Бумажное сердце

Звуки лязгания металла гулким эхом разносились по пропахшему лекарствами коридору такой до боли знакомой клиники для душевнобольных. Палата находилась в конце этажа, где держали самых буйных и наиболее опасных пациентов. Исцарапанная железная дверь, клочки потускневших рыжих волос лежащие повсюду.Человек, недавно крушивший всё вокруг теперь мирно сидел на полу в смирительной рубашке. Он или она, не помнил ни своего имени, ни пола, ни того, человек ли он вообще. Другой жизни пациент не знал. Помнил только развивающиеся рыжие волосы, безумные крики, тёплые руки. И запах. Тот самый запах, которым пахнет только мама. Но её быстро заменила бумага. Жизнью этого человека стала бумага. Он доставал её из ниоткуда, просто доставал. Врачи забирали макулатуру килограммами из палаты. Изрезанные, огрубевшие от мозолей пальцы снова и снова творили бумагу из ничего. Скоро, вся комната будет в птицах из бумаги. Журавли, ласточки, чайки. И карты. У человека не было ни карандаша, ни ручки. Но были карты. Незнакомая местность, которую никогда не видел пациент. Но лишь одна надпись была на карте, в правом верхнем углу. Надпись гласила: «Он здесь» Человек спрашивал у птиц, что это значит. Они не отвечали. Но пока в комнате снова тихо. Скоро будут птицы, бумага и карты. Но пока этого нет, всё будет потом. Прикрыв затуманенные от бесконечного принятия лекарств голубые глаза, рыжий заснул. На холодном, каменном, испачканным кровью полу. Пациент устал от жизни, даже сон не приносил ему бодрости как раньше. А когда было это раньше? Когда он был трёхлетним ребёнком, вот когда было раньше. Но потом он стал искать бумагу. Вернее, она сама его нашла. Приходила, прилетала в виде оригами птиц, внезапно появлялась. Прибывала и прибывала. Родителям обещали обычный курс у психолога, но этим дело не ограничилось. Уколы, ремни, мольбы о помощи. Никто не слышал. Звукопоглощающие стены не пропускали ни звука. Ещё лет десять назад родителям сказали, что их чадо якобы погибло при незначительной операции. Эти люди, что раньше назывались родителями выплакали все слёзы, приняли все слова сожаления. Сначала человек рассказывал другим пациентам свои истории про бумагу. Но потом всех их выпустили, пришли новые, а его по прежнему никто не слушал. И тогда человек замолчал. Врачи гадали, может, он разучился говорить? Но он не хотел говорить. Он говорил только с птицами. Ведь птицы не осуждали, не спорили, лишь ответно качали головами. Человек любил птиц. А птицы любили его.