Парабеллум

      Ветер бил в лицо, расшвыривая волосы. Оливия смотрела на озеро, опираясь руками на ограждение набережной. За спиной шла последняя линия домов города. Со вчерашнего вечера ее не покидало тревожное, некомфортное ощущение, точно ее хорошенько тряхнуло, перемешивая между собой внутренние органы. Над озером иногда раздавался глухой шум, похожий на удары шамана в ритуальный барабан. Она знала, что этот странный звук производили сталкивающиеся между собой пласты льда. Но с непривычки это все равно заставляло настораживаться и внимательно вглядываться в простирающееся перед ней белое поле, укрывавшее темную, скованную холодной коркой поверхность вод. Вэл стоял рядом. Он ощущал перемену, произошедшую в девушке после вчерашней драки, в которую втянуло их стаю. Вспоминал себя. Что чувствовал, когда сам впервые увидел неприкрытую жестокость этого города… Но, хоть и понимал, что его вопрос стоит придержать, он начал разговор, беспокоивший его более всего: — Тебе придется скоро сразиться с Раза, — протянул он и оперся спиной на ограждение набережной, ощущая сквозь штанины неприятный холод мрамора. — Вэл, — произнесла она растянуто на выдохе, точно утомленная долгим объяснением малому ребенку простых истин — я в пяти минутах от бессмертия. Хорошо бы расправиться со мной, пока еще есть возможность. И кому это удастся лучше, чем Раза?       Она хмыкнула, задирая голову и уставляясь в сплошное серое небо. Вэл не понял ее слов. Но, в отличие от нее самой, Вэла возможность ее смерти беспокоила. Он полагал, что девушка, стоявшая рядом с ним, была его единственной возможностью выпутаться из скользких щупалец этого города. И он не готов был так скоро эту возможность потерять. — Как Ярм?       Оливия вспомнила рубашку с закопченными на ней, растекшимися пятнами крови. Трудно было определить, кому эта кровь принадлежала — тем, с кем дрался Ярм, тем, кого он после боя лечил или ему самому. Жуткие отпечатки смешались воедино. Вспомнила она и рассеченное четырьмя глубокими бороздами от длинных когтей плечо Ярма, наспех залеченное, но все еще имевшее ужасный вид. Вспомнила подранный край уха, который являлся продолжением царапин с плеча, и стертое от удара о брусчатку бедро в темных синяках, уже оплывших вокруг желтоватым цветом. И усмешку своего Первого, когда он произнес, что Раза вряд ли придется по душе эта история. — Ярм жив и здоров, — она выдавила из себя улыбку, — У остальных все в порядке?       Вэл кивнул. — Говорят, Ярм дрался вчера смело, — произнес он после небольшой повисшей паузы, — Благодаря ему шкуры в стае целее, чем могли бы быть.       Девушка пропустила мимо ушей попытку Вэла ее ободрить. Ее глаза медленно двигались по линии горизонта, венчавшей застланное облаками небо и темные верхушки леса. Она ощутила внезапную злость на Ярма. Она предпочитала, чтобы он подальше держался от драк, а не являл в них чудеса смелости. Оказывается, она боялась за него больше, чем признавала. — Каково тебе? Жизнь в этом городе? Бок о бок с оборотнем? Мне редко доводилось спрашивать об этом людей… — Город паршивенький, — признала она, едва заметно дергая уголком губ, — А жизнь с Ярмом… Ярм не оборотень, Вэл. Но это не сильно упростило наши отношения. — Что? — Вэл улыбнулся от растерянности. Он был убежден, что вчера видел все отчетливо. — Ярм человек. Такой же, как и я. Он обращается за счет магии. Поэтому он слабее других оборотней и менее ловок. Ему никогда особо не удавались превращения в животных, что сказать, не его специализация.       Вэл застыл, раскрыв рот. И девушка пожалела, что за раз сказала ему так много. — Так ты тоже… — наконец смог что-то произнести юноша. — Могу обращаться? Да, — Оливия улыбнулась, ее искренне забавило пораженное состояние Вэла. Она хотела сказать, что пробовала как-то это делать. И что выходило у нее это еще хуже, чем у Ярма теперь. Что в поединке она бы никогда не рискнула применить навык оборота. И вдруг она осеклась. Улыбка сползла с ее губ. Тон вновь стал серьезным, почти жестким, — Да, я могу обратиться, — ее голос стал более низким, напряженным, — Вэл, если заметишь, что я теряю контроль, что я начинаю обращаться — беги. Как можно дальше, как можно быстрее. Я не шучу. Даже не пробуй оглядываться.       Она смотрела в его глаза, с напором, встречая страх за кромкой его зрачков. Он не понимал, был в растерянности. Оливия рассчитывала, что он все же услышал ее. И если такой момент наступит, то он не станет раздумывать. Еще больше она надеялась, что момент все же не наступит и Вэл никогда не поймет, о чем она говорила перед ним теперь. — Что будет, если ты все же… обратишься? — Вэл чувствовал, что ступает на запретную, очень зыбкую почву. С осторожностью подбирал слова. — Ты видел, — тихо ответила Оливия, вцепляясь пальцами в ограждение, будто желая промять мрамор. Казалось, кожа на ее толстых перчатках скоро затрещит, — Те шрамы, что рассекают грудь Ярма, оставлены мной, — ее губы изломились, превращая выражение ее лица в совсем неприятную гримасу, — Кажется, я пыталась забрать его сердце.       Вэлу показалось, что ветер, дующий с Арсу-Ала, усилился и стал еще холоднее. Он поежился. — Тебе не обязательно произносить вслух. Я знаю про Шера. Знаю, что ты тоже наградил его шрамом. Это две совершенно разные истории, Вэл. Я также знаю, что с того момента, как ты вернулся в город, у тебя не было возможности подступиться к Шеру и извиниться перед ним. Он будет сегодня у нас на ужине. Я постараюсь из него все вытащить, — она замолкла, дожидаясь, пока гуляющая пара пройдет мимо них и удалится на приличное расстояние, беря в расчет их нечеловеческий слух, — И я могу передать ему послание от тебя между делом.       Вэл быстро кивнул. Глаза его загорелись нехорошим огоньком. Оливия помолчала, размышляя, стоит ли говорить дальнейшие слова. И все же произнесла: — И я знаю то, что ты ни за что в жизни теперь не скажешь вслух, но что крутится у тебя в голове. Поединок завтра. Ты хочешь просить меня, чтобы Раза его пережил. Особенно после моей милой истории про обращение. Мой ответ: я сделаю все, что в моих силах, чтобы это было так.

***

      К вечеру Ярм превратился в доброго хозяина дома. Он достал припасенные у него бутылки напитка, который он называл медовухой, но она была далека от привычной Оливии. На заказ ему принесли готовую утку и фрукты, которые в городе были редкостью. Оливия замечала, как Ярм приободрился. Домашние ритуалы подняли ему настроение, он что-то тихо напевал, поглядывая на накрытый стол и прикидывая, чего еще не достает. Причем мелодии, что он повторял, ввели бы в недоумение любого слушателя, поскольку Ярм собрал их из разных миров, где ему доводилось бывать.       Оливия с интересом следила за своим Первым, пока помогала ему в приготовлениях. Иногда бросала взгляд на едва заметные отметины, еще остававшиеся на его ухе. За последние сутки она выяснила одну простую, глупую и злившую ее вещь — она все это время любила собственного мужа. Она не хотела этого признавать. Ей было обидно. Что спустя более десяти лет в ее сердце так и не нашлось места никому другому. Что никто так и не смог превзойти его. Она давно и упорно погружала себя в обман, только чтобы не ощущать боль. Потому что чувствовала, что былой их чистой, преданной близости не вернуть.       Какая дурость. Глаза Ярма остановились на ней. Он улыбнулся. И от этого стало еще больше не по себе.       Шер ровно ко времени появился на пороге. Прошел, скидывая утепленную куртку, которую Ярм тут же принял из его рук. Шер посмотрел на него с благодарностью. В этом городе его не слишком миловали. Ярм был одним из немногих, кому было плевать на всю историю волка с Вэлом и Раза. Для Ярма Шер был полезен во всех важных поручениях, одним из тех, на кого он мог положиться. И уж куда лучше треклятого Зена.       Гостю дали место за столом, предложили медовуху. Он с удовольствием подал свой бокал. Взгляд его быстро сосредоточился на Оливии, которая сидела напротив него, по левую руку от Ярма. Завязался легкий разговор, о каких-то делах в ратуше, о Берте — Оливии доводилось слышать и прежде упоминания этого имени. Она была женщиной, известной своим боевым характером. Берта занимала неприметную должность в ратуше, но легенды о ней ходили по всему городу. Болтали о том, как она могла протащить своего обидчика за ухо через все коридоры ратуши, чтобы нажаловаться на него наместнику, а могла и хорошенько огреть архивным талмудом, даже Зена. И что сам Раза опасался ее в гневе, стараясь скрыться у себя. Ярм и Шер наперебой пересказывали приходившие им на ум истории, чтобы заставить Оливию улыбнуться, и смеялись сами. Волк рассматривал девушку с должным уважением, но и нескрываемым нетерпением. Он ждал момент, чтобы заговорить с ней. А Ярм затевал новую беседу и добавлял еще медовухи, которую для Оливии знатно разбавлял. Это был первый вечер в городе, который показался девушке веселым и уютным. Он напомнил о былых временах, о добрых друзьях, с которыми они могли прежде так же болтать часы напролет. Оливия радовалась, но и ощущала болезненные уколы внутри, понимая, что завтрашний вечер для нее может и не наступить. К счастью, об этом за столом пока не упоминали.       Наконец нужный Шеру момент пришел. В дом заглянул посланник от наместника, и Ярм вынужден был удалиться в ратушу, чтобы передать документы и на месте дать все необходимые разъяснения.       Дверь прикрылась за ним. Шер отложил приборы, отвлекаясь от остатков сочной утки, и осторожно поднял взгляд на девушку, размышляя, имеет ли он право заговорить с ней. Оливия не сомневалась, что он крутил разные слова в голове, чтобы начать этот разговор, еще до прихода к ним в дом не раз и не два. И все же заговорить было сложно: — Я узнал вас, — произнес он с трепетом, неожиданно возникшим в его голосе, — Я не думаю, что вы помните. Мы встречались… — На поле боя, да, — договорила за волка она, — Не сразу, но я тоже вспомнила. — И с тех пор я обязан вам жизнью, поскольку тогда вы решили ее не забирать.       Синие глаза волка были пронизывающими. Его лицо было живым, легко читаемым. Он ничего не таил. И Оливия поняла, что притянуло в нем Вэла. Мягко улыбнулась. — Я виноват, что позволил вам оказаться в таком незавидном положении в этом городе. Когда я окончательно признал вас, я уже не в силах был вмешаться. Но сейчас я хочу, чтобы вы знали, что я готов прийти вам на выручку, если вы попросите о ней хотя бы одним словом или жестом. Я могу помочь вам бежать. — Я пока не намерена бежать, — взгляд девушки принял проницательный вид, говорить она стала медленнее, словно примеряясь к своему собеседнику, — Но я полагаю, ты готов будешь оказать мне и другую услугу, о которой я могу попросить. Например, раскрыть мне некие сведения. Что-то мне подсказывает, что Раза ты не очень любишь. И хорошо осведомлен о его делах. А также и о тех делах, о которых самому наместнику ничего не известно.       Шер, задумавшись, кивнул. Его глаза сузились. Он прекрасно понял, о чем она говорила. И потому медлил, размышляя. — К тому же, ты кажешься мне сообразительным. А значит, что за такие услуги попросишь у меня что-то еще взамен, — проговорила Оливия, слегка наклоняя голову. — Не сочтите меня не благодарным. Я действительно теперь обязан вам жизнью и готов без промедления ей рискнуть. Но такие мои шаги могут затронуть не только меня. — И ты хочешь просить о безопасности Вэла?       Волк с удивлением вскинул на нее взгляд. Белесая прядь выпала из стягивавшего ее сзади жгутка и теперь прикрывала его правый глаз. Шер думал, должно быть, что Оливия читает его мысли. И потому еще больше сжался перед ней, теряя уверенность. — Я сама привязалась к Вэлу, — хмыкнула Оливия, переводя взор на свои сложенные на столе руки, — Сложно сказать, почему. Но я не позволю, чтобы ему навредили. По крайней мере, пока я в силах что-то сделать.       Она заметила, как волк облегченно выдохнул. — Кстати о Вэле. Я знаю, что сейчас вы не очень ладите. Но раз ты просишь за него… — она протянула руку к своему мундиру, висевшему на спинке стула, и выудила из внутреннего глубокого кармана письмо — бумагу, сложенную в несколько раз.       Взгляд Шера замер на листке. Было не ясно, что именно выражало его лицо — оно окаменело, сделалось неподвижным. Он потянулся к протянутому ему письму, медленно, с сомнением. Но в последний момент пальцы девушки сцепились на бумаге крепче, заставляя Шера поднять взгляд на темные, проникающие в самую глубину мыслей глаза Оливии: — Волк, только не сглупи из-за своего горячего сердца. Соблюди все меры предосторожности. Вэла об этом просить бессмысленно, его не удержать. Но ты способен сохранить разум холодным. Пользуйся этим. Надеюсь, мы нашли общий язык и хорошо поняли друг друга. — Так и есть.       Пальцы девушки разжались. Пламя трепыхнулось в камине, занимаясь с новой яростью. Шер убрал письмо в свой кафтан и как раз вовремя: дверь скрипнула, и в дом вернулся Ярм.       Втроем они просидели еще некоторое время, расправляясь с остатками ужина, ведя вялую, дружескую беседу. Однако Шер уже не сильно задерживался. Ярм проводил его до площади и вернулся. Закрыл дверь, оглядываясь на Оливию: — Ну как, удалось? — Вполне успешно. Все так, как я рассчитывала.       Ярм кивнул, его губы тронула хитрая улыбка. Он подошел к столу, долил напиток из глиняного сосуда в бокал Оливии: — Может, тогда тебе удастся применить свои дипломатические навыки и в разговоре с Раза завтра? — Ты надеешься, что я отступлюсь от поединка и буду просить у наместника прощения? — ее глаза нехорошо сверкнули. Пламя метнулось в камине, и Ярм недовольно качнул головой: — Чего ты добиваешься? Что за ужасный способ мести мне ты избрала? — О чем ты? — девушка уставилась с непониманием на него. — Ты решила погибнуть у меня на глазах! Ты хочешь сделать меня свидетелем твоей смерти. Насколько же сильно ты ненавидишь меня, если хочешь заставить пройти через это? Смотреть, как ты замрешь напротив раскрытой пасти черного зверя, как он бросится на тебя. Как будет рвать тебя на части под одобрительные крики толпы. И как они бросятся помогать размазывать то, что от тебя осталось. — Я… — ее губы дрогнули, — Я боюсь умереть. С самого начала я была убеждена, что это невозможно. Но поединок завтра. И я начинаю сомневаться. Я издевалась над смертью, все это время. Теперь мне не по себе. Так, что я ощущаю постоянную дрожь внутри.       Ее глаза стали влажными. В них был страх. Настоящий, сильный, какого Ярму давно не доводилось находить в ней. Она поднялась со стула, будто желая набрать дистанцию с ним, но Ярм не позволил. Он притянул ее к себе и обнял, знакомый запах ее тела окутал его. Стало тепло. Стало спокойно. Ее руки были скрещены на его спине, пальцы мягко поглаживали, принося приятные, родные ощущения. Он опустил ладонь на ее волосы, мягко провел по ним: — Я не дам тебе умереть завтра, — проговорил он, чувствуя, как пересохло в горле. Его щеки обжег жар камина. Или ее жар.