Чаепитие в Мытищах

      — Всё хорошо! — остановил подскочившего Шэнь Цзю Юэ Цинъюань. — У нас гости. Это, должно быть, старейшина Та-ся! Мне нужно обязательно открыть, шиди, я обещал помочь ей, а заодно уладить некоторые наши дела.       Шэнь Цзю кивнул и попытался оправить на себе слишком короткую нижнюю одежду, вернулся вслед за Ци-гэ в комнату, схватив по пути какую-то накидку, чтобы изобразить приличное верхнее одеяние, но Ци-гэ тут же отобрал и вручил вместо неё лоскутное одеяло.       — Ты болеешь, — одними губами шепнул ему Юэ Циньюань, уже распахивая дверь.       Большего Шэнь Цзю не потребовалось — он тут же метнулся к кровати, откинулся на матрас, приняв одну из самых вызывающих жалость поз. Опустил ресницы и хрипло задышал, нахмурился так, будто сам смертельно уставал от каждого своего предыдущего вдоха — для этого даже почти не потребовалось играть. В принципе, как-то так он себя и ощущал с прыгающим до горла сердцем. Вот уж не думал он, что когда-нибудь они снова будут работать с Ци-гэ в паре.              В коридор вошла пожилая женщина с тростью. Она громко поздоровалась, и Юэ Циньюань вежливо поклонился и многословно приветствовал в ответ.       Шэнь Цзю навострил уши.       Кажется старуха осталась чем-то недовольна и попросила его повторить.       — Сэ-дара-свуй-те, Тай-сия Су-лей-мэн-на, — старательно выговаривая слова, он поклонился ещё ниже.       Старуха вновь поджала губы и, отстукивая тростью ритм, повторила правильную фразу сама, а в конце улыбнулась широко и добро, так что стало моментально ясно — вся суровость была притворной. Ци-гэ улыбнулся в ответ и в третий раз попытался выговорить её имя, но в конце концов просто низко склонился и произнёс привычное «Старейшина Та-ся».       «Таи-си-я Су-лей-ман-на» — про себя повторил Шэнь Цзю, но промолчал, следуя роли тяжелобольного.       Старушка прошла в комнату и одним касанием зажгла тусклую лампу у входа, Шэнь Цзю задышал старательней. Она не стала присаживаться в предложенное кресло, но указала тростью на кровать и что-то спросила.       Шэнь Цзю внутренне подобрался, готовый к тому, что его сейчас вышвырнут из постели. Но Ци-гэ просто поднял большой палец и ответил. При этом разулыбался так, что вся их инсценировка пошла прахом: его неподдельная радость так и сочилась из сощуренных глаз, что только по ней одной можно было догадаться — дела тут не так плохи.       Старушка заохала и тоже разулыбалась, затараторила что-то без остановки и уставилась на Шэнь Цзю с таким странно-трогательным выражением лица, что ему ничего не оставалось, как приоткрыть глаза и пробурчать:       — Сдра-свуй-те, Таи-сия… — и тут же зайтись в «предсмертном кашле укушенного павлиньей пчелой», чтобы успокоить выпучившего глаза Ци-гэ.       Старушка, похоже, осталась этим вполне удовлетворена и, вновь заохав, увела Ци-гэ в кухню, подхватив под руку.       Там они чем-то долго гремели, что-то открывали и закрывали, и в итоге Ци-гэ показался из кухни с охапкой посуды, сложил её в сумку, оставленную старушкой у порога, и прошёл к шкафу со стеклянными дверцами.       Старушка осталась в коридоре, поглядывая на притихшего и укутавшегося до самого носа Шэнь Цзю, но не пытаясь вновь заговорить или подойти.       Наконец Ци-гэ нашел, что искал, и неуверенно протянул старушке половину бумажной стопки, та замотала головой и будто бы рассердилась, порылась в сумке и сунула ему в руки несколько бумажных конвертов. Что-то объяснила, указывая тростью за дверь и на стол, и Ци-гэ послушно уселся за него. Разложил конверты и принялся отсчитывать деньги — а больше всего эта стопка цветных картинок была похожа именно на бумажные деньги.       Он считал незнакомо и вслух — Шэнь Цзю нагло подсматривать не решился, но считал вместе с ним в уме, сделав воображаемую зарубку на цифрах семь и девять.       Затем Ци-гэ ещё долго сверял знаки на конвертах и деньгах, и только потом сложил стопки внутрь и передал одобрительно кивнувшей старейшине.       — Сэ-па-си-до! — Ци-гэ раскланялся, словно не он только что вручил ей целое состояние.       Та пересчитывать не стала, тоже поблагодарила и удалилась за дверь, по пути погладив по голове низко поклонившегося Ци-гэ.       Шэнь Цзю скрипнул зубами, но сдержался.       Сказав ещё что-то на прощание, она ушла. И Ци-гэ тут же вернулся к кровати. Тихо опустился на колени прямо на пол и покаянно опустил голову у руки Шэнь Цзю.       Тот поддался острому желанию и тут же вплёл жадные пальцы в густые темные пряди. Поглаживать не стал, нет. Просто слегка притянул к себе. Ци-гэ не возражал.       — Прости, я вынужден брать те деньги, которые принадлежат теперь тебе. У моего предшественника тоже скоплено немало средств, но они наподобие духовных кристаллов и хранятся не здесь. Я пока ещё не научился распоряжаться ими до конца, использовать их мне удалось только на рынке и в лавках торговцев.       Шэнь Цзю молча слушал и просто продолжал перебирать в пальцах короткие пряди на макушке, часть из которых не то были замараны в муке, не то просто светились сединой.       — Через это устройство… — Ци-гэ наклонил голову и показал на лежащие на столе блестящие прямоугольные предметы: один чёрный, другой отливающий зеленью. — Оно называется те-фон, или как-то так, я могу оплачивать покупки и говорить с другими людьми как по личной духовной связи, читать книги и переводить речь, и даже отправлять письма и ещё много всего, только я пока не освоил все техники и приемы.       Шэнь Цзю приподнялся и с любопытством взглянул на предметы.       — Один из них мой? Тот, что цвета цин?       Ци-гэ кивнул и улыбнулся:       — Ты прав. Насколько я понял, их не принято передавать другим. В этом мире они как наши мечи: подчиняются только своим владельцам и хранят слишком много личного, наподобие тайных рукописей. Шиди, я клянусь, я не заглядывал в твой…       — Тогда как ты научишь меня пользоваться им? — Шэнь Цзю приподнял бровь.       — Ох, надеюсь, на твой острый ум и многочисленные таланты. Насколько я понял, все эти устройства действуют похожим образом, — он показал на те-фоны и хрустальный экран на столе. — Я могу продемонстрировать тебе, что сумел освоить на своём. А дальше ты можешь довериться интуиции.       — Ты надеешься, я разберусь во всем этом лучше тебя?       — Несомненно! Этот Юэ очень нуждается в твоей помощи, так как сам порядком закостенел умом и за все эти дни преуспел лишь в малом: бессовестно втереться в доверие и невозбранно пользоваться помощью пожилой женщины.       Шэнь Цзю очень сомневался, что Ци-гэ вообще способен на такое. Если это и происходило, то только с попустительства самой старушки.       — Но вот с те-фоном у меня действительно возникли сложности. Старейшина Та-ся сама использует его крайне осторожно и не может мне в этом помочь, но скоро прибудет какой-то её младший родственник, и она обещала попросить его научить меня оплачивать другие наши расходы.       — Прекрасно! Значит нам не придётся снова жить на улице и побираться. И это ты называешь малым?       Ци-гэ смущенно кивнул.       — Вот только я бессовестно воспользовался ее доверием и тем фактом, что прежний «я» поспешно прибыл издалека из-за болезни твоего предшественника и в местном укладе и языке не разбирался. Теперь, когда ты пошёл на поправку, мы не сможем больше скрывать нашу чужеродность этому миру, потому что прежний «ты» обитал тут довольно долго и, судя по всему, не испытывал проблем с общением и местными особенностями жизни. Старейшина Та-ся очень тепло отзывалась о человеке, что жил тут…       Шэнь Цзю почувствовал какое-то странное волнение: в этом мире кому-то было не наплевать на него, хоть и прежнего, а не настоящего. Сможет ли он когда-либо вновь заслужить такое отношение к самому себе?       Ци-гэ говорил ещё долго, объясняя и рассказывая, но Шэнь Цзю слушал вполуха, думая о собственной ничтожности: прошлая жизнь предоставляла ему столько шансов стать достойным человеком, несмотря на все тяготы, но он каждый раз выбирал не тот путь, не тех людей, не ту сторону. Он, именно он довёл их обоих до страшной кончины…       В итоге Ци-гэ заметил его настрой и оборвал себя.       — Сяо Цзю, тебя что-то тревожит?       — О, только собственная никчемность. И сколько же у нас осталось тех бумажных денег?       — Достаточно… — Ци-гэ задумчиво потёр подбородок, — думаю, что этих средств нам хватит на ближайший месяц.       — Хм, если бы мы вновь были полноценными заклинателями, думаю, деньги не были бы проблемой — мы могли бы перебраться отсюда в какое-нибудь менее оживленное место, — Шэнь Цзю горько усмехнулся и вновь, спустя столько лет, озвучил их совместную детскую мечту, — стать могущественными бессмертными. Жить вдвоём. На лоне природы. В уединении…       — Да… — Ци-гэ как и прежде со всем согласился.       Только в этот раз Шэнь Цзю не рискнул взглянуть ему прямо в глаза. Собственный взгляд больше не светился детской незамутненной уверенностью и неистребимой надеждой. Вместо этого он поджал губы и усмехнулся:       — Похоже, придётся усиленно копить ци. Сколько тебе потребуется до следующего возвышения ядра?       — В этом теле каналы достаточно широки. — Ци-гэ помолчал, что-то подсчитывая про себя, потом осторожно выдал. — Думаю, пару месяцев. Но тебе… тебе не стоит спешить, шиди. Болезнь, которой страдал твой предшественник, сильно сказалась на меридианах и организме в целом. Я не шиди Му и смог устранить только часть последствий…       Юэ Цинъюань низко склонил голову, словно каясь, но Шэнь Цзю его уже не слушал, перебирая в уме варианты.       — Значит, нам нужно как-то ускорить совершенствование. Мое ядро не такое уж хрупкое, можно пробовать сразу вторую стадию медитации возвышения…       — Нет! — Юэ Цинъюань твердо прервал его, нахмурившись. — Послушай же меня, шиди, мы оба слишком далеки по уровню развития ядра, и ты это знаешь. Не стоит делать опрометчивых шагов.       — Я не собираюсь снова попрошайничать и пресмыкаться! Должны быть другие способы…       Юэ Цинъюань тяжело вздохнул и поднял взгляд — и глаза его были тёмные-тёмные.       Шэнь Цзю не выдержал и уставился на него в ответ. Тот долго молчал, прежде чем проговорить:       — Из известных мне методов могло бы помочь парное совершенствование, человеческие сосуды или кровь священного демона, но…       Заметив как напрягся Шэнь Цзю, Юэ Цинъюань тут же оборвал себя и вновь склонил голову, уйдя от взгляда.       — Прости, шиди. Просто забудь… Если мы будем усердно медитировать, вести себя дружелюбно и распределять время и средства с умом, у нас не должно возникнуть затруднений и так. Я позабочусь, чтобы нам хватило всего и не пришлось скитаться.       — А я, очевидно, оказываюсь вновь не у дел! — ядовито бросил Шэнь Цзю, сам не зная, что за злость вдруг его обуяла. — Хорошо, предоставлю братцу Ци вновь заботиться обо мне, раз ты так настаиваешь на моей бесполезности…       — Шиди! Я не… я не это имел в виду! — Юэ Цинъюань потянулся ближе в прорыве взять за руку, но Шэнь Цзю ловко уклонился от его пальцев и, резко развернувшись, уставился в окно.       Там наконец наступил закат, едва пробившийся сквозь набежавшие тучи.       — Ты не бесполезен! И не никчёмен… просто, тебе нужно время восстановиться. Если желаешь, ты мог бы пока заняться языком, письменностью и местными традициями и церемониями. Я слишком плох в этом, а у тебя всегда получалось…       Да уж, Шэнь Цзю, будучи тогда ещё только наречённым Цинцю, был сразу же назначен заниматься всей бумажной работой, а предыдущий глава пика даже доверял ему переписывать некоторые древние трактаты, потому что только он и мог безошибочно разобрать старинные знаки. Было дело, он как-то даже расшифровал некоторые демонические рукописи, оказавшиеся в библиотеке пика Цинцзин по чистой случайности. Лучше бы он этого не делал: избыть ярую ненависть и отвращение ко всему демонскому племени, а в особенности к священным демонам, позволившим себе опуститься с небес совершенствования до самых омерзительных нечистот духа, он так и не смог. Уж не в эти ли его очерки успел вчитаться Юэ Цинъюань?       Шэнь Цзю передернуло от воспоминаний, и чужая ладонь всё же неуверенно накрыла его руку.       — Мне очень нужна твоя помощь, как главы пика Цинцзин — кто, как не ты можешь представить нас достойно! Я не хочу тебя утруждать, но у нас есть несколько проблем и вопросов, не требующих отлагательства, с которыми я не могу обратиться к старейшине, не раскрывая себя. И ты тоже, если возьмёшь на себя этот труд, не должен допустить слишком грубых ошибок, так как твой предшественник был с ней близко знаком, — Ци-гэ нахмурился и тяжело вздохнул, растеряв весь свой невозмутимый вид. — Шиди, мы не сможем больше объяснять всё болезнью, тебе потребуется вникнуть во всё хотя бы на первое время. К счастью, твой предшественник оставил много полезных материалов и указаний, как видишь, даже я смог разобраться кое в чем.       О да! Шэнь Цинцю всегда был мастером в вопросах пускания пыли в глаза или выдавания себя за нечто большее, чем он на самом деле являлся.       — Мне кажется, Ци-гэ подзабыл, что на самом деле я по-настоящему хорош только в написании кровавых писем, обильно приправленных рыданиями… Кстати, ты мне так и не объяснил, как так получилось, что глава Юэ повелся на этот старый как мир трюк! Ну правда, не мог же ты поверить, что то письмо я писал искренне?       — Мог. Сяо Цзю, прости…       Кажется, Юэ Цинъюань стукнулся лбом о край кровати в попытке пасть ниц, но Шэнь Цзю так и не обернулся, завороженно уставившись на забарабанившие по стеклу капли — он никак не мог этого сделать, даже если хотел, потому что иначе бы такие же капли вновь потекли из его глаз. А это было бы уже чересчур для одного дня и этого Шэня, даже растеряй он всю свою гордость.