Феянгел

Перед глазами маячило что-то серое. Тэхён хотел пошевелиться — и не смог поднять руку. — Эй, — позвал он. Голос был чужой, очень хриплый. Приблизился размытый силуэт. Тэхёну стало жутко. Он только что всё ясно видел и летал со скоростью девяносто в час, а сейчас лежит не в силах двинуться, и кругом какие-то тени, что за жесть тут творится?! Стало ярче, как будто включили свет, и фигура проявилась чётче. На ней обозначился медицинский халат. Начали спрашивать, как зовут. Показывали пальцы и просили назвать, сколько. — Мама, — вместо ответа говорил Тэхён. — Позвоните маме. Сначала выходило не совсем членораздельно, но он старательно повторял: «Мама. Маме». Это было гораздо важнее количества пальцев. Только когда силуэт в халате заверил, что они позвонили, Тэхён согласился пересчитать пальцы. Ответил правильно, но почему-то утомился. Если он так устаёт сейчас, то как ему сдавать выпускной экзамен в этом году? Там ведь даже нет вопроса «сколько пальцев показывает экзаменатор»! Он закрыл глаза и представил, как в палату войдёт Чонгук. Что ему сказать? «Привет, я в таком виде, потому что в больнице не разрешили лежать с крыльями, прикинь». Но надо привести себя в порядок к его приходу. А рука не поднимается. Фигня какая-то. Он открыл глаза, когда появились родители. Мама плакала, но и смеялась тоже. От этого сразу стало легче. А отец улыбался. Они оба смотрели сверху вниз, а он даже не мог сесть на кровати, чтобы оказаться повыше. — Я неделю был ангелом, — сообщил он им свои новости. — Пациенты в коме видят сны, — встрял врач. — Это не сон, — возразил Тэхён. — Спросите Чонгука. Он подтвердит. — У пациентов после комы путаются видения и реальность, — снова влезла медицина. Родители покивали. Кажется, они верили медицине и не верили собственному сыну. Когда Тэхён проснулся на следующий день, то испугался, что проспал самое важное, и первое, что сказал: — Чонгук приходил? — Какой Чонгук? — спросила мама. Она сидела на раскладной кровати, которой вчера не было. Значит, ночевала тут, а он и не заметил. — Мой парень. — Ой, Тэхён сболтнул не то. Возможно, пациенты после комы всегда говорят не думая. Может, мама простит по случаю его пробуждения? Надо было хоть чуть-чуть исправить ситуацию: — У нас с ним немного быстро закрутилось, но у нас всё серьёзно. Он собирался добавить: «Особенно у Чонгука», — но язык не повернулся, потому что и у него самого тоже стало «особенно серьёзно». — Тебе это приснилось, — ободряюще улыбнулась мама. Да лучше бы она расстроилась, что он гей! Для доказательства требовалось, чтобы Чонгук сейчас вошёл в дверь. Где его черти носят? — Мам, я тебя видел, — попробовал Тэхён. — Вчера. Ты ехала в автобусе на переднем сиденье, читала бумаги из больницы и плакала. Место сразу за водителем. Потом пересела на другой автобус. Теперь ты веришь? Мама ахнула и прижала руки ко рту. — Я тогда был ангелом. И за это время у меня появился парень. Ты не расстраивайся, он тебе понравится, он классный. Мама смотрела и качала головой: — Я всегда знала, что ты ангел, но мы пока не расскажем отцу про твоего парня, хорошо? Тэхён возликовал: поверила! Мама сказала, что после анализов его собираются выписать, потому что палата дорогая, и учиться ходить придётся уже дома. Успеет ли Чонгук заявиться до этого? Тетрадь с названием больницы осталась в автобусе. А автобус закрыл двери и уехал. Реальность оказалась хуже потустороннего мира. Когда Тэхёну подняли голову — потемнело в глазах от напряжения. Учиться ходить тут же расхотелось. Почему нельзя как с фейскими крыльями, которые надел и сразу летаешь — надеть какие-нибудь тапочки и сразу ходишь? — Мам, мой телефон, где он? Телефон не пострадал в аварии. Мама принесла его с собой. Протянуть руку получилось, но телефон выпал из неё на одеяло: слишком тяжёлый. — Мам, ты можешь немного подержать его для меня, пожалуйста? Мама подняла телефон перед лицом. Пропущенные звонки все были от знакомых. Не от тех знакомых. От незнакомых — не было. Неделю назад Чонгук вбил свой номер в ангельский гаджет сам, и в голову не пришло вызубрить его наизусть. Рука скоро устала, её же приходилось держать на весу. Тэхён наговорил во все чаты голосовые про то, что он нашёл оригинальный, но слишком заморочный способ прогуливать школу. Развеселился, хотя беспокойная надежда внутри никуда не делась. Чаты тут же начали взрываться смайликами, но у руки совсем не осталось сил листать. Тэхён лежал и прикидывал, через сколько дней он сможет сам найти Чонгука, если его теперешняя суперспособность — пару мгновений держать голову. И как без электронной карточки-ключа войти в общагу, когда просачиваемости больше нет. Видимо, говорить при встрече придётся: «Привет, я задержался, потому что всё время отвлекали, то назвать нынешний год им, то пальцы пересчитать». А что если Чонгук взял в привычку бегать на красный свет, а новых ангелов-хранителей рядом не оказалось, и он вот-вот войдёт в палату невидимый для всех в кигуруми единорога? Надо надеяться, что нет. Но у Тэхёна и тут было подходящее приветствие: «Ну как, ты всё ещё атеист?» Но когда в дверях ожидаемо, долгожданно и всё-таки неожиданно возник тёмный силуэт и сначала стал невозможно резким, так что можно было рассмотреть шлёвки на джинсах, шнурки на кроссовках, родинку под губой, а потом почему-то начал расплываться — Тэхён забыл все придуманные способы поздороваться. Он раньше никогда не плакал от счастья и тут сморгнул поскорее, пока никто не заметил. Чонгук смотрел напряжённо. Поймал взгляд, выдохнул, и морщинка между бровей разгладилась, а сам он улыбнулся неуверенно, будто пытался спрятать радость, которая неудержимо растягивала губы. Мама уже несколько секунд глядела на него. Чонгук поклонился ей: — Здравствуйте, меня зовут Чон Чонгук. — Я про него говорил, — поторопился Тэхён. — Мам, ты можешь нас оставить ненадолго? Мы не будем целоваться, честно, я даже голову поднять сам не могу. И он тоже ничего плохого мне не сделает, он самый добрый человек в мире. Кажется, он опять ляпнул не думая. Но про «не будем целоваться» не соврал, сейчас хотелось другого: не губ, не тела, а души́ или вот того, чем был сам Тэхён в коме — всего Чонгука целиком. Мама встала: — Вам принести что-нибудь из кафетерия? — Мне нет, спасибо, — помотал головой Чонгук и взглянул на Тэхёна. — А тебе? — А я на особой диете. Мама вышла. Чонгук спросил: — Ты ей рассказал, что спас мне жизнь? — А, нет, забыл. Прежде Тэхён мечтал спасти кого-нибудь, чтобы мир узнал об этом. Но на деле оказалось, что это не героично, а страшно и тяжело. Смысл об этом трепаться? Да и он ведь сделал это по работе. Ну или не совсем. Стоящий Чонгук выглядел с кровати ужасно высоким. Его голова была бесконечно далеко, куда там целоваться! И он, похоже, боялся до Тэхёна дотронуться, чтобы не сделать больно. Тэхён взял дело в свои бессильные руки: — Слушай, у меня просьба, самая дурацкая на свете. Я не могу сам сесть, прикинь. — Тебя парализовало? Тебе не опасно менять положение? — Не, я был в коме и типа забыл, как сидеть. Чонгук нагнулся и просунул ладони Тэхёну под мышки. Как сам Тэхён вчера, когда вытаскивал его из-под машины. — Стой! Это ужасно глупо, но голову тоже надо придерживать. Она, короче, не держится сама. Теперь Чонгук присел на край кровати, наклонился и обнял по-настоящему, крепко обхватил обеими руками за спину и шею и осторожно вместе с Тэхёном выпрямился. Опять накатила чернота от смены позы. Чонгук позволил всем телом навалиться на него. — Я так много должен тебе рассказать, а у меня всё время горло пересыхает. — Дать воды? — Не, погоди, не отпускай. Лица Чонгука в таком положении было не видно, зато можно было вдыхать запах и напитываться его теплом. — Отстойно быть таким слабым, — пожаловался Тэхён. — Ты самый сильный. Как был. Ничего не изменилось. — Самый сильный так самый сильный. Научишь меня ходить?