Полосатый свитер

— Ты должен быть умным, а не таким долбоебом, как сейчас, урод, — низкий голос мужчины звучал тихо и злобно. — Прости. Пятнадцатилетний Эмерсон стоял перед отцом, опустив голову. Он боялся показать, что плачет. Тонкие пальцы рук потряхивало, Эми пытался спрятать их за спиной. — Руки. — Нет, пожалуйста… Мужчина схватился за тощее запястье и развернул его к себе, заставив Эмса громко всхлипнуть от испуга и поступившей боли. — Что это? — На улице. Кошка поцарапала, — Эми вытягивал фразу долго, с остановками, старался не выдать дрожащий голос. Невероятная тревога завладела телом, он пошатывался и боялся взглянуть на лицо папы. — Ещё и врёшь мне, мерзавец. Если хочешь умереть — режь вдоль. Я отговаривать не буду, мне не нужен такой слабый сын.

***

Эмерсон открыл глаза. От ужасающего воспоминания полились струйки слёз. Барретт судорожно посмотрел на свои руки, убедившись, что новых порезов не было. Его лицо отображало дикость, страх, потерянность. В ночной тьме стали показываться черные силуэты, которые словно прожигали своими безумными взглядами, он почувствовал себя таким беспомощным. Игра фантазии не переставала пугать, силуэты бегали вокруг, показывали пальцем. Кажется, из-за самого тёмного угла послышался шорох, напоминающий смех. Чувство, будто неизвестные голоса пробрались в мозг. Барретт придвинул колени к груди, склонил голову. — Заткнитесь. Заткнитесь, ЗАТКНИТЕСЬ, — крик пронёсся до лестничного прохода, зазвенев эхом где-то далеко. Силуэты растаяли и впитались в холодные стены, словно ничего и не было. Эмс последний раз вдохнул, понимая, что дальше начнёт терять способность ровно дышать. Тело сковало, ногти впились в кожу, не позволяя разъединить руки и нормально лечь на кровать. Напуганный, сломанный двадцатидвухлетний мальчик продолжал плакать и трястись, покачиваясь вперёд-назад, будто продолжение своего ночного кошмара. — «Когда это всё закончится…» Уснуть так и не получилось, через час дыхание выровнялось. Разъединил руки, расправил ноги и просто лежал, не чувствуя себя кем-то, просто массой затухающей энергии. Находился в неизвестном состоянии, будто всё вокруг — иллюзия, ложь. Ближе к восьми часам утра, Эмс встал с кровати, синяк на ноге всё ещё тянул вязкой болью. Хочется облить лицо холодной водой. — «Интересно, Ремингтон спит?» — пронеслось в голове.

***

Парень давно не спал, он уже выспался. Ходил по комнате, что-то бубнил под нос, часто посматривая на часы. Ему не терпелось уже выйти на работу, но до неё ещё долго. Реми хотел написать Эмерсону, единственное, что его останавливало — он думал, Эмс спит, ведь такое время слишком раннее для людей, которые ночью гоняют по барам. Реми жаждал общения, тактильности, но единственный, кто у него был — закрытый, пассивный, не желающий существовать в социуме Эмс и ещё несколько ребят с работы. Да, парень знаком с множеством людей, но для него они не были интересными, они не приносили никакого удивления, восхищения, хотя на чёрные дни и их можно разглядеть. — Интересно, как выглядит этот Себастиан… Ремингтон не долго искал Данцига, парень знал имя и фамилию Эмерсона, далее не сложно было найти его соц. сети и публикацию художника вместе с длинноволосым парнем, который был отмечен, как «Sebastiandanzig». Сделал для себя какие-то там выводы, да и занялся собой. Натянул на стройное тело водолазку в чёрно-белую полоску и чёрные джинсы, рваные на коленях. Юноша уже собирался выйти, как вспомнил, что не накрасился. Лейт обожал выводить у глаз стрелки, рисовать подводкой маленький крест на щеке, а на веки наносить контраст яркими тенями. В этот раз он выбрал красный цвет. Полюбовавшись отражением в зеркале, Реми захватил черное пальто и вышел из дома. Всё-таки не сдержался и написал Эмсу простое: «Привет! Прости, если разбудил»

***

Телефон издал звук, от которого художник немного шелохнулся. «Сообщение от Странный бармен Ремингтон» — «Привет! Прости, если разбудил» — «Не разбудил, что надо?» Реми не ожидал такого быстрого ответа, сразу возник вопрос: почему Эмс не спит? Он его обязательно задаст при следующей встрече, если она будет. — «Ничего не надо» — «Ладно.» Эмерсон вскинул бровью, поразмышляв о сообщениях. «Чем я его так зацепил…» Он не понимал Ремингтона вообще. Но факт того, что появился новый знакомый, чуть‐чуть успокаивал, хоть и пугал одновременно. Может стоит написать Себастиану? Эмерсон принял свою ошибку, он очень хотел вернуть их общение. А если всё только станет хуже? Нет, не надо ему писать. Попозже. Юноша не хотел выходить сегодня на улицу, но, в животе резко закололо. Все эти дни ничего не попадало в желудок. Парень поел немного до ссоры с Себом и всё. Наверное, от этого его слабо подташнивало. Дома еды нет. Странно, но, когда пустота — это единственное, что есть в организме, все физические ощущения притупляются. Словно через барьер на жизнь смотришь. Сейчас бы очень помогли продукты, которые купил Себ, но Эмерсон их выбросил. М-да… Остался только холодный чай, хоть и давно не холодный. Бутылка опустошилась буквально за несколько секунд. Не сильно помогло. Да, Эми не чувствует голода относительно давно, но он старался кушать, прекрасно понимая, что долго без еды не продержит. Бывало, парня так всё доставало, что тот подолгу не ел, должно быть… Наказывал себя? Его совсем выбили из колеи последние события. Придется идти в магазин. А до магазина долго… Правильная мысль пришла в его голову: в баре же должно быть хоть что-то съедобное. Барретт достал телефон и отправил сообщение Лейту: — «В меню бара есть еда?» Ответа не последовало. — Наверное занят. Что ж, голодать мне не впервой. Реми просто не услышал, что ему пришло уведомление, уличный шум заглушил. Дойдя до ещё не работающего бара, Лейт всё же залез в телефон. Приятно удивило, что в этот раз Барретт сам написал ему. Пусть не очень вежливо, ну хоть так. — «Привет! Сэндвичи всякие… А что?» — «Я тогда зайду, есть хочу.» — Неа, он не хотел есть, но куда легче сказать так, чем: «У меня уже который месяц отсутствует чувство голода, это связано с пониженной активностью и другими хуйнями, которые указывают на какие-то ментальные проблемы, о которых я даже думать не хочу, ведь привык обесценивать всё, что случается со мной.» — грустновато? Ещё как. Поэтому Барретт и молчит в тряпочку. — «Бар не открылся ещё, но можешь зайти, я не против!» — Отлично. — бросил Эмс. На смартфон пришло ещё одно сообщение: — «Ой, сегодня холодно! Оденься тепло! (я не намекаю на свитер, нет нет нет)!» Вид из окна правда выглядел прохладно. Осень, как-никак. Парень надел черные брюки, футболку и поверх новый полосатый свитер. Были подозрения о сильной ветрености, но на свой страх и риск он надел любимую шляпу. С её полей свисали бусины и отрывки бежевой ткани. Художник получал некое эстетическое удовольствие, просто смотря на шляпу ‐ своё творение. В баре непривычно тихо. Реми протирал стойку, тут в заведении появился Эмс. — Ой! Привет, Эмерсон! — Барретт вошел настолько тихо, что бармен слегка испугался. — Привет. — Сэндвич с курицей или ветчиной? — Курицу. — Окей. Кстати, ты очень круто выглядишь! Прикольная шляпа, — Реми, как всегда энергичен и добр. Он также глупо улыбался и забавно пританцовывал под такт музыки, которую сам и напевал. — Спасибо. — Тебе идёт! — бармен окинул взглядом свитер гостя и ушел на кухню. Послышался звонкий голос: — Эмс, тут ещё и яйца есть, давай я яичницу сделаю? — Ладно. — «Да какой к черту Эмс?! Мы что, пять лет знакомы?» Эмерсон раздражен, вымотан, и это заметно. Так ещё и двухдневный голод давал о себе знать, парню поплохело. Присел за барный стул. Тишина успокаивала. Конечно, она изредка надрывалась жестяным гулом из другой комнаты, но это не особо мешало. Завывания ветра слились со стенами. Если поразмышлять, то, на деле, нет нигде никакой тишины, тогда, что это? Есть ли у каждого человека своя любимая тишина? А ведь существуют люди, которые просто её не любят. Таких личностей Эмерсон не поймёт никогда… Через десять минут довольный своей работой Ремингтон нёс в руках две тарелки, в одной сэндвич, разрезанный пополам, в другой — яичница. — Приятного аппетита, Эмс! — Спасибо большое. — Ну, рассказывай, почему не спал в восемь утра? — Ремингтон сел около Эмса, облокотив голову на ладони. — Не хотел, — обрезал Барретт, прожевывая завтрак, вкусный, кстати. — Сделаем вид, что я поверил тебе, дизайнер. Водички? Эмерсон зло посмотрел на собеседника и отвел взгляд в сторону. — Не отказался бы. Стакан с водой тут как тут появился в руке Лейта. — Спасибо. — Как нога? — Нормально. — Да ёпт, Эмерсон, что с тобой? Ты и так был молчуном, а сейчас вообще. Что-то ещё случилось? — Ремингтон, дай доесть спокойно, не действуй на нервы. Мы знакомы всего ничего, — Эмс не хотел вспоминать утро. Но от этого моторчика хер что скроешь, разузнает ведь, подлец. — Как скажешь! Но я узнаю правду! — что и требовалось доказать. — Слушай, может позже я тебе всё расскажу, отвечу на любой вопрос, но не сейчас, пожалуйста. Сам же знаешь, как меня хуёвит. Я не хочу срываться ещё и на тебя, — Эмерсон сделал глубокий рваный вдох, удивляясь, что смог сказать так много и так правильно. — Хорошо! Спасибо, что объяснил! — Обращайся. — Какие планы? Захотелось пропустить смешок, но его пришлось сдержать. Куда ещё Эмерсон может пойти, кроме дома? — Никаких. — Понятно… Тогда ты сейчас домой? — Да. — Окей! Кстати, сэндвичи и яичница тоже за счет заведения! — Он издевается или нет? — В этот раз я точно заплачу. Ремингтон, у меня достаточно денег, — Баррет положил на стол купюру десяти долларов, которой вполне хватало, для оплаты завтрака, даже слишком. — Ну ладно, раз уж так хочешь! — Зайдёшь сегодня вечером? — уже почти у выхода прозвучало слишком близко к затылку, Эмерсон аж отпрыгнул. — Блять, Ремингтон, ты так быстро перемещаешься! Нет, не зайду. — Ну, как скажешь, пока! Уже дойдя до дома, Эмс протянул руку в карман джинсов и помимо ключей достал десять долларов. — Ремингтон, долбаеб, блять! — зарычал недовольный. Этот хитрец подсунул их незаметно, когда подбежал со спины к Баррету. Новое уведомление. — «Надеюсь, ты не сильно сердишься. Ну не могу я брать денег со своих» — «Я сильно сержусь.» — выдал Эмерсон и зашел в квартиру. Этот Ремингтон‐до‐невозможности‐доставучий‐моторчик‐позитив‐Лейт снова обвел Эмерсона вокруг пальца. Давно стало понятным, что хоть художник и любит быть в одиночестве, это всё-таки ему очень мешает. Появляются навязчивые мысли, пустота, которая есть всегда, становится сильнее, будто утягивает в тьму, где невозможно искренне чувствовать какие-либо эмоции, кроме страха. Эмерсон становится более уязвимым. На часах 10:12. Барретт бы лёг спать, но что-то совсем не хотелось. Руки сами потянулись к листу бумаги. Есть желание нарисовать не то, что обычно. В голову пришла интересная идея. Эмс захотел нарисовать бар, где он недавно был. Только художник не детально помнил его интерьер. — «Ремингтон, можешь прислать фото бара со стороны входа?» — "Окей! А зач?» Цокнул языком. Не поймёт он эти сокращения слов ленивой молодёжи, две буквы дописать не в состоянии. — «Хочу порисовать.» — «Ух ты, потом покажешь! Вот, лови!» — «Спасибо.» Когда не детальный рисунок был готов, часы показывали 11:45. Барретт приступил к интерьеру. Неплохой, кстати. Такому придирчивому художнику понравился, как выглядел бар, удивительно. Помещение, также, как и квартира Эмса, выполено в тёмных цветах. Кирпичные стены, завешенные разными картинками, широкие окна, уходящие в пол, украшают растения, стоящие в промежутке между. А сама стойка каменная, хоть и имеет такой же «фундамент» из тёмного дерева. За ней просчитаны напитки, расставленные по стеклянным полкам. Различная жидкость в бутылках симпатично отражает свет от большой люстры на потолке и подсветки по его краям. Детали в рисунке — лучшее, что есть на свете, как считал парень. Он может вырисовывать их часами подряд, а то и днями, смотря на каком формате он рисует. Торопиться некуда, даже наоборот, нужно потянуть время до того, как Эмс захочет лечь спать. Можно ещё цвета добавить, что не очень- то и любил художник.

***

Работа осмотрена уже который раз, чтобы не допустить пропущенный штрих или любой другой нюанс. Закончено. Можно ложиться спать. Барретт заглянул в телефон, посмотреть на время: 20:24 и сообщение от «Странный бармен Ремингтон»: — «Ну что? Закончил?» — время отправки — 16:40 У Эми приподнялись уголки губ, понимая, что в примерно то время он сделал только чуть больше половины. — «Да, доделал.» — Ответил Эмс, представляя, как Ремингтон недопонимающе похлопает глазами, после просмотра сообщения. — «Ты чё, 12 часов рисовал?» — «Получается.» — «Покаж!» Эмерсон отправил фото своего рисунка. Ответ слишком долго печатался, это даже насторожило. — «ААААААААААААААААААААААААААААААА ЕБАТЬ НАХУЙ БЛЯТЬ, ЭМС, ЭТО Ж… ЭТО! ЭТО НЕВЕРОЯТНО. КАК?!!??!» — ого, какие мы эмоциональные. — «Пхах, вот так. Спасибо.» Работа правда получилась очень хорошо: ровные линии, несмотря на лёгкую тряску рук во время работы, приятные глазу цвета, отличная перспектива и общее настроение изображения было таким… Комфортным? Эмс ещё немного позалипал на созданное и отправился в единственный его дом, который хоть как-то может помочь — кровать. Очередной кошмар, от которого Барретт не стал просыпаться. Он чувствовал, как сон забирает его силы, но что уж тут поделать… Может когда-то он сходит к психологу. Утро. Плохое утро, сил нет. Не обошлось без сообщения от бармена. Этот день Эмс посвятил телефону. Он не вылезал из кровати и залипал на разные глупые видео. Вечером ему снова написал Ремингтон. — «Привет! Как ты?» — «Нормально.» — «Ладно! Зайдёшь?» — «Не.» — «Окей, отдыхай, Эми!» — А это что ещё за «Эми»? — мысленно возмутился. Хотя, не сказать, что такое обзывательство неприятно. Непривычно. Барретт не особый фанат всех этих ласкательно-уменьшительных, опять же, они слишком далеки от его чёрствой натуры. Может, ему даже понравится, если привыкнет. На этот раз не было тревожных снов. По окнам яростно бил дождь, напоминая художнику удары о барабаны в тяжелом роке. Звук напрягал, не давал ещё чуть поспать. Обидно. Эмерсон лениво потянулся и направился в ванну, надо бы голову помыть. Стало ужасно неприятно от осознания, что он не мыл её уже дней пять. Дождь всё также продолжал барабанить. В квартире стало холодней. Из-за мокрых волос, Барретт, который ходил по дому в лишь растянутой футболке и трусах, съёжился от подступившей прохлады. Пришлось надевать спортивные штаны и свитер, подаренный Лейтом. Художнику этот подарок ну очень понравился. — «Надо, как-нибудь ещё раз поблагодарить Ремингтона» — проявила себя совесть. — Согласен. — разговоры вслух со своей доброй стороной уже являлись некой традицией. Кажется, это помогает не сойти с ума. Новое уведомление на телефоне. — «Привет, Барретт! Можешь поговорить?» Эмерсон является социально‐тревожным интровертом, он терпеть не может разговаривать по телефону. «Но, может, что-то важное?» — снова заговорила совесть. — Да знаю я, замолчи. — Странно наблюдать со стороны, как Эмс разговаривает со стулом. — «Да, могу.» Сразу поступил звонок. — Алё, короче, Эмерсон, у меня такая ситуация. Ну, в баре сейчас… Ну ты же знаешь что скоро Хэллоуин? Так вот, типа в баре… — Ремингтон так быстро и непонятно затараторил, что Эмсу потребовалось несколько секунд, чтобы хоть немного разобрать услышанное. — Стой, медленно говори, я ничего не понимаю. — Да-да. Короче, скоро Хэллоуин, и в баре будет делаться перестановка и украшение зала. Но я в этом не участвую, меня освободили. Надо где-то переждать часика два до вечерней смены. А домой мне ехать долго… Стало понятно, к чему клонит Ремингтон, а, честно говоря, не хотелось понимать. — Ну и, у меня хочешь переждать? — Ага! Эмс раздражённо закрыл глаза и вздохнул, пожалев, что дал свой адрес. — Ладно. Когда придёшь? — Ура! Спасибо огромное! Часам к шести! — Голос Ремингтона на секунду зазвенел, будто колокольчик, была слышна его улыбка во все зубы. — Ладно, дверь открою, заходи, я редко сижу в гостиной, не услышу стук. — Окей, до встречи! До шести ещё много времени. Раз уж такое дело — стоит убраться. Особенно в спальне, по совместительству — местом, где парень рисует. На полу валялись пустые банки от энергетиков, скомканные листы и много другого хлама, стол заставлен кружками, постельное бельё мятое, двери шкафа вот-вот откроются, и из него выпадет огромный ком одежды. Кошмар, короче. Эмерсону понадобилось три часа для утилизации всего мусора из дома. Он выкинул четыре мешка из двухкомнатной квартиры. Мощно. Лимит потраченной энергии привышен, и ноги сами потянули к кровати. В любом случае, до прихода Ремингтона ещё два часа. … So I embrace the terror My soul is yours to keep. Тело окутало жаром. Невозможно подвинуться, вдохнуть. Тревога завела сердце, которое с невероятной скоростью гоняло кровь по сосудам, приводя руки в судорожную тряску. Эмерсон в квартире один. Ему сложно понять, во сне он или нет. Голову разрывает от боли, которая ощущалась дымом, прожигающим изнутри, заставляя сжать глаза как только можно. Вдруг Барретт останется так навсегда? Тревожен и одинок? Ремингтон не придёт сегодня, он не захочет, ему станет мерзко общаться с Эмерсоном и он придумает тупую отмазку? Горечь своих мыслей влилась в покрасневшие глаза, приказав им слезиться. Дождь бил уже не по стёклам, а по голове, надевая на неё терновый венок, сдавливающий ещё сильнее. Душно, нужно открыть окно, сделать хоть вдох. Ком в горле перекрыл возможность закричать, выпустить всё, что скопилось. Страшно. Одиноко. Неизвестна причина панической атаки, но это не отменит её отвратительную мерзость. Самое жуткое, что может случиться, так это полностью потерять контроль над телом, превратиться в холодную, беспомощную статую, внутри которой бушует стихия. О беспомощности… Действительно ли помощи нет? — Эмс, ты спишь? Ремингтон всё-таки тут. Он зашел в спальню художника, ему потребовалось немного времени, чтобы заметить трясущиеся руки, рваное дыхание и выступающие слёзы у уголков глаз Барретта. Кинулся к трясущемуся телу. Лейт растерялся при виде такого измученного Эмерсона. Маска безразличия с треском разлетелась, теперь видна настоящая эмоция художника, а не поддельный холод. — Эй, эй, так. Ты можешь что нибудь сказать? Что мне делать? Как помочь? Ответа нет. — Ладно, Эми, всё будет хорошо, дыши. — Ремингтон стянул одеяло и откинул его куда-то в сторону. Свой опыт ему подсказывал дальнейшие действия. Парень открыл все окна в комнате, дал прохладе ворваться в помещение. Сел на кровать рядом с художником. — «Можно ли дотронуться до него?» — На месте Эмса, Лейт бы очень хотел, чтобы его обняли в похожей ситуации, но Эмерсон — это далеко не Ремингтон: он вздрагивает от любого шороха, что уж говорить про тактильность. Надо уже что-то делать. Одну руку Реми подложил под спину художника, другой — обхватил его талию и потянул на себя, позволив Барретту прислониться головой к груди Ремингтона. — Прости, Эми, я не знаю, что делать, если тебе неприятно — покажи это, сделай что-нибудь! — прозвучал хрипловатый голос, дрожь которого парень пытался спрятать. Эмерсон даже глаза не открыл, а если и мог- то всё равно не открыл бы. Он был в сознании, что огорчало. Его трясло, продолжали литься слёзы. Однако тепло рук Ремингтона чуть-чуть успокаивало. В комнате уже стало холодно, по спине Лейта пробежали мурашки, но он продолжал обнимать Баррета, защитив художника от всего мира своими руками. — Всё, всё, всё. Я с тобой, я здесь, всё будет хорошо. Дыши, Эми. Успокаивающие фразы словно тёплым светом разливались по телу, нельзя сказать, что сразу всё пришло в норму, но начало понемногу отпускать. Рваное дыхание обжигало шею. Рем наклонил голову, в надежде ещё сильнеё спрятать Эмерсона. Их лица были близко, как никогда раньше. Аккуратно, еле-еле касаясь его, Реми убрал мешающие волосы Эмса, намокшие от слёз. Темные пятна под глазами сильно контрастировали с бледной кожей, что Рем раньше не замечал… — Эми, зачем же ты так с собой? — протянулось шёпотом. Зелёные глаза совсем слабо открылись… Пустые, до забвенного ужаса напуганные. Снова тело окутало льдом. — Прости. Белые шрамы на руках, плечах, выглядывающих из-под свитера. Ремингтон раньше не замечал их из-за большого количества браслетов у Барретта. Юноша закрыл глаза и опрокинул голову наверх. Из глаз покатилась слеза, которая быстро смахнулась. Лейт очень эмпатичен. Не такого развития событий парни ожидали. Далеко не такого. Правильным будет умолчать о и так приглушенных физических ощущениях Эмерсона сейчас. Но нельзя забыть о Ремингтоне. Он чувствует всё в абсолютно полной мере. Та кипящая от страха жидкость внутри него никак не хочет остужаться. Помогать человеку — это просто прекрасно, даже сейчас Лейт понимает: хоть как-то, но он помогает. Жаль, что терпит сильный ущерб. Уместно ли тут говорить о том, что первым делом нужно ставить себя, а потом уже других? Да, такая больная помощь правда терзает сердце, заставляет невольно тонуть в своих жутких воспоминаниях, но и оставаться равнодушным невозможно. Страшно возвращаться к неизбежной морали. Всем, блять, плохо, и все всегда будут напоминать тебе о своей боли, которую ты так глупо пытаешься задушить. — Водички принести? — Нет. — Ладно, ты молодчинка, попытайся уснуть, хорошо? Ремингтон и не думал отпускать Барретта, ну уж нет, пока он сам не увидит, что тот хоть немного пришёл в норму — не двинется не на миллиметр. Двадцать минут. Дыхание стало ровным, сердцебиение успокоилось. По крайней мере, оно перестало быть настолько слышным. Эмерсон смирился со своим стыдом и просто продолжал прижиматься к Ремингтону. Почувствовал себя в безопасности. Руки Лейта окутали спину, талию, плечи. — «Приятно» — пролетело в голове за секунду до того, как Эмерсон уснул. Страшно отпускать Барретта. Усталость игнорировалась, затёкшие ноги тоже, парень боялся просто пошевелиться, только бы не потревожить сон. Художник часто дергался, тогда Лейт гладил его по спине, покачивался из стороны в сторону и шептал что-то, что должно было успокоить. Реми не был уверен, что его слышно, скорее всего он успокаивал сам себя. Когда прошло уже больше часа, как Эмс уснул, Ремингтон аккуратно вернул его на подушку, укутал в одеяло, закрыл окна и пошел на кухню, на поиски того, что можно будет дать попить. Тот час казался вечностью, из головы не вылетал вопрос: как же так? Что могло случиться с этим парнем ранее, чтобы в будущем он настолько выгорел? Вопреки всему, лёгкое восхищение преследовало по всей квартире. Она пропитана творчеством и аккуратностью. На мысли Лейта сами приходили представления, как Барретт ставил это растение на эту полку, находящуюся именно на этой стене, как тот вешал свои прекрасные рисунки в чёрную рамочку. Лейт восхищался Эмерсоном. Нет, это не романтическая симпатия, не жалость, даже не простая вежливость, это именно восхищение, как умениями, так и человеком. На глаза попал графин с водой, отлично. Ремингтон налил попить и пошел к Эмсу, он всё ещё спал. Пришло сильное желание ещё поразглядывать комнату Эми. Сразу вспомнил про рисунок бара и взглянул на рабочий стол, да, он там был. Парень на носочках подошел к работе. Волшебно. Куда лучше, чем на фото. Около неё лежало ещё несколько, поменьше размером. Рем наклонил голову ближе к ним, на большинстве изображены города с высоты птичьего полёта. Лейт тихо ахнул от детальности всей графики. Вплоть до одежды на жителях этого выдуманного мира. — Я люблю рисовать подробно, это очень успокаивает и позволяет мне забыть о тревоге, — пронеслось тихо, почти шёпотом. — Эми! — Ремингтон повернул голову к парню, — Ты проснулся, как ты? Не снилось ничего страшного? Я не сильно напугал тебя? Прости, если что-то сделал не так, я очень растерялся, прости! — подбежал к кровати и сел на пол, положив руки около Эмса. — Всё хорошо, спасибо. Я… Я не смог бы… — сложно говорить, тем более такие откровенные слова, обычно они оставались лишь в мыслях. — Я всё понимаю, не надо продолжать. Ты молодец, рад, что смог помочь. — Ещё как. Ремингтон сразу увидел свитер на Эми, как только зашел к нему, не хотел ещё больше смущать вопросами. А художник заметит взгляд на своей одежде. — Спасибо, честно говоря.. этот свитер мне изначально очень понравился. Ты понимаешь, стыдно было признать… А теперь стыдно об этом говорить. — Я рад, — Ремингтон тепло улыбнулся, настолько тепло, что Эмс перенял это тепло, но улыбнуться не смог, сил нет. — Тебе же в бар надо. — С ума сошел? Мой друг тут паническую атаку словил, а я в бар пойду, хоть понимаешь, как звучит? Слово «друг» влетело в голову, растворяясь, будто обезболивающее. Эмерсон всё ещё не привык к постоянному желанию Ремингтона жертвовать собой и помогать, но правда, такая формулировка звучала забавно. — Поспишь ещё? — Ремингтон погладил плечо Эмса и наклонился ближе, художник всё-таки очень тихо разговаривал. — Нет, не хочу. — Ну ладно, — взял стакан воды и протянул Барретту, — Попей, ты, наверное, не пил долго… Эмерсон хотел поднять руку, но не смог, Лейт опомнился и без стыда прислонил стакан к губам Эми. Тот сделал несколько глотков и слегка отвернул голову. Вечер заканчивался спокойно, сравнивая с его началом. Дождь остановился. Одиночество не чувствовалось вместе с Ремингтоном. — А ты давно красишься? — Уже более громкий голос «разбудил» Лейта, который по-прежнему сидел на полу и залип в одну точку. — А? А, ну так… Года четыре. Когда двадцать стукнуло. — Тебе двадцать четыре? Ты не младше меня… — А тебе сколько? — Двадцать два. — Хе хе. Тебе нужно, чтобы я на ночь остался? — Нет. — Точно? Справишься? — Да, точно. Справлюсь, — Эмс задумался над продолжением фразы, — справлялся же раньше… — Верю. Тогда я ещё с тобой посижу и пойду, окей? — Ладно. — Есть хочешь? — Нет. — А хотел? — Нет. — И вчера не ел? — Нет… Забыл. — Я приготовлю. — Нет ничего. — художник пожалел, что не прогулялся до магазина на прошлых днях. Стыдно. — Ну Эми, ну… Ну Эми…- Лейт не нашел подходящих слов и просто огорчённо посмотрел на Эмерсона. — Прости. — Не надо извиняться, просто, на будущее, покупай себе еду. Даже если не хочешь есть. Думаю, ты сам понимаешь. — Конечно понимаю… Правда, забыл. — Повезло тебе, что я из бара сэндвич спиздил. Хотел съесть, но передумал, — Ремингтон смотрел на Эмса сверху вниз и улыбался, будто наблюдал за маленьким ребёнком. — Да не надо, — протянул Эмс, когда Рем уже побежал за своей сумкой, где лежал контейнер с едой. — Вот, кушай. — Не стоило, я всё равно не хочу. — Ешь, сказал! — шуточно по-злому шикнул. Эмерсон принялся прожевывать «вкусный, сука, сэндвич», показывая всем своим видом недовольство. — Фурить хофчу. — Пхахаха! Что ты сказал? Прожуй сначала! Эмерсон быстро проглотил последний кусок и повторил: — Курить хочу. — Я тоже. Барретт округлил глаза, он не думал, что Рем курит. — А ты что думал, не у тебя одного был перелом мозга во время пубертата. Эмс засмеялся от такого словосочетания. — Пхах, перелом мозга… Запомню. — У тебя есть сиги? — Да, сигареты есть, — ударение на слове «сигареты» как-то само получилось, эти сокращённые слова скоро доведут до белого каления. — Одолжишь? — Одолжу. Эмерсон встал с кровати, под незаметным наблюдением Ремингтона. Тот, убедившись, что Эмс справился с задачей, проследовал за ним. — Возьми с дивана плед. На балконе холодно, пиздец. — Ого, забота? От Эмерсона? Прикольно, не думал, что доживу до этого, тем более, так скоро! — Иди ты, — Эмс подошел к своему пальто, висевшему в прихожей и достал из кармана пачку и зажигалку. — Ты какие обычно куришь? — сигарета в зубах немного исказила голос, добавляя шипение. — Мальборо, красные. — Повезло, я тоже. — Эмерсон дал пачку Ремингтону, который укутался в плед, накинув его даже на голову. Барретт хмыкнул, этот парень выглядел слишком забавно. На балконе правда холодно. Тёплый, немного покалывающий горло дым наполнил лёгкие. — Обожаю, блять, курить, — был высказан вердикт. — Поддерживаю, — завершил Ремингтон, выдыхая тёмный «пар». Coming down Coming down