Не то, чем кажется-2

Машина выехала со двора, ворота закрылись, и Катерина, тяжело вздохнув, отошла от окна. Григорий отправился в аэропорт слишком рано, до вылета оставалось еще больше четырех часов, но он просто не смог усидеть дома. Все время, пока он звонил и договаривался по поводу билетов, она сидела в общей гостиной и молча наблюдала за ним. — Хочешь, — спросила Катерина, — я поеду с тобой? Провожу… Григорий не ответил, лишь раздраженно отмахнулся от нее: — Не стоит, — буркнул он и больше не сказал ей ни слова. Его новая пассия (как же Катерину бесила эта невыносимая нахалка) не соизволила придти поститься, она, видите ли, укатила к каким-то своим родственникам, которым вдруг срочно понадобилась помощь. У Катрины сердце кровью обливалось, впервые за долгое время ей стало по-настоящему жаль без пяти минут бывшего мужа. Он всегда был достаточно самоуверен и тверд, теперь же у Григория будто бы выбили почву из-под ног, и он сделался похож на маленького, растерянного мальчика, которого оставили одного в огромном-преогромном доме. Ей захотелось поддержать его, сказать, что он не один, и что как бы тяжело и больно ему ни было, нужно держаться и смотреть только вперед. В конце концов это ведь неизбежно, и родители рано или поздно уходят от нас, с этим ничего уж не поделаешь. Хотя, конечно, на бедного Григория навалилось буквально все и сразу: сначала исчезла в неизвестном направлении Анна Львовна, бросила семью и сбежала с молодым любовником. Катерина считала, что у бедняжки на старости лет просто-напросто поехала крыша! А как иначе объяснить подобный фортель? Подумать только, а ведь в свое время Анна осуждала Катерину, когда та, поссорившись с Григорием, увлеклась от отчаяния Назаром. Но в итоге сама же и оказалась, как говорят, не без греха. А сейчас — несчастье с Петром Ивановичем. Опять-таки, когда-нибудь это должно было произойти, свекор давным-давно не молод, у него больное сердце, и потому подобный финал вполне ожидаем и закономерен. Да, разумеется, жаль его, но… С другой стороны новости-то весьма тревожные, поскольку теперь во всю ширь встает вопрос: что же станется с их семьей, с бизнесом, с этим домом. Увы, но как показывает практика, зачастую подобное всегда заканчивается склоками и дележкой наследства. Григорий упрям, как сто ослов, он ни за что не смирится, если все имущество окажется в руках Ларисы и Льва, ведь именно они — главные наследники, наверняка Петр Иванович давным-давно об этом позаботился и составил завещание. Лев, конечно, ничего не понимает в семейном бизнесе и не захочет терять такого ценного сотрудника, как Григорий, поэтому самое логичное, что тот займет кресло генерального директора. Но позволит ли Грише самолюбие оставаться там на положении наемного работника под началом младшего брата? Плюс ко всему есть еще Петенька и его семья. Есть Сережа и, конечно, сама Катерина. Да, она ни на что существенное не претендует, но сыновей своих в обиду давать не собирается. Если Лев, его мать и сестра заартачатся и попробуют заграбастать все в свои руки, она этого так не оставит. Катерина вновь вздохнула и встряхнула головой: кажется, она слишком уж увлеклась. Достав из сумки телефон, Катерина набрала нужный номер: — Лариса? Это ты? — спросила она, дождавшись ответа на свой звонок. — Да, Катя, я… — отозвалась Лариса. Катерина с трудом узнала ее голос. — Что… как там у вас дела, Лара? Ты извини, что я сразу тебе не позвонила, так уж получилось. В ответ Лариса разрыдалась и последующие несколько минут были слышны лишь ее всхлипы: — Я… не знаю, Кать, не знаю… Они мне ничего не говорят, и к нему не пускают! — Тихо-тихо, Лара, — у Катерины сжалось сердце, — успокойся! Ну… ты пойми, что теперь уже… в общем, ты должна быть сильной. — Да, это слабое утешение, но что еще она могла сказать? — Я что позвонила-то, Ларис, Григорий вылетает сегодня. В семь часов. — Спасибо, — прошептала Лариса, — может… может он… В трубке послышалась возня, посторонние голоса, а после связь и вовсе пропала. Катерина покачала головой и хотела было уже убрать телефон, но тут раздался звонок на домашний телефон. На том конце провода на сей раз оказался Лев: — Алло! Это я, — сказал он, — маме что-то нехорошо. Она в последние дни себя очень плохо чувствует, — он тяжело вздохнул, — ну, вы сами понимаете. — Левушка, дорогой, если бы я могла что-то сделать! — Да что уж тут теперь!.. — его голос дрогнул. — Вы не могли бы сказать мне, каким рейсом вылетел Гриша? Мне нужно будет встретить его. А Лара пока побудет с мамой. — Да-да, конечно, я слышала, как он разговаривал с сотрудниками авиакомпании, — она назвала Льву номер рейса Григория. — Спасибо, — сказал Лев, — как только… в общем, дождемся Гришу и решим, как нам быть. Катерина вздохнула, еще раз пожелала Льву всего хорошего и положила трубку. Можно представить, каково сейчас Ларе, но… как ни крути, ей придется смириться. Возможно, со временем она поймет, что нельзя опускать руки и хоронить себя заживо вместе с покойным мужем. Надо будет попытаться как-то развлечь ее, встряхнуть. Может быть, познакомить с кем-нибудь, вот, скажем, у Андрея Андреевича есть какие-нибудь знакомые, вполне себе солидные люди из его адвокатской конторы. Да что уж там, было бы куда лучше, если бы Гриша (если уж им не судьба быть вместе с Катериной) обратил внимание на Лару. Она по крайней мере не такая отвратная, как эта Елена. Да и вообще, Лара обязана наконец понять, что свет клином на одном Петре Ивановиче не сошелся. Конечно, не сразу, но это должно произойти, и Катерина непременно поможет Ларе, как-никак они были с ней когда-то очень дружны.

***

Петя вошел в гостиную и досадливо поморщился: на диване сидела его мать. Ему же сейчас больше всего на свете хотелось побыть одному. Сегодня Софи настояла на том, чтобы он отвез ее проведать Софью Станиславовну. Разумеется, врач был против, настаивая на том, что Софи пока еще рано вставать, но она плакала, ругалась и грозилась написать жалобу на всех врачей и даже подать в суд. В конце концов, Петя сам попросил врача и медсестру привезти коляску и вызвался лично проводить Софи в отделение интенсивной терапии. Как ни странно, Софи даже пыталась шутить, пока он вез ее по коридору: — Я словно в каком-то сериале про престарелую тетушку и ее родственников! — Да, — улыбнулся Петя, — и ты лишишь всех наследства, потому что племянники у тебя те еще проходимцы! Однако же, кода они подъехали к палате, где лежала Софья Станиславовна, Софи помрачнела и с трудом сдерживала слезы. Софья Станиславовна лежала в постели и смотрела в потолок. Петя подвез Софи к больничной кровати и тактично отошел в сторону. Софи, вся дрожа, взяла свою бабушку за руку: — Бабуля, это я! — прошептала она. Софья Станиславовна перевела взгляд, и глаза ее моментально наполнились слезами. — Ты меня слышишь, бабуля? — спросила Софи. Софья Станиславовна моргнула. — Я здесь, я с тобой, бабулечка моя, — Софи улыбнулась сквозь слезы. — Ты… ты поправишься, вот увидишь, она взяла бабушку за руку и принялась гладить ее ладонь. — И я поправлюсь. Мы с тобой… Я тебя не брошу больше, мы всегда будем вместе! Я тебя очень люблю. Ты только держись, не оставляй меня, ладно? У Пети невольно перехватило дыхание, и он сам чуть не разрыдался. Он представил вдруг, что его дед вот точно так же лежит сейчас где-то совсем один, беспомощный и слабый, и никто не может ему помочь. Потом ему пришлось успокаивать Софи, потому что она после возвращения к себе в палату. долго плакала, повторяя, что если бы это было возможно, она бы все сделала для выздоровления Софьи Станиславовны. Наконец медсестра принесла успокоительное, и Софи, приняв лекарство, уснула. — Отец уехал? — спросил Петя у матери. — Да, где-то с час тому назад, — тихо проговорила она. — Жаль, — вздохнул Петя, — не успел с ним попрощаться. А вообще говоря, я бы охотно поехал с ним. — Боюсь, сынок, ты там ничем помочь не сможешь. Петя передернул плечами: — Ну, хотя бы Левке сказал, что понимаю, как ему плохо. Лару успокоил бы. И дед… увидел бы его. Может, в последний раз… — он отвернулся, пряча слезы. Мать вздохнула и подошла к нему: — Не надо так, Петенька, — она наклонилась и поцеловала в щеку, — не терзай себя. Нам всем сейчас нужно быть сильными. — Оставь эти избитые фразы, мама! — он раздраженно дернул головой и поднялся на ноги. — Сильными… Ты же прекрасно понимаешь, что если дед умрет, то все тут полетит в тартарары! Вся наша жизнь! — Твой дед был человеком умным и дальновидным, поэтому я просто уверена, что он все предусмотрел. Вряд ли он не подумал о том, как распределить свое состояние между всеми членами семьи. — Да я же не об этом, мама, — вскричал Петя, — что ты вообще несешь, ты сама-то себя слышишь?! — Петенька, не нервничай так. Я лишь хочу, чтобы в нашей семье… — В какой? — издевательски протянул он. — В вашей с папой, которая уже давным-давно развалилась, потому что то он бегал к другой женщине, то ты нашла себе очередного мужика. Или может быть, в твоей новой — с этим… как его там? — Алексеем. Или в папочкиной и его Леночки? Наша семья, как ты выражаешься, держалась только на авторитете деда. Он хотел, чтобы все были вместе и друг за друга. И у него, в его семействе, именно так и есть и будет! Посмотри: Лара, Левка и Ларочка сейчас там, с ним. Они — вместе! И он хотел, чтобы у нас было так же. Да только вы с папочкой этого не понимали никогда! Теперь же вы и вовсе все разрушите. Не будет уже никакой семьи. Будут Лара с Левокй и Ларочкой и вы с папашей. Ну, и мы с Софи, конечно. Все сами по себе… — Если подумать, то, наверное, в этом нет ничего плохого. То есть, я хочу сказать, что это жизнь, милый. А смерть, к сожалению, неизбежна, рано или поздно мы все, как говорится, там будем. — Ты меня не слышишь, мама! — покачал головой Петя. — Знаешь, я всю жизнь хотел быть таким, как дед. Когда вы меня оставляли у него, для меня это было праздником! Помню, один раз он нас с Левкой возил на елку… Мы поспорили, что-то там в сюжете сказки нам не понравилось. А дед смотрел на нас и улыбался… Или когда он приехал за мной, помнишь, когда я сбежал из дома? Я не хотел жить в твоей новой квартире, я хотел к ним: к деду и к Левке. Я сел в автобус и поехал домой. Сюда! Потому что это — мой дом. Я позвонил деду, и он приехал за мной. Я его когда увидел, мне сразу стало так хорошо, совсем не страшно. Я его обнял, а он… А! — он махнул рукой и, не желая больше ничего объяснять, отправился к себе, оставив мать одну, совершенно растерянную и сбитую с толку.

***

Андрей слушал долгие гудки в трубке и, так и не дождавшись ответа, отсоединился. Где носит этого придурка, Безуса?! Господи, ну почему прошлое никак не желает отпускать его? Гори ты в аду, негодяй Гнаткевич, подумал он. Даже на том свете этот недоумок не дает ему покоя! Да и Короленко тоже хорош… — Вот что, — категорично заявил ему милейший Максим Максимович, — шутки закончились, дорогой Андрюшенька. Твоя дочь сейчас спрятана в надежном месте, и если ты хочешь увидеть ее живой… — Что тебе от меня надо? — хрипло спросил он. — Ну, это же очевидно, — отозвался Короленко. — Мне от тебя нужно одно: твоя, так скажем, лояльность. И послушание, разумеется. Поэтому, во-первых, ты поможешь своему закадычному дружку Женечке Безусу довести до конца дело, в которое он, кретин безмозглый, вляпался по дури. Это, разумеется, его личные проблемы, но… ситуация сложилась таким образом, что отступать поздно. Словом, вы без шума, как говорится, и пыли убираете некоего Петра Червинского, его супругу, а за компанию и младшего сынка, актеришку Льва Червинского. Затем ты уже по отработанной схеме отправляешь на «отдых в санаторий» Григория Червинского. И наконец — вы с Женечкой ликвидируете заодно и нашего старого приятеля, Магомедова. — Какое… какое отношение ко всему этому имеет Магомедов? — Это тебя не касается, но так уж и быть, скажу: Червинские эти, твои родственнички, мне, собственно, не сдались. Я просто хочу сделать одолжение одной своей хорошей знакомой. Ну и прикрыть задницу Женечки, поскольку он мне еще может понадобиться. Что же касается Магомедова, то он слишком много знает и сует свой нос в дела, в которые ему мешаться уж точно не следует. Гнаткевич, слава богу, подох в тюрьме, но этот идиот до сих пор не угомонился. Он мне надоел, вот и все. Есть еще вопросы? — Где моя дочь? — повторил Андрей. — С головы твоей доченьки ни один волос не упадет, даю тебе честное слово, — хмыкнул Короленко. — Как только все мои условия будут выполнены, ты получишь ее целой и невредимой. А заодно узнаешь кое-что и о своей женушке. — Так, что, выходит, Анна, — Андрей почувствовал, как по спине пробежал холодок, — тоже у вас? — Утром деньги — вечером стулья, мой дорогой, — процитировал известный роман Короленко. — И не вздумай меня надуть, — мигом перешел он на свой привычный жесткий, не терпящий возражений тон, — в противном случае Милочку свою получишь в пластиковом пакете. По частям. Ты понял меня? Андрей до боли сжал кулаки и выдохнул обреченно: — Да!

***

Григорий отрицательно покачал головой в ответ на вежливую улыбку стюардессы и предложение выпить воды или сока. От закуски он также отказался, ему попросту кусок в горло не лез. Отвернувшись, Григорий уставился в иллюминатор, но очень скоро ему надоело бездумно разглядывать облака, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Честно говоря, он… боялся. Боялся того, что ждет его по прилету. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы все оказалось чудовищным недоразумением, кошмарным сном, — чем угодно. Но чтобы отец был бы жив и здоров, и с ним все было в порядке. Пусть бы он встретил Григория с недовольным видом, отчитал его за то, что не слишком удачно провел переговоры и упустил выгодный контакт. Посетовал за безалаберность Петьки и выразил обеспокоенность состоянием той несносной девчонки, Софи. А потом они вместе поужинали бы, обсуждая новый Левкин спектакль, и отец переглядывался бы с Ларой, а она так и светилась бы от счастья. Господи, сколько их было, подобных вечеров и семейных ужинов, но только сейчас Григорий понял, как много они значили. Вслед за этим ему вспомнилось вдруг, как отец подарил ему на десятилетие дорогущий импортный конструктор, но никакой радости маленький Гриша от подарка не испытал, потому что ему дико хотелось новый велосипед. Однако же, он нашел в себе силы улыбнуться и обнять отца, но тот почему-то отстранился, пристально посмотрел ему в глаза и спросил, неужели не угадал с подарком. Гриша пожал плечами и пробормотал, что конструктор «тоже классный». Поздно вечером, когда уже разошлись гости, он услышал, как отец и мать ссорились в гостиной, и мать заявила отцу, что тот не удосужился спросить у нее, какой же подарок хочет Гришенька. — Ты настолько занят своим хлебозаводом, что тебе наплевать и на меня, и на сына! — обиженно проговорила она. — Между прочим, я на своем хлебозаводе, как ты выражаешься, не штаны протираю, а зарабатываю деньги вам с Гришенькой на безбедную жизнь! — не остался в долгу отец. — И на игрушку эту, которую он через день доломает и выбросит, я потратил кучу денег! — Только деньги у тебя и на уме, Петя, — вздохнула мать, — а чувства ребенка тебя не волнуют! У него же мечта была, он так ждал, что ты исполнишь его заветное желание, а тебе лишь бы откупиться от него, чтоб глаза не мозолил. — Я что, — взорвался отец, — волшебник Гудвин, дед Мороз или золотая рыбка? Увы, милая моя, я всего лишь простой смертный и мысли читать не умею! Слушать дальше Гриша не стал, ушел к себе в комнату, дабы не попасть отцу под горячую руку, а на следующий день отец приехал с работы пораньше и отвез Гришу в магазин, чтобы он сам выбрал себе вожделенный велосипед. — Любой, какой нравится! — улыбнувшись, отец указал ему на витрину. — Пап… ты… спасибо! — только и смог выговорить Гриша. А потом Григорий вспомнил, как явился на свадьбу отца и Лары. Мать ему до того все уши прожужжала, что ни за что не простит отца и его любовницу за то, что сломали ей жизнь, сетовала на то, что «молодая акула» вытянет из него все деньги и пустит по миру. — Вот тогда-то он ко мне на коленях приползет! — А ты его, конечно, примешь? — хмыкнул Григорий. Честно говоря, ему было тогда наплевать, с кем там развлекается его отец, в конце концов, если уж тот что себе в голову вбил, то отговорить его не получится. Но мать уверяла, что они не должны опускать руки и просто так отдать все «честно заработанное за долгие годы» не пойми кому. Кроме всего прочего, он тогда, точно глупый подросток, обижался на отца за то, что тот недостаточно доверял ему в делах, и уделял мало внимания. Даже та история с велосипедом вспоминалась в ту пору как доказательство безразличия и черствости отца. Лара была, чего уж там скрывать, поистине очаровательна в длинном белом платье с открытыми плечами. На шее у нее красовалось новенькое бриллиантовое колье, видимо, свадебный подарок отца, да и вообще она так и сияла от радости. Отец тоже выглядел донельзя счастливым и помолодевшим на добрый десяток лет, но Григория это лишь разозлило. Он прошел прямиком на сцену, взял микрофон и принялся говорить гадости на весь банкетный зал. Позже он не раз извинился перед отцом за ту глупую выходку, и отец простил его. Он говорил, что не держит зла и даже может понять Григория. — Тебе ведь тоже было непросто все это принять, — сказал ему отец. Затем вспомнился вдруг тот день, когда они с отцом сидели рядом в больничном коридоре, а после — в кафе. Отец рассказывал, что Левка родился таким милым и хорошеньким, что он — похож на мать, ну просто вылитый. — Я чуть от страха не умер, когда мне его дали подержать. Он такой маленький, ты себе не представляешь! Глаза отца так и сияли от гордости, и Григорий от души радовался за него. А еще на душе было так легко и спокойно, что теперь у них с отцом прекрасные отношения, и что они непременно станут еще крепче, у них будет теперь одна большая, дружная и крепкая семья. А потом Катя прислала сообщение, что родила сына. Петьку. И Григория охватил неуемный восторг, он тогда, пожалуй, весь мир готов был перевернуть голыми руками, горы свернуть! Господи, неужели все закончилось? Ничего уже не повторится, и не будет ровным счетом никаких радостей… С уходом отца ведь и впрямь все рухнет, ничего уже не будет прежним. Если бы только это было в его власти, Григорий ни за что не допустил бы подобного. Цифровое табло замигало, механический голос по громкой связи объявил, что самолет приступил к снижению. Григорий пристегнул ремень безопасности и вновь закрыл глаза: осталось совсем немного, скоро он будет на месте и увидит наконец свою семью.