Оголяю шею

Залипаю в телефон, пропуская мимо ушей всё, что говорит учитель. Задняя парта и парочка омег спереди хорошо меня скрывают от уставшего взгляда преподавателя. Палец бодро листает телеграм-канал с новостями, касаясь потрескавшегося экрана. Глаза лениво цепляются за ключевые слова, не вникая в суть: всё это я уже видел много раз, и с каждым новым днём ничего в этом мире не меняется. Мельком посматриваю на время, чтобы не упустить момент, когда нужно будет быстро перекинуть все вещи с парты в рюкзак. Числа показывают тридцать восемь минут, значит, до звонка всего семь. Поднимаю взгляд на троих альф, болтающих несколько громче, чем следовало бы на уроке. Один из них, блондинчик, внезапно отрывается от своих друзей и смотрит на меня в ответ. Внутри зарождается тревога, и я резко опускаю глаза в стол. — Антон, давай, выходи, — из мыслей меня вырывает собственное имя, произнесённое учителем на весь класс. Поднимаюсь, плетусь к доске и замираю возле Павла Алексеевича. Стараюсь смотреть только на него, не обращая внимания на остальных людей, находящихся со мной в одном помещении. Меня спрашивают, могу ли я ответить «хоть что-нибудь», потому что мне нужна текущая оценка. Я вспоминаю, что где-то в середине урока прочитал первый пункт домашнего параграфа. Рассказываю всё чуть ли не целыми предложениями из учебника, потому что не хочу тратить силы на рассказ «своими словами», который историк ценит больше. Проще воспользоваться своей прекрасной памятью. — Ну вот, можешь же, когда захочешь! Меня передёргивает, и я слегка раздражаюсь. Историк любит иногда выдавать такие фразочки. Он почти единственный здесь, кому не пофиг на нашу учёбу, на самом деле, но это не его дело. Некоторые учителя, бывает, так рьяно отчитывают меня за несделанное домашнее или забытый материал, что я просто искренне недоумеваю: неужели им правда непонятно, почему омега из бедной семьи не старается получать хорошие оценки? На бюджет в хороший вуз я не пройду из-за бешеной конкуренции, а других вариантов мне не дано. Образование для омег — роскошь, да и только. Раздаётся приглушённый звон из коридора, и весь класс внезапно приходит в движение, а меня охватывает паника: я уже должен был выскочить из класса. — Это всё? — больше для вежливости кидаю учителю и начинаю пробираться к своей парте, краем уха улавливая что-то утвердительное в ответ. В два движения все немногочисленные вещи перемещаю в рюкзак и вылетаю из класса, на ходу застёгивая молнию. Бегу прямо по этажу, первый поворот, затем лестница, массивные кольца на моих пальцах бьются о железные перила, ещё поворот, плохо освещённый коридорчик и, наконец, нужное мне место. Заскакиваю в туалет и захлопываю дверь. Дышу часто, прижимаясь спиной к сиреневому кафелю, и постепенно привожу сбившиеся мысли в порядок. Мой выбор пал на уборную на втором этаже, потому что следующий и последний урок на четвёртом, так что здесь я в относительной безопасности. Я почти расслабляюсь, как внезапно в помещение кто-то врывается и так же плотно захлопывает дверь за собой. Не успеваю испугаться, а надо мной уже нависает альфа, уперевшись руками в стенку по бокам от моей головы. Роняю на пол рюкзак и инстинктивно поднимаю руки чуть повыше, пытаясь защититься. — Ну что, вот ты и попалась, птичка, — говорит довольный блондин. Меня таки успели поймать. И вот сейчас, вместе с осознанием, сердце, наконец, ухает. Он склоняется к уху и шепчет: — Бегал от меня целый день, думал, не догоню, м-м? — Он косится на меня, а моё тело пробирает дрожь от ударившего в нос запаха пусть и юного, но всё же альфы. — Крошка, ну чего ты так боишься? Поговори со мной. Отворачиваю голову в сторону, вдыхаю поглубже и действительно пытаюсь ему ответить: — Зачем я тебе опять? Я дал тебе всё, что ты хотел, — голос тихий, слова даются мне с трудом. — Какой забавный. Всё, говоришь, дал, — он снова приближается ко мне и продолжает, касаясь губами уха: — Отсосал мне разок и думаешь, что этого хватит? На душе становится мерзко, а в груди растекается горечь. Глаза наполняются влагой. Мне так стыдно и обидно от этих слов, что хочется плакать. Просто взять и разреветься, как типичная омежка. Я стыжусь себя, своей природы и бессилия. Стыжусь того, что мне к своему десятому классу уже приходилось несколько раз… становиться перед альфами на колени и удовлетворять. Это было очень неловко и неумело, а ещё долго, мучительно и стыдно. Быть омегой — это страшно. Страшно добираться до дома не только ночью, но и днём. Страшно надеть на себя что-нибудь кроме чёрного мешковатого худи и свободных джинсов в тон. Страшно забыть пополнить спасительный наборчик, состоящий из подавителей запаха, подавителей течки, противозачаточных и блокаторов. Потому что все знают, что дела о надругательстве над омегой откидывают пылиться в дальний угол, даже толком не взглянув, а зачастую и сами омеги не пытаются ничего предпринять, зная отношение к этому в полиции. Чувствую, как слёзы застилают картинку перед глазами, поэтому протираю рукавом лицо, не давая солёным каплям скатиться. Открываю рот, чтобы что-нибудь выдавить из себя, но меня прерывает стук в дверь. — Кто-то идёт, — раздаётся голос снаружи. — Ты будешь моим, птичка, — ухмыляется блондинчик, проводит пальцами по моему подбородку и уходит. Пытаюсь проглотить рвущийся наружу плач и прижимаю ладони ко рту, содрогаясь. Мне хватает пяти минут тишины, чтобы окончательно успокоиться.

***

Иду домой быстрым шагом, засунув руки в карманы толстовки и накинув капюшон. Слежу внимательно за редкими людьми, что появляются и исчезают из поля моего зрения. Может, зайти в магазин? Тех продуктов, что есть, мне на сегодня, в принципе, должно хватить. Хотя лучше с этим не тянуть. Нужно докупить какой-нибудь крупы, молока обязательно, немного самых дешёвых овощей: всё-таки до папиной зарплаты ещё целая неделя, и денег сейчас совсем мало... Ещё нужны макароны, можно купить яйца… Слышу спешные шаги, приближающиеся ко мне со спины. Выныриваю из мыслей и слишком поздно разворачиваюсь: моё плечо сдавливает рука ухмыляющегося альфы. Я дёргаюсь, хватаюсь своими ладонями за предплечье знакомого блондина в попытке отстранить того от себя, но вскоре к нам подбегают ещё двое его дружков, которые резво скручивают мои руки за спиной. Хочу заорать, но рот накрывает чья-то ладонь. Не обращая внимания на мои слабые трепыхания, меня оттаскивают за угол пятиэтажки, в какой-то двор, где нас так удачно скрывают деревья, и прижимают грудью к кирпичной стенке. — Допрыгался? Мы поимеем тебя по очереди, сучка, — шипят мне прямо на ухо. Всё тело пробирает озноб, и я слышу, как громко бухает собственное сердце. Чувствую, как наваливается сзади тело, потираясь о меня пахом, и как больно сдавливают запястья. Это конец. С меня стягивают худи сразу две пары рук, постепенно оголяя худое тело и позволяя мне кожей ощутить холод кирпичной кладки. Я так устал быть беспомощным… слабым омегой. Устал от постоянного напряжения и страха… от осознания того, что никто меня не защитит. Потому что я никому не нужен. Даже у моего папы есть что-то поважнее меня: у него «своих проблем хватает», как он сам говорит — вот его проблемы и стали тем, чем он живёт каждый день. Я устал быть… один. Мою толстовку куда-то отшвыривают, а мне в нос бьёт отвратительная мешанина из трёх запахов. — Отойди, а ты держи его за руки, — слышу приглушённо, будто я далеко отсюда. — Какая у тебя прелестная талия, м-м, а какая попа. Улёт просто, — он сминает мою задницу и шлёпает по ней. — Как можно прятать такую красоту, а? Он мне противен… он не подходит: слабый, глупый, неспособный защитить — нужно оттолкнуть, сбежать, вырваться. Нельзя подпускать к себе неподходящего альфу. В голове что-то щёлкает: я кусаю со всей силы ладонь, прижимающуюся к моему рту, и белобрысый резко отскакивает от меня со вскриком. — Помоги-и-ите-е, — кричу громко, дёргаюсь, уходя в сторону, когда другой альфа пытается заткнуть мне рот. — По-помоги-ите, — меня звонко бьют по щеке ладонью, прерывая вопли, а в рот проталкивают ткань рукава чьей-то кофты. — Тебе никто не поможет, сучка. Харэ суетиться. Снова больно прижимают к холодной стенке. Вжикает молния, и с меня приспускают джинсы с бельём, оголяя задницу и член, которым я стараюсь не касаться жёсткой поверхности дома, отчего приходится прогнуться, выпячивая задницу — должно быть, создаётся впечатление, будто я сам подставляюсь, и это лишь сильнее бьёт по моей и без того забитой гордости. Колено заставляет раздвинуть ноги, крупная ладонь ложится на ягодицы, и пальцы касаются меня «там». Нет, нет, прошу, пожалуйста, нет, не хочу... Палец начинает проталкиваться внутрь. — Блять, какой ты сухой, — явно злится альфа. …нет, пожалуйста, мне так страшно… На глазах как-то незаметно собирается влага. Моргаю и чувствую, как слёзы прочерчивают мокрые дорожки по щекам. …прошу. — Э-э! Чё пялишься?! Из меня вытаскивают палец, и в следующую секунду я ощущаю удушающие феромоны какого-то сильного взрослого альфы. Меня будто резко переместили в горящий лес: всё вокруг окутал запах палёного дерева. Начинаю задыхаться, словно пожар действительно постепенно забирает кислород из воздуха. Руки, держащие меня, исчезают. Моё тело слабеет под действием этих феромонов, и я оседаю на колени, проезжаясь ладошками по стене. — Мужик, чё те надо, а? Иди… иди куда шёл, — под конец в голосе блондина проскальзывает неуверенность. Поворачиваю голову, упираясь лбом в стену, и вижу, наконец, что происходит: трое парней стоят напряжённые, а напротив незнакомый альфа в костюме смотрит прямо в глаза белобрысому. Мужчина медленно оголяет клыки, дёргая верхней губой, чуть наклоняется корпусом вперёд и издаёт глубокий гортанный рык. Содрогаюсь всем телом, и слёзы снова застилают мне взгляд. Дрожащими пальцами тру сомкнутые веки, растирая лишнюю влагу по коже. Как страшно. — Жив? Вздрагиваю от раздавшегося совсем близко низкого голоса и дёргаю головой в сторону звука: рядом со мной стоит тот самый альфа в костюме, а знакомая мне троица исчезла из поля зрения. Вдыхаю всё ещё витающие в воздухе феромоны, и меня ведёт. Пережитый стресс путает в голове все мысли, а восприятие реальности заволакивает дымка. Только одна программа, заложенная давным-давно, срабатывает безотказно — «держаться рядом с сильным альфой». Поворачиваюсь и утыкаюсь лицом в мужское бедро, в место прямо рядом с пахом. Поднимаю просящий взгляд на него. Омега просит альфу забрать её. Заглядываю мужчине в глаза, которые всё ещё сияют ненормально яркой голубой радужкой — остаточное от недавнего всплеска гормонов. Кажется, улавливаю промелькнувшее удивление на его лице. Мужчина отходит от меня, а я на автомате тянусь за ним, он подбирает что-то с земли, возвращается и протягивает вещь мне. — Прикройся. В голове всё потихонечку проясняется, и я, наконец, начинаю осознавать происходящее. Сердце замирает. Передо мной держат мою толстовку. Хватаю её и прижимаю к телу. Какой стыд: альфа видел меня голым на коленях, плачущим, а я ещё и жался к нему, даже не предлагая, а отдавая себя этому человеку. У меня горит щека после пощёчины, глаза красные от слёз, а теперь ещё и уши начинают розоветь. Я быстро влезаю в худи, встаю, держась за стенку, и подтягиваю джинсы. Только когда ощущаю бельё на нужном месте и чувствую, как оно пропитывается смазкой, начинаю понимать, что потёк. Боже, я потёк для этого альфы, и он это, должно быть, чувствует прямо сейчас. Мне казалось, что нельзя испытывать стыд ещё сильнее. — Где живёшь, мальчик? — Этот прекрасный хрипловатый голос вызывает у меня табун мурашек, проходящийся по спине. Где я живу… Он хочет довести меня до дома? Я пялюсь на его синий галстук, а по факту на его грудь и мужественное телосложение. Чёрный костюм смотрится на нём просто сногсшибательно, и в моём случае, возможно, даже в прямом смысле этого слова. Осмеливаюсь поднять взгляд на его лицо, и меня пробирает всего: альфа смотрит прямо мне в глаза внимательно и почему-то даже напряжённо. Снова чувствую укол стыда, но теперь за то, что рассматривал его. Внезапно приходит осознание, что сейчас меня бы уже могло трахать трое альф, но я стою одетый перед этим мужчиной… Это получается, что он спас меня. — Спа…спасибо… Спасибо вам, — запинающимся голосом лепечу я и снова тру ладонями глаза, стирая незаметно подступившие слёзы. — Спасибо, альфа. Я обратился к нему, как к сильному, признавая его превосходство. Редко когда можно употребить это обращение, чтобы не вложить в него сексуальный подтекст, но я не удержался — оно словно само сорвалось с языка. Слышу приглушённый рык, меня хватают за плечо, незнакомец склоняется, касаясь носом моей шеи, и шумно вдыхает. Я даже не успеваю ничего сообразить. — Как сладко ты течёшь, ангелочек, — говорят совсем близко. У меня учащается дыхание, а в животе что-то скручивается от этих интимных слов и близости альфы. — Чистый… так ты всё-таки чистый, — произносит он, отстраняясь. Он смотрит на меня, а я замираю, растерянный, под этим пронизывающим взглядом голубых глаз: переливающаяся радужка завораживает и пугает. — У меня начнётся гон через два дня, — спокойно говорит альфа, будто и не озвучивает что-то непристойное, и поглаживает большим пальцем мою ключицу сквозь плотную ткань. Он проходится взглядом по моей одежде и добавляет: — Я заплачу. Может, я ослышался. Меня не запихивают в машину и силком тащат к себе, а очень даже цивилизованно предлагают деньги, в которых я так нуждаюсь. И кто? Этот свободный, привлекательный и, судя по внешнему виду, состоятельный альфа, которому даже платить не надо: любая омега только за возможность понравиться ему будет готова на всё. Я не знаю, каково будет лечь под этого мужчину, не представляю, что он может захотеть сделать со мной, окажется ли извращенцем. Эта неизвестность пропитывает всю мою жизнь, держит в постоянном страхе, и сейчас она пугает меня как никогда — но я задвигаю все подобные мысли подальше. Это слишком щедрое предложение с его стороны… над которым я не имею права даже позволить себе подумать, медля. Гордость? У меня уже давно остались лишь её ошмётки. Для меня будет величайшей удачей, если ему понравится трахать меня и он захочет взять опеку надо мной. Я киваю. — Да… да, я согласен, — голос подрагивает, потому что осознаю, на что именно сейчас подписываюсь. Смотрю на альфу, но не могу понять, что он чувствует: лицо не тронула ни одна эмоция. — Пошли. Говори свой адрес, — он разворачивается и обхватывает меня одной рукой за плечи. Мне сразу становится спокойнее от такого проявления покровительства со стороны альфы. Я называю адрес и всю дорогу домой ощущаю непривычную защищённость, а его запах погружает меня в умиротворённую сладкую фантазию: укутанный в плед, я сижу перед камином и смотрю на потрескивающий огонь.

***

Захожу на кухню, освещённую утренним светом, и замечаю папу, который возится с чайником и кружкой, готовя себе дешёвый растворимый кофе. Достаю из холодильника бутылку растительного масла, кефир и упаковку с двумя последними яйцами. Ставлю греться сковородку, оказываясь по правый бок от родителя. — Пап, знаешь, я недавно познакомился с одним альфой, — капаю маслом на нагревающуюся поверхность. — Угу. — Он немного старше меня, — ну да, немного. Всего-то вдвое. — Кажется, я ему нравлюсь, — засыпаю в миску муку и разбиваю яйцо. — Рад за тебя, сынок, — отвечает пресно, улыбнувшись краешком губ, и заливает кипятком порошок с сахаром. Обычная рутина: замешиваю тесто и разливаю его небольшими пятнами по сковородке. Проведя минут семь у плиты, заканчиваю с жаркой и сажусь есть оладьи за стол. Предлагаю их папе с коротким «будешь?», и он, как уже вошло в привычку, отказывается. Оставшееся время совместного пребывания на кухне проводим в тишине, и только я периодически лязгаю вилкой о тарелку. Папа уже отставил опустевшую кружку и сейчас просто смотрит в окно. Он часто так делает: допивая кофе, просто остаётся сидеть здесь, за столом. Я никогда его об этом не спрашивал, но подозреваю, что так он хочет провести вместе со мной чуть больше времени. За весь день мы находимся больше минуты рядом друг с другом только утром, за завтраком. Он тянется ко мне, как родитель к своему ребёнку, но, видимо, недостаточно сильно, чтобы… ну не знаю, обнимать меня хоть иногда или спрашивать, как у меня дела. Поднимаю взгляд на него и подмечаю, что он всё такой же измождённый, как и всегда: с синяками под глазами, тонкой бледной кожей, выделяющимися скулами и, как ни странно, небольшими морщинками на лице. Ему всего-то тридцать четыре, но жизнь его не щадит и шманает день за днём, отчего его омежья красота неумолимо увядает. Сейчас он выглядит в лучшем случае на сорок. Чувствую, как сердце что-то колет, но это быстро проходит. Теперь, когда папа предупреждён, мне останется только сказать ему через несколько дней, что я побуду на выходных у альфы, и когда вернусь домой с примесью нового запаха, у него не должно будет возникнуть вопросов. Он как-то говорил мне, что беспокоится о том, что у меня такой чистый запах, ещё и столь дурманящий от природы. Папа считает, что я мишень для альф — хотя в этом он определённо прав — поэтому, когда поймёт, что я переспал с кем-то, только порадуется за меня. Выхожу из квартиры с рюкзаком на плече, кидаю «пока» и хлопаю дверью. Поднимаюсь на этаж выше и сажусь на ступеньки, включая телефон. Через какое-то время слышу, как папа запирает дверь, и, как только створки лифта смыкаются, скрывая внутри человека, я сбегаю вниз и отворяю квартиру. Идти сейчас в школу — очень глупая затея. Тройка несостоявшихся насильников наверняка уязвлена тем, что им пришлось сбежать, уступив более сильному альфе. Им точно захочется отыграться на мне, а я не собираюсь давать им такую возможность. После выходных от меня будет нести сильным альфой, и они вряд ли осмелятся даже просто приблизиться ко мне… но вот потом, когда запах начнёт слабеть, я не знаю, что смогу сделать. Хотя пока об этом не стоит беспокоиться: ещё непонятно, что у меня выйдет с тем… с Арсением. Нужно будет не забыть написать «записку от родителей». От своей руки, естественно, ведь, если попрошу об этом папу, он заинтересуется, с чего вдруг я решил пропустить школу — ему не нужно лишних забот, а мне лишнего вранья, поэтому пусть остаётся в неведении.

***

пятница, сегодня

Если хочешь, чтобы в твой первый раз я был сдержан, то приезжай сегодня же. 14:39 Завтра я буду не в том состоянии, чтобы щадить. 14:39 Освобожусь после 19. 14:39 Ул. Альбертова, 11, под. 3, эт. 7, кв. 145 14:40

Понял 14:42

Я сижу за своим столом с включённой настольной лампой. Отправляю ответ Арсению и переключаюсь обратно на вкладку со схемой. Вчитываюсь в пояснения к очередной картинке, пытаясь понять, что автор имел в виду. Верчу в руках красную бумажку, которую складываю со вчерашнего вечера. Должен выйти маленький дракончик с тонким длинным телом и прекрасными крыльями, гордо поднятыми в воздух. Мне уже начинает казаться, что автор перепутал обозначение, и на рисунке изображено несколько линий не той штриховкой — но глупости это, конечно: я просто устал думать над этим проблемным моментом. Мысли плавно перетекают от бумажных складок к сообщениям от альфы. Уж не знаю, сколько он заплатит, и заплатит ли вообще, но я бы первым делом купил мяса. Очень хочется ветчины. Я тянусь рукой к правому дальнему углу стола и беру маленький белый квадратик из стопки таких же. Сгибаю листик пополам, проглаживаю сгиб ногтем мизинца, потом загибаю угол, ещё несколько сгибов, уголки — и так заученными движениями делаю простенькую лягушечку. Обожаю делать этих маленьких прыгающих созданий, когда нужно расслабиться или полетать в мыслях. Я бы мог купить все необходимые ингредиенты и готовить что-нибудь сытное: рагу, лазанью, плов полноценный, а не тот вегетарианский вариант, который я постоянно делаю. Да, выходили бы очень вкусные блюда. Можно будет порадовать себя парочкой новых колец… или браслетов. Разглядываю свои кисти рук: такие худые, хрупкие даже, светлая кожа, длинные пальцы. Без массивных колец собственные руки кажутся голыми. Нажимаю пальцем на попку белой лягушки, отпускаю, и она в один большой прыжок оказывается на полу, слетая со стола. Не могу не думать о том, как же всё-таки привлекателен этот альфа, Арсений. Меня к нему тянет. Высокий, статный, и, судя по его запаху, под одеждой кроется сильное тело. Его запах — это вообще отдельная тема. Прикрываю глаза и откидываюсь на спинку стула, потягиваясь. От одних воспоминаний о том, как он выпустил свои феромоны, мои трусики намокают, а шею покалывает. Даже не представляю, как будет чувствоваться запах гари в его гон. Я так хочу ощутить, как его феромоны останутся на мне. Наши запахи будут отлично сочетаться: палёное дерево и свежескошенная трава — убийственный выйдет аромат. Чего я не понимаю, так это почему я удостоился внимания такого потрясающего альфы. Ему понравились мои запах и внешность? Ещё он, кажется, говорил, что я чистый. Видимо, как и многим другим, ему нравится, когда омежки девственные.

***

пятница, сегодня

Арсений, извините, пожалуйста 18:21 Я не смогу сегодня 18:21 У меня папа заболел 18:22 У него температура высокая 18:22

Мне тебя завтра ждать? 18:55

Да 18:57 Мне правда жаль, извините 18:57

Ничего. 18:58 Переливаю воду из фильтра в стакан и читаю новую эсэмэску с телефона, лежащего на кухонном столе. Мне становится смешно, когда в голове складывается «извините, Арсений, что вы не сможете меня сегодня трахнуть». Я бы даже посмеялся, если бы не было так грустно: альфа предложил приехать пораньше, чтобы мне было комфортнее, а выходит так, что я приеду к нему в разгар гона… Нужно будет растянуть себя заранее. Захожу в спальню папы и сажусь на табуретку у кровати. — Пап, заснул? — тихо спрашиваю. — Нет пока, — говорит завёрнутое в одеяло тело. — Нужно ещё попить, давай, приподнимись. Снимаю с его лба ставшую тёплой марлю, помогаю ему, придерживая рукой за плечо, и подношу к его губам стакан с водой. Он легонько касается своими пальцами дна, делает несколько глотков и валится обратно на подушку. Встаю и направляюсь в ванную, чтобы намочить холодной водой повязку.

***

Лежу долго неподвижно, находясь в прострации, греюсь, укрытый одеялом, в своей постели. Нащупываю телефон и включаю. Тыкаю на уведомление о новом сообщении, прибавляю яркости и перечитываю последние смски из нашей переписки. Мозг потихоньку просыпается.

пятница, вчера

Температура спала. Я могу приехать пораньше 23:11 В 8 утра подойдет? 23:11

суббота, сегодня

Нормально. 04:14 Глаза цепляются за время под ответом. Ух, видимо, у него бессонница из-за бушующих гормонов. Меня передёргивает, и вся сонливость резко уходит. Я, конечно, пытаюсь отгонять от себя образ альфы в гоне, но эти картинки сами всплывают в голове и начинают наводить на меня ужас. Арсений — взрослый сильный мужчина, который сейчас очень раздражён и раззадорен. Я просто надеюсь, что мне не сделают больно.

***

— Да? — мужской голос, искажённый динамиком домофона, звучит низко, с нотками агрессии. — Это Антон, — осмеливаюсь раскрыть рот. Слышу переливистое пиликанье и отпираю тяжёлую дверь. В светлом подъезде так же промозгло, как и на улице. Тру свои ладони друг о дружку, пытаясь отогреть замёрзшие пальцы. Прибытия лифта жду слегка нервно: утром я специально не пил подавители запаха, чтобы быть желанным альфой, и теперь приходится переживать из-за людей, которые могут меня учуять. Хорошо, что утром субботы все прячутся у себя в квартирах, отсыпаясь после долгой рабочей недели или пятничной пьянки. До меня доносится звук хлопнувшей двери со стороны лестницы, вздрагиваю и спешу заскочить в распахнувший свои створки лифт. Последние мгновения спокойствия. Взгляд застыл на неспешно сменяющихся цифрах под потолком. Касаюсь основания своих подрагивающих пальцев, ожидая ощутить металл, но вместо этого чувствую только голую кожу: пришлось оставить кольца дома. От этого мне становится ещё хуже. Я выхожу на нужном этаже и замираю напротив приоткрытой металлической двери, отливающей чёрным. Уже отсюда начинаю ощущать запах палёного дерева. Пытаюсь унять дрожь, но внутреннее волнение с каждой секундой только нарастает. Толкаю дверь подрагивающей рукой. — Здравствуйте… — кидаю в темноту коридора негромко, никого рядом не замечая. В голову бьют сильные феромоны, и у меня на секунду мутнеет перед глазами. Они передают мне недвусмысленное послание: где-то рядом находится представитель сильного пола в гоне. Запах давит на меня, но я заставляю себя остаться стоять на месте. Скидываю с плеча рюкзак на пол и начинаю осматриваться. В квартире выключен свет, а через окна на стены падают лишь бледные лучи только начавшего свой утренний восход солнца. В этой пустой с виду квартире становится ещё страшнее. Кажется, я чувствую… взгляд на себе. Оглядываюсь, но не могу понять, откуда на меня смотрят. От этого пробирающего ощущения очень хочется спрятаться, и у меня в голове всё сильнее бьётся «надо бежать», но я упорно пытаюсь усмирить внутреннюю панику: «Всё в порядке, всё хорошо, меня здесь не убьют» — прокручиваю это в голове по кругу. Собираю в руки всю свою омежью храбрость и захлопываю дверь, проворачивая лязгнувший ключ в скважине несколько раз, лишая себя этим надежды на то, что в любой момент смогу уйти. Внезапно ощущаю, как меня впечатывают грудью в стену. Сильные руки стискивают мои предплечья, и крупное тело давит меня своим весом. Следующее, что я чувствую — это очень, очень мощные феромоны. У меня что-то скручивается в животе от страха вперемешку с возбуждением. Тело по ощущениям становится больше похожим на мокрую тряпочку: точно так же обмякает… а ещё так же течёт. Мои белые трусики наполняются влагой, промокая насквозь. Альфа напал на меня, когда я отвернулся. Это в его природе. Он, словно хищник, затаился и выжидал, когда жертва покажет спину, чтобы затем наброситься. Слышу и чувствую, как Арсений обнюхивает меня в области шеи и притирается ко мне своей влажной от пота кожей. Кажется, он полностью раздет. Что же мне делать? Он уже ничего не соображает, его разум поглотили инстинкты. Наверное, мой запах спровоцировал его отключиться полностью. Слышу собственное учащённое дыхание. Сейчас альфа — просто животное, и меня пугает, что я при всём своём желании даже не смогу с ним поговорить, если что-то пойдёт не так. Арсений прекращает исследовать меня и, кажется, удовлетворившись пойманной добычей, толкается в меня бёдрами. Ощущаю внушительный стояк, трущийся о мою попку, и меня с головой накрывает паника. Испуганно вскрикиваю и инстинктивно дёргаю руками в попытке вырваться. Хватка на предплечьях усиливается, неприятно сдавливая кожу через ткань худи, а мне на ухо предостерегающе рычат. Этот устрашающий звук пробирает меня насквозь, и желание продолжать противиться резко пропадает. Я вмиг становлюсь смирным и выдавливаю из себя протяжный скулёж в ответ. Я сдаюсь альфе. Я сообщаю ему, что меня можно взять, и я не буду сопротивляться. Такая естественная реакция омеги на проявление силы. Арсений отпускает мои руки и начинает дёргать одежду на мне. Я помогаю, как могу, пытаясь сохранить целостность снимаемой через голову толстовки, а следом и джинсов: сам кое-как расстёгиваю ватными пальцами кнопку и молнию. Стягиваю, наступая на пятки, кроссовки и стряхиваю свалившиеся с ног вещи. Меня снова прижимают к стенке. Кожа у альфы скользкая и горячая, она греет меня, и это как-то странно успокаивает. Мужские бёдра снова прижимаются ко мне, чувствую уже оголённой задницей чужое возбуждение и сильно этого смущаюсь: у меня наверняка покраснели уши, как бывает обычно. Перед глазами маячат однотонные тёмно-серые обои. Зажмуриваюсь и утыкаюсь лбом в скрещённые предплечья перед собой. Не хочу ничего видеть, пока меня будут лишать девственности прямо в коридоре, прижимая к стене. Продолжаю вдыхать его насыщенный запах, и неожиданно ощущаю жар, прокатившийся по всему телу, моя дырка начинает сильнее пульсировать, сочась сладко пахнущей смазкой. В голову будто пускают туман, потому что здравые мысли потихоньку уплывают, и на их место приходит дикое желание принадлежать этому зверю позади меня. Приходит ощущение, что мне хочется быть заполненным там, снизу, и очень хочется почувствовать острые зубы на заветном участке кожи. Я нуждаюсь в доминировании над собой. Я хочу быть подчинён этим альфой. Мужские ладони сжимают мои бёдра, жёсткая хватка фиксирует меня, удерживая на месте, а пальцы цепляются за тазовые косточки, вдавливаясь в кожу и причиняя лёгкую боль. Я, растаявший и потёкший, прогибаюсь и расставляю ослабшие ножки пошире — открываю альфе самое нежное, как требует того моя природа. В меня резко входят, и я распахиваю глаза, роняя высокий дрожащий стон. Арсений порыкивает и сразу начинает двигаться, вгоняя в меня член на всю длину. Поскуливаю на каждом толчке. Головка бьётся во мне так глубоко. У меня там всё влажное, и член так потрясающе трётся о меня изнутри. Меня совсем размаривает от того, как грубо и правильно альфа сношает меня, и я начинаю сползать. Одну руку он оставляет на бедре, а второй придавливает меня к стене, чтобы ему было удобнее толкаться в мою ослабшую тушку. Слышу пошлые хлюпанья от обилия смазки и звонкие шлепки. Ощущаю себя маленьким и беспомощным: сейчас я полностью во власти альфы, и от этой мысли меня прошивает чем-то дурманяще приятным. Всё моё естество желает сейчас только одного: чтобы мужчина продолжал насильно удерживать меня, втрахивая в стенку. Никогда не думал, что могу так жалобно скулить и постанывать. Я будто упрашиваю альфу повязать меня. Думаю сейчас только об этом, о крупном узле в своей дырке, картинки сами всплывают в голове, подсказывая, что будет правильным. Чувствую, как в меня в рваном ритме входит начинающее набухать основание члена. Мужчина ускоряется, дышит тяжело мне на ухо. Хочется где-нибудь потеряться, уходя от этих ярких ощущений: слишком хорошо. Сгибаю и разгибаю пальцы на руках, цепляющихся за стену. Последний толчок, загнавший в меня член по яйца, и я чувствую горячую сперму внутри себя, альфа сильнее давит меня своим весом, и вход растягивает узел. Это давление и идеальная заполненность доводят меня до пика. Всхлипнув, я подрагиваю всем телом и, наконец, кончаю. Мы оба пытаемся отдышаться. Арсений отпускает меня и упирается руками в стену по бокам от моей головы. Наслаждаюсь охватившей меня негой и чувствую, как размякаю. Понимаю, что не удержусь на ногах, и хватаюсь пальцами за руки альфы, чуть сжимаю, безмолвно прося помощи. Мне в ней не отказывают: сильные руки обхватывают меня и прижимают к груди. Мужчина позволяет мне расслабиться и не даёт съехать вниз. Тишину неожиданно прерывает Арсений, он прочищает горло и заговаривает, но его голос всё равно звучит хрипло: — А ты очень послушная омежка, да? — буквально слышу, как он улыбается. Альфа толкается в меня коротко, так, что внутри дёргается узел, и я не могу сдержать всхлип. Эти ощущения заставляют снова начать приливать кровь к паху. Меня обжигает волной стыда, и я закрываю ладонями лицо. В голове проносятся все те непристойные вещи, что я делал: как выгибался, скулил и дрожал под альфой. Даже прямо сейчас он внутри меня, и мы в сцепке. Как же это всё откровенно и смущающе. Чувствую, будто сгорю сейчас весь. — Здесь нечего стесняться, ангел… Ты такой хорошенький, — слышу нотки восхищения в голосе. Он наклоняется к моей шее с правой стороны и шумно втягивает воздух. Одну его крупную ладонь ощущаю на своей попке, вторая спускается к моему животику и оглаживает его, а у меня от этого интимного действия всё внизу поджимается. — Заказать экстренные контрацептивы? — тон Арсения внезапно становится серьёзнее. — Я на таблетках, — блею тихо сквозь ладони, всё ещё прикрывающие лицо. Поверить не могу, что мы сейчас обсуждаем мою возможную беременность. — Какой предусмотрительный мальчик. Он снова толкается в меня несколько раз, хватая за бёдра, начинающий спадать узел двигается внутри свободнее. Я отнимаю руки от лица, дергаю ими в воздухе, не сдерживая скулёж, и опираюсь ими на руки альфы чуть позади меня, потому что чувствую накатывающую слабость. Арсений выходит из меня неспешно полностью. — Продолжим в спальне. Идти хоть можешь? — Ну… не уверен… — общаться с альфой, когда его стояк прижимается к тебе сзади, донельзя смущающе. Даже просто придумать в ответ что-то нормальное — сложно. А если я ещё скажу что-то не так? Он берёт меня одной рукой за спину, а другой под колени, поднимает и прижимает к себе. Я с перепугу хватаюсь за его плечо, не решаясь обвить шею. Меня несут в комнату, на которую переключается моё внимание. Время раннее, так что здесь темно, но рассмотреть её можно: потолок и часть стен белые, а одна стена у изголовья кровати будто сделана из дерева, и в таких сочетаниях белого и деревянного выполнена вся спальня. Особое эстетическое удовольствие доставляют разбросанные синими вкраплениями по всему помещению предметы, которые прекрасно довершают обстановку. Меня опускают на кровать, и Арсений сразу накрывает меня своим телом, упираясь предплечьями в матрас возле моей головы. Я всё ещё нервничаю, а мои ладошки скользят по простыни кофейного цвета в попытке найти, во что бы вцепиться. Альфа лижет мне шею и легонько покусывает её, наверное, пытаясь удовлетворить желание заклеймить, а меня всего пробирает дрожью от подобных действий. Он опять толкается в меня и начинает двигаться резко, прерывисто. Из меня вырывается тонкий стон, и я обвиваю альфу всеми своими конечностями: хватаюсь руками за шею, а коленями сжимаю его бока. Он, кажется, ничуть не устал и сейчас возбуждён не меньше прежнего. Хнычу от того, какое там всё чувствительное и как ярко ощущаются любые движения внутри меня. В голову невольно закрадывается волнующий вопрос: выдержу ли я так два дня под альфой?

***

Лежу, укутанный в одеяло заботливыми руками мужчины, думаю обо всём и ни о чём, взглядом уткнувшись в потолок. За полтора дня из меня вытрахали всю душу. Тело ноет с самого утра. Мысли приходят и уходят, лениво сменяя друг друга, а всё происходящее вокруг воспринимается смазанно. Краем глаза замечаю движение, дёргаю головой в ту сторону и наблюдаю за Арсением, входящим в комнату с плоской коробкой в руке. Он садится на кровать прямо возле меня. С тумбочки на пол летят и звучно падают пустые упаковки и контейнеры из-под чего-то — мне сложно вспомнить, чего именно — а вместо них на поверхность ставится коробка, кажется, с пиццей. Понимаю это скорее по запаху запечённых мяса и овощей, чем по виду принесённого объекта. Альфа выпутывает меня из одеяла, оставляя его накинутым на плечи, хватает за талию и подтягивает повыше, так, чтобы я опирался спиной на стену позади себя. Пару мгновений, и мне протягивают сочный вкусно пахнущий треугольник. Приближаюсь к нему, обнюхиваю ещё раз, на всякий случай, и откусываю прямо так, пока мужчина держит кусок. — Возьми в руки. Даже мысли не подчиниться не возникает. Выполнять команды — правильно: это же альфа, который вяжет меня уже который раз. Я съедаю несколько кусков, может, три, а он всё остальное. Мне протирают ладошки влажными салфетками с уже знакомым ярким ароматом клубники и оставляют в покое на какое-то время, возвращая одеяло на место. Меня будят — кажется, я успел задремать — и снова выдёргивают из тёплого кокона. Альфа легко переворачивает меня, будто куклу, укладывает лицом в подушку и раздвигает пошире мои ножки. Я расслаблен и легко принимаю в себя первый толчок. Его руки жмут меня к кровати, а внутри тела привычно двигается член. Я дышу рвано, иногда срываясь на поскуливания. Взглядом цепляюсь за одинокий суккулент на пустом подоконнике: красивенький такой, очень нежного бело-голубого цвета с отливом то ли в фиолетовый, то ли в розовый. Он ассоциируется у меня с чем-то холодным, будто растение замёрзло когда-то в суровую зиму да так и осталось стоять белоснежным каменным изваянием. Обитает это маленькое чудо в матово-синем пузатом горшочке. Альфа касается носом моей шеи, и я дёргаюсь от неожиданности: ещё вчера он всего один раз вылизал её и помучил, царапая зубами, а потом почему-то прекратил к ней притрагиваться. — Ты такой прекрасный, ангелочек. Податливый, влажный, просто волшебный, — низкий голос шепчет мне на ухо какие-то слова, а до меня они доходят как сквозь пелену. Когда я всё-таки понимаю их смысл, чувствую, как во мне тает всё, что ещё не растаяло за эти два дня: альфа доволен мной. Он замедляется, руками обхватывает меня поперёк груди и поднимает нас обоих. Не могу сам стоять на коленях, поэтому опираюсь спиной на мужчину. Он кладёт одну ладонь мне на переднюю часть бедра, а другую на животик, и толчки снова учащаются. Я недовольно мычу, потому что в такой позе чувствую себя некомфортно. Его язык мажет по основанию моей шеи со стороны правого плеча, прямо по тому самому особенному месту, и это заставляет меня всхлипнуть. Я наклоняю голову влево, покорно открывая альфе доступ к своей уязвимости. Оголение шеи — очень древний инстинкт, означающий абсолютную подчинённость. Потому что получив доступ к этому хрупкому месту, альфа может либо перегрызть омеге глотку, либо просто прокусить зубами кожу, помечая. Оголяя шею, омега показывает свою слабость и готовность принадлежать. — Тебе же нужен покровитель, да? Ищешь, кто бы тебя взял под своё крыло? Я уверен, что ищешь. Вы на всё готовы пойти ради метки, — его острые клыки скользят по этому чувствительному участку моей кожи, и я скулю коротко, голова отключается, поэтому никакие слова я уже не воспринимаю. — Как тебе моё крыло? Я стану твоим покровителем, омежка. Вскрикиваю, когда чувствую укол боли. Он почти сразу сменяется разрядом тока, прошившим всё тело и стёкшим яркой вспышкой удовольствия в пах. Перед глазами чернеет, я кончаю со всхлипом и дрожью в ногах, переживая свой самый невероятный оргазм. Сжимаю альфу внутри себя и слышу довольное рычание совсем близко. Меня накрывает эйфорией, голова пустеет, место укуса отдаёт приятной пульсацией, а тело размякает. Наверное, чувствуя мою ослабленность, Арсений опускает меня обратно на постель. Он всё ещё сжимает челюстями мою кожу — удерживает особь противоположного пола, впрыскивая в ту жидкость из клыков, которая содержит гены альфы. Помечает омегу, пропитывая собой изнутри и привязывая к себе. Я совсем мягонький. Меня просто кладут плашмя на матрас, по которому я растекаюсь, и продолжают брать моё тельце так. Альфа быстро заканчивает, совершая последние толчки, и в очередной раз вяжет меня, хотя сейчас это ощущается по-другому. С меткой на шее узел кажется чем-то ещё более правильным и приятным. Я смиренно принимаю в себя семя своего альфы.

***

Выныриваю из сна и лежу с открытыми глазами. Передо мной только темнота. Мне снилось что-то такое приятное, уютное и нежное, и осознавать сейчас, что эти ощущения были испытаны мной лишь в какой-то фантазии, обидно. Почему-то всё, что происходило во сне, вылетело из головы, но щемящие душу чувства остались. Мне тепло, только сейчас понимаю, что лежу, уткнувшись лбом в грудь альфы. Он дышит глубоко и размеренно, пропадая в крепком сне. Одна его рука перекинута через моё плечо, будто он укрывает меня ото всех проблем мироздания. Получается, я скрутился чуть ли не в клубочек, подтянув под себя ноги, и спал, прижавшись к сильному телу. Я нуждался в защите… в защите своего альфы. По голове бьёт осознанием, и в первое мгновение я пугаюсь, потому что чувства слишком непонятные и непривычные. Принюхиваюсь: Арсений пахнет чем-то притягательным и родным, он пахнет моим альфой. Его запах окутывает меня, даря ощущение защищённости и спокойствия. Только сейчас понимаю, что то, что я чувствовал во сне, могло быть отражением реальности. Подношу подрагивающую руку к непривычно горячему месту возле шеи и касаюсь кожи. У меня перехватывает дыхание, и всё тело пробирает дрожь: под подушечками пальцев ощущаю две выпуклости. Меня пометили. Выбираться из окружающего меня комфорта очень не хочется, но желание взглянуть на метку сильнее. Я медленно отползаю от альфы, придерживаю его руку за запястье и опускаю осторожно на кровать. Встаю ногами на пол и слышу хруст: наступил пяткой на какую-то мягкую пластмассовую коробку. Резко оборачиваюсь назад и упираюсь взглядом в альфу, который, к счастью, продолжает спать. Практически наощупь нахожу в рюкзаке, перенесённом вчера к тумбочке, телефон. Подсвечиваю себе включённым экраном пол во избежание повторения своей оплошности и заодно запоминаю время: шесть утра. До коридора добираюсь, пошатываясь, но тихо. Чувствую, как болят все мышцы в теле и как саднит одно интимное место. Направляюсь в ванную, в которую Арсений меня уже водил один раз — точнее нёс — чтобы мы ополоснулись. Включаю свет и захожу в помещение, обложенное крупной плиткой, окрашенной под камень. Останавливаюсь у раковины, напротив широкого зеркала, кладу телефон на столешницу и наклоняюсь поближе к своему отражению. Заворожённо рассматриваю ранку, оставленную клыками, которая выглядит как две точки, затянувшиеся красной корочкой. На моём лице невольно расцветает улыбка, и счастье клокочет где-то в груди. Почему-то первое, о чём я думаю — что ко мне больше не будут цепляться левые альфы и одноклассники. Такая глупая мысль, учитывая, что метка — это что-то гораздо большее, чем отпугивание потенциальных насильников. Я трогаю её и глажу, не переставая. Мне очень сложно поверить в реальность существования этой маленькой штучки. Получается, Арсений стал моим покровителем. Для меня это означает долгожданную защиту, для него — что теперь он распоряжается мной. Он решает, когда меня трахать, он решает, чем мне заниматься, с кем общаться, и вообще все аспекты моей жизни переходят под контроль альфы. Конечно, если он сам всего этого захочет, и это то, что пугает меня сейчас больше всего: кусал ли он меня сознательно? Тепло в груди затмевается холодом, окатившим всё тело. Конечно, мне не стоит быть столь самонадеянным и думать, что я действительно настолько понравился Арсению, чтобы он захотел присвоить меня себе. Весьма возможно, он просто не сдержался и совершил ошибку. Чувствую, как неприятно тянет кожу на внутренней стороне бёдер и на животе. Отхожу от раковины, залезаю в ванну и закрываю за собой прозрачную дверцу. В голове внезапно всплывает воспоминание: мы с Арсением сидим здесь, я опираюсь спиной на его грудь и практически лежу на нём. Он водит лейкой, поливая меня водой, а другой рукой гладит моё тело. Сглатываю и ощущаю, как кровь приливает к лицу. Вроде бы мы и не такими невинными вещами занимались, но почему-то именно воспоминание о том, как альфа моет меня, вызывает смущение. Кручу разные ручки, чтобы понять, какая отвечает за самую верхнюю лейку. Когда вода, наконец, льётся, откуда надо, я переключаю внимание на выемки в стене, служащие полками. Перебрав немногочисленные уходовые средства, нахожу чёрную бутылочку с надписью «shampoo». Читаю описание и понимаю, что из всего написанного могу перевести где-то чуть больше половины. «For all hair types» — это нам подходит, а вот что такое «fragrance free» — непонятно. Это тянет на четвёрку по английскому? От шампуня, что необычно, ничем не пахнет. Хотя я читал где-то, что альфы любят такие, потому что, в отличие от омег, свой запах не скрывают, и перебивать его другими ароматами брезгуют. Намыливая волосы, попутно обдумываю, что я могу сейчас сделать. Я пришёл сюда за деньгами, а получил метку. Ту самую заветную метку от потрясающего альфы. Надежда умирает последней, поэтому я буду надеяться, что это была не ошибка. Сбегать не вариант: я должен получить плату и… наверное, поговорить с Арсением. От последней мысли становится страшно. Я сразу могу насчитать так много «что если». Что если я покажусь ему глупым, и я вообще всё не так понял, или если он рассердится из-за метки и накричит на меня. Тогда уж лучше уйти прямо сейчас, но это будет в чистой степени трусостью. Мне не стоит волноваться, я просто накручиваю себя. Альфа пока ещё даже не проснулся. Снимаю с крючка единственное имеющееся здесь полотенце и вытираюсь. Не думаю, что Арсений будет сильно против, если я им воспользуюсь. Укутываюсь в белую ворсистую ткань и выхожу в коридор. Снова пробегаюсь взглядом по чистому полу. Моей одежды как не бывало. Я предполагал, что мне может понадобиться запасная, так что взял с собой пару вещей. Заглядываю осторожно в спальню, проверяя спящего, и на носочках подкрадываюсь к рюкзаку. Хватаю его и выхожу из комнаты. Полотенце возвращается на своё место, а я натягиваю на себя белую майку, бельё и чёрные джинсы. Было бы хорошо, если бы худи мне вернули, потому что ему на замену у меня ничего нет. Лучше всего подождать, пока альфа не проснётся, а уже потом решать всё остальное. Иду в сторону кухни и присаживаюсь на стул с тонкими длинными ножками, белым сиденьем и небольшой спинкой. Здесь всё так же, как и в спальне: либо деревянное, либо окрашено в белый. Просторно, много шкафчиков и большая столешница. На ней, наверное, очень удобно готовить, не то что ютиться на клочке свободного пространства на нашей кухне. В голову закрадывается идея, которая поначалу кажется мне совершенно абсурдной. Ну как я буду шариться по чужому дому. Да и не знаю я, что любит этот Арсений. Хотя если немного порассуждать… Он в отличной форме и явно следит за своим телом. Значит, у него есть постоянные физические нагрузки, и он, должно быть, следит за своим питанием. В таком случае, готовить что-то мучное — плохое решение, а вот сделать кашу или что-нибудь овощное и не сильно тяжёлое… Кажется, я знаю, что приготовлю. Заодно мне будет чем позавтракать перед школой, и разговор за едой выйдет не таким неловким. Начинаю с того, что заглядываю во все шкафчики и холодильник, исследуя то, с чем я буду работать. Еда, которую я нахожу, только подтверждает мои догадки о том, что Арсений следит за своим здоровьем. Собираю все необходимые ингредиенты, мою их и раскладываю на этой удобной широкой столешнице. Ставлю греться сковородку. Нарезав чеснок и лук, ссыпаю всё с доски скворчать на нагретую поверхность. Берусь за сладкий перец и слышу хлопнувшую дверь неподалёку. Вздрагиваю и понимаю: альфа проснулся и заперся в ванной. Мне становится немного не по себе, но я продолжаю готовить. Это занятие, к слову, хорошо помогает мне отвлечься от гнетущих мыслей. Под нож идёт помидор, а затем скатывается, нарезанный, к остальным овощам. Помешиваю лопаткой вкусно пахнущую смесь и чувствую, как что-то скручивается в животе от голода. Вскрываю банку открывалкой, зачерпываю рукой нарезанных грибочков и также бросаю жариться. Разбиваю скорлупу о столешницу и позволяю содержимому яиц поочерёдно растечься по дну сковородки пятью белыми лужицами с аккуратными жёлтыми солнышками внутри. — Доброе утро. Арсений снова застаёт меня врасплох: я подскакиваю и резко разворачиваюсь. Из одежды на нём только домашние брюки, а волосы, как и кожа, ещё влажные после душа. Во мне всё замирает, а он подходит к фильтру, наполняет стакан и пьёт. У меня все мысли вылетают из головы, и в его присутствии начинаю нервничать сильнее. Альфа ещё раз наливает себе воды и переводит взгляд на меня, смотрит с интересом, изучающе. — Доброе, — почти шепчу, наконец сообразив, что нужно бы ответить. С трудом отворачиваюсь обратно к плите и быстро вспоминаю, что должен был делать дальше. Посыпаю аппетитное на вид блюдо солью, накрываю его крышкой, беру досточку с ножом и несу всё это к раковине. Включаю воду и с опаской кошусь на Арсения, который уже успел занять место за столом. Он хмурится, смотрит на меня задумчиво и, кажется, тянет носом воздух, пытаясь что-то уловить. Игнорируя тяжёлый взгляд, быстро заканчиваю мыть использованную кухонную утварь. Достаю три тарелки, по две вилки и ножа и возвращаюсь к сковороде. Выключаю огонь и снимаю крышку, из-под которой вырывается клуб пара. На одну из тарелок осторожно перекладываю яичницу, подхватываю всё, что принёс, разворачиваюсь и иду к столу. Я уже чуть склоняюсь, чтобы поставить всё на поверхность, как альфа внезапно подскакивает со стула совсем рядом, отчего мои руки дёргаются, и тарелки с лязгом опускаются на стол. Меня хватают за плечо, перевожу испуганный взгляд на Арсения и вижу, как он напряжённо рассматривает основание моей шеи. — А я думал, что мне всё привиделось, — говорит задумчиво. Сердце ухает вниз: всё-таки ошибка.