Путь к свободе по ветру

— А я думал, ты спрячешься где-нибудь в пещере около деревни Цинцэ и будешь остервенело грызть глаз бога, пытаясь его уничтожить, — Венти появляется слишком неожиданно, спускаясь на потоке ветра, придерживая рукой свой ужасный зелёный берет, — а ты всего лишь пошёл на постоялый двор Ваншу, — смеётся, усаживаясь напротив Сяо, и опирается подбородком на свои ладони. Сяо не знает, как реагировать на это недоразумение, поэтому просто умоляет архонтов, всех, кроме Барбатоса, — он бессердечный, чтобы они даровали ему сил и спокойствия. Продолжает невозмутимо есть, только хмурится чуть больше обычного. Венти почти умиляется. Почти, потому что немного чувствует себя виноватым. — Ну нет, Сяо, ты не можешь просто начать меня игнорировать! — якша на его слова лишь фыркает, недовольно сверкая глазами, и поджимает губы. А ещё чувствует себя идиотом, он правда не понимает, что это за чувство, но я поясняю за него, потому что пока он разберётся, ещё тысяча лет пройдёт. — Что вам от меня нужно? — адепт вздыхает, понимая, что игнорировать архонта чревато последствиями, поэтому откладывает палочки в сторону и складывает руки на груди, — желания я не исполняю, вы сами это прекрасно знаете, собеседник из меня плохой, это вы тоже знаете, а на лире поиграть вы можете у себя в Мондштадте. Сяо рассчитывал, что Барбатос оскорбится, может, проклянёт его, закрутит в вихре или даже убьёт. Но на деле архонт лишь улыбается, заговорщически сверкая глазами, ни капли не обижаясь. — Вообще-то, ты мой самый преданный… — начинает Венти. — Фанат, ага. Вы забыли вставить между ними слово «был» и «две тысячи семьсот двадцать три года назад», — заканчивает Сяо. — Кто научил тебя язвить? — бард, нет, архонт округляет глаза в фальшивом ужасе и даже прикладывает ладонь к губам. Получается откровенно плохо, Сяо не оценил. — Вы, полагаю, — бросает сухо, хотя получается больше обиженно. Венти тихо смеётся и расслабленно облокачивается на спинку стула, складывая руки на груди. Откидывает голову назад, щурясь от слепящего солнца, рассматривает что-то в небе, но ответов там, кажется, не находит, поэтому с лёгкой улыбкой бормочет: — Ты злишься? — нет, всё же не спрашивает, а утверждает. — Мне всё равно, — равнодушно бросает Сяо. И он не врёт, ему действительно всё равно. Венти не умер, и на том спасибо. А то, что его всё это время водили за нос… ничего, привык. — Ну… уж лучше бы злился, — вздыхает архонт, отрывая свой бездонный взгляд от неба и направляя его на невозмутимого адепта, — я, правда, хотел вернуться очень скоро, как только закончится война, — говорит серьёзно, будто хочет донести эти слова до самого сердца, — но она, как ты сам знаешь, — улыбается уголком губ, — немного затянулась, ну, и…. потом я уснул, потому что устал. А проснулся, как видишь, через тысяча шестьсот лет… — Надеюсь, вы выспались, — «потому что я — нет, я вообще спать не мог все эти годы», от этих мыслей Сяо хмурится, упираясь взглядом в стол и откровенно не понимает. Ничего не понимает. Особенно такие мысли. — Как только проснулся, сразу пошёл к тебе, — Венти игнорирует немного едкие комментарии, продолжая свой рассказ, — а ты с чего-то решил, что умереть на Тростниковых островах — потрясная идея, — осуждающе качает головой, пристально наблюдая за насупившимся адептом, — а когда очнулся, то вообще попытался уничтожить глаз бога. Хорошо хоть самоуничтожиться не попытался, у тебя вообще это, судя по всему, хорошо получается, — смотрит так расстроенно, что Сяо даже неловко становится. — Не мог же я подойти к тебе тогда и сказать: «Сяо, давно не виделись, я, кстати, архонт, моё настоящее имя Барбатос, но ты можешь звать меня Венти». Да ты бы мне этот глаз бога, — якша наконец-то поднимает голову, и Венти удаётся поймать его взгляд, — в лоб бы и влепил. Был бы третьим. — Думаю, ту часть, в которой вы говорите о том, что на самом деле архонт, надо перенести на пару тысяч лет назад, — холодным голосом адепта можно воду замораживать, у барда по коже и правда идёт неприятная дрожь. — Сяо, — и всё же он улыбается, — ты, думая, что я просто человек, шарахался от меня по всему Ли Юэ и двух слов связать не мог, что было бы, скажи я тебе, что я на самом деле архонт? — Я бы не думал все эти годы, что вы умерли, — Сяо говорит прежде, чем думает над словами, поэтому в следующую секунду прикусывает себе язык. И жалеет, что не откусывает, потому что Венти, хоть и сникает немного, примерно понимая, что чувствовал адепт всё это время, при этом выглядит безумно счастливым, будто ему подарили самое дорогое и вкусное вино на свете. — Значит, — начинает так осторожно, и Сяо понимает, что он скажет какую-нибудь невменяемую фигню, — ты думал обо мне всё это время? — Нет, — Венти не дурак, другого ответа не ждал, но всё равно остаётся таким же чертовски довольным. Аж бесит. — Хорошо, сделаю вид, что поверил тебе, — Барбатос, уже совсем не чувствуя себя виноватым, может, потому что у него нет совести, подмигивает Сяо, — теперь ты знаешь, что я архонт. Что изменилось? Ну, кроме того, что ты почему-то стал обращаться ко мне на «вы». Я что, выгляжу настолько старым в твоих глазах? — Нет, — адепт нечитаемым взглядом смотрит, как Венти невозмутимо берёт в одну руку палочки, в другую ладонь самого Сяо, кладёт палочки в его ладонь и заботливо придвигает тарелку с миндальным тофу. А потом спокойно откидывается на стуле, болтая ногами. Выглядит так свободно и беззаботно, что адепт даже немного завидует. — Ну, тогда не вижу никаких проблем, — Барбатос широко улыбается, — теперь я могу сыграть тебе на лире? — Нет, — Сяо хмурится. Если раньше он не понимал, что этот человек от него хочет. То сейчас он тотально не понимает, что этот архонт от него хочет. — Что вы, — ловит обиженный взгляд Венти, — ты от меня хочешь? — Почему ты думаешь, что если человек пытается с тобой поговорить, то ему обязательно что-то от тебя нужно? — интересуется Барбатос, слегка хмурясь. Сяо думает о том, что ему больше нравится, когда Венти улыбается. — Потому что так всегда, — даёт расплывчатый ответ, и бард вздыхает, прикладывая руку ко лбу. — Ладно, хорошо, — архонт сдаётся и наклоняется ближе к адепту, — всё-таки кое-что мне от тебя нужно, — манит пальцем, чтобы Сяо наклонился ближе, и ему ничего не остаётся, кроме как подчиниться, хоть эта идея ему совсем-совсем не нравится — дыхание спирает. Аквамариновые глаза сверкают хитростью, а от самого Венти пахнет заговором, но Сяо почему-то ждёт просьбы в стиле «помочь свергнуть правительство», потому что в Мондштадте издревле прославившимся как город свободы, решили, что «рабство» самый ближайший синоним к слову «свобода» и поэтому внедрили его в город. Думаю, Венти, как добропорядочный архонт, хотя Сяо уже сомневается в этом (камон, он проспал тысяча шестьсот лет, и за эти годы свободой в городе не то, что пахнуть перестало, люди даже забыли, как это слово звучит), должен как-то решить эту проблему. — Назови мне своё настоящее имя, — что? Именно это отражается в обычно невозмутимых глазах Сяо. Просто. Что? Из всего, что мог попросить архонт, он попросил… это? — Зачем? — адепт недоумённо недоумевает. — Ты моё второе имя узнал, это нечестно, я хочу знать твоё настоящее имя, — Барбатос морщит нос и отодвигается, как ни в чём не бывало, пока Сяо снова чувствует себя идиотом. Только теперь он потихоньку начинает понимать, что это за противное чувство. — Алатус, — помолчав, взвесив все «за» и «против», всё же отвечает Сяо. Имя режет слух и горечью оседает на языке. А вот Венти совершенно не разделяет его недовольство, наоборот, задумчиво повторяет имя вслух, потом по слогам, будто пробуя его на вкус. И переводит заинтересованный взгляд на адепта. — Как мне тебя называть: Сяо или Алатус? — это тот редкий случай, когда анемо архонт спрашивает что-то серьёзно, без тени улыбки или насмешки. Запоминайте. — Никак, — Сяо смотрит прямо и безразлично, Венти закатывает глаза, и опирается подбородком на сжатую в кулак руку, и всё также болтает ногами, изредка задевая ими адепта. Интересно, если его связать, не оставив и шанса на малейшее движение, то архонт просто умрёт из-за избытка энергии? Ох, а если ему ещё и рот заклеить… — Сяо, я спрашиваю тебя, как тебе больше нравится, когда тебя называют. Это же не какая-то ужасная тайна Моракса, чтобы так шифроваться, — тянет, сверля своим аквамариновым взглядом невозмутимое лицо адепта. — Ты уже называешь меня Сяо, какая разница? — Если тебе не нравится, могу по-другому. — Как? — устало интересуется адепт. Он что, даст ему ещё одно имя? Совсем делать нечего? — Ну, — якше совсем не нравится этот заговорщический огонь в аквамариновых глазах архонта. Сейчас он будет нести фигню, — например, «сокровище». Сяо приподнимает одну бровь в искреннем недоумении, в самом искреннем, на которое он способен. — Что? Хочешь сказать, что ты не сокровище? — Разве что из обычного сундука. — Ты слишком плохого о себе мнения. Ну, тогда «принцесса», ммм? — Что? — Так и знал, что тебе не понравится, — Венти смеётся, откидываясь на спинку стула, — но оно тебе подходит. Такой же неприступный. — Очень смешно. — Согласен, совсем не смешно. Нет мне прощения. — Рад, что ты это понял. — А «ангел»? — У меня нет крыльев. — Нимба у тебя тоже нет, но быть ангелом из-за этого ты не перестаёшь. — Я не ангел. — Ты слишком плохого о себе мнения! — Ты повторяешься. — Я напоминаю, ворчун. — Ворчун? — Ну да, ты же постоянно бубнишь под нос и ворчишь на каждое моё слово. — Я не… — Сяо… я пошутил, не смотри так грозно, от такого взгляда и умереть можно. — Я знаю. — Ты жесток. — Это тоже знаю. — Ну так, ты решил, что тебе больше нравится? — Сяо иногда не поспевает за Венти, особенно, когда он резко меняет тему разговора, а делает бард это часто. Поэтому сейчас он ненадолго зависает, выпадает из реального мира, а Барбатос заботливо замолкает, даруя адепту возможность подумать. — Сяо, — в итоге он измученно выдыхает своё второе имя, которое уже успело стать почти родным. И это не только потому, как красиво оно звучит в устах Венти. — Ты же это сказал не потому, что я тебя так называю? — осторожно интересуется архонт, доставая из воздуха лиру. Знал бы Сяо, как тяжело ему было сдерживаться две тысячи с лишним лет назад, чтобы не щёлкнуть пальцами, убирая лиру при адепте, чтобы не спалиться. Сейчас он испытывает нереальное наслаждение от такого простого жеста. А Сяо всё равно, он вообще руки свои разглядывает. Даже обидно как-то. — Нет, — для пущей убедительности адепт даже качает головой, и Венти удовлетворённо улыбается. — Хорошо, а теперь я могу тебе сыграть? — Зачем ты спрашиваешь? — адепт хмурится, а бард только лишь вздыхает. — Я не буду делать ничего против твоей воли, — терпеливо поясняет, улыбаясь уголками губ. Сяо думает, что когда-нибудь у него треснет лицо или отвалятся губы. — То есть, ты не будешь уговаривать меня, если я откажусь? — Буду. — Тогда в чём смысл спрашивать, если сам в итоге настоишь на том, чтобы я послушал, как ты играешь? — Но согласишься-то в итоге ты, — выделяя интонационно последнее слово, подмечает Венти, забавно наклоняя голову вбок. — Потому что иначе ты не отстанешь, — Сяо щурит глаза, складывая руки на груди. — А ты хочешь, чтобы я отстал? — голос Барбатоса звучит грустнее, чем он планировал изначально, отчего адепт чувствует укол вины — хмурит брови и поджимает губы. — Я не знаю, — вздыхая, отвечает Сяо, — моя карма… — Стой, стой, стой, — Венти вскакивает из-за стола, размахивая руками и подлетает к адепту. Тот испуганно вжимается в спинку стула, задрав голову вверх, чтобы видеть этого взбалмошного архонта. Мало ли, что он учудит, — я знаю, что ты хочешь сказать, — бард продолжает уже более спокойно, даже ласково, с тенью лёгкой улыбки на лице, наклоняясь ниже к адепту, — мне всё равно. — Но, — Сяо правда пытается возразить. — Сяо, — почему-то сейчас его строгий и немного грустный голос заставляет втянуть голову в плечи, сжаться и попытаться отодвинуться ещё дальше. Но дальше некуда. Только если прыгать с террасы в море. Хотя адепт уже и об этом раздумывает, — я архонт, ты правда думаешь, что какая-то карма способна навредить мне? Сяо кивает. Венти разочарованно вздыхает, прикладывая руку ко лбу. — Сяо, мне всё равно, — бард упирает одну руку в бок, вторую кладёт адепту на макушку, — смотри, я не умер, — легонько, чтобы не спугнуть, ерошит волосы, соскальзывает к плечу, несильно сжимая его. Наклоняется ниже, заглядывая в лицо растерянному адепту, — ты мне веришь? — Нет, — якша почти шепчет, дёргая плечом в попытке сбросить руку барда. Тот без сопротивления убирает её, продолжая глядеть так же грустно и, архонты его побери, убеждающе. — Понятно, — Венти выпрямляется, тяжело вздыхая, и нервно теребит косичку пальцами. И, пошатнувшись, чуть не падает. — Венти? — Сяо вскакивает так быстро, как только может, моментально оказываясь рядом с архонтом. Тянет руку к локтю, в попытке придержать, но в итоге отдёргивает, как от огня, и прижимает к своим губам, прикусывая палец от досады. А Венти смеётся. Так заразительно и звонко, что Сяо моментально понимает — его разыграли. Злость, вперемешку с облегчением, мёдом растекается в душе. Адепт садится, нет, облегчённо плюхается обратно, и смотрит так осуждающе, что Барбатос уже сгорел бы от стыда. Но, кажется, слово «стыд» Венти не знает. — Твои слова ранили меня в самое сердце, — объясняет архонт, для наглядности даже тыкая себе в грудную клетку. Сяо искренне сомневается, что там действительно что-то есть, — поэтому, больше так не говори, хорошо? — Садится на корточки прямо перед адептом, положив ладошки на колени, и заглядывает в нахмуренное лицо Сяо снизу вверх. Тот смотрит измученно и грустно настолько, что хочется сильно-сильно его обнять. Но Венти сдерживается. А то этот нелюдимый парень точно сбежит. — Твой плащ испачкается, — недовольно подмечает Сяо. Его вообще смущает такая картина. Архонт почти упал на колени перед адептом. Это… странно. — Я не умру от того, что мой плащ испачкается, — Венти закатывает глаза, понимая, что вся его серьёзно-длинная тирада просто канула в Лету. — А от того, что я тебе не верю, умрёшь? — язвит якша, недовольно морщась, и тянет руку к сидящему напротив архонту. Надо бы поднимать его с земли. — Умру, — легко соглашается Венти, даже кивает. Ловит руки Сяо, несильно сжимает в своих ладонях и смотрит так серьёзно-серьёзно, что адепту приходится отвернуть голову, лишь бы не видеть этот убеждающий во всём аквамариновый взгляд, — поэтому верь каждому моему слову. — Ладно, — якша не понимает, зачем ему верить каждому слову архонта. Особенно, когда половина из того, что он говорит — полный и абсолютный бред (но ему он, конечно же, этого не скажет), но если из-за этого Венти не будет грустить… Сяо готов поверить всему, что он говорит. — Отлично, — Венти вскакивает так резко, что якша едва успевает увернуться. От столкновения лбами их спасает только удача и молниеносная реакция адепта, — а теперь я сыграю тебе на лире и буду ходить к тебе каждый-каждый день. Ну, иногда не каждый, мне нужно ещё свергнуть правительство в Мондштадте, а то они такое учудили, представляешь? Пока я спал, они придумали рабство! Рабство, понимаешь? В городе свободы! Я даже не знал, что… Сяо внимательно смотрит на весело щебечущего Венти, пропуская добрую половину из его болтовни. Он выглядит таким счастливым. И выспавшимся… Косички разлетаются в стороны от сильных порывов ветра, пока тот придерживает рукой берет, чтобы и он не улетел. И болтает, болтает. Глаза сверкают, улыбка не сходит с лица, и плащ за его спиной так плавно и величественно развевается, что у Сяо не возникает никаких сомнений в том, что он архонт, и при этом же возникает целая тысяча. Он вообще весь соткан из противоречий. Весёлый и грустный. Беззаботный и серьёзный. Маленький, но такой взрослый. Спокойный и энергичный. Сяо не понимает, что за чувства сжимают его грудь, заводят сердце и морозят кончики пальцев. Не понимает, почему обида на этого несносного архонта испарилась с первой же посланной адепту улыбкой. Не понимает, почему его общество он не терпит, он им… наслаждается? Не понимает. Но сегодня, кажется, он сделал большой, нет, огромный шаг к этой истине, прячущейся где-то глубоко в сердце. — Сяо? Эй! Ты меня вообще не слушаешь! — Слушаю. — Да? И о чём же я говорил? — О том, что хочешь свергнуть правительство в Мондштадте. — О архонты, я говорил об этом десять минут назад! Ну вот и что мне с тобой делать? — Что хочешь. — Сяо, не говори такие вызывающие вещи архонту. Я могу и не сдержаться… — Вызывающие? — … забей, просто давай я сыграю тебе на лире.