Чаепитие в Мытищах

      Его выдернул из небытия сладкий, непривычный аромат. Пахло мягко, радостно и совсем не больно. Не имбирной остротой, разбавлявшей пресный рацион Цанцюншань, но и не теми «изысками», которыми Тварь потчевала свой гарем, а иногда и его — это было самое страшное, ведь пленник прекрасно знал, что за особые ингредиенты были использованы в этот раз. Шэнь Цзю начинало выворачивать наизнанку от одного лишь пряного дуновения, долетавшего от складок одежды, буйной лоснящейся гривы волос и столь умелых на многое (о, очень многое!) рук.       Тут же пахло совсем иначе: ни одно воспоминание из детства (а его у Шэнь Цзю и не было), ни годы учебы в том числе и на дополнительных занятиях на пике Цяньцао, ни многочисленные стычки с демонами, ни все стадии собственного гниения не смогли подсказать ему природу этого обволакивающего, укутывающего словно пуховым одеялом аромата.       Он невольно сглотнул. Странно, но слюна не потекла наружу, словно у него вновь были на месте все зубы и язык. Наверное, очередной бред. Но в беспамятство ему погрузиться не удалось: непривычные звуки и ощущения тревожили ум.       Он ещё раз сглотнул — не кислоту и кровь, а обычную, давно не наполнявшую его рот слюну и попытался продрать глаз — это удалось на удивление легко, словно и не было склеивавшей всё корки — оба глаза широко распахнулись и тут же зажмурились от показавшегося ослепительным света.       Шэнь Цзю невольно дёрнулся, и сипло втянул воздух. Под ним скрипнуло, а в отдалении что-то звонко упало. Он замер, но ни удара, ни боли не почувствовал. Усилием воли расслабил мышцы — пусть Тварь думает, что он не в себе, а значит меньше потехи.       Ничего не произошло, демонского отродья поблизости тоже не ощущалось, но тихий шум вокруг не утих, кажется, он даже различил шаги.       Вряд ли стоило надеяться, что он, Шэнь Цзю, уже подох — и это богиня Мэн По спешит поднести к его губам напиток забвения.       Тем не менее, он очевидно больше не висел на цепях, а лежал, утопая в чём-то облачно-пушистом, и к тому сладкому аромату примешалось ещё несколько сытно-приятных.       Шэнь Цзю захотелось просто дышать, а не готовиться к очередному кошмару. Что-то мерно цокало на фоне, незнакомо шуршали шаги и от этого ровного ритма, так отличавшегося от напряжённой капели в стенах его подземелья, стало клонить в дрёму.       Запах был настолько чужд его жизненному опыту, что внезапно не вызывал ни тошнотворных спазмов, ни горечи, ни сожалений. Ничего, кроме ощущения теплоты, сытости и умиротворения… наверное, лучшим эпитетом к нему было бы «счастливый», вот только бездумно переписывать чужие рифмы из специальных таблиц Шэнь Цзю, нет, Шэнь Цинцю, глава пика Цинцзин, никогда не любил, поэтому, окажись в его руке кисть, он бы осторожно, едва касаясь бумаги, вывел иероглиф «безопасность».       Кстати, руки у него теперь тоже были‼       Не успев до конца осознать и прочувствовать этот факт, Шэнь Цзю обнаружил, что шаги замерли, и тут же ощутил чужую ладонь под шеей — его голову немного приподняли, и у губ и впрямь оказалось что-то тёплое.       Вязкая дрёма слетела мгновенно, словно покрывало. Не выдержав, он взмахнул заново обретённой рукой, и металлический предмет отлетел ото рта и во что-то воткнулся.       — Ся… о-ох‼       Судя по стону, не во что-то, а в кого-то. Прекрасно! Шэнь Цзю почувствовал ликование. А потом до него дошло — он снова был заклинателем! Его ядро пульсировало, слабо, но ощутимо, тело было свободно от оков и пут, да и просто вновь было целым!       Он распахнул глаза, уже ничего не боясь… и увидел прямо перед собой незнакомое лицо.       Какой-то мужчина склонился над ним и, не обращая внимание на воткнувшуюся под ключицей ложку, улыбаясь смотрел на него.       — Сяо Цзю…       Нет, не может быть! Шэнь Цзю моргнул. В памяти вспышкой мелькнули осколки Сюаньсу. Ци-гэ умер, исчез, растворился под градом стрел…       Как Шэнь Цзю мог забыть об этом, и заодно о том, что цепляться за жизнь и рвать когти ему самому больше не за чем?       Он моргнул ещё раз. И ещё.       Черты Ци-гэ проступили на этом незнакомом лице сильнее: вот же та складка-птичка между широкими бровями, которая незаметно взлетала вверх, стоило Шэнь Цзю посмотреть на него или заговорить. Вот «висячая игла» над ней, почти невидимая раннее, а сейчас залёгшая глубоко. Вот мягкая улыбка и тёплые глаза в окружении незнакомой сети морщинок и тёмных кругов.       Нет! Это лицо было Шэнь Цинцю очень знакомым! Он и не надеялся увидеть его ещё раз.       — Ци… гэ… — будто чужой, язык еле ворочался. Наверное, он и был чужим — вдруг озарило Шэнь Цзю, ведь и сам он всё-таки умер, не отрывая взгляда от осколков. Он вспомнил свою кровь, заливающую металл. Падение по подступающей темноте в этот угасающий блеск, в последнюю вспышку чистого света, словно внутри расколовшегося меча был спрятан алмаз. В последний момент ему показалось, что он увидел в этом блеске отражение. Не своё.       Он мёртв, мёртв, мёртв. Они оба мертвы…              Чужие руки знакомо легли на запястье и волной духовной энергии выдернули его из этого чёрного бесконечного колодца. В это раз утренний предрассветный свет уже не показался слишком ярким.       — Сяо Цзю, это я! Юэ Ци…       Шэнь Цзю словно прошило молнией, и он уставился на белозубую улыбку и заблестевшие глаза этого странного, словно постаревшего Юэ Цинъюаня.       Превратившаяся в острый клин ложка так и торчала у того из-под ключицы, и струйка крови уже доползла до нижнего края непривычно облегающей одежды. Этот Юэ Цинъюань её так и не вытащил, словно вообще не заметил.       Морок? Подделка?       Но зачем?       Разве Тварь ещё не поняла, что он на такое не купится никогда. Да и способна ли она просочиться в посмертие? — Шиди, ты меня слышишь? Ты в безопасности и жив — это главное! Я всё тебе расскажу, а сейчас успокойся и приведи в равновесие свою ци, не перенапрягай меридианы. Нам здесь ничего не угрожает…       Конечно, чему могла угрожать одна ложка, по сравнению с десятком тысяч стрел. Шэнь Цзю расхохотался: безумно, хрипло, нечеловечески, как бешеная демоническая лисица-выпь:       — Ци-гэ умер! Подох… и этот Цзю вместе ним. Что ещё вам от меня нужно, твари?!       Он вырвал запястье из чужих похолодевших пальцев и прижал ко рту, закусил со всей силы.       — Нет же! Нет. Сяо Цзю, это и правда я! — его руку опять мягко перехватили и вернули в широкую ладонь. А затем и вовсе прижали к чужой груди, прямо там где стекала кровь, а вместе с ней и жизненная энергия — перепутать её с иньской аурой всякой нечисти было невозможно. Под кожей громко ухало. Совсем по-настоящему.       — Мы оба живы! Я правда Юэ Ци… Цинъюань.       Шэнь Цзю упрямо замотал головой — в глазах резко потемнело и он уставился в одну точку, туда куда прижимали его ладонь.       Затем перевёл взгляд на свою руку — гладкую и чистую, не считая алых следов, отпечатавшихся на подушечках пальцев. Даже ногти были не обломаны, а ровно подрезаны. Он медленно повернул голову и уставился на ноги, укрытые пестрым одеялом, на незнакомую комнату, полную чудных и чуждых вещей, и почувствовал, как голова снова пошла кругом.       — А я… кто?       Вместо ответа его сгребли в объятия:       — Ты мой… мой сяо Цзю…       Неужели он все-таки не умер, а просто сошёл с ума?              Когда его наконец отпустили, Шэнь Цзю понял, что то было весьма странное сумасшествие: он чувствовал себя будто заново родился. Тело подчинялось, но неловко, словно не своё, все органы чувств сбивались от потока незнакомых ощущений, а глядевший на него мужчина не был копией из его воспоминаний или образом из снов — такого Юэ Цинъюаня он видел впервые.       Кошмары, насылаемые Тварью, обычно отличались безупречной продуманностью и не несли ничего нового, кроме украденных и тщательно переработанных воспоминаний.       Тут же всё было новым и странным.       Он протянул руку и коснулся лица Юэ Цинъюаня. Тот не отстранился, а наоборот склонился ближе. Кожа была настоящей, тёплой, и исходящий от неё запах ощущался как одновременно и родной, и непривычный, но приятный, даже вкусный. А демоны и прочая нечисть, по мнению Шэнь Цзю, пахли просто омерзительно.       — Сяо… шиди, это действительно я, и с тобой теперь тоже всё будет хорошо. Обещаю!       Но пальцы Шэнь Цзю упрямо скользнули дальше на шею и стали сжиматься до тех пор, пока кадык под ними не задёргался. Сейчас ему бы не хватило духовной энергии, чтобы переломить шею даже обычному человеку, но попробовать всё равно стоило, вот только его другая ладонь была по-прежнему сжата чужой рукой, и в неё всё так же вливали ци, словно Шэнь Цзю и не пытался тут никого задушить. Задрожавшие пальцы постепенно разжались.       И Юэ Цинъюань наконец проговорил:       — Послушай же… Я всё объясню.