Devil's song

      Ночь полнолуния оказывается долгой и изнурительной. Друзья ни на мгновение не отходят от постели Олли, ни на секунду не оставляют его наедине с агонией, вызванной страшной болезнью, переданной ему в битве за Хогвартс. Даже сильнодействующие зелья не избавляют его от страданий полностью, лишь приглушают особенно яркие и неприятные симптомы, позволяя по крайней мере не сходить с ума от ломающей все тело боли.       Старшие товарищи наблюдают за этим с сочувствием и пониманием. Молодому Люпину было не менее тяжко, напротив, даже сложнее. Он был заражен ликантропией будучи совсем ребенком, во времена, когда лекарства от этой болезни еще не существовало, а оборотни считались бездушными и злобными существами, не заслуживающими ничего, кроме смерти. Ему приходилось скрывать свою сущность даже от самых близких друзей, пока те однажды не узнали правду. Вопреки страхам юного Ремуса, Мародеры не только не осудили его за это, но и даже поддержали, приняв решение освоить анимагию. Спустя пару лет вся компания успешно примеряла на себя животные облики каждое полнолуние и с радостью составляла компанию Люпину на его ночных прогулках.       Наблюдая за необычной группой друзей, собравшихся с разных факультетов, Ремус не может удержаться от улыбки. Олли очень повезло, что с ним рядом есть такие верные люди. Так же повезло, как и ему самому когда-то. — Это ведь только сегодня, правда? — тихо уточняет у Люпина вымотанный тяжелой ночью Алекси. — В другие разы ему будет легче?       За окном уже виднеются первые лучи солнца, а Олли удалось задремать получасом ранее. Успокоенные стабилизировавшимся состоянием друга парни разбрелись по комнатам, чтобы хоть немного отдохнуть перед очередным сложным днем. В спальне Матела остались лишь Алекс и Ремус, пожелавшие понаблюдать за ним еще хотя бы пару часов до восхода. — Будет, да, — откликается Ремус и с усталой улыбкой заглядывает в глаза Алекси с залегшими под ними темными кругами. — Тебе и самому стоит пойти спать, навряд ли Хокка задремлет без тебя хоть на минуту. — Да, я чувствую, что он не спит, — с кроткой улыбкой откликается Алекси, крепче сжимая ладонь спящего друга в своей. — Но я не хочу оставлять Олли так скоро, он многое пережил. — Понимаю, — кивает Люпин. — Ваша связь настолько сильна? — неожиданно интересуется он. — Что? — не сразу понимает вопрос Алекси. — А… Как вы поняли? — Ты ведь сам сказал, что чувствуешь, будто Хокка не спит, — с добродушной улыбкой поясняет тот. — Не знаешь, не догадываешься, а именно чувствуешь. Такое бывает лишь при очень сильной магической связи. — Да, точно, — рассеянно кивает Але. — Пожалуй, она и правда очень сильна. И иногда это пугает меня. Я… далеко не всегда могу отличить собственные чувства от навязанных магией, понимаете? Каждый раз, когда я ловлю себя на этой мысли, я задаюсь вопросом, а что я чувствую на самом деле? Но знаете… — он замолкает на мгновение, подбирая слова и слегка краснея, — я начинаю думать, что мои чувства к Йоэлю вполне настоящие. И дело уже не только в магии. Я даже… поцеловал его пару раз. И совсем не жалею об этом.       Люпин улыбается понимающе и тепло: — Обычно избранные магией пары не задаются подобными вопросами. Знаешь почему? Потому что магия не ошибается, Алекс. Она никогда не связывает душами тех, кто не готов впустить друг друга в сердце. — Никогда? — тихо уточняет Алекси. — Никогда. А те глупцы, кто сомневается и пытается разрушить эту связь, страдают вдвойне. — Разве эту связь вообще можно разрушить? Я много читал о магических узах, но никогда не встречал информации о таком ритуале.       Люпин некоторое время молчит, словно взвешивая каждое слово: — Это почти никому неизвестно. Ритуал крайне редок и невероятно сложен. Я знаю о нем лишь потому… что сам прошел через это.       Алекси удивленно моргает, прежде чем изумленно переспросить: — Вы?       Ремус грустно улыбается и закатывает рукав рубашки на правой руке, шепнув «смотри». На бледной коже оказываются едва различимы поблекшие инициалы «С. Б.». В голове Алекси мгновенно всплывает лишь одно имя: — Сириус Блэк? Но тогда я не понимаю… Почему вы решили разорвать связь?       Люпин вздыхает: — Это случилось во время Первой магической войны. Ужасное было время… Между нами произошел серьезный разлад. Сириус подозревал меня в предательстве Ордена Феникса. Мы оба были слишком молоды и слишком напуганы происходящим вокруг. И решили освободиться от связи, думая, что так будет легче пережить боль недоверия и расставания. — И как проходит такой ритуал? — осторожно спрашивает Алекси.       Ремус смотрит куда-то вдаль и отвечает негромко: — У семьи Сириуса были кое-какие связи со знающими ведьмами из Абердина. Поговаривали, что они одни из немногих в мире, кто способен на подобное. Ритуал требует крови обоих связанных и их абсолютного согласия на разрыв. Сам процесс длится всю ночь под светом убывающей луны — символа умирающей силы и освобождения. Ведьмы заключили нас в круг из золы от белой вербы, истолченного обсидиана и соли. Всю ночь они читали заклятия на древнем языке, который был почти забыт даже среди магов, — он опускает взгляд на собственное запястье, прежде чем продолжить. — Ни я, ни Сириус не представляли, насколько это будет больно. Не просто физически. Магия буквально выжигала нить между нашими душами. Казалось, каждая клетка моего тела кричала от боли, а сердце разрывалось на части. Это была не просто утрата связи — это было похоже на смерть.              Люпин замолкает на мгновение, затем заканчивает тихо и с горечью: — Я не знаю, так ли оно на самом деле, но я до сих пор чувствую, что вместе со связью потерял что-то еще. Я чувствую пустоту там, где раньше была теплая нить между нашими душами. И даже когда мы рядом, я не ощущаю ни облегчения, ни покоя.       Слова Ремуса заставляют Алекси задуматься. Его собственная связь с Йоэлем — нечто новое, пугающее и прекрасное одновременно, нечто особенное, к чему он, как ни старался, оказался готов не до конца. Он представлял себе, что встретит предначертанного ему магией человека и все будет легко и понятно. Мог ли он хоть на миг допустить мысль о том, что ждет его на самом деле? Однозначно нет, а ведь случилось столь многое… Победа Волан-де-Морта, смерть Йоонаса, болезнь Олли и эта метка, что не давала ему покоя столько лет кряду. Вначале Але решил, что метка, как и все прочее, случившееся в его жизни будто в одночасье, очередное испытание, очередная издевка судьбы и ее плевок ему в лицо, но теперь-то он понимает, что это не так. Йоэль, связь с ним и метка, знаменующая ее — то единственное светлое, за что ему остается держаться теперь, за что ему стоит побороться. — Спасибо за такую редкую откровенность, Ремус, — наконец откликается Алекси тихо. — Мне жаль, что у вас получилось так… Это очень больно слышать, но, кажется, теперь я понимаю, насколько важно быть честным с собой и с тем, с кем связывает магия.       Ремус кивает с тоскливой улыбкой и отвечает: — Именно так, Алекси. Магия связывает души не для того, чтобы их мучить. У каждой связи есть особая цель, ради которой стоит постараться, даже если кажется, что путь к ней тернист и сложен.       Слова Люпина навевают когтевранцу воспоминания о словах Йоонаса. Он не уставал повторять, что их с Хокка тандем способен стать поворотным для всего магического мира. Алекси относился к этим пророчествам с особенно сильным скепсисом. Однако прислушавшись к Ремусу, он ощущает, как в его сердце начинает пробуждаться тихая, доселе кажущаяся потерянной надежда.

***

      Даже с рассветом Йоэль так и не смыкает глаз, несмотря на давящую своей тяжестью усталость. Засыпать, держа в своих объятиях Алекси, стало его привычкой, почти одержимостью. И теперь такая глупость, но на сердце неспокойно, даже когда разум настойчиво твердит: он совсем рядом, с ним все в порядке. Неспокойно, пока руки не смыкаются на его пояснице, настойчиво прижимая к себе, как самую главную драгоценность в своей жизни.       Должно быть, тому виной встреча с дементорами… Картина с зависшими над обессиленным телом Алекси бездушными созданиями так и стоит перед глазами, напоминая о том, что Хокка мог не суметь, мог опоздать, мог потерять, и чего бы тогда стоила его собственная жизнь, лишенная самого ценного? Йоэль тяжело вздыхает, изворачиваясь на простынях. Тревога о скором будущем сводит его с ума. Ему невыносимо даже думать о том, какие испытания ждут их странную разношерстную компанию, каждого в которой Хокка успел не то чтобы полюбить, но по крайней мере зауважать и оценить, как неотъемлемую часть команды, у которой есть хоть и малый, но все-таки шанс на успех.       С тихим, едва слышным скрипом дверь спальни приоткрывается, впуская внутрь полоску тусклого света из коридора. Сердце Алекси стучит чуть чаще обычного, когда он тихонько заходит в комнату и осторожно прикрывает дверь за собой. — Не спишь? — спрашивает он почти шепотом.       В полумраке спальни Йоэль приподнимается на локте, и его глаза мгновенно находят взгляд Алекси. На усталом лице появляется мягкая улыбка. — Хотел дождаться тебя, — откликается Хокка. Он внимательно смотрит на приближающегося когтевранца и уточняет с легкой тревогой: — Все в порядке? — Да, в порядке, — медленно кивает Алекси, но голос его слегка дрожит от волнения. Он садится на край кровати, ощущая под ладонью прохладную гладь шелкового покрывала. Йоэль тут же притягивает его ближе к себе, обнимая крепко и бережно, словно боясь, что тот может исчезнуть в любой момент. — А почему мне кажется, что ты чем-то взволнован? — тихо спрашивает Йоэль и нежно убирает непослушную прядь волос за ухо Алекси. Его пальцы задерживаются чуть дольше обычного на теплой коже щеки когтевранца, словно пытаясь успокоить его одним лишь касанием.       Каунисвеси тихо вздыхает, не зная, как бы преподнести едва обретенное знание Йоэлю так, чтобы он не принял его на свой счет. Опустив ладонь на грудь пожирателя, он тихо отвечает: — Люпин рассказал мне кое-что о магических связях.       Йоэль чуть приподнимает бровь и усмехается с легким удивлением: — Да, и что же? Я-то думал, тебе известно об этом буквально все.       Алекси колеблется всего секунду, но даже этого хватает, чтобы Йоэль заметил напряжение на его лице. Вздохнув еще раз, когтевранец тихо продолжает: — Оказывается, она не необратима. Есть колдуны, ритуалы которых способны разорвать ее раз и навсегда.       Взгляд Хокка тускнеет так стремительно, что Алексу хочется провалиться под землю от стыда за неверно выбранные слова. Однако прежде чем он успевает объясниться, Йоэль слегка отстраняется от него, будто пытаясь защититься от возможной боли. — А, вот в чем дело… — произносит он с трудом, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Я понимал, конечно, что однажды ты заинтересуешься тем, как избавиться от нашей связи… Просто не думал, что это случится так скоро.       Сердце Алекси болезненно сжимается от чувства вины и отчаяния. Он поспешно придвигается ближе к Йоэлю и нервно качает головой: — Нет! Ты ведь не дослушал меня! Прости… я ужасно глупо выразился. Совсем не так хотел сказать, — он делает глубокий вдох и продолжает уже мягче: — Наоборот. Когда Люпин сказал мне об этом… я вдруг понял, что совершенно точно не хочу этого. Что разорвать нашу связь было бы самой большой ошибкой в моей жизни. Понимаешь?       На лице Йоэля сменяются самые разные эмоции: непонимание, удивление, облегчение и наконец искренняя нежность. Его взгляд теплеет вновь, а уголки губ приподнимаются в мягкой улыбке: — Я надеюсь, ты никогда не возьмешь назад эти слова. Ты здорово меня напугал такими новостями, малыш. — Прости меня… — виновато улыбается Але и осторожно касается кончиками пальцев изувеченной щеки Йоэля. Тот прикрывает глаза от удовольствия и чуть наклоняет голову навстречу ласке. Воодушевившись такой реакцией, Алекси набирается смелости и тихо признается: — И раз уж мы заговорили об этом. Я хочу быть с тобой, и дело не в связи. Я… похоже, начинаю влюбляться в тебя.       Последние слова звучат робко и почти неслышно. Щеки когтевранца заливаются жаром смущения. — А я, похоже, уже, — шепотом откликается Хокка, притягивая парня ближе к себе за предплечье. — Иди ко мне. Я умру, если сейчас же тебя не поцелую.       Алекси тихо смеется от счастья и облегчения одновременно. Он охотно придвигается вплотную к Йоэлю и даже забрасывает ногу ему на бедро, прижимаясь всем телом. Пожиратель крепко обнимает когтевранца за поясницу и, склонившись ближе, проскальзывает кончиком носа по его щеке, прежде чем накрыть его губы поцелуем.       Прикрыв глаза, Алекси охотно отвечает и самостоятельно углубляет поцелуй, отчего с губ Хокка срывается приглушенный стон. Приспешник подминает когтевранца под себя, целует еще жарче и нетерпеливее, наслаждаясь податливостью юного тела, извивающегося под ним. Але не спешит Йоэля останавливать, сам теряется в череде волнующих прикосновений, заставляющих сердце гореть, а магию внутри буквально кипеть. Сам, точно как и днем ранее, рвется почувствовать больше, провалиться в водоворот переплетенных чувств и ощущений. Не осознавая себя до конца, сам тянется к пуговицам на рубашке приспешника и поспешно одну за другой вынимает их из петель, чтобы затем скользнуть ладонью по обнаженной груди. — Алекси, — выдыхает Хокка, перехватив его пальцы и запечатлев на них нежный поцелуй, — мы не можем сейчас… — с трудом придав своему голосу твердости, напоминает он. — Мордред, Йоэль… — обессиленно выдыхает Каунисвеси. — Может быть, мы сдохнем уже на закате, какой сейчас смысл следовать дурацким законам и правилам? — Мы не сдохнем, эй, — поправляет парня Йоэль и, склонившись к его шее, оставляет череду легких поцелуев вдоль сонной артерии, выбивая из Алекси робкий стон. — И вернемся к этому разговору в первый же день ноября, если ты того захочешь, ладно? — Или не вернемся, я же не Малфой, — с обидой бормочет Алекс в ответ. — Слава Мерлину, что ты не Малфой, — ласково поправляет Йоэль и поглаживает пальцами бок Алекси. — Ты безумно красивый, просто потрясающий, и я без ума от тебя, понял? Но позволь мне хотя бы сейчас все сделать правильно, тем более, что потерпеть осталось совсем немного. — Ты на меня плохо влияешь, — с усмешкой заявляет Алекси и, разочарованно выдохнув, опускает свою голову на грудь Хокка. — Раньше я бы и сам ныл, мол «а по закону»! — И правильно бы делал, — чмокнув парня во взъерошенную макушку, настаивает Йоэль и делает глубокий вдох, в попытке успокоить разбушевавшиеся на не шутку сердце и дыхание. — Кстати, о плохом влиянии. Все никак не могу понять, почему твой отец так спокойно отреагировал на нас? — Да разве это важно? — чересчур быстро откликается Алекси, нервно поведя плечом. — Главное, что все прошло довольно спокойно, не так ли? — Ты недоговариваешь, — мягко обхватив пальцами подбородок когтевранца, настаивает Йоэль. — Эй, ну же, ты можешь мне рассказать, что бы там не было. — Я… — Алекси тяжело вздыхает и отводит взгляд, — ох, это не самая приятная история, не хотел бы я портить ею еще не начавшийся день. — Даже если так. Я разделю это с тобой, если ты готов рассказать, — напоминает Хокка.       Алекси мнется еще несколько секунд, нервно покусывая губы, но затем, переведя дыхание, сдается. Удобнее устроившись в объятиях Приспешника, он устремляет взгляд в потолок и тихо начинает говорить: — Должно быть, встреча с тобой натолкнула его на воспоминания о прошлом. Уж он как никто другой должен понимать, что с неверного пути еще можно свернуть. Отец сам едва не вступил в ряды Пожирателей. Он чистокровный маг из древнего рода и талантливый траволог, поэтому интерес с их стороны к нему был вполне понятен… До знакомства с мамой его взгляды были очень радикальны, поэтому идеология пожирателей ему очень даже откликалась. Неудивительно, что он примкнул к рядам едва образовавшихся Вальпургиевых рыцарей, — он делает паузу и тяжело вздыхает, прежде чем продолжить. — Последние курсы Хогвартса и еще пару лет после он был в приближенном внутреннем круге Реддла. Думаю, не мне тебе рассказывать, как сильно тот изменился в те годы… — Да, увы, я наслышан, — кротко откликается Йоэль. — В общем, чем безумнее становились идеи Тома, тем яснее отец понимал, что ему не место в рядах приспешников, — заключает Алекси. — Когда дело дошло до инициации и принятия метки, он дал заднюю и сбежал. Пока был в бегах, встретил маму, — с печальной улыбкой продолжает он, — влюбился в нее с первого взгляда. Вскоре они поженились по всем маггловским законам, которые прежде отец так сильно презирал, и уже через год после свадьбы у них родилась дочка.       Йоэль вздрагивает, вспомнив жестокие слова Драко. Пожиратели смерти убили сестру Алекси — маленькую, ни в чем не повинную девочку. Сколько ей тогда было? Пять? Шесть? Он сжимает кулаки, стараясь подавить гнев и отвращение к самому себе. Ради чего они проливали кровь невинных детей? Ради власти, ради безумных амбиций Лорда? — Они много путешествовали по миру, ведь оставаться на месте после предательства Реддла значило подписать себе смертный приговор. Долгое время им удавалось. Жизнь шла своим чередом, семья стала больше с моим появлением годом позже, — продолжает тихо Алекси. — Когда мне исполнилось пять лет, мы остановились у дальних родственников отца на острове Норт-Уист. Там было спокойно и тихо. Мы впервые почувствовали себя в безопасности. Отец увлекался созданием зелий и часто брал Дженни с собой в лес собирать травы. Она любила эти прогулки — собирала цветы и плела венки…       Алекси тяжело вздыхает, закрывая глаза и прижимаясь лбом к плечу Йоэля. — В тот день отец вернулся один… Он нес на руках ее маленькое бездыханное тело. Я никогда не забуду выражение его лица: отчаяние, ужас и вина одновременно… Позже я узнал, что это были даже не самые приближенные приспешники Волан-де-Морта — так, мелкие исполнители грязной работы. Они хотели заставить отца вернуться к Лорду, угрожая ему убийством дочери. Он согласился на все ради спасения Дженни, но то ли палочка одного из Пожирателей дала осечку, то ли отец ответил им слишком поздно… Этого я не знаю и, наверное, не хочу знать.       Йоэль чувствует как глаза начинает саднить от подступивших слез. Ему хочется сказать хоть что-то утешительное, что-то, чтобы Але почувствовал, что он не один, но что он может? Никакие слова не залечат раны от потери близкого и любимого человека. — Мне очень жаль, что тебе и твоей семье пришлось пройти через такое, — шепчет Хокка, крепко прижимая парня к груди. — Ты остался один у родителей? — Да. После того случая мама замкнулась в себе. Она перестала улыбаться и почти не выходила из дома. Ее преследовал страх потерять меня тоже. Я помню ночи, когда она просыпалась в слезах и бежала проверять мою кровать. Когда я получил письмо из Хогвартса, она умоляла отца не отпускать меня туда. Но он понимал, что если я останусь дома навсегда, они окончательно сломают меня своим страхом. — Когда ты сбежал ради сопротивления, ей, наверное, было особенно тяжело, — печально заключает Йоэль. — Я знал это, — виновато кивает Алекс. — Но я не мог сидеть сложа руки и смотреть на то, как мир рушится вокруг нас. Я должен был попытаться хоть что-то изменить. — В любом случае, я верну тебя ей целым и невредимым, завоюю ее радушие, — с кроткой улыбкой заявляет Хокка.       Алекси тихо усмехается, несмотря на стоящие в глазах слезы: — Было бы здорово.       Прикрыв глаза, когтевранец делает глубокий вдох, стараясь сосредоточиться на прикосновениях теплых ладоней Йоэля, поглаживающих его по спине. Сейчас ему кажется эфемерной и далекой возможность того, что однажды Хокка впрямь встретится с его родителями за тихим семейным ужином. В разгар кошмара, творящегося в магическом мире, это ощущается чем-то на грани фантастики, чем-то, чему не суждено однажды случится, однако кто Але такой, чтобы не попытаться в это хотя бы поверить? — Странно, что Северус не упомянул о твоем отце, когда я спрашивал у него о тебе, — задумчиво шепчет Хокка, нарушая едва успевшую устояться тишину.       Алекси пожимает плечами: — Возможно, он даже не знает о нашем родстве. Отец сменил фамилию после свадьбы на мамину — думал, так будет безопаснее для нас всех.       Йоэль мягко касается губами его лба: — Прости меня за все эти вопросы. Я вижу, как тебе тяжело вспоминать об этом сейчас. Тебе нужно отдохнуть. — Не уверен, что смогу уснуть, — с сомнением протягивает когтевранец. — Попробуй хотя бы закрыть глаза и расслабиться, — тихо предлагает Йоэль, ласково улыбнувшись. — А я спою тебе кое-что. — Ты серьезно? — с добродушной усмешкой уточняет Алекси и оглядывает Приспешника с легким недоверием.       Но Йоэль уже поправляет одеяло на плечах когтевранца и начинает тихо напевать мелодию на незнакомом тому языке. Его голос звучит нежно и глубоко. Слова песни текут плавно и мягко. Это древняя колыбельная на одном из старых северных наречий — та самая песня, которую он часто напевал сам себе в детстве бессонными одинокими ночами. Тогда она помогала ему справиться со страхом перед жестокостью мира вокруг, теперь же он надеется подарить хоть немного покоя тому единственному человеку, к которому успел проникнуться всей своей темной душой.       Постепенно дыхание Алекси становится медленным и глубоким, напряжение покидает его тело с каждым новым куплетом песни. Он не замечает момента, когда погружается в сон — глубокий и спокойный сон без кошмаров впервые за долгое время.       Йоэль продолжает петь еще несколько минут после того, как когтевранец засыпает у него на груди. Затем осторожно целует его в висок и шепчет почти неслышно: — Спи спокойно, Але. Я больше никому не позволю причинить тебе боль.

***

      Вечер наступает быстро и незаметно, и приносит с собой тягостную, неестественную тишину. За окнами уже не различить ни травы, ни тропинок — только темные силуэты деревьев, колышущихся на ветру. В гостиной собирается вся небольшая команда, оставшаяся от сопротивления. Их лица освещают теплый свет камина и мягкие огни многочисленных свечей, парящих по периметру комнаты. В центре стола, за которым собрались маги, разложена карта Малфой-Мэнора — неровные линии, нарисованные Йоэлем по памяти, покрыты пометками и стрелками. Пока остальные отдыхали и пытались хоть немного набраться сил перед предстоящей ночью, Йоэль в одиночестве восстанавливал в памяти каждый коридор и каждую потайную лестницу особняка. — Я знаю Мэнор достаточно хорошо, чтобы пройти туда без особых трудностей, — нарушает тишину Хокка негромко, но твердо, словно старается убедить не только друзей, но и себя самого. — Я отправлюсь к Драко и попробую убедить его перейти на нашу сторону. Он всегда был ведомым. Возможно, поддастся уговорам. Если нет, то хотя бы не выложит остальным о моем визите, в этом я почти уверен. Так или иначе, я попытаюсь узнать у него, где спрятан последний крестраж. Конечно, ему вряд ли доверили такую информацию напрямую, но Драко частенько подслушивал разговоры отца — мог что-то услышать.       Алекси резко вскидывает голову, тревожно заговорив: — Нет. Ты не можешь идти туда один. Это слишком опасно, Йоэль. Если что-то пойдет не так, мы не успеем тебе помочь.       Йоэль мягко улыбается, взглянув Алекси в глаза: — Я справлюсь. Поверь мне, я знаю, как вести разговор с Драко так, чтобы не вызвать подозрений. К тому же, он будет потрясен моим появлением, ведь наверняка думает, что убил меня тогда… В тот день, когда мы были там вместе.       Алекс остается непреклонен: — Я не оставлю тебя одного там. Если ты собираешься внутрь, то я пойду с тобой.       Нико вмешивается в разговор, задумчиво постукивая пальцем по карте: — Алекс прав. Мы должны обеспечить поддержку изнутри. Пока Йоэль отвлекает Драко и ищет крестраж, мы с Алексом можем заняться поисками Снейпа.       Хокка резко перебивает его: — Это слишком опасно! — Да заткнись ты хоть на минуту и выслушай! — восклицает Нико, и оборачивается к Блэку: — Сириус и Ремус выбрались из Хогвартса только благодаря мантии-невидимке, верно?       Блэк молча кивает. — Значит, если мы воспользуемся мантией, сможем пробраться в темницу незамеченными для охраны.       Сириус внимательно слушает спорящих приятелей и наконец решительно произносит: — Это разумно. Я согласен. Я пойду следом за вами. Буду держаться в тени и подстрахую вас на случай непредвиденных обстоятельств. Такой вариант тебя устроит, Хокка? — уточняет он, пристально взглянув на Приспешника.       Тот открывает рот для возражения, но Алекси кладет ладонь на его запястье и настаивает: — Устроит. Я не буду сидеть сложа руки, пока остальные рискуют жизнью, Йоэль. Я иду с тобой.       Ремус мягко улыбается Алексу и опускает взгляд на карту: — Значит так. Разделяемся на две группы. Йоэль займется Драко и поиском крестража, Алекс и Нико попытаются освободить Снейпа, Сириус обеспечит поддержку внутри поместья. Внешний периметр… Олли и Томми отвлекут дементоров и расчистят нам путь для отхода, — предлагает он и поднимает взгляд на пару друзей.       В один голос они отвечают: — Мы справимся.       Ремус продолжает: — Я останусь снаружи и прикрою вас от Пожирателей. Они наверняка патрулируют территорию. Если кто-то заметит вас или вмешается, я их задержу.       За словами Люпина следует тяжелая пауза. Каждый мысленно прокручивает план еще раз. Он кажется слишком простым, почти примитивным. Но что еще они могут сделать? Им неизвестно ничего о том, что происходит сейчас в особняке: сколько охраны, где ловушки. Любая ошибка может стать для них фатальной.       От тревоги воздух едва не искрит. Да, никто не говорит вслух о своих опасениях, но напряжение и страхи пронизывают каждого. — Ты уверен, что справишься с Драко? Что найдешь крестраж? Если он вдруг… если он вызовет подмогу, тогда все остальное уже не будет иметь значения. Мы можем просто не выбраться оттуда живыми, — голос Алекси срывается на шепот, когда он заглядывает Хокка в глаза. — Я уверен, Але, — сразу же отвечает Йоэль. — Даже если что-то пойдет не так, я смогу найти выход оттуда, но вот вам придется быть предельно осторожными. Даже когда вы найдете и освободите Северуса, наверняка он будет очень слаб и станет тормозить вас. — Мы разберемся, — с пониманием кивнув, откликается Нико. Но даже он не может скрыть дрожь в голосе, пальцы его невольно сжимают рукоять палочки, словно ища в ней опору.       В комнате становится ощутимо холоднее. Алекси нервно приглаживает волосы, Олли рассеянно перебирает амулеты, висящие на его поясе, даже кажущийся внешне спокойным Сириус Блэк заламывает пальцы, надеясь унять этим тревогу. Каждому ясно, что малейшая оплошность — и они окажутся в ловушке, окруженные пожирателями смерти. Шансов на спасение при таком исходе почти не останется.       Люпин первым поднимается со своего места. Его взгляд строг и тревожен, в нем нет ни капли былой легкости. Прочистив горло, он обращается к остальным так глухо, будто и сам не до конца верит в удачный исход: — У нас осталась всего пара часов на подготовку. Проверьте свои палочки, возьмите все необходимое и постарайтесь немного отдохнуть перед операцией. Сегодняшняя ночь потребует от нас максимальной концентрации.       Нико кивает, Томми молча уходит в свою комнату, Матела задерживается у двери чуть дольше, чем обычно, словно хочет что-то сказать напоследок, но так и не решается. Один за другим они исчезают в коридорах, пока не оставляют Йоэля и Алекси наедине. Бок о бок они замирают у окна, вглядываясь в темные тучи, укрывающие собой переливающуюся серебристым светом луну и редкие звезды.       Хокка осторожно обхватывает ладонь когтевранца своей рукой и, склонившись к его лицу, тихо уточняет: — Ты ведь знаешь, что я ни за что не смогу простить себе, если с тобой что-то случится? — Знаю… как и я, — тоскливо отвечает Алекси. Его улыбка выходит натянутой, но в ней все еще теплится упрямая надежда. Он переплетает их пальцы. — Обещай быть предельно осторожным, и я буду тоже. — Обещаю, Але, — шепотом откликается Хокка и медленно тянется к губам Алекси поцелуем. Он выходит долгим и нежным, как последний глоток воздуха перед падением в морскую бездну, перед тем как задохнуться.       Снаружи вдруг раздается короткий резкий звук, будто кто-то случайно уронил что-то металлическое. Оба вздрагивают, невольно отпрянув друг от друга, и оборачиваются на дверь. Даже самые безобидные шумы сегодня кажутся зловещими предвестниками беды. Взглянув на растерянного когтевранца вновь, Йоэль глухо обращается к нему, вновь взяв за руку: — Идем, Але. Нам предстоит долгая ночь.