Чаепитие в Мытищах

      

      И если ты разглядел,       И если это игра —       Выдумай другую.       Где десять тысяч стрел       И десять тысяч ран       Стали поцелуями.              Е. Гопенко, «Миротворец»       

      Толпа, выходящая из огромного здания, снующие провозки, огни — всё превратилось в устрашающий калейдоскоп.       Шэнь Цзю запутался в этой мешанине дорог, людей, дверей, вывесок и домов, потерял направление, откуда пришёл.       Снова он все испортил: сбежал из единственного безопасного места, поддавшись панике, окончательно заплутал и не взял те-фон, как советовал ему Ци-гэ, да ещё и забрал единственный ключ, понадеявшись сам не зная на что. Он думал, Ци-гэ он всегда найдёт, почувствует знакомую ауру и пойдёт по следу, но собственные духовные силы кончилась давно, а интуиция привела его совсем не туда…              Его поймали на полпути — у самой обочины, и заключили в объятия.       Подхватили на руки, шурша и шелестя чем-то, и понесли обратно. Шэнь Цзю резко втянул холодный воздух — горло перехватило, и он молча уткнулся в чуть колючую ткань на груди, позволив дрожи наконец овладеть телом. Ци-гэ нёс его домой, где бы тот ни находился, а значит, всё было хорошо.       За исключением одного…       В последний миг в темнице он так хотел обнять более не существующего человека, да и собственных рук уже не было.       Тогда это было его последнее несбыточное желание. А чего перед смертью хотел его предшественник?       Шэнь Цзю сжал кулаки, а потом, резко разжав, закинул Ци-гэ за плечи, впился словно кошачьими когтями и так и замер.       Тот вздрогнул, наклонился — Шэнь Цзю на мгновение испугался, что либо его сейчас поставят обратно, либо они упадут вместе, но оказалось, что тот склонился, чтобы подхватить оброненный Шэнь Цзю ключ. В этом был весь Ци-гэ…       Кое-как подцепив блестящую подвеску-веер, Ци-гэ наконец выпрямился и прижал Шэнь Цзю к себе ещё крепче.       — Пойдём домой, сяо Цзю. Здесь слишком холодно.       

***

      — Отпусти… — Шэнь Цзю тихо попросил, противореча собственным рукам, оплётшим Ци-гэ намертво, — я пойду сам.       — Нет. У тебя ноги в крови и синие, — в ухо шумно сглотнули и перехватили крепче, пройдясь тёплыми пальцами по бедру. — не отпущу. Я не хочу, чтобы ты их сам себе отморозил…       Они свернули с усыпанной огнями улицы куда-то в переулок. Там Ци-гэ все-таки опустил его на землю, но только для того, чтобы скинуть с плеч свой плотный кафтан и, завернув в него Шэнь Цзю, снова подхватить на руки вместе с ворохом шуршащих сумок с едой.       Шэнь Цзю так устал, что решил позволить Ци-гэ тащить его и дальше, если тому так нужно.       Они плутали по тёмным дворам довольно долго, пока Шэнь Цзю не заметил, что от держащих его рук в него вливается тонкий ручеёк духовной энергии, а сам Ци-гэ все сильнее начинает прихрамывать и припадать на одну ногу. Зато раны на его собственных босых ступнях давно затянулись.       — Что ты делаешь? Отпусти меня немедленно!       Но Ци-гэ лишь мотнул головой и перехватил его покрепче.       Упрямый осел. Идиот!       — Я не знаю отчего твой предшественник подох прям под окнами того, кто занимал это тело до меня… — Шэнь Цзю сглотнул. — Но я тебе этого повторить не дам!       И начал перекачивать ему ци обратно. Удобнее всего это оказалось сделать через злой и внезапный, как выпорхнувшее лезвие, поцелуй.              

***

      От переплетения губ и языков становилось тряско, тесно, жарко в груди. Дыхание перемешивалось и сбивалось, руки и ноги дрожали так, что удивительно было, что они до сих пор стояли, а не летели куда-то в неизвестность.       — Сяо Цзю…       — Молчи!       И Ци-гэ послушно молчал, позволяя впиваться в свои губы.       До тех пор, пока неподалёку не раздался знакомый глумливый смех. Шэнь Цзю мгновенно отстранился, обернулся — и встретился глазами с предводителем той самой кодлы, которая, как оказалось, патрулировала округу.       Они и не заметили, как их успели окружить вышагивающие из тени силуэты.       Шэнь Цзю резко развернулся, намереваясь предупредить Ци-гэ, но тот и сам словно почуял, что с этими «шакалами» беседами да поклонами не отделаешься.       Он без слов опустил всю свою ношу на землю и сжал кулаки. Шэнь Цзю переступил по инеистой корке и встал рядом.       Сжимавшая кольцо стая тем временем разразилась гоготом, гарканьем и рыканьем, даже на человеческую речь особо не походившими.       Юэ Цинъюань обычно не имел привычки хвататься за меч, но Шэнь Цзю заметил, как рука того дернулась к поясу — к отсутствующим ножнам — но тут же выпрямилась и сжалась в кулак.       Шэнь Цзю понял: Ци-гэ будет бить скопленной энергией напрямую, переплавляя в неё свои жизненные силы.       Да сколько их там у него осталось? Пара капель?       — Стой! — Шэнь Цзю вдруг вцепился в его кулак.       Он сам станет его мечом!       Под яростным напором заледеневших пальцев Ци-гэ послушно раскрыл ладонь и сжал его руку в ответ.       Шэнь Цзю почувствовал, как его меридианы наполняются звенящей энергией. Ци-гэ тоже всё понял мгновенно, но не остановил поток, а просто стиснул его ладонь крепче и позволил Шэнь Цзю простереть другую руку в направлении скалившихся подонков.       На мгновение стало необычайно тихо, словно стылый ночной ветер стих и перестал шелестеть листвой. Но со следующим же порывом золотой вихрь со свистом промчался по улице, оставляя за собой только голые чёрные ветви и капли крови, брызнувшие косым дождём.       И только спустя пару вдохов стая заскулила и завизжала, приветствуя подкравшуюся следом боль.       Ци-гэ без слов вновь подхватил Шэнь Цзю на руки, и они скрылись в темном переулке.              — Ты страшный человек, глава Юэ, — Шэнь Цзю хотелось смеяться. — Позволить мне устроить совершенно незнакомым людям «смерть от тысячи порезов»…       — Это была не она.       Шэнь Цзю согласно кивнул — в темноте было всё равно не видно его безумной кривой усмешки, как и подрагивающих от возбуждения рук.       — Ты прав. Слишком много чести для таких выродков. Это были всего лишь «сорванные листья, осыпающиеся лепестки»… от такого не умирают.       — Иногда выжить страшнее чем умереть.       Сказать, что Шэнь Цзю с ним согласен, значило ничего не сказать.       

***

      Ци-гэ касался его губ осторожно, едва дыша, сам же Шэнь Цзю едва не кусался. Они стояли в темноте лестничного пролёта, где-то в неизвестности между их новым жилищем и коварной стылостью улицы. Тут, за захлопнувшейся чёрной дверью было теплее, но, наверное, пар все ещё вырывался изо рта: Шэнь Цзю не видел, но чувствовал теплое влажное дыхание Ци-гэ.       — Ты дрожишь… Замёрз? — голос Ци-гэ едва заметно вибрировал, словно тот и сам подрагивал.       — Нет, — Шэнь Цзю и правда было совсем не холодно: он опять стоял на ступнях Ци-гэ — тот сам опустил его на свои ноги и теперь грел объятиями лучше всякой одежды.       Губы уже саднило, но почему-то прекратить эти лихорадочные обрывочные поцелуи оказалось невозможным. И Шэнь Цзю вновь впивался в Ци-гэ, пока хватало дыхания.       — Сяо Цзю… любимый мой… — Ци-гэ каждый раз выдыхал это ему прямо в рот и продолжал целовать в ответ так невесомо, будто Шэнь Цзю мог от этих прикосновений растаять или раствориться во тьме.       В чем-то Ци-гэ был прав, соблюдая умеренность — Шэнь Цзю чувствовал, как от любых колебаний ци меридианы обоих почти что звенели. Если бы только их можно было вновь сплести и пустить духовную энергию по кругу…       — Ци-гэ… давай же… попробуем…       — Что, родной мой?       — То, о чем ты говорил раньше… Парное совершенствование.       Ци-гэ вдруг закаменел.       — Прости, это была дурная идея, не бери в голову.       — Ну уж нет! Почему же? Ведь это… — нужные слова застряли в горле, но мысли Шэнь Цзю продолжали нестись с бешеной скоростью, словно тот золотой вихрь, и он, сглотнув этот невыразимый ком, поспешно выдал: — Это может помочь нам обоим, ведь мы опять потратили слишком много…       Шэнь Цзю прильнул ближе, преодолевая собственную гордость.       Ци-гэ, кажется, даже дышать прекратил, и Шэнь Цзю невольно потянулся пальцами уловить биение сердца. Но вдруг отстранился, холодея от догадки.       — Или… ты брезгуешь? Тебе противно.       — Нет! Нет же… очень хочу! Но, я думал, что… — Ци-гэ судорожно сглотнул, — что ты сам никогда не захочешь заниматься этим со мной…       — А меня ты спросил?! Так вот. Я хочу!