Цифры перемен

АИГЕЛ — Чудовище

You 18:45 Поехали на источники на выходных? xiao mo 18:50 какие блин источники You 18:52 Горячие xiao mo 18:53 зачем?? You 18:53 Отдохнем, расслабимся, пока каникулы xiao mo 18:55 а тебе прям заняться нечем я смотрю You 18:55 Поехали, малыш Мо Чжань Чжэнси и Цзянь И тоже едут xiao mo 18:56 ладно я подумаю You 18:59 Заеду за тобой в субботу в 11 xiao mo 19:00 я сказал что подумаю!! бля ладно хрен с вами Будильник трезвонит так громко, что, кажется, вот-вот пробуравит висок. Хэ Тянь горестно стонет и шарится рукой по простыни, но мобильник, как на зло, выскальзывает из непослушных со сна пальцев. Приходится продрать глаза. Яркое солнце заливает пустую квартиру почти нежно, но Хэ все равно щурится и активно трет глаза. Часы показывают девять тридцать, и это значит, что нужно заставить себя подняться, упихать под душ, найти чистую одежду и вызвать такси. Но еще это значит, что сегодня Хэ Тянь увидит Рыжего, и от этой мысли становится тепло внутри. he 9:32 Проснулся? he 9:32 Скоро подъеду Сообщения улетают с тихим шорохом, Хэ Тянь откидывает со лба влажные волосы и долго смотрит на рассветный город под панорамными окнами. Ему чудится, что на кухне пахнет свежим кофе и ромашкой, Рыжий тихо возится с посудой, помятый со сна, хмурый. Зацелованный. В детстве Хэ Тянь любил фантазировать. Это потом его жизнь стала слишком идеальной, чтобы представлять что-то помимо, но привычка осталась. Даже пусть он и не любит кофе. Уже по пути, в лифте, Хэ Тянь пишет Чжэнси (как более ответственному) и уточняет время и место встречи. У них рейс на чартер в час дня, парни об этом знают, Рыжий — нет. Хэ специально не сказал: во-первых, боялся, что тот наотрез откажется, во-вторых, хотел увидеть его лицо. Было смутное в-третьих, но в нем Хэ Тяню было стыдно признаться даже себе: такое, мол, смотри, это все может быть твоим, я готов для тебя купить яхту, самолет, личный остров, только будь со мной, не бросай меня, полюби меня. И пусть содержимое моей аптечки будет нашим секретом, о которым мы, как в любой порядочной семье, никогда не будем заговаривать. Хэ Тянь правда верил, что с ним все в порядке. И его бросало в холодный пот, когда видел, что кто-то другой не верит — с самого детства. Оттого и научился так мастерски делать вид. Ведь куда приятнее общаться с тем, кто всегда бодр, весел и дружелюбен. У Рыжего получалось быть притягательным даже без этого, но он скорее был исключением из правил — из всех возможных правил. Солнце пляшет по дужкам его солнцезащитных очков, и у Хэ Тяня внутри пляшет и подпрыгивает сердце. Он смеется своим мыслям и просит остановить у цветочного магазина, покупает там сдержанный красивый букет, а когда добирается до дома Рыжего, не звонит и не пишет — поднимается в подъезд сам. Дверной звонок в глубине квартиры раздается короткой трелью. На кухне у Мо сытно пахнет мушу. Янмей привычно суетится в свой единственный выходной: нужно успеть наготовить на пару дней вперед, прибраться, провести ревизию вещей сына, составить список покупок, разобрать счета, посчитать бюджет... — Ма, — хрипло подает голос Гуань Шань, потирая припухшее лицо. — Не мельтеши. Давай помогу с чем? Он отпахал ночную смену, но продолжать спать параллельно с матерью, включившей режим электровеника спозаранку, было невозможно. — Нет, сынок, отдыхай, — испуганно противится Мо тай-тай. — У тебя и так работа... Дверной звонок перебивает ее на полуслове. — ...это, наверное, соседка, она одалживала пассатижи. Вот только я сейчас... — мать спохватывается, что у нее горит блин. — Ну не мельтеши, говорю же, — фыркает Рыжий и поднимается с места. — Сам открою, не маленький. И, конечно, распахивает дверь, не глядя в глазок, чтобы затем вытянуться столбом с ошеломленным выражением лица. «Приятно или нет?» «Приятно или...?» «Приятно?» Краска заливает щеки. — Ты опять за своё? — Рыжий цепляется за дверь с такой силой, что костяшки белеют. «Приятно». — Привет, — мягкие лапки копошатся по нутру, а лицо у Рыжего такое алое, что можно обжечься. — Мо тай-тай дома? — Это Тянь-Тянь? — доносится с кухни. — Ой... В смысле, Хэ Тянь! Простите! У меня тут блины горят... Гуань Шань, не держи гостя в дверях! Из пунцового Рыжий резко делается бледно-салатовым и медленно, нехотя отлипает от двери, буравя взглядом букет в руках Хэ. Притормозив в дверях, Хэ бросает быстрый потерянный взгляд на него и просачивается в дом. Его еще никогда не называли коротким именем. Быстро скинув обувь, Хэ Тянь находит Мо тай-тай суетящейся на кухню и галантно протягивает ей букет. — Добрый день, Мо тай-тай. Надеюсь, вы простите, что я краду у вас сегодня сына, — говорит он негромко — чтобы Рыжий не услышал — и подмигивает женщине. Янмей всплескивает руками: — Ну зачем, а? Не стоило... Гуань Шань! — взволнованно кричит она. — Налей воду в вазу! (Где-то в коридоре закатывает глаза и тихо горестно стонет один Рыжий.) — Крадёшь? В смысле, вы куда-то собирались? — Мо тай-тай догадливая и тоже понижает голос. — Шань-Шань мне не говорит ничего, как обычно... Или это сюрприз? Хэ Тянь кивает и подмигивает ещё раз. Лицо Мо тай-тай светлеет, и он доволен. Прошаркавшему на кухню Рыжему он говорит: — Готов? Внизу машина ждет. — В смысле ждет машина? — крысится Рыжий и явно едва сдерживается, чтобы не треснуть вазой по столу. — Шань-Шань, — строго одергивает его Мо тай-тай. — Ма! — в сердцах вскрикивает Рыжий. — Ну пожалуйста! — Прости, милый. С грозным топотом Рыжий направляется к себе. До Хэ доходит, наконец — он что, в самом деле забыл? Чуть-чуть колет собственнической обидой: он снова, снова попался на эту удочку, поверив, что Рыжий будет рад предложению, будет рад поездке. — Что там надо? — не глядя прямо на Хэ Тяня, спрашивает вернувшийся Рыжий как бы у стены. — Полотенце, ещё что-то? — Не бери ничего, — мягко отвечает Хэ Тянь и все-таки не удерживается от того, чтобы коснуться его руки: ну, не шуми, чего ты? Рыжий резко отдёргивает руку. — Я не... Ма, — он смотрит на мать, и лицо у него на мгновение делается почти отчаянным. — Даже не думай, — качает головой Мо тай-тай. — Мы с Хэ Тянем уже договорились. Подождёт твоя помощь, потом разберём вещи. Отдыхай. И я сегодня отдохну тоже, — она улыбается ему мягко и, возможно, лукавит: она вообще не выглядит как женщина, которая умеет отдыхать, если ее не заставить делать это насильно. Рыжий поджимает губу все равно будто бы недовольно, но молча уходит в душ. Слышно, как шуршит вода. А Хэ Тянь снова остается наедине с его мамой. Ему одновременно неловко — почти незнакомая, по сути, женщина, назвала его сокращенным именем: вещь в его семье если не запрещенная, то молча осуждаемая, с другой — его необъяснимо тянет к этой ласковой суетливой женщине. И нет, Хэ не пытается себя обманывать: он прекрасно понимает, что он видит в Мо тай-тай мать, которой у него никогда не было. Никогда не будет. — А хотите, я вам помогу, пока Гуань Шань собирается? — говорит вдруг он Мо тай-тай. Если у Хэ Тяня чего-то нет, он всегда может сыграть, будто оно у него есть. — Не выдумывай, — почти стонет Мо тай-тай. — Ну или... Можешь помыть и почистить картошку в раковине? Хэ Тянь с готовностью кивает, и по лицу его ни за что не прочитать, что с концептом чистки картошки он знаком очень смутно. И только после того, как он кромсает в куски пару клубней, запачкав всю футболку, Мо тай-тай, охая, учит его этому тонкому искусству. В ее руках картофелина быстро избавляется от тонкой кожуры, лентой сползающей в раковину. Хэ Тянь пытается повторить, но получается хреново. — Ничего, — совершенно искренне утешает Мо тай-тай, глядя его по спине. — Ни у кого с первого раза не получалось. Пока не возвращается из ванной Рыжий, Хэ Тянь успевает расправиться еще с тремя картофелинами, футболка его, даром что чёрная, выпачкана грязью и картофельными кусочками. Он оборачивается на знакомый топот за спиной и улыбается чуть виновато: — Готов? Только заедем сначала в магазин, хорошо? У Рыжего широко раздуваются ноздри. Что он пытается побороть, ярость или смех? — Можешь мою надеть. И тут же спотыкается о собственные слова, краснеет: — Хотя нет, забей, она тебе маленькая будет в плечах. Какая разница. Пошли. Хэ Тянь ещё раз виновато улыбается Мо тай-тай. И взглядом, который он с лёгким кивком дарит ей на прощание, как бы говорит: «ваш сын со мной в безопасности». Ему хочется в это верить. Таксист уже нервно барабанит по рулю, но с теми деньгами, что Хэ заплатил ему за ожидание, грех жаловаться. Рыжий ожидаемо отползает на другой край сидения, утыкается в окно. Отчего злится — непонятно. Хэ Тянь давно бросил пытаться понять причины его эмоций. Возможно, Рыжий злился на себя: ведь даже если сам он держался на расстоянии вытянутой руки, то глаза его говорили совсем другое. Хэ просит тормознуть у молла. Времени остается не то, чтобы много, но рейс подождет, а ехать в грязной одежде не хочется. Хэ Тянь идёт привычной дорогой, Рыжий без энтузиазма плетётся следом. Так не пойдёт, думает Хэ и тормозит на секунду, чтобы поймать его руку. Да, берёт за руку, прямо так, на людях, в огромном молле. — Чё делаешь, совсем дурак? — Рыжий краснеет, шипит, ладонь выдёргивает. Стесняется, заключает Хэ Тянь. — Давай быстрее. Хэ Тянь хмыкает, манит его за собой в отдел — при виде вывески Рыжий делает такое кислое лицо, будто проглотил парочку лимонов. Девушки ожидаемо облепляют Хэ, предлагают помощь, а он, улыбаясь, просит подобрать что-нибудь молодому человеку рядом с ним. А сам хватает пару футболок и исчезает в примерочной. — Посмотрите, отличное сочетание цветов, вам будет к лицу... Рыжий берет в руки какую-то драную майку, которую ему протягивают, проходит в самую дальнюю от занятой примерочную. Торопливо снимает свою футболку, натягивает новую. Хмыкает, вспоминая, что в прошлый раз, когда с матерью затаривались на рынке, видели похожую за пятьдесят юаней. Интереса ради смотрит на ценник... — Сколько, блядь? — сдавленно стонет он при виде четырехзначной суммы. И так же торопливо стягивает с себя шмотку, даже не посмотревшись в зеркало. Но на выходе из примерочной его уже поджидает засада. — Не подошло? — сочувственно щебечут девушки. — Вот ещё... — Нет, спасибо, — холодно отрезает Рыжий, суёт им футболку обратно и ретируется из примерочной с таким видом, что у бедных ассистенток вытягиваются лица. Их сестра-близняшка на кассе показывает идеальные зубы и сердечно просит Хэ Тяня приходить еще. Это, конечно, формальность: он и так появляется здесь минимум раз в месяц. Рыжий ждёт снаружи, еще более недовольный. Честно говоря, Хэ Тянь даже немного расстаивается: как бы он ни старался, каждое его движение, каждый взгляд делают как будто только хуже. Самое ироничное, что они даже так каким-то образом ухитряются делать прогресс. По крайней мере, хочется в это верить. — Ничего не подошло? — невольно повторяет Хэ Тянь за девушками из магазина и приобнимает Рыжего за плечи. — Нет, — Рыжий, как водится, ловко и быстро выворачивается. — А даже если бы и подошло — я всё равно не стану носить шмотку, которая стоит как вся моя зарплата за месяц с бонусами! Хэ Тянь треплет его по голове. Глупый. Я бы тебе весь этот магазин купил, лишь бы ты был счастлив. И они снова едут молча, бесконечно далеко друг от друга, так, что кажется и не дотянуться. В процессе Хэ приходится отвечать на миллион смсок Цзяня, который распереживался из-за их опоздания. Ему бы поучиться немногословности у своего дружка. Рыжий переживать начинает, когда Хэ ведёт его мимо стоек регистрации, вообще мимо. Он ничего не спрашивает, по-партизански молчит, но заметно, как он напряжён, как настороженно оборачивается по сторонам, словно кот, которого запустили в новую квартиру. У гейта их ждут Цзянь И и Чжань Чжэнси: комок нервов и Будда спокойствия — инь и янь. Хэ машет им, привлекая внимание. — Бли-и-ин, — заливается Цзянь И. — Никогда не летал на чартере, ребят! — Так! — Рыжий с готовностью занимает оборонительную позицию: весь подбирается, сжимает кулаки и вообще весь становится похож на кота, который очень напуган и пытается максимально распушить хвост, чтобы пугать в ответ. — Какого хрена? Что еще за чартер такой? Заранее нельзя было предупредить? — Э-э-э... — Цзянь И недоуменно почесывает затылок. — Ты что, не... — Чартер — это отдельный рейс только для нас, на котором не будет никого лишнего, — перебивает Чжэнси. — Ни соседа спереди, который откидывает спинку тебе на колени. Ни соседей сбоку, которые засыпают у тебя на плече. Никакой войны за подлокотники. Никакой очереди на посадки и толкучки на выходе. — Да-а-а! — возбуждённо подхватывает Цзянь И и в порыве чувств бросается Хэ Тяню на шею. — Спасибо тебе, наш дорогой шуга дэдди! «Только для нас», повторяет про себя Хэ Тянь и мягко снимает с себя Цзянь И за тонкую, почти девчачью талию. Зачем-то оборачивается и — да, чутьё не обмануло — натыкается на тяжёлый взгляд Рыжего. Мягкой лапой накрывает осознание — малыш ревнует. Да, невольно и неосознанно, но все же. Затолкав возбуждение куда подальше, Хэ идёт к самолёту. У него ещё будет время. Улыбчивая стюардесса приветствует их на борту. Изящная рука направляет вглубь самолета — пожалуйста, проходите. Хэ Тянь кивает и тормозит в проходе, пропуская Чжаня и Цзянь И. — Садись со мной, — говорит он Рыжему и тащит за собой, пропускает к окну. Тот отворачивается к иллюминатору моментально, как заведённый, и очень громко молчит. Мягкая лапка поглаживает изнутри — ревнует, как есть ревнует. — Не злись, — шепчет Хэ, сжимая его колено несильно. — Я сегодня только твой. Не только сегодня, поправил он себя мысленно. Не только. — Он такой маленький! — раздается умиленный возглас Цзянь И: тот, конечно, принимается изучать все, что только есть в самолете. — Ничего себе, вы видели, какой тут туалет понтовый?! Рыжий резко дергает ногой, выдираясь из-под руки Хэ. Лететь им всего час, но это всё-таки целых шестьдесят минут, в течение которых Рыжий точно никуда не сбежит. Хэ Тянь мысленно считает такие минуты и хранит их близко у сердца. Самолёт быстро набирает высоту, и Хэ Тянь зевает: его в полёте всегда клонит в сон. Он опускает голову на плечо Рыжему. И пусть неудобно, пусть шея к концу полета так одеревенеет. — Никаких соседей, которые засыпают у тебя на плече, ага, — бурчит Рыжий. Его возмущение плохо различимо сквозь мягкий гул двигателей. Бортпроводница подходит к ним узнать, хотят ли они что-то выпить, ещё пока они набирают высоту. — Сок апельсиновый, — Рыжий пользуется возможностью стряхнуть голову Хэ Тяня со своего плеча. — Тебе чего? — А мне — ничего, — полусонно мычит Хэ Тянь, снова притираясь виском к острому плечу. — А мне колу! Можно мне колу? — доносится с сидения позади. Как только бортпроводница уходит, погасает и лампочка «пристегните ремни». Рыжий скидывает чужую голову снова — на этот раз для того, чтобы перелезть через длиннющие распростанные (в экономе так не посидишь) ноги и свинтить в туалет. Его нет минут пять, не меньше: за это время Цзянь И дважды успевает обойти салон, сделав, наверное, не меньше полусотни селфи. — Хэ Тянь, а можно нескромный вопро-о-ос? — Цзянь И фоткается и на его фоне тоже. — Сколько вообще стоит на такой штуке полетать? Хэ Тянь с усилием открывает глаза. Он слегка раздражён, хотя голос этого никак не выдает: — Поверь, ты не хочешь знать. Еще минута, и он пойдёт за Рыжим. Еще одна, мать ее минута, и он придумает, как вскрыть замок изнутри — и бортпроводница не откажет ему в помощи. Потому что... ...потому что ну нельзя же так с живым человеком. — Ну скажи-и-и, пожалуйста, — продолжает докучать Цзянь И. Позади наконец щёлкает створка туалетной двери. — Пиздец, там и правда не туалет, а целая квартира, — признаётся Рыжий. — Чжань Чжэнси, ты заценил? — Я не хожу в туалеты в самолетах, — лениво отвечает Чжань, которого тоже неплохо разморило в кресле. — Да в смысле! — Цзянь И карикатурно взмахивает руками и задевает телефоном стакан с соком, стоящий на столике — заливая им и светлую обивку кресла, и самого Хэ. Глаза у него немедленно делаются квадратными от ужаса. Тишина в салоне такая напуганная, что аж свербит. — Облизывай, — хмыкает, наконец, Хэ Тянь. Цзянь И вздрагивает и сглатывает — кадык резко дергается: вверх-вниз. И смотрит побитым щенком. «Пожалуйста, не надо» — читается в огромных глазах. Хэ Тянь вздыхает горестно и поднимается, стягивает совершенно новую футболку. Больно тычет пальцем в грудь Цзянь И, который цветом лица сравнялся с белоснежной обшивкой кресел, и произносит тоном, не терпящим препираний: — Снимай. — Чт... Че-че-че-чего снимать? — когда Цзянь И очень нервничает (это происходит не так уж редко), он заикается. Иногда это даже мило. Не сейчас. — Майку свою снимай. — За-за... зачем?.. — Эй, — предостерегающе начинает за спиной Рыжий, но Хэ Тянь бросает ему короткий взгляд: не лезь. Цзянь И покорно стаскивает смешную майку с принтом в виде банана с мордочкой. Выглядит так, будто его сейчас ебать будут, чесслово. Хэ хмыкает и забирает шмотку, вручая Цзяню испачканную свою, и идёт в туалет. Кое-как обтирает липкий сок с тела, натягивает чужую футболку. Одежда Цзяня ему, очевидно, мала во всех измерениях — а он не то чтобы фанат облегающих фасонов, но это все же лучше, чем сидеть в мокром. Бортпроводница смотрит тревожно, но он улыбается ей, глазами заверяя, что всё в порядке. Просит принести еще один сок. — Знаешь, — заговорщицким шепотом делится Хэ Тянь, подсаживаясь к Рыжему, который уже успел сбежать на другой ряд. — На случай, если ты вдруг большой фанат апельсинового сока, я сейчас весь в нём. — Знаешь, не обязательно было издеваться над ним, — сухо отвечает Рыжий, продолжая пялится на васильковое небо за стеклом. — И не вздумай тогда трогать меня, раз ты весь липкий. И все-таки не удерживается, смотрит на дурацкий банан, который выглядит на Хэ так комично, что на лице Рыжего — трудно в это поверить — появляется тень улыбки. Если бы когда-нибудь Хэ Тяню сказали, что у него может встать на чью-то улыбку — на что-то, отдаленно напоминающее улыбку, — он бы посмеялся, и, может, даже покрутил бы пальцем у виска. Но ему не смешно. Хэ убирает мешающий между ними подлокотник и горячо шепчет в самое ухо: — Хочешь попробовать? Рыжий молчит, вжимается в кресло, глядя как-то загнанно, болезненно. — Нет, — выдыхает, наконец, еле слышно. И его заметно потряхивает. Хэ Тянь давит в себе острую болезненную вспышку, облизывает губы нетерпеливо, почти ждет ответного удара, крика, чего угодно, но ничего из этого не происходит: совсем как в тот раз, у Рыжего дома. Чтобы убедиться, он остраняется — только чтобы наткнуться на стеклянный взгляд. — Малыш? Но Рыжий не видит, и кажется, не слышит. А рука у него пугающе холодная — Хя Тянь сжимает ее коротко, гладит по плечу. И сам чувствует нездоровый мандраж: что нужно делать? Как быть? Все то, от чего любой нормальный человек начинал испытывать к Хэ Тяню симпатию, вводило Рыжего в кататонический ступор — впору смеяться до хрипоты. Но Хэ Тяню не смешно. Он быстро идет через салон, игнорируя вопросительные взгляды Чжаня Чжэнси и Цзянь И, находит задремавшую бортпроводницу. — Воды, пожалуйста. Девушка, встрепенувшись птичкой, достаёт ему бутылку. Холодный пластик холодит кожу, пробирается внутрь, но там в разы холоднее. — Ты как? — вкладывая в ослабевшие пальцы бутылку воды, тревожно спрашивает Хэ Тянь. Рыжий осоловело смотрит на бутылку, губы у него нехорошо побелели. По-видимому, открыть он её точно не в состоянии. — Вы забыли стакан, — хвостиком прибегает стюардесса и, увидев Рыжего, меняется в лице. — Сейчас принесу нашатырный спирт. Хэ Тянь матерится неслышно, скручивает крышку. Помогает поднести бутылку ко рту, и даже сейчас — господи, какой же он конченный — залипает на то, как у Рыжего тонкой струйкой течет вода из угла рта. — Вот, возьмите, — блеет бортпроводница с флакончиком, который Хэ Тянь отбирает так уверенно, будто знает, что делать. Ни хрена он не знает. Откуда у него в голове инструкции, как действовать, почему в школе не учат действительно важным вещам, мысли грохочут в голове не хуже турбины за иллюминатором, но Рыжий, вздрогнув, оживает, меняется в лице, и вот только тогда — Хэ Тянь понимает это с небольшим опозданием — получается выдохнуть. — Как вы себя чувствуете? Нужно ли сообщить пилоту... — Эй, Рыжик, ты чего это там? — робко подает сзади голос Цзянь И, еще не решаясь показаться на глаза Хэ Тяню. — Все нормально, — на удивление бодро отвечает Рыжий, хотя выглядит по-прежнему дерьмово. И своим видом старается дать всем понять, что ему хорошо и волноваться за него не стоит. — У меня давление падает иногда в самолётах. Он произносит это, глядя на Хэ Тяня, чтобы тот видел: он тоже может соврать и глазом не моргнуть. Никакое это не давление, дураку понятно. Рыжий смотрит с вызовом — почти так же, как когда они играют в баскет, только сейчас в глазах притаилась болезненность, которая ему совсем не к лицу. Хэ Тянь заставляет себя отвернуться. Будто это кто другой, он бы притянул к себе ласково, как умеет, гладил бы по голове и спине, вывернулся бы наизнанку, показывая своё участие. Да только то, что мигом утешило бы кого угодно другого, Рыжему делает только хуже. Хэ Тянь длинно вдыхает и откидывает голову на спинку, прикрывая глаза. Зачем ты ломаешь мой мир, думает. Мой стройный, идеальный мирок, где выверена и опробована каждая реакция, где есть рецепт для любых отношений, и улыбка, сверкающая отбеленными зубами, снимает любые вопросы. Почему с тобой ничего этого не работает? Почему ты… Ему снится Рыжий. Каким он будет, когда Хэ Тянь достанет его из этих цветастых футболок; будет ли под носками, заношенными джинсами, стертыми кедами веснушчатое крепкое тело, гибкое и крепкое; какой формы будут пальцы его ног; окажутся ли линии его тела красивыми. И был уверен, что да, будут. Самолет тихо шумит, рассекая облака, Цзянь И что-то возбужденно рассказывает своему соседу, а другие два кресла погружены в гробовое молчание. — В общем! Смотрю дальше этот видос. Там рассказывают, мол, что это был один из первых самолетов в девяностые, на котором была установлена такая система мультимедиа. Ну и угадай что! Пилоты управляют самолётом, потом вдруг такие: чем это пахнет? Как будто дымом! Зовут стюардессу, она проверяет: ну как будто из вытяжки тянет, идет искать курильщика. Тогда курить в самолетах тоже вроде лишь недавно запретили. Запах дыма вроде как выветривается, но потом, через двадцать минут — снова! Тогда пилоты связываются с диспетчером и говорят: «пен, пен, пен». Это типа такой сигнал SOS, но не когда уже совсем жопа, а еще терпимо. И лучше бы они сразу сказали, что уже жопа и «мейдей», а не «пен-пен-пен», потому что... Эй, да ты меня слушаешь вообще или дремлешь?! Прилетают они быстрее, чем ожидал Рыжий; раз — и вот уже заходят на посадку. Приходится пристегнуться и сесть ровно, выдрав себя из квёлых мыслей. — Мы вообще как, — подаёт голос Рыжий, — в отель какой или сразу на эти источники поедем? Когда обратно? Ты нихрена не сказал, как обычно. — Отель при источниках. Обратный рейс завтра в полдень, — рапортует Хэ Тянь, зевая. Продрых, падла, всю дорогу. Рыжий немилосердно задевает его колени на выходе — так спешит покинуть салон. Бортпроводница провожает их улыбкой, в которой явственно читается облегчение. — Ва-а-ау! — выдаёт Цзянь И, влетая в просторный светлый холл. — Вот это да! Нет, Чжань Сиси, ты видел? Чжань, Чжань, иди сюда! А Рыжий жмётся сзади, хмурится, не зная, куда себя приткнуть — ему всегда было и будет неуютно в таких вот огромных холлах с метровыми люстрами. Возникший из ниоткуда Хэ Тянь мягко касается его лопаток, подталкивая в сторону ресепшена. — Добрый день, мистер Хэ, — приветствует его очередная белозубая девушка. Почему они все такие одинаковые? Хэ Тянь кивает ей и называет номер брони. Девушка протягивает какие-то конвертики размером с визитку: один достаётся Чжаню Чжэнси, второй Хэ оставляет себе. — Лифты в конце коридора. У нас соседние номера, — объясняет он. — В смысле… — Цзянь И подвисает как старый компьютер, глядя поочередно на ключи в руках Хэ и Чжаня Чжэнси. — В смысле у них были только двухместные, — заканчивает Хэ Тянь и тащит их в сторону лифтов. Рыжему снова приходится невольно охуеть: один лифт размером почти с его комнату. — Как переоденетесь, идите на первый этаж, по левую сторону выходы к купальням, — бросает Хэ Тянь ребятам, уже скрываясь за дверью своего номера. Рыжий зависает на пороге и, чтобы пройти, Хэ Тяню приходится его подтолкнуть. — Халаты в шкафу, — подсказывает он. — Я в душ. Цзянь И, краснющий, стоит на пороге комнаты. — Од... ода... Одна кровать? М-мы вместе спать будем? — Ну вместе и вместе, — флегматично пожимает плечами Чжань Чжэнси, тоже направляясь в душ. — Полезешь ко мне ночью — будешь вон на том крошечном диване спать. Кстати, может, он раскладывается... Дверь ванной закрывается. Попереминавшись с ноги на ногу, Цзянь И переодевает футболку, с унынием разглядывает пятна на чужой. Потом с испугом — на бирку бренда. Сгребает её в комок и торопливо спускается вниз, на ресепшен. — Извините... А можно вещь в прачечную сдать? Чтобы побыстрее пятно вывели? — Цзянь И в отчаянии протягивает футболку прямо за стойку. — Конечно, секундочку, — девушка тактично протягивает ему полиэтиленовый пакет с клеевой полоской. — Пожалуйста, заполните данные на бланке с лицевой стороны. Добавить к общему счету или оплатите отдельно? — А сколько стоит? — Девяносто юаней, — вежливо сообщает девушка. — Сто десять, если нужно погладить. Цзянь И нервно сглатывает. Примерно столько у него и осталось из карманных денег. — Хорошо, я заплачу отдельно. А можно погладить самому?.. Обратно он поднимается, заметно приуныв. И уже перед дверью осознает, что оставил ключ-карту в номере, на тумбочке. — Чжань Си-Сииииии... — жалобно скребётся он в дверь. Хэ Тянь возвращается быстро и, конечно, из одежды на нем полотенце. Рыжий закатывает глаза: что за страсть к эксгибиционизму? Впрочем, с таким-то телом... Рыжий трясет башкой и проскальзывает мимо, захлопывая за собой дверь. Замок изнутри красноречиво клацает — сам Хэ в ванной не запирается. Ванная напоминает хэтяневскую: огромная, сияющая чистотой, обезличенная, в которой нет никакого намека, никакого признака проживания другого человека рядом. По крайней мере, после того, как Рыжий, пересчитав полотенца (на кой хер одному человеку их четыре?), «лишним» вытирает чужие мокрые следы на полу. Теперь можно ненадолго представить, будто он совсем один. Напор восхитительный, а водой можно обжечься, если ненароком повернуть ручку слишком сильно — кран еще, конечно, не нормальный человеческий, а какой-то хитрожопый, с первого раза самому с ним не разобраться. Но Рыжий смывает с себя эти и другие глупые мысли. И впервые за долгое время позволяет себе мыться не торопясь, не оберегая утекающие с кубометрами юани. Довольный, Рыжий наконец покидает огромную стеклянную кабинку. И осознает, что забыл взять халат — ну или хоть какую-то сменную одежду. Скрипя зубами, он оборачивается в полотенце. И только что, главное, закатывал глаза при виде Хэ Тяня, появившегося в таком же виде! Торопливо щелкает замком, выныривает из ванной, вздрагивает всем телом : — Ты что тут за холодрыгу нагнал?! — и, схватив халат, прячется обратно, чтобы переодеться спокойно. — Ну, что теперь? — Рыжий ёжится, втягивает голову в плечи, поднимает воротник на халате. — Блин, ты типа думал, что этим поможешь выветрить вонь от сигарет? Кондер не так работает, если ты не в курсе! И да, будешь ещё курить, я с Цзянь И поменяюсь местами. — Пойдём? — Хэ Тянь игнорирует его тираду, отрывая, наконец, от него раздражающе внимательный взгляд. Стук в соседнюю комнату ничего не дает, и, недолго думая, Хэ Тянь жмёт на ручку. Рыжий пытается его остановить, но его глушит громкий ор Цзянь И, который почему-то бегает по номеру в трусах. Точнее убегает: его преследует — тоже в трусах — очень воинственно настроенный Чжань Чжэнси. — Ясненько, — заключает Хэ Тянь. — Не мешаем. — Ну, идём? — говорит он Рыжему, закрывая за собой дверь, из-за которой после этого на удивление не доносится почти не звука. — Ого, — выдаёт Рыжий. И уже про себя думает: тут что, стены метр толщиной? И что, получается, можно прикрикнуть на Хэ, оттолкнуть, ударить, если уж приспичит — и соседи не будут в курсе? О других возможных шумных действиях он нарочно старается не думать. Из приехавшего лифта выкатывается официант и огромный столик с накрытыми блюдами — но даже сквозь плотные крышки чувствуется соблазнительный аромат. Рыжий даже оглядывается в удивленном предвкушении, но официант сворачивает в другое крыло. — А мы когда пожрать закажем? — решается спросить Рыжий, когда официант исчезает с горизонта. В животе предательски бурчит. — Сначала на источники. Пойдём. Хэ Тянь тащит за собой в пропахший вкусностями лифт и утешает: — Поверь, после купален ты всё равно будешь голодный как волк. Двери бесшумно сдвигаются, отрезая их от мира. Хэ Тянь совсем рядом, и не думать о том, что он в одном халате, который держит один жалкий узелок, на нем ничего нет, у Рыжего не получается. Он косится и отходит к другой стене, делая вид, что устройство панели лифта представляет для него предмет серьезнейшего интереса. И секунды тянутся болезненно долго. В пустом предбаннике Хэ Тянь спокойно снимает халат, и, подмигнув Рыжему, топает к воде. Рыжий недовольно сопит и считает до тех пор, пока позади не раздается плеск, и только тогда, помедлив, стягивает халат — под ним, в отличие от Хэ, у него трусы. На всякий ещё и полотенцем бедра обматывает, прежде чем идти следом. Полы сухие, теплые, но идет Рыжий как по минному полю, будто любой неверный шаг раскидает его кишки по соседним веткам. Вода, опробованная пальцами ног, оказывается приятной, и примерно в тот же момент звонкий голос Цзянь И разносится до незнакомого оглушительно: — О-о-о, я первый, первый! Чжэнь Сиси, ты только глянь! Рыжего окатывает брызгами, он распахивает глаза и видит напротив перекошенное и мокрое лицо Хэ Тяня. Цзянь И хихикает и выныривает рядом. — Красота, — коротко заключает он. Рыжий медленно отползает к самому дальнему краю: подальше от смело развалившегося Чжэнси, от поднимающего волны Цзянь И и особенно — от лениво щурящегося Хэ Тяня. Наверное, горячая пузырящаяся вода должна расслаблять, как расслабляет по-настоящему горячий душ; Рыжий очень любит это ощущение, но присутствие еще троих людей его сбивает. Хэ Тянь косится на него, похожий на затаившегося аллигатора. Невероятным усилием Рыжий заставляет себя прикрыть глаза и тоже растечься по бортику. Все-таки в присутствии Чжэнси и Цзянь И сделать это проще: вряд ли он станет приставать открыто. А даже если станет, Рыжий осадит его так же, как Чжань Чжэнси — своего дружочка. И ничего страшного не случится. Плеск воды раздается совсем рядом — и едва расслабившееся тело напрягается само собой. Рыжий чувствует, что Хэ Тянь подобрался ближе. Почти непростительно близко. И Рыжий сдерживается, специально не открывает глаз. Ему интересно: хватит ли Хэ Тяню совести выдать себя, или он начнет с очередного дурацкого прикосновения, которым заставит вздрогнуть, сорваться? Не происходит ни того, ни другого, Гуань Шань даже губу прикусывает от напряжения. Не выдерживает неизвестности, распахивает глаза — и уши отчего-то начинают гореть. Хэ Тянь сидит на том же месте и даже смотрит не на него, а на Цзянь И, который кривляется, изображает какие-то кульбиты и тщетно пытается рассмешить их с Чжэнси. Гуань Шань разворачивается грудью к бортику, складывает руки и потом кладет на них голову. «Приятно. Но...» Что «но», понять он не может. Спиной к честной братии сидеть еще неудобнее, и Рыжий разворачивается назад. То ли в попытке поймать-таки ускользающее противоречие, смотрит то в безлунное небо над головой, то на Хэ Тяня — искоса, мимолетными взглядами, не позволяя себе зависнуть на картинке, рассмотреть как надо: влажные, прилипшие ко лбу волосы, капли воды на плечах, где под кожей скользят крепкие, хорошо очерченные мышцы. Но даже так изображение отпечатывается, кажется, на самой сетчатке, капельки искрятся, рифмуются с точками в небе, а тёмные глаза — с цветом неба. Цзянь И вдруг вытаскивает из воды ногу, демонстрирует, вытягивая носок: — Ну, правда длинные? — Рыжего окатывает брызгами, и это даже немного помогает. — Цзянь И! А потом Рыжий переводит глаза на Хэ Тяня, чьё улыбающееся лицо маячит прямо за красной пяткой Цзянь И — и всё, он пойман. Несколько долгих секунд они смотрят прямо друг на друга, игнорируя беспокойного Цзянь И. Хэ Тянь приоткрывает рот, будто хочет что-то сказать, и Рыжий не выдерживает, отворачивается. И хорошо, что щёки у него с самого начала покраснели от горячего пара и воды. Да и голову наверняка ведёт по той же причине. Первым не выдерживает Чжань Чжэнси: — Я все, — коротко заключает он, и поднимается из купальни. У Чжэнси поджарое тело и красивые ноги, отмечает Рыжий как-то автоматически, провожая его глазами. Цзянь И с криками вылетает следом за другом, Рыжий — опять — спотыкается о глаза Хэ Тяня, направленные на его, и на этот раз взгляд недовольно-вопросительный. «А на других пялиться можешь, значит?» — Иди в пень, — шипит Рыжий под нос и вылезает следом. — О! — Цзянь И, успевший завернуться с огромный махровый халат, выглядит ужасно по-дурацки. — А давайте пить? Заговорщицки подмигнув, он закидывает руку в необъятном рукаве на Рыжего: — Я видел в номере мини-бар... — Так тебе взяли и продали из него что-то, держи карман шире, — Рыжий дергает плечами и отпихивает тощую лапку Цзянь И так, как привык стряхивать тяжелую руку Хэ — слишком сильно, тот ойкает и почти отлетает от неожиданности. А сам торопливо заворачивается в полотенце и судорожно соображает: какой, нахрен, мини-бар? В стене что ли окно какое не заметил? Или за углом была еще дверь? А кто продает-то, робот, что ли, или... — В смысле? — Цзянь И обиженно потирает плечо. — Я про холодильничек с алкашкой. Там за всё уплачено уже. Рыжий отворачивается, пряча лицо от всей троицы. — Не уплачено, скорее всего, а пойдёт дополнительным чеком, — меланхолично замечает Чжэнси, тоже уже в халате. — Хэ Тя-я-я-янь? — приторно выдыхает Цзянь И, ища взглядом благодетеля. — Всё будет оплачено, — отзывается Хэ Тянь совсем рядом. Рыжий держится, не оборачивается на голос — мало ли, вдруг тот еще не оделся. Цзянь И пищит ультразвуком: — Знаете, я всегда хотел попробовать виски! — Тебя со стакана пива-то разнесло, — кисло отвечает Чжань Чжэнси. — Чжань Сиси!!! Хэ Тянь смеётся, негромко, бархатно. И звук этот отражается у Рыжего в голове, множится эхом, растекается по внутренностям: обволакивающий, хрипловатый. Он спешно выскакивает в коридор, обгоняя Чжаня. Предвкушение чего-то неизвестного бесит — оно одновременно интригует и гложет изнутри, будто мало того, что у него под ложечкой сосёт от пробудившегося аппетита. Впрочем, Рыжий понимает, что сейчас ему кусок в горло не полезет. Но поесть вроде как надо. Тем более, что Цзянь И со своей выпивкой так просто теперь не отстанет. И Рыжий вдруг осознает — ему это осознание колет в грудь, он ёжится, сглатывает, ловит вопросительный взгляд Хэ, хмурится в ответ, отворачивает голову, разглядывает свежий синяк на руке Цзянь И — осознает, что хочет выпить. Может, тогда получится притупить эту неприязнь ко всему, что вторгается в личную зону. Может, получится даже заснуть с Хэ Тянем в одной кровати — а он точно не хочет перебираться на дурацкий диван, когда в номере такая постель. — Жрать-то что закажем? — обрывает Рыжий свой поток мыслей, перебивая Цзянь И на полуслове: он все еще лопотал что-то про разные виды выпивки. — Да можно разного на пробу, — подает голос Чжань Чжэнси, открывая перед ними дверь. — Точно! — подхватывает возбуждённый Цзянь И. — И обязательно гребешков! Пока шумно и бестолково пытаются определиться по меню его друзья, Рыжий сидит в кресле, сосредоточенно буравит глазами пол. Посмотри кто на него, обязательно бы увидел обречённую отчаянность, написанную широкими мазками на лице, но все были слишком заняты. — Ты как, в порядке? — спрашивает тихо возникший в соседнем кресле Чжань Чжэнси. Протягивает бокал с чем-то золотистым, и на вопросительный взгляд отвечает: — Бренди. Рыжий лениво передёргивает плечами и отвечает так, чтобы ложь не была очевидной: — Просто устал. Ему в принципе не хочется врать Чжаню; к тому же, тот бывает излишне проницателен. — Стоит иногда расслабляться, — замечает он в пустоту, вытягивая ноги. В руке — стеклянная бутылка с колой. — А ты... Чжань усмехается и смотрит искоса: — Не люблю алкоголь. Да и пьяного Цзянь И кому-то утихомиривать потом... Рыжий слабо улыбается, рассматривая божественно пахнущее золото в бокале. Чжань Чжэнси по соседству распространяет удивительное спокойствие, и потому первый глоток выходит совсем не таким судорожным, каким мог бы быть. Но первые секунды Рыжий только морщится — от дерущей горечи в горле, от сопутствующего хихиканья Цзянь И, от ощущения, как его внимательно буравит взгляд темных глаз. Ощущения, к которому он почти привык. Потом его осеняет, что неприятную бурду в стакане можно заесть закусками — отправляет в рот кусок чего-то в кляре, жуёт без удовольствия, жадно, почти сразу проглатывает. И снова тянется к стакану — может, не распробовал просто: но и на второй раз бренди все такой же мерзкий. Разве что горло жжёт уже не так неожиданно. — Ты не увлекайся, — предупреждает Чжэнси, и Рыжий на секунду мешкает, прежде чем ответить, мол, «сам знаю» или «тебе-то что» — как раз чтобы успеть осознать, что Чжань это говорит приклеившемуся к стакану Цзянь И. По телу медленно разливается тепло. Гуань Шань привычно ежится — и с удивлением осознает, что напряжение куда-то отступает. Хэ Тянь — ну конечно — нарочно устраивается почти ровно напротив, но Рыжий упрямо игнорирует, коротко переговаривается с Чжанем, закатывает глаза на глупости Цзянь И, и с каждым глотком обжигающего бренди чувствует, как внутри разжимается давно скрученный узел. В какой-то момент он храбрится настолько, что даже намеренно смотрит в сторону Хэ, и тот с готовностью ловит его взгляд. Глянцево-черные глаза слегка щурятся, испытывают. И Рыжий в самый первый раз не чувствует тошноты от того, что именно говорят ему хэтяневские бездонные дыры. Ему наконец достает смелости рассмотреть в подробностях посланное сообщение, и от одного этого ему становится вдруг жарко. — Давайте музыку врубим! — выпивший Цзянь И еще более суетливый, деятельный и разрушительный: тянется к пульту и опрокидывает одну из открытых бутылок, почти не початую. Выглядит это почему-то комично, почти как в кино — Рыжий, не удержавшись, фыркает, глядя, как по светлому ковру растекается пятно, и радуется в глубине души, что Хэ Тянь не позволил отправиться бухать к ним в номер. Ну как не позволил — одним своим видом все сказал, как обычно. Рыжий поднимается и неожиданно понимает Цзянь И. Тело слушается неожиданно плохо, он и сам чудом не спотыкается о пуфик — приходится собрать в кучу все свое самообладание, чтобы дойти до ванной по прямой линии, не шатаясь. И в туалете он долго, почти с удивлением разглядывает себя в зеркале — изображение будто немного плывёт, и взгляд такой... Рыжий цепляется за мраморный бортик, в который вмонтирована широкая раковина, разглядывает себя. Снаружи все-таки начинает играть музыка. А Рыжий почти с нетерпением ждет, что дверь сейчас откроется, и внутрь просочится Хэ Тянь. Но этого не происходит, и Рыжий, бестолково поплескав руки под краном — а что приходил-то, собственно? — возвращается почти разочарованным. По ушам бьёт что-то попсовое, и у Рыжего совсем не получается заразиться общим весельем — а сейчас ведь даже Чжэнси расслабленно смеется, обнажая зубы, в ответ на колкую и пошловатую шутку Хэ Тяня. Рыжий определенно чувствует себя чужим. Наверное, это его и подталкивает в итоге: он подходит к Хэ Тяню, который успел отхватить себе целый диван в распоряжение, и, не давая себе передумать, хватает за запястье. Молча. Требовательно. Хэ Тянь умолкает и, походу, моментально считывает всё с его лица. Кивает и перехватывает за руку. Пальцы у него непривычно горячие. Кино продолжается, правда, уже не такое комичное. Это ведь как будто не с ним происходит — не он накидался бренди в считанные минуты, не он тащит самого популярного парня в школе в соседний номер с не оформившимся до конца намерением. Не у него горят уши от того, что за спиной неловко стих смех друзей. Рука быстро становится влажной. Рыжий быстро, раздражённо дёргает ручку одной двери, потом другой — она не поддаётся — в голове хаотично проносится, что нужен магнитный ключ, как тот, что выдают для пропуска в небоскрёб к Хэ Тяню, это ключи такие были в конвертиках — суёт руки в карманы халата — понимает, что то ли забыл её в номере, то ли выронил на источниках. Но Хэ уже открывает номер своей — и Рыжему неожиданно доставляет удовольствие, что тот контролирует ситуацию и не нужно его ни о чем спрашивать, чувствуя себя тупым. Да и он уже просто не в состоянии — его потряхивает от предвкушения, смешанного со страхом. Хэ Тянь мягко, за лопатки, подталкивает его в номер, и Рыжий осознает, что снова завис прямо на пороге. Дверь за спиной закрывается с лёгким стуком. И он, полупьяный, скованный, даже не успевает ничего сделать, сказать: его резко разворачивают крепкие руки Хэ Тяня и затаскивают в чужое тепло тела — халат на груди почти распахнут. Хэ целует его куда раскованнее, чем когда-либо, и Рыжий протестующе мычит, не поспевая за событиями, за горячим, похабным языком, который уже успевает оказаться на шее, у самого уха. Страшный момент падения — Рыжего опрокидывают на постель (он даже не помнит, как они дотащились до нее), на этот неприлично роскошный, пружинящий матрас, и Хэ Тяня так много, что сложно дышать. Халат сам сползает вместе с полотенцем с бедер, или это Хэ его ловко стягивает — понять у Рыжего не получается. Хэ Тянь прижимается всем телом, трогает везде и сразу так, словно у него не две руки, а шесть. У обоих стоит, и Рыжий это не видит, а сразу чувствует — и когда осознает, пытается отдернуться. Но Хэ не дает. — Отпусти, — волной паники накрывает так же быстро, как до этого накрыло возбуждением. — Не хочу. — Тише, малыш, — шепчет Хэ Тянь совсем рядом, и голос у него почти вибрирует от возбуждения. — Я буду нежен. Слова вворачиваются в мозг раскалённой спицей, и Рыжего обдает вдруг холодным потом: от воспоминания, что однажды ему говорили нечто похожее. Когда чужая рука сжимается на собственном члене, Рыжий взрывается, отталкивает от себя Хэ. Его вдруг прошибает ознобом, и трясёт так, что зубы стучат, и так же страшно — и это куда, куда сильнее того тягучего, жаркого возбуждения, которое зародилось от близости к Хэ Тяню. — Я сказал, не хочу!!! — орёт он, дрожащими руками запахивая на себе одежду. По лицу Хэ Тяня быстро проскальзывает тень — он не дает себя оттолкнуть, лезет снова, настойчиво, непреклонно. — Расслабься. — Отъебись!!! — Рыжий дергается, но Хэ ловит его за руки и держит крепко. Он тоже пьяный? Или, наоборот, слишком трезвый на его фоне? Рыжий замирает, чтобы собраться с силами. Нужно, чтобы он отпустил — и тогда снова рвануться изо всех сил, заодно двинуть в челюсть или по причинному месту. Чтобы понял. Хэ Тяня вышибает ненадолго, но паузой он распоряжается по-своему и седлает бёдра Рыжего — и он, блин, тяжелый, да еще на запястья пока еще легко ложатся чужие пальцы, готовые пригвоздить к постели, в случае чего: очень быстро приходит обреченное понимание, что выбраться теперь не выйдет. — Дай мне сделать тебе приятно, — говорит Хэ Тянь хрипло, бодая Рыжего лбом. Целует в висок легко и почти целомудренно, но быстро распаляется по-новой, спускается ниже, прихватывает губами кожу на шее — это должно быть приятно? Рыжий извивается, все еще пытаясь избежать нежеланных — точно не здесь, точно не сейчас, прекрати, перестань — прикосновений. Голова кружится, он словно проваливается в мягкое нутро постели, она кажется ему каким-то монстром, который действует заодно с Хэ Тянем — и обязательно сожрёт его напоследок, как только тот с ним наиграется, надругается. — Ты больной ублюдок, — воет Рыжий, уже не понимая, от чего именно ему плохо: от ощущения собственной беспомощности, от тошноты, от того, как всё плывет, от ощущения скисшего вожделения? От всего сразу, наверное. И хочется сделать плохо в ответ, отравить ему этот его напор, раз уж не выйдет ни пресечь, ни вырваться. — С чего ты решил, что сможешь сделать мне приятно?! Контрол... Контрол-фрик хуев! Хэ Тянь замирает, смотрит на него так, будто это он пьяный, а не сам Рыжий, а того уже несет, и слова — злые, болезненные — рвутся наружу: — Ты, блять, видишь, нет, что меня блевать тянет от рук твоих поганых?! Видишь ведь, я знаю, и всё равно... сука! До чего же ты больной! Спит он плохо, ага, как же! Знаю я прекрасно, зачем тебе эти таблетки, маньяк придурошный! Держишься небось, чтобы на людей не бросаться, да? Хэ Тянь меняется в лице, отстраняется, но Рыжего уже не тормознуть: — Я тебе сколько раз говорил: отъебись от меня, а ты что? Лезешь, как будто слов человеческих не понимаешь... Так ты псих конченный, теперь-то понятно! Что, думал, раз деньги есть, то можешь делать, что вздумается? Да пошел ты нахуй, иди голову полечи! Рыжий отталкивает Хэ и тот скатывается мешком, нисколько не сопротивляясь — это почти заставляет замешкаться, но он все-таки вылетает пулей в коридор, кое-как запахивая на себе одежду, и не придумывает ничего лучше, чем влететь без стука в соседний номер, дверь которого они так и не закрыли до щелчка. Чжань Чжэнси зло шипит на него, прикладывая палец к губам, указывает на спящего Цзянь И. — Не шуми, — негромко говорит, подойдя, и Рыжий благодарен ему за то, что он не задает ни одного вопроса. — Иди на диван, сейчас принесу плед. — Вещи... Там мои, — шепчет Рыжий, намертво хватая предплечье Чжаня. — Я заберу их позже, — кивает он. — Иди. Он возвращается с подушкой, пледом и стаканом воды, который Рыжий выхлебывает залпом. — Попробуй поспать, — советует Чжань Чжэнси и забирает пустой стакан. Цзянь И с большим трудом разлепляет глаза. Во рту творится какой-то беспредел — только поэтому он не принялся тут же жаловаться на жизнь и самочувствие. Но затем к этой причине прибавляется еще одна. Куда более приятная! Совсем рядом с ним на подушке покоится голова Чжань Сиси. Цзянь И и без того нелегко, а тут и вовсе дыхание спирает. Делить с ним постель Чжань Чжэнси не собирался — специально разложил диван и даже догадался заранее позвонить на ресепшен, чтобы принесли дополнительный комплект белья. За его находчивость вчерашний Цзянь И у себя в мыслях провозгласил один из тостов — и выпитое показалось еще горше. Стараясь не шуршать простынями, Цзянь И аккуратно сползает с кровати и на цыпочках проходит в ванную — где недолго и совсем бесшумно прыгает от счастья на кафельном полу. Почти сразу, правда, об этом жалеет: организм явно не рад употребленному вчера, пусть и вроде как элитному, пойлу. Умывшись и тщательно вычистив зубы, Цзянь И все так же осторожно просачивается обратно в комнату, до последнего придерживая ручку двери, чтобы не щелкнула. Правда, когда он подходит к кровати, то уже без стеснения разочарованно выдыхает: Чжань Чжэнси, конечно, проснулся от его возни и вовсю листает себе что-то в телефоне. — Доброе утро, — Цзянь И попытался наскоблить в голос весь позитив, который смог в себе найти. — Чшшш, — Чжэнси прикладывает палец к губам и стреляет взглядом в сторону дивана. Там явно кто-то лежит, свернувшись калачиком и накрывшись с головой. Цзянь И присматривается: из-под края простыни виднеются рыжие волосы. — Ой, — беззвучно артикулирует Цзянь И и заползает обратно под одеяло, глубоко внутри радуясь поводу придвинуться к Чжань Сиси поближе — чтобы шептать тише. — А что случилось? — Ничего не случилось, — так же тихо шепчет Чжань Чжэнси. И морщится: — Ну от тебя и несёт, конечно. Поджав губы и закатив глаза, Цзянь И отодвигается к другому краю кровати, в ноги. Но сидеть так невыносимо: под рукой даже телефона нет, он его вчера оставил где-то рядом с мини-баром. Топтаться к нему мимо Рыжего стрёмно, и Цзянь И, вздохнув, осторожно одевается и отправляется на разведку — в этот раз вовремя вспомнив про электронный ключ. Сначала он подходит к двери номера Хэ Тяня и долго собирается с мыслями, не решаясь постучаться. Потом вспоминает про футболку в химчистке. Идеальный повод! Цзянь И неожиданно бодро (любопытство — главная движущая сила в его жизни) трусит к лифтам, спускается на ресепшн; выясняет, что футболку ему уже должны были принести в номер, и что для них оставлены билеты на самолет. Девушка с бейджиком вежливо объясняет, что для них заказан трансфер до аэропорта через час. Цзянь И пытается что-то узнать хотя у неё, но она только разводит плечами. Он возвращается в номер и озирается по углам минут пять в поисках футболки, пока Чжань Сиси не указывает ему на запечатанный пластиковый пакет, вроде тех, в которые упаковывают отправления на почте. Цзянь И хватает его, снова выползает в коридор. Собравшись с духом, стучится в дверь — и она неожиданно приоткрывается, а Цзянь И зарабатывает микроинфаркт. — Хэ Тянь? — осторожно подает он голос. Ответа нет. — Можно, я зайду? Принес твою футболку, постиранную. Нет ответа. Сглотнув, Цзянь И толкает дверь, чувствуя себя по меньшей мере рыцарем, вторгающимся в логово дракона. В номере пусто, кровать выглядит примятой, но в ней явно никто не спал: одеяло и покрывало заправлены, на особым образом уложенных подушках лежит welcome treat — Цзянь И не знает даже, как перевести правильно с английского, но в красивой обертке была вкусная шоколадочка. Он съел свою и Чжэнси, тот разрешил. — Хэ Тянь? — с ноткой умирающей надежды зовет Цзянь И. Так в фильмах в последний раз окликают явно почившего персонажа. В туалете тоже никого, как и на балконе. Нет вещей, нет никакого намека на то, что Хэ вообще здесь был. Цзянь И, сделав сложное лицо, забирает шоколадки с подушек, воду из холодильника и неиспользованный гель для душа с полки ванной — и удаляется, последний раз окинув взглядом детектива номер. Что же тут произошло... Чжань Чжэнси, который знает явно больше, молчит как рыба, а расспросы Рыжика заканчиваются, не начавшись — Чжань Сиси перехватывает Цзянь И за руку и отрицательно мотает головой: не надо. Всю дорогу домой Цзянь И настойчиво кажется, что он вот-вот лопнет от любопытства. После окончания каникул ни Хэ Тянь, ни Рыжий в школе так и не появляются. Про второго Цзянь И удается выяснить у его одноклассников, что он перевёлся в другую школу, про первого никто ничего не знал. Хэ Тянь же исчез, будто его и не было никогда. Будто бы в тот самый день его украли пришельцы, стерев все следы его пребывания на Земле. — Как ты думаешь, — Цзянь И катает в руках пыльный баскетбольный мяч, — мы их еще увидим? — Как знать, — негромко отвечает Чжань Чжэнси.