Спи, моя радость, усни...

Если бы родители знали, чем увлекается Чонгук и его друзья, посадили бы сына под домашний арест до конца дней. Смеркалось. На много километров вокруг не было ни единой души — навигатор понемногу начинал отказывать, но всё ещё не показывал вокруг ни одного жилого дома. Чем дальше Чонгук проходил, тем хуже становился интернет и связь, пока, в конце концов, его телефон не стал чуть полезнее куска стекла. Сделать экстренный вызов подросток всё ещё мог. Старая автомобильная дорога, по которой он продвигался дальше, давным-давно не использовалась и поросла травой. Деревья, большинство из которых были старше даже его родителей, окружали тёмной стеной, будто сжимались вокруг единственного крохотного человека за многие года здесь. Чонгук мог отказаться, но на кону стояли обещанные Чимином сто долларов. Даже не столько из-за денег, сколько из-за задетой гордости Чонгук согласился на такую авантюру. Он должен доказать другу, что страх перед лягушками, ящерицами, змеями и другими мерзкими животными не делает из него «ссыкло». Возможно, это глупо и по-детски, но Чонгуку всего пятнадцать. Чего вы от него хотите? Авторитет перед друзьями — это не шутки. Его задача, по мнению Чимина, довольно проста: призвать монстра, обитающего в лесу и похищающего маленьких детей, заснять на видео и свалить как можно быстрее. Ничего сложного, не правда ли? Настолько просто, что и Чимин, и Хосок, и Намджун отказались составить ему компанию. Они уже пытались призвать Слендермена не раз, но ритуал всегда превращался в какой-то цирк. Они кричали, пытаясь дозваться до мифического создания, тем самым привлекая внимание только раздражённый взрослых, потому что уйти глубоко в лес у них никогда не получалось, смеялись, разводили костер и едва чего-то боялись. Чонгук — первый, кто действительно решился выехать в настоящий никем не тронутый лес и провести ритуал так, как нужно: в одиночку и серьёзно. Солнце окончательно скрылось, небо потемнело, лес стал выглядеть ещё более устрашающе. Если всего пару минут назад Чонгук слышал шуршание листьев над головой, пение птиц, треск веток, то теперь тишина была абсолютной, утягивающей, даже завораживающей. «Все птицы сдохли» — подумал Чонгук, и от собственных мыслей по его спине пробежали мурашки. Эта мысль будто не принадлежала ему, была сгенерирована не его сознанием, но спорить с ней было трудно: все живые существа в лесу будто передохли, ветер куда-то исчез, так что и листья шуршать перестали. Если до этого Чонгуку было не так одиноко, то теперь во всём лесу он будто бы был единственным живым существом. Звуков было столько же, как если бы его заперли в звуконепроницаемой комнате. Чонгук остановился. Исчез звук его шагов, остались лишь дыхание и сердцебиение. Он присел на колено, и положил рюкзак на землю, достав оттуда листы бумаги, кисть для рисования, нож, свечи, бинты и серебряную цепочку, которую сразу же надел на шею. Обычно ритуал с друзьями они проводили немного иначе, но на англоязычном сайте Чонгук откопал весьма интересный ритуал, внушающий доверие. Он выложил три листа бумаги в ряд, взял нож и осторожно полоснул по внешней стороне запястья. Кровь выступила, Чонгук взял кисть и промакнул её в ней, прошипев от боли. Его художественные навыки были весьма неплохи, поэтому изобразить дерево на левом листе у него получилось довольно хорошо. На листе посередине он нарисовал овал лица и шею — набросок того существа, которое собирался призвать. На правом листе Чонгук нарисовал себя, свой довольно похожий портрет, не забыв добавить цепочку — ту деталь, по которой Слендермен должен узнать его. Он зажёг четыре свечи и поставил их на уголках листов. Это не обязательная часть ритуала — простой антураж. Чонгук перевязал рану бинтом и развернулся спиной к импровизированному алтарю. Он медленно пошёл вперёд, удаляясь от него. Дорога впереди казалась бесконечной. Он отошёл от места проведения ритуала на несколько сотен метров и сел на землю. Монстр должен подать ему сигнал, когда ответит. Чонгук ждал минуту, две, три. Звенящая тишина начинала сводить с ума. Внезапно треснула сухая ветка — у него чуть не разорвалось сердце, однако там, откуда донёсся звук, никого не было. «Это знак» — подумал Чонгук и встал с места, направившись назад к своим рисункам. Чем ближе он подходил к ним, тем острее становилось чувство страха, инстинкты вопили об опасности, но Чонгук упорно шёл через них. Он подошёл к листам бумаги и, ощутив, как подкосились ноги, упал на колени. Густой ком в горле перекрыл кислород — всё прошло именно так, как и должно было пройти: на нарисованном кровью дереве появилась виселица, а черты собственного лица, кропотливо прорисованные, исчезли. Теперь его лицо было похоже на лицо существа на соседнем рисунке. Впервые ритуал прошёл по плану, и от осознания этого леденящий ужас сковал сердце подростка. Монстр приходил, и сейчас он был рядом. Чонгук не мог оторвать взгляд от испачканных листов бумаги, будто бы приклеенный к ним. Он дышал часто и глубоко, обнимая себя, но всё равно задыхался. Воздух был пустым, пресным, будто бы его и вовсе не было. Чонгук не хотел смотреть вдаль, зная, что увидит там, но, сжав до боли челюсти, он оторвал глаза от земли. Крик ужаса застрял где-то в его горле. Высокая фигура в похоронном костюме стояла далеко, склонив безликую голову вбок. Чонгук оцепенел, пристально глядя на нечеловеческое существо. Реальность ускользала, утекала сквозь пальцы, лес больше не был обителью жизни, превратившись в декорацию, такую же безликую, как и монстр вдали. Ощущение времени растворилось, секунды перестали быть отличимыми от часов и минут. Чонгук будто бы попал в ночной кошмар. Где он? Как оказался здесь? Где выход? Как отсюда выбраться?! Фигура не шевелилась, но необъяснимым образом приближалась. И чем больше она приближалась, тем леденее становилась кровь, медленнее пульс и расплывчатее сознание. Натянутая на скелет мертвецкая белая кожа приближалась, из-за спины монстра показались мерзкие черные щупальца. Чонгука затошнило. Его тело внезапно освободилось из невидимых оков и он, сорвавшись с места, побежал так быстро, как мог. Но пространство искажалось, он словно совсем не двигался, словно бежал в воде, не в силах преодолеть ее сопротивление. Лес сужался, путь назад становился все дальше, дорога уходила из-под ног. Чонгук не оборачивался, но чувствовал: он сзади и он приближается. Он хотел закричать, но голос сдавливал горло. Он поднял руки, едва подчиняющиеся ему, и коснулся своих губ, но не нашел ни их, ни своего рта. Чонгук судорожно ощупывал пространство под носом, но на месте рта была лишь плотная гладкая кожа, сквозь которую подросток не мог ощутить своих зубов. Он не чувствовал языка, внутренней стороны щек, зубов, будто бы их и вовсе не было. Из глаз неконтролируемо потекли слёзы. Он остановился, поняв, что бежать назад бесполезно, и, зажмурив глаза, развернулся и бросился в сторону безликого существа. Чонгук чувствовал, что бежит вперёд, наконец чувствовал землю под ногами, но, пробежав несколько метров, врезался во что-то и упал, не ощутив никакой боли от падения. Он хотел открыть глаза, но не мог, и, коснувшись их, ощутил и на их месте лишь два кожаных уплотнения. Внутренний крик раздирал лёгкие. Он беспомощно полз по сухой земле и камням, не слыша ничего. Он ориентировался только на осязание, последнюю нить, связывающую его с реальным миром, но и она медленно ускользала из его рук. Земля расходилась под ладонями, где-то превращалась в жидкость, где-то просто исчезала. Чонгук сходил с ума быстрее, чем делал это мир вокруг него. Он ощутил, как что-то туго скрутило его голени и потащило в сторону. Он бился, хватался за землю, не жалея окровавленных ногтей, но продолжал двигаться по земле, как безвольный мешок костей и мяса. Сухая земля сменилась холодной травой и ветками. Его утаскивали в лес. Чонгук слышал только сумасшедшее биение своего сердца. Он резко почувствовал, что задыхается. Он схватился ладонью за собственное лицо, превратившееся в кусок кожи, лишь напоминающий о том, что когда-то на месте впалостей были глаза, рот и нос. Теперь на нём не было даже отверстий для дыхания. От недостатка кислорода его голова готова была взорваться. Теперь ему было плевать на то, кто и куда тащит его. Сломанными ногтями он раздирал кожу там, где прежде был его нос, в тщетной попытке добраться до воздуха. Сколько бы он ни раздирал в мясо кожу, до дыхательных путей докопаться не мог. Он задыхался, чувствуя, как мутнеет сознание и слабеет тело. Призванное им существо всё ещё тащило его вглубь леса, но теперь Чонгуку было всё равно. Он терял сознание. Пускай Чимин подавится своими чертовыми деньгами.