Монолог чужой жены

Этот старый, потрепанный блокнот лежал в доме очень давно. Как только молодая семья въехала туда – этому ежедневнику была выделена почетная верхняя полка самого дальнего шкафа. Но тетрадка не пылилась, нет – хотя хозяева дома искренне пытались сделать вид, что забыли о ней. По ночам я не раз слышала скрип половиц – легкие, крадущиеся, явно принадлежащие детям шаги и твердые, уверенные – мужа. До сих пор притворяюсь, что не слышу их. Хотя, я отчетливо представляю, как каждый из членов моей семьи берет дрожащими руками тетрадку и вдохновенно вчитывается в скачущие строки. Потому, что как только дом затихает, точно так же делаю и я. Твой почерк летит – быстрый, стремительный, как и ты сам, он выражает все грани твоего такого изменчивого настроения. Я это помню. Я все помню – не думай, что могу забыть. И он помнит, мой милый муж. Знаешь, я рада, что мы с ним вместе. Хоть это и тяжело – мы лечим друг друга. Или, нет – наша болезнь неизлечима. Мы просто продлеваем агонию. Но это все равно хорошо. Иначе бы я никогда не взглянула в темные, спокойные глаза моей дочери и озорные, слегка сумасшедшие – сына. Знаешь, он похож на тебя. Хоть это и невозможно, я считаю его нашим. И муж считает. И, по-моему, ему становится легче. Хотя, какое, к черту, легче? Знаешь, я ненавижу тебя. Он боготворит, а я – ненавижу. За то, что ты повсюду. В листьях бумаги, в ветре, солнце, сыне…и даже в моей постели – это не Джордж рядом, а ты!.. Знаешь, я хотела сжечь твой блокнот. Ни дети, ни Джордж ничего бы не сказали – поняли. Но не смогла. Кажется, в глазах мужа я на секунду увидела тебя, и ты сказал – не стоит. Я и не стала. Знаешь, я, похоже, сошла с ума. Тебя нет уже пятнадцать лет, а я продолжаю говорить с твоими записями. Но не страшно – весь наш дом сошел с ума. И Джордж, и Фред-младший, и Рокси… Такие вот, «Ужастики Умников Уизли». Знаешь, а муж видит во мне тебя. Кажется, обнимая меня по ночам, он стремится впитать то тепло, что когда-то дарили мне твои руки. Тепла уже давно нет, оно ушло вместе с тобой… но ему легче. И я молчу. Знаешь, я помню, как он был дорог тебе, поэтому и осталась в этом доме. Хоть я совсем не его – чужая. Мы всегда понимали это. Знаешь… А, черт, ничего ты не знаешь, Фред Уизли! Ты мертв уже больше десятка лет! Тебя нет! Есть только я, глупая маленькая Анжи, мой муж (нет, не ты; я вижу родинку на его шее и понимаю – это Джордж), мои дети и слишком веселый, шумный дом. Слишком – потому, что мы все в нем давно уже мертвы. Мы не можем жить – но, почему-то, продолжаем. Или это твоя последняя шутка, Фред? И снова одно и то же. Знаю, что тебя нет, Уизли. А я – есть. Чужая, не твоя и не его жена. Одна, для вас двоих. Мертвая внутри и живая снаружи, как наш шумный дом. Чужая жена. Но ведь это же кому-то нужно, правда?