязанным к столбу на солнцепеке. Но червь сомнения уже начал прогрызать мою душу, слова Писания переставали иметь силу и смысл. Где-то внутри зарождалась гниль, от которой я старался откреститься с помощью молитв. И это помогало, пусть только и внешне. На краю сознания начинала прорезываться мысль, что не будь мексиканки рядом, в могилу свели бы меня гораздо раньше мои собственные братья…       Она появилась ближе к вечеру, когда надоедливое солнце покинуло мою обитель, когда надоедливые вопросы Хуареса слились в единую кашу внутри моей головы, когда от колотых ран рубашка превратилась в непонятное бордовое месиво.       Ее руки сжимали тряпку, смоченную прохладной водой. Белизна ткани почти сразу же заалела, покрываясь каплями-розами…       Дьяволица молчала. Начинать разговор с ней первым не хотелось. Иногда, когда она проводила по свежим ранам, я первобытно скалился. В такие порывы я вкладывал всю душевную боль, постепенно гаснувшие искры в душе и всю злобу к женщине. Вода забирала с собой свежие налипшие струпья, обнажая поврежденную плоть, сквозь которую просачивалось гибнущее нутро. - За что он так с тобой… - прервала она тишину.       Я вскинул бровь и хмыкнул: - Будто ты не знаешь…       Остаток свидания мы провели молча. Закончив с лицом и телом, она пододвинула миску с остывшей кашей. Не развязывая рук, я стоя принимал подачку, как больной получает по ложке от сестры милосердия. Только стоящая передо мной ею совершенно не являлась, как и я больным в полной мере. Осушив кружку скисшего молока, я отвернулся. Она приняла мой знак и с тихим: «Держись.» - отправилась к выходу. Только тогда я посмотрел ей вслед и различил на ее белой блузе кровавую полосу и серый моток, переброшенный через шею. Ее бинт кровил, значит порез был свежий…

***

      Он приходил утром. Не получал ответа и оставлял меня до полудня. Мексиканец любил палящее солнце. Удивительно, что его оно не трогало, хотя его вороньи волосы никогда не покрывались шляпой. Он любил смотреть, как пот заливал мне глаза. Он громко смеялся, когда мои ноги уже не могли стоять на раскалённом песке, и очень злился, когда я, как сумасшедший, повторял одну и ту же строчку, намертво въевшуюся еще со дня неудавшегося побега. Под вечер приходила она. Каждый раз тихая, грустная. Я отказывался верить ее сострадающему взгляду, которому удалось совратить моих братьев. Но вскоре я начал различать за ними угли страха, вспыхивающее огнями, если Хуарес вдруг оказывался рядом. В один из вечеров он вошел вслед за ней, что-то крича на испанском. Кулак оставил отпечаток на ее лице. Но кроме невольно проступивших слез и расплывшегося на щеке цветка, в ней не последовало изменений. С того дня я начал различать на ней и другие его отпечатки.       Всё закольцевалось. Трудно было понять какой шел деень моего заточения. Может, счет шел уже на недели? Братья не появлялись. Их упоминания перестали всплывать в разговорах среди наемников, периодически копошившихся во дворе. Разум метался от алчного желания скорее свидеться с ними до меланхоличной мысли, что приходить за мной им не следовало бы. - А тебя он за что? - Хм? – Она убрала тряпку и отступила на шаг. Кажется, в ее глазах что-то заискрилось. - Мы оба заложники обстоятельств, связанных с одними и теми же людьми. - Ты могла избежать этого, - Холодно отметил я - Думаешь, это стоило бы того? – Она снова принялась за дело, только теперь грустно улыбаясь.       Я возмутился, стараясь убрать лицо от ее рук: - Ты еще и задаешься вопросом! Видела какими они стали по твоей вине? Как они дрались там, в поселении! – Прости, Господи, мой минутный гнев. Всему виной этот суккуб, притворившийся девушкой. - Будь они скреплены узами семьи, не разругались бы из-за какой-то женщины, - Она сделала акцент на последних словах, делая вид, что знает, как я о ней думаю по-настоящему.       Я начал багроветь от подступающего к горлу гнева. - Согласись, что я не первая, кого они делили между собой. – Меня словно окатили водой. Откуда ей знать… - Не будь меня, была бы кто-нибудь еще. Разве есть разница? - Есть, - процедил я сквозь зубы. - Когда убиваешь – что-то безвозвратно в тебе надламывается, - она пропустила мой комментарий мимо ушей, — Вот ты был до, а вот после…Поэтому ты и не можешь их узнать. Столько раз они надломили души, убивая, что они затянулись криво.       Она монотонно продолжала свое занятие несмотря на то, что я стоял в пол оборота от нее. Мексиканка была словно не здесь, а там, в том злополучном дне, о котором нечаянно обмолвилась, стараясь оправдать братьев.       Я забыл. Господи, я позабыл обо всем. Обо всех клятвах, данных тебе, семинарии, моем духовном пути, о книге, продолжавшей лежать в моем кармане. Этот плен, усталость, сокровища, сбили меня с праведного пути. Я позабыл, кем был до всего этого, кем должен был стать. Гнев затмил мой разум. Обида за братьев переросла в него, отравляя всё мое естество. Эта дьяволица, суккуб, поссоривший моих братьев, тоже был человеком, девушкой, нуждающейся в Твоей помощи от моего лица. Я должен был простить ее, как были прощены Тобой твои убийцы. Я должен был остаться собой, чтобы суметь помочь своим братьям ступить на путь истинный, после всех злодияний, сотворенных их руками, чтобы не разверзлась почва под ними и не горела пламенем адским. Я должен переступить через свою гордыню и простить ее. Помочь ей. Я был готов. - Не желаешь исповедаться? – Я постарался добавить глубины в мой угасающий голос. Озарение снизошло на меня. - Вера не спасет никого от смерти, - Отрезала она. - Бог покинул этот мир уже давно. Он бы не допустил того кошмара, что происходит в нем. И чем скорее ты это осознаешь, Уилл, тем вернее ты выживешь.       Ее ответ пришелся неожиданнее, чем все раны, наносимые Хуаресом раннее. Он выбил весь воздух из легких: - Ты не понимаешь, - Я захлебывался уверенностью в своей правоте, минувшее просветление, нахлынувшее светлыми волнами, не унималось. – Жить во грехе, о что за ужасное бремя. Обрекать себя на вечную агонию ада. - Но живешь ты здесь и сейчас. А там. Может там и нет ничего. Откуда нам знать? Я подавился желающим вырваться наружу отрицанием. Книга, казалось, прожигала кожу до характерных ожогов. Но девушку было не переубедить. Я чувствовал это. - Если ты передумаешь… - Хочешь ты того, Уильям, или нет, тебе придется повзрослеть. Твоим отказом в принятии этого послужит выстрел из револьвера. Просто представь, что будет с ними, если вдруг ты погибнешь.       На лице проступил пот. Я знал. Слишком хорошо мог представить возможные исходы, каждый из которых кончался льющимися ручьями крови. - Иногда ради близких приходится играть дьяволу на поводу. Наперекор своих убеждений. Разве не бог говорил помогать своим ближним? Он не упоминал цену, которую нам суждено заплатить за это. Что же тогда, разорваться?       Она пронзительно смотрела мне в глаза, ожидая ответа. Что-то внутри меня начало трещать по швам. - Ставить свою жизнь выше других…Это гордыня, - Пришел в конце-концов я к мрачному итогу. - И ты готов убить, защищая их? - Что?! – я поперхнулся. - Если единственный способ спасти их жизни будет представлять из себя убийство другого человека, ты будешь готов принять такую жертву? - Я не Господь, чтобы решать кому суждено жить, а кому – умирать. – Мне совершенно не нравилось, какие обороты принимал данный разговор. - А если угроза жизни будет для тебя? Тебя ничего здесь не держит, и ты готов сразу же вознестись, даже не пытаясь защититься? Разве это не уныние, которого следует опасаться? Что же, куда не глянешь, что ни выберешь, так или иначе любая дорога приведет тебя в ад. Кружка бульона, любезно протянутая мне, выпала из ее рук от моего резкого наклона головы. Остатки содержимого впитались в ржавый песок под ногами. Слова девушки, как вороны, метались и клевали остатки моих убеждений и разума. Это было испытание? Проверка на мою веру в праведность выбранного пути?.. - Умереть никогда не поздно. А жить…жить бывает порой просто необходимо. Подумай об этом, пожалуйста.       Звезды своими глазами заглядывали в мою темницу, вопрошающе мигая. Они ожидали ответа, хоть какой-то реакции.       Мариса аккуратно прикрыла дверь, оставляя меня в темноте ночи. Моя собственная темнота терялась в этом мрачном океане, отливая тем же цветом.       Если это была проверка…Я не прошел ее…