Команата

10) Мы внесли лепту

Нам непросто дался этот период, и тебе незачем знать о наших хлопотах. Как Третий обеспечивал уборку двора в любой день кроме среды – по средам улица должна была оставаться не метёной. Как Шестой ночевал в офисе твоего соседа, лишь бы тот слушал по ночам отобранную нами музыку на выбранной нами громкости – чтобы до тебя доходили одобренные нами плодотворные колебания воздуха. К мы тщательно сводили мужчину и женщину чтобы после первого строго дневного секса он больше ей не перезвонил, и она нанесла себе ровно семь порезов в ванной. А ведь он чуть не перезвонил – пришлось срочно помочь ему потерять телефон, и положить в больницу. Больница! А как мы устроили карантин детскому садику возле твоего дома, потому что дети возле тебя в таких количествах, конечно, испортили бы всё.  Как мы держали подростка – другого твоего соседа ровно на грани суицида чтобы он накачивал тебя силой – всё это время держали на тоненькой нитке. Как Двенадцатый до последнего верил в наш провал, но писал кровью фактуры и накладные, сжигал их и пепел пускал тебе по вентиляции. Как зато Первый верил до последнего – не допускали тени сомнения – лично написал под окном ровно в час двадцать отобранной краской признание в любви вашей Кате, так ей и не узнать что это не про неё, и важен не текст, а краска, время и шрифт. Он же кормил в радиусе бродячих собак свежим мясом, и когда у вас во дворе случилась поножовщина – пока мы советовались случайность это или нет,  Первый сделал так, что никто из них не умер. О, что бы началось иначе!  Да и каждый из нас хорошо поработал.  Это был сложный период.  Но он окупился.  Скорлупа дома хрустнула – и вместе с балконом на землю рухнул с третьего этажа хрущёвской пятиэтажки ты. Не все мы были там – есть дела и в такой миг, нельзя нам расслабляться.  Воспеваем мы тебя - размером с комнату тело твоё из затвердевшей жижи, а в нём как в студне – ошмётки щупалец, органы случившиеся сплетением проводов, половых досок и труб батареи -   наружу грозно торчат острия осколков экранов. Воспеваем крепкие ноги твои из арматуры и бетона, и твой лик – распухший зелёный лик утопленника ещё не обжившего иное бытие. На лике мхом выведен знак - овал и стрелка изнури овала вверх. Крылья твои сотканы из света, пучки света связаны капроновой нитью. Воспеваем твоё пробуждение – тяжкое, мутное, похмельное – вот ты огляделся мутными глазами на испуганный мир, услышал людской гомон и сирены экстренных служб – там, откуда ты выпал пожар и обваливается дом.  Но ты уже почуял зов и расправил крылья – в первый раз и сразу послушные – тебе не надо учиться летать, ты рождён с этим. И ты вспорхнул – навсегда оторвался от земли и полетел всё выше и выше, вот уже и облака позади, вот и атмосфера, и ты движешься в сторону Плутона – не к Плутону, а просто в его сторону. И дальше ты продолжишь уже без нашего надзора. Но предстоит множество споров – так ли нужен был тебе наш надзор? Те четверо из нас, что были там – притворяясь бомжом и полицейским,  и молодой мамой и её нездоровым ребёнком, уединились за гаражами, обнялись и долго плакали от счастья.  Но плакали и остальные – каждый на своём месте – в офисах, магазинах и больницах – каждый на своём месте плакал и каждая плакала. Но мы знаем счёт времени, и в срок вернулись к работе.