И каждому поступку есть цена...

       Между тем время шло, люди старели и умирали вокруг меня. Дедушка Джером (особо бодрый сосед) почил не столь давно, Марта, жена господина, потребовавшего разрешить спор с соседом, тоже умерла несколько недель назад.        А я… А я не только не умирал, хотя по паспорту мне шёл шестой десяток к концу, но и выглядел все ещё как вчерашний студент' с седыми волосами.        Ничего мне в этом ясно не было, как и в том, что после каждого 'заказа' пропадало нечто, представляющее глубокую важность для меня самого…        Однажды, по-пьяне, я растрепал это Связному, который, впрочем, поржав, о том, что пришел новый 'Горец', не поверил ни единому слову из моего 'бреда', а между тем, чем реже поступали заказы, тем больше морщинок проступали вокруг моих глаз, тем более белила седина мои волосы, однако, внешне мне все ещё нельзя было дать более тридцати пяти, сорока максимум.        Очередной заказ настиг меня в мою пятьдесят девятую зиму, зиму, которую я коротал в этом же старом доме, уже не мысля о том, что когда-то снова придется 'браться за ружье'.        Мои мысли о спокойной жизни в этом тихом углу оборвал Связной своими воплями о том, что ждёт меня в харчевне в полдень, ни минутой позднее.        Он, действительно, ждал меня, поставил пиво, эль, вино, канонаду закусок и сказал, что ему не надо ни цента, лишь бы я пристрелил того зверя, что порезал собак во всей округе до его харчевни и за нею.        На минуту оговорюсь, что лесов там давно нет, что все вырублено и 'джунгли' давно бетонные, а это значит, что мне предстоит столкнуться с мистикой или же необоснованно жестоким человеком, если так можно назвать того, кто перерезал горло двум дюжинам собак, не все из которых были страшны и огромны.