Welcome to «Anemone»

      Последующие дни Драко пытался узнать про Тео и Гермиону как можно больше.       Его день, ранее наполненный событиями, теперь сконцентрирован на посещении тренировок, в которых он выступает наблюдателем, потому что Гермиона Грейнджер действительно схватила Драко за яйца и взяла с него слово, что он ни при каких обстоятельствах не будет заниматься ничем, кроме лёгких, очень лёгких упражнений.       Четвёртое посещение Центра проходит как в тумане, потому что Малфой слишком заворожён работой этой пары.       Он смотрит, запоминает, изучает и сравнивает.       Тео и Гермиона поразительно близки. Они понимают друг друга без слов. Они напоминают идеально-сбалансированные шестерёнки в часах: один из них делает шаг, второй подхватывает, даже не смотря в его направлении; один из них убирает руку, второй прикасается к месту на его теле, чтобы Драко чувствовал это давление, сбивающее с ног. Они смотрятся гармонично, такие загорелые, с морщинками в уголках глаз от частых улыбок.       На контрасте с Драко, с его мраморного цвета кожей, светлыми волосами и глазами штормового оттенка, Тео выглядит как тёмное пятно, как ночь, в которую хочется опустить руки и зачерпнуть звёзды, что плавают в сумеречной бездне. А Гермиона словно промежуточный оттенок между ними двумя. Словно она создана именно для поддержки баланса, который не даёт уйти в слишком тёмный, и не позволяет упорхнуть к чересчур светлому.       Язык её тела плавный, иногда неуклюжий, но не лишённый очарования. Движения рук отточены настолько, что наводит на мысль о постоянной концентрации. У Тео же прослеживается приятная грубость в прикосновениях, иной раз во взглядах и словах, которые не ранят, а добавляют пикантности к любой ситуации. Он грациозен. Его спина всегда прямая. Он никогда не сутулится и не горбится над Драко, хотя он достаточно высок.       Тео большую часть времени похож на большую кошку, которая привыкла получать ласку, а не просить её. Даже в его касаниях это чувствуется. Он трогает Драко, задевает Гермиону и наслаждается тем, что на него обращают внимание: гладят, одаривают вкусняшками. Он словно питается этим. Питается ощущением нужности и важности.       Гермиона, как Драко выяснил на следующий день, полная копия своего домашнего животного.       По окончании сеанса он взял у Тео номер телефона, объясняя это тем, что хочет больше времени проводить с ними.       Пусть ни один из этих двух и не даёт прямого ответа на вопрос Драко. Который, он, кстати, больше не задавал и не поднимал тему свиданий. И дело не в том, что он считает себя навязчивым. Скорее дело в том, что они оба слышали о его намерениях ранее. Драко просто не хочет повторяться и нарушать их границы.       Первое сообщение, которое он отправляет Теодору, это фотография Пилюха. Он отвечает ему вложением фото с белоснежной выдрой, устроившейся на спине Гермионы, пока та сопит в подушку. Драко действительно, слишком долго по меркам нормальности смотрит на фото, прежде чем вспомнить, что Тео видит статус Драко о нахождении в чате. Он не оправдывается. Вместо этого он говорит, что они — выдра и Грейнджер — прекрасны, и желает доброй ночи.       Ещё позже Драко приходит с букетом красных роз, которые Гермиона принимает с вежливым «спасибо». Это первый сеанс, на котором он молчит дольше, чем обычно, потому что думает над тем, что сделал не так.       Когда дело подходит к самой жёсткой части массажа, он понимает, что у Гермионы, скорее всего, нет настроения, потому что она буквально вышибает из него весь дух.       Ему позволяют сесть за руль.       Он может ездить на тренировку сам, добираться в Дерби сам и уезжать обратно домой — сам. Гермиона говорит, что это слишком много, но Драко только улыбается, наслаждаясь её строгим тоном, и думает, как сильно этот голос искажается, когда срывается в стон.       В один из дней он видит на парковке, как Тео отходит от жёлтого феррари.       Всю дорогу до лифта они спорят о странном выборе цвета.       — Чёрный слишком примитивный, а на белой ездит Гермиона. Тебе бы пошёл серый, чтобы блестел и переливался на солнце, будто хамелеон. Как твои глаза.       Драко думает над тем, как поступить: перекрасить машину или купить новую.       Когда они подходят к кабинету, Тео сообщает ему, что Гермиона сегодня отсутствует: занимается делами, связанными с договорами инвесторов.       После массажа они задерживаются и много разговаривают.       Они оба курят: Драко электронные сигареты, Тео обычные с ментолом. У них одинаковые вкусы в выпивке, в путешествиях, в еде и, как они пришли к выводу, в женщинах.       Они проводят гораздо больше времени вместе, потому что у Тео больше нет клиентов, а у Драко в принципе нет никаких дел ещё как минимум восемь дней.       Тео приглашает его спуститься в кафетерий, расположенный на первом этаже, и поужинать. Драко оплачивает их счёт, а Тео, строя глазки женщине средних лет с лёгкой сединой на висках, просит плеснуть им в кофе кое-что, что она прячет для особых случаев в своём чудо-шкафчике.       Драко рассказывает о детстве, о матери, которая настолько сильно любит отца, что закрывала глаза на моральное изнасилование собственного ребёнка. Люциус, будучи деспотичным родителем, воспитанным в тех же реалиях, долгие годы реализовывал собственные планы через Драко.       Он рассказывает о том, что стал играть ещё со школы. Люциус пошёл навстречу и не стал препираться из-за «бесполезного увлечения» только потому, что Драко посещал ещё четыре курса вне школьных занятий: шахматы, фехтование, верховую езду и уроки танцев.       Всё потому, что семья Малфоев не могла ударить в грязь лицом. Всё потому, что Драко Малфой должен знать, как правильно кланяться девушке, приглашая её на танец. Всё потому, что эти виды «искусств» обязан знать каждый уважающий себя человек.       В конечном счёте всё закончилось тем, что, поступив в университет, он не вернулся домой ни на Рождество, ни на Пасху, ни на дни рождения родителей. Люциус отрёкся от него, окрестив «недостойным», а Нарцисса отписала поместье в Аваллоне и квартиру в Италии, сказав, что она всегда будет его любить, но он поступил бесчестно и неблагодарно по отношению к Люциусу.       На третьем курсе LSE в показательной игре он познакомился с Кингсли, получил место в команде с новым тренером, который на тот момент перестраивал систему «Лестера» и подписал свой первый контракт.       Драко признаётся Тео в том, о чём говорил очень малому количеству людей.       С его фамилией было сложно. Когда другие члены команды узнали, кто он такой, то появились первые слухи, а после кричащие статьи: «Люциус Малфой покупает место в низкорейтинговой команде, которая вот уже много лет не может вырваться в пятёрку лидеров. Что это: воспитательные меры или попытка избавиться от единственного сына и наследника империи?»       Воспитание накладывает отпечаток на человека, словно горячий утюг. Сбежав от родителей, сбежав из той жизни и даже извинившись перед людьми, которых успел обидеть, пока считал слова отца самой правильной вещью на свете, Драко всё равно не смог убежать от его влияния. В его голове жил тот самый Люциус, который «был прав» во всем. В его голове всё ещё жил тот человек, который после сотни «кнутов» одаривал одним сладким пряником.       Единственным правильным решением было пройти курс психотерапии, поговорить со своим внутренним ребёнком, отпустить обиды, злость и поговорить с родителями, попрощаться с ними, взять ответственность за свой уход и расставить все точки над i.       — Неплохой такой плюс, да? Не каждый, знаешь ли, может похвастаться тем, что перед тем, как вступить в отношения, прошёл через грёбаный ад с психотерапевтом.       Тео и правда с ним соглашается, заверяя, что Гермиона оценит подобную профподготовку.       Драко узнает, что фамилия Тео — Нотт, что сразу навевает воспоминания. Он предполагает, что Тео мог быть сыном Вальтера Нотта, человека, с которым Люциус вёл несколько общих проектов, и оказывается прав.       Тео рассказывает о «ненормальном, мать его, ублюдке», говорит о том, что Вальтер и Оливия Нотт развелись, когда Теодору было три. Четыре года он жил с отцом, а после мама его забрала, так как увидела, что Тео постоянно находился с нянями и был практически отгорожен от общения с другими людьми.       Он ходил в обычную школу, отказавшись от посещения закрытого пансиона для мальчиков.       Оливия умерла, когда ему исполнилось восемнадцать, оставив до неприличия большое наследство, которое перешло ей от семьи. Тео долго не мог прийти в себя после её смерти, потому что был, как он сам себя называет «маминым сынком». Также он долго думал над тем, стоило ли ему вообще поступать учиться. В итоге тыкнув в более-менее привлекательную глазу профессию, выбрав то, что могло понравиться, в Бирмингемском университете, он оказался на факультете Международного права.       Годом позже он встретил Гермиону на одной из вечеринок в честь победы какой-то там команды, куда он попал совершенно не запланировано. Но главным событием того вечера стала сломанная ручка балконной двери и выпитая бутылка Абсента на двоих.       Для Тео это была любовь с первого взгляда, для Грейнджер же дружба с человеком, которой от неё без ума. Она продержалась три месяца, прежде чем они вступили в отношения.       Родители Гермионы стали и его семьёй. Гермиона — копия отца в своей властной манере и словно под копирку вылитая мама, которая так же неуклюжа, но прекрасна в этом действии.       Грейнджер всегда хвалила его интуитивные способности и умение расслабить человека с помощью прикосновений. Тео думал, что она просто заигрывает с ним, флиртует или льстит, но после того, как он на год раньше закончил обучение, то Гермиона загнала его на дополнительные курсы, чтобы освоить базу физиотерапии.              Идея об открытии центра пришла Грейнджер.       — Это были скорее мысли вслух, — говорит ему Тео, делая глоток кофе, от которого уже не осталось кофе, а только высокоградусный напиток. — Она проходила практику в одном из подобных заведений, на последнем курсе меда. Там были отвратительные условия. Заработная плата катастрофически низкая, хоть и клиентов было много. Она тогда в шутку, жутко уставшая и злая на руководителей, сказала: «когда всё это закончится, открою свой маленький и скромный центр, где будут рады каждому. Где каждый, пусть он будет хоть запасным игроком неизвестной команды или же капитаном «Ливерпуля» сможет получить одинаково качественные услуги. Где людям, которые будут делать свою работу на отлично, будут достойно оплачивать их труд».       После этого Тео стал изучать рынок недвижимости и искать потенциальных спонсоров. Он предложил ей свою помощь в первом вложении, но даже его денег бы не хватило на все расходы, поэтому, вспомнив о влиянии Ноттов, он связался со старыми знакомыми, организовал благотворительный вечер и уже там нашёл инвесторов. Гермиона, в отличии от Тео, была удивлена такому количеству пожертвований, но он-то знал, что лучшие вложения для людей, промышляющих незаконными делишками — это засветиться с «безвозмездной поддержкой», отписав тысячи фунтов, вместо миллионов, в налоговую.       Так и появился «Anemone».       Драко, восхищённый проделанной ими работой, сам уговаривает милую женщину отдать им всё, что у неё спрятано на её чудо-полке.       Спустя несколько часов они заказывают машину, потому что оба достаточно выпили. Они нашли повод для маленького спора, даже в таком состоянии. Они говорят едва ли громко, но плечи водителя вздрагивают каждый раз, когда Драко приводит всё новые и новые аргументы, а Тео отбивает их словно бейсбольной битой.       На самом деле Малфой чувствует лёгкую, приправленную алкоголем обиду на Тео, всё потому, что он слукавил, говоря, что никакой спорт его не привлекает.       — Тебе не может нравиться хоккей, — стонет Драко, упираясь лбом в его плечо, и вдыхает запах ягод и моря, исходящий от шеи. Малфой съел бы его, если бы был чуть более беспринципным. — Только не тебе.       Тео небрежно пожимает плечами, из-за чего голова Драко тоже двигается.       — Они немного странные, — говорит он развязно, протягивая, — но…       — Они играют на самой твёрдой поверхности с ножами на ногах. Они выбивают друг другу зубы и даже не заморачиваются над тем, чтобы вставить их обратно. У них несколько капитанов в команде, Тео. Ты можешь представить себе троих, как я?       — Б-о-о-о-оже…       Когда Драко предлагает проводить его до квартиры, Тео не против. Когда Драко опускает руку на его поясницу, подталкивая к выходу из лифта, Тео прижимается ближе к его боку. Когда Драко помогает ему вставить ключ в замок, Тео оставляет лёгкий поцелуй на его щеке, просит написать, как он доберётся домой и шёпотом говорит:       — Пионы, Драко. Ага? Никаких больше роз. Тем бол-е, ой, красных.       Дофамины и эндорфины буквально уничтожают остатки алкогольного опьянения, пока Драко час проводит в дороге до своей квартиры. Написав Тео и приняв душ, он видит входящее уведомление с незнакомого номера.

Неизвестный:

20:49

Теперь ты спаиваешь моего парня, Малфой?

Драко: Здравствуй, милая       Не в силах подавить улыбку, он падает на постель, бросив полотенце на пол. Пока он добавляет Грейнджер в список контактов, ему приходит три оповещения.

Кудряшка😚

21:05

С Тео всё в порядке, если тебе интересно.

Он просто уснул на диване.

21:06

Ты помнишь, что завтра ты должен быть с утра? Мы перенесли время, потому что я не успеваю закончить дела.

21:08

Драко? Как много вы двое выпили?

Драко 21:09 Я сделаю всё, что ты захочешь, Грейнджер😩 Просто скажи мне Так будет проще, тебе не кажется? Одно твоё слово…

Кудряшка😚

21:10

Если ты закончишь эту фразу, Центр разорвёт с тобой контракт, и мы больше никогда не увидимся, Драко, богом клянусь!

Драко … пупсик, и я буду кем угодно🤗😘

Пользователь Кудряшка😚 покинул/а чат.

      — Ну, — смеётся Драко, укутываясь в одеяло, — я женюсь на тебе, Грейнджер. Вот посмотришь.       Драко всё ещё в поисках лепрекона, и он чувствует, что осталось совсем немного.

✰✰✰

      На последний приём он собирается слишком долго.       Драко стоит под душем слишком долго, он пьёт кофе слишком долго. Он наливает себе вторую чашку и не притрагивается к ней, пытаясь оттянуть время настолько, насколько ему позволяет совесть.       Драко проводит в цветочном больше времени, чем обычно. Он требует предоставить невскрытую упаковку с цветами, хотя понятия не имеет, есть ли тут холодильник вообще. Он осматривает каждый бутон, и сам откладывает пионы, подходящие, по его мнению, для букета. Длительное время он выбирает дополнение к уже готовой композиции и останавливается на крохотных голубых соцветиях, которыми флорист обрамляет цветы.       Когда он оплачивает заказ, превышающий свою стоимость явно больше, чем в пять раз, то продавец улыбается и желает ему доброго дня.       Драко садится в машину и делает безумно невообразимое дерьмо, совершенно на него непохожее. Он достаёт из бардачка флакон своего любимого парфюма, которым пользуется на ежедневной основе, и распыляет на стебли букета.       Драко понимает, что это странно и неправильно, но ему до боли в паху хочется, чтобы у них дома пахло им. Чтобы ещё немного. Чтобы его запах забился им в нос, без возможности избавиться. Ему хочется остаться с ними подольше, хотя бы ментально, в виде призрачной тени, следующей за ними по пятам на кухню, в ванную, в спальню. Ему хочется стать воздухом и ветром, который будет покоиться на их плечах, обнимать талию, целовать щёки и шею.       Ему хочется, чтобы о нём помнили.       Ему хочется, чтобы по нему скучали.       Возможно, именно из-за него случается коллапс на дороге и машины встают в пробку, благодаря которой он может отсрочить появление в Центре ещё на восемнадцать с половиной минут.       Он тянет электронную сигарету на парковке, и удивляется, когда подъезжает знакомая машина жёлтого окраса. Драко смотрит на наручные часы и понимает, что даже со всеми проделанными манипуляциями он всё равно приехал вовремя.       Не имея больше права оттягивать момент, который, возможно, разобьёт его сердце в клочья нахуй, он берёт букет с пассажирского сиденья и идёт навстречу паре.       Гермиона здоровается с ним первая, не пряча улыбки, одаривая ею так, что Драко думает, его ласкает само солнце, зацеловывает щеки и наполняет изнутри.       — Ты выглядишь необычно, — говорит она, морща нос. Драко осматривает свои чёрные джинсы и того же цвета рубашку. Она указывает на его руки. — Запонки. Тебе очень идёт, — у Драко дёргается колено, словно там что-то защемило, когда она протягивает руки, чтобы забрать букет, и утыкается носом в бутоны, втягивая аромат.       Он отдал бы многое, чтобы запечатлеть этот момент в своей памяти, оставить его вечно проигрываемой пластинкой и смотреть перед сном, перед завтраком, перед игрой. Вот такую Грейнджер — улыбающуюся, в лёгком платье кремового цвета на тонких лямках, за которые хочется схватиться, притянуть её к себе и обхватить веснушчатое лицо ладонями, чтобы оставить самый мокрый, грязный и влажный поцелуй на губах. Драко не может спокойно смотреть на V-образный вырез её платья, потому что, господи, блять, стоило ему случайно опустить туда взгляд, как он понял, что Грейнджер — самая настоящая садистка, которая не носит лифчик на работу.       Тео наклоняет голову к плечу, остановившись за её спиной. Он широко и тепло улыбается. Улыбается так, будто действительно рад видеть, так, словно это не последний день, так, словно Драко не чувствует, как его маленький мир, который эти двое создали вокруг него, не распадается на части.       Тёмные очки Нотта немного скользят по переносице и этого достаточно, чтобы Драко увидел уже привычный зелёный блеск, который въелся в память.       Сегодня Тео в футболке и Малфой может поклясться, что у него никогда не было фетишей, связанных с парнями. Не таких отъявленных и откровенных, во всяком случае. Но руки Тео, его предплечье с татуировкой, выбитой по кругу, его бицепсы и чёртовы плечи, которые обтягивает такая лишняя ткань — всё это будет преследовать его до самой смерти, как лучшее, что ему удалось видеть за всю жизнь.       Тео оставляет поцелуй на макушке Гермионы, проводит длинными пальцами по белоснежным лепесткам, протягивая «м-м-м» и ждёт, пока она пойдёт вперёд, чтобы закинуть руку на плечи Малфою и оставить мягкий поцелуй на щеке, точнее, скуле, почти под подбородком. Неважно. Это всегда ощущается так… так интимно и по-своему, что Драко горит от одной мысли почувствовать эти губы в каком-нибудь другом месте, а также исследовать своим ртом всё то, что находится под футболкой Нотта.       — Продавец в цветочном меня ненавидит, — говорит он достаточно тихо, чтобы услышал только Тео.       — Брось это. Не вижу причин. По-моему, ты делаешь ему неплохую кассу вот уже дней десять, — Тео притягивает его к себе ближе и свободной рукой поднимает очки на голову, которые сразу утопают в шоколадных кудрях. — Знаешь, я вот думаю…       Драко поворачивается, сталкиваясь с ехидной ухмылкой.       — О чём?       — Где мои букеты? Ну или что там дарят парням, которых пытаются склеить?       — Хм. А чем же раньше тебя склеивали? — Драко приветствует Стиви, пока тот что-то докладывает Гермионе, показывая записи в ноутбуке.       Когда они подходят к лифту, Тео щёлкает пальцами, будто наконец пришёл к верному ответу.       — Минетами.       Он говорит громко. Действительно громко, потому что Грейнджер оборачивается и смотрит на него таким взглядом, который не предвещает ничего хорошего, а Стиви заливается краской и, откашливаясь, тянется к графину, чтобы налить воды в стакан и тут же выпить одним большим глотком.       — Господи боже, Тео. Ты невероятен, знаешь? — Драко смеётся в кулак, пока парень жмёт кнопку лифта и подгоняет Гермиону, чтобы та поторопилась.       — Знаю, — он одаривает Малфоя невинным похлопыванием ресниц. — Ещё я знаю то, что мне не нравится твоё лицо сегодня. Мне интересно, что могло расстроить человека, который две недели ходил тут и сыпал очаровательной язвительностью и шутил так, что в глазах темнело? Я знаешь ли, готов был пасть на колени перед таким Драко, но вот что с тобой сегодня, малыш?       Драко не знает, что сказать. Не знает, как ответить максимально честно и не показаться наглухо отбитым.       Он понимает, что может увидеться с ними после всего этого, после сегодняшнего сеанса. Понимает, что они могут встретиться, когда всё закончится. Также он понимает, что может продолжить ходить на простые комплексные массажи, но не будет ли это выглядеть так, будто он снова влезает в их отношения?       Они втроём общались четырнадцать дней. Должно же это что-то значить?       И самое главное, в чём Драко не желает признаваться вслух, это то, что он не хочет быть другом. Он не сможет быть другом людям, которых хочет, блять, трахать и любить. До отчаяния, до треска костей, до огня в крови, который будет разгоняться от поцелуев, секса, страсти и притяжения. Он не сможет быть другом тем, на кого смотрит, будто щенок, ожидающий ласки.       Они видели его в таком свете, в которым он не представлялся никому. И Драко знает, о чём говорит: у него были отношения, его любили, он любил, но то, что заставляют его чувствовать эти двое — это что-то на нечитаемом и непроизносимом. Это что-то, словно поток величественных, но ещё не опознанных чувств. Они гордые, они драматичные, они до сумасшествия красивые, бескрайние, пугающие и соблазнительные своей неизвестностью.       Ну и конечно, он не сможет быть другом тем людям, на которых дрочит уже десять дней.       Всё потому, что эта чушь, вроде: «если любишь, отпусти» — дерьмо собачье. Потому что, если любишь, то будешь ждать. Но проблема в том, что Драко никто не просит подождать.       Драко думает, что ему нет здесь места. Потому что они вдвоём — Тео и Гермиона — слишком органичны и слишком подходящие друг другу. Да, он понимает, что если скажет об этом прямо, то, скорее всего, это прозвучит как отчаянная попытка привлечь к себе внимание, но ему это не нужно. Ему лишь нужно, чтобы они сказали: «продолжай пытаться, продолжай ждать, продолжай шутить и влюбляться», потому что ему необходимо знать, что он делает всё правильно.       Когда они втроём заходят в массажную комнату, Драко говорят подождать на диванчике, который они с Тео использовали как-то, чтобы посидеть и поговорить. Тео обычно воровал у него электронную сигарету в такие моменты. Фыркал, плевался, спрашивал, как такую дрянь вообще можно сравнивать с табаком, но продолжал курить.       Он проводит пальцами по обивке, вспоминая, как Гермиона пролила на неё кофе, когда Драко рассказывал о том, какие ритуалы есть у некоторых его товарищей по команде перед игрой. На моменте с использованием искусственной вагины вместо того, чтобы заняться сексом, она не выдержала и, отставив кружку, потянулась к его губам, чтобы закрыть рот ладонями. Её руки всегда пахнут лавандой и ментолом. Её руки нежные и аккуратные по сравнению с его ладонью или с Тео.       Через некоторое время Теодор входит в кабинет и предлагает принять Драко душ, потому что сегодня заключительный день, а это значит комплексный массаж и, так как его спина больше не болит, он может воспользоваться удобствами.       Драко быстро ополаскивается, пользуясь оставленным в одноразовом тюбике гелем. Он старается не обращать внимания на то, как вода течёт по его телу, будто эти бегущие капли, стекающие в отверстие на полу, олицетворение его убегающей удачи. Он старается не обращать внимания, как от подобных мыслей сжимает кулаки и кусает губы.       Он старается не вздрогнуть, когда выходит из кабины и слышит голос Тео:       — Оберни его вокруг бёдер, — Драко поворачивает голову и опускает руки вниз, думая прикрыться. Но это не нужно, потому что Тео лишь протянул руку с зажатым в ней полотенцем, а сам остался стоять за ширмой. Он удаляется, оставляя Драко как минимум с двумя не озвученными вопросами и одним утверждением.       Он должен остаться только в этом?       Никакого белья?       Я бы не отказался от твоей помощи.       Драко, конечно, привык к ним, к их прикосновениям, к щекотке, которая       прокатывается по телу, стоит почувствовать их касания в самых разных местах. Но мысль о том, что он останется без трусов, немного ошеломляет. Поймите его правильно: он прикладывает так много усилий к тому, чтобы сохранять спокойствие, что сейчас может просто не выдержать. А лежать со стояком, на стояке, полтора часа лицом в отверстии и задницей кверху — не самое приятное из занятий.       Когда он выходит из-за ширмы, глаза Тео широко распахиваются, будто он видит Драко впервые. Будто он находит что-то, чего раньше не замечал. Его взгляд медленно скользит по его телу, оставляя жгучие ощущения на груди, талии, животе и, наконец, бёдрах.       — Иди сюда, — зовёт он и Малфой видит, как его ресницы подрагивают, словно он борется с желанием закатить глаза от удовлетворения увиденным.       Тео говорит ему лечь на спину, что совсем не похоже на предыдущие сеансы. Они всегда начинали со спины, а позже переходили к верхней части бёдер, когда он достаточно размят.       Когда Гермиона ставит уже привычную музыку, которая их троих более чем устраивает и подходит к ним, Драко, уже по инерции, открывает рот, потому что не может.              Это невыносимо, видеть её настолько красивой, с пучком на голове, с волнистыми прядями вокруг лица. Так ещё и сегодня, будто в издёвку, она решила сменить привычную рубашку на светлую майку, оставив те же широкие штаны.       Он видит её грудь. Небольшую, аккуратную, которая явно поместится в его ладони. У него болит всё. Его внутренности кипят, его лицо вот-вот треснет, потому что он не выдержит и либо покусает их, либо зацелует так сильно, что сотрёт себе рот об их кожу.       Драко закрывает глаза, протяжно выдыхая. Он вспоминает слова Тео о том, как ему хочется курить на сеансах и желает сам ненадолго выйти, чтобы сделать пару затяжек.       — Ты слишком молчаливый сегодня, — обращается к нему Гермиона, и Драко понимает, что она говорит где-то за его головой. — Всё нормально?       — Конечно, — быстро отвечает он, надеясь, что голос звучит уверенно. — А тебе? Тебе нормально? — Драко понимает, что она ждёт пояснений. Он открывает глаза, закидывая голову сильнее назад, и понимает, что упирается макушкой ей в живот. И с такого ракурса, когда она опускает голову, чтобы посмотреть на него, ему кажется, получился бы неплохой кадр для той самой пластинки, которую он хочет проигрывать на постоянной основе в воспоминаниях. — Тебе нормально, что я лежу здесь без трусов?       Гермиона вспыхивает, быстро отводит взгляд, сканируя комнату и ни на чём слишком долго не задерживается.       — Ради всего святого, Драко! — смеётся Тео. — Я начинаю думать, что ты единственный, кто способен смутить мою девушку. Это, знаешь ли, ранит, — он складывает губы уточкой и прикладывает руки к груди, будто слова Малфоя его задели. Не проходит и минуты, как взгляд Тео из шутливого превращается в вызывающий. — Если у тебя получится смутить меня за отведённые нам полтора часа, я подарю тебе кое-что по окончании сеанса.       Драко прищуривается, оценивая Нотта.       Ему нравится иногда брать бразды правления в свои руки. Это видно по его отношению к Гермионе. Тео тот тип, который подстраивается под настроение, который управляет ситуацией, если видит, что это необходимо.       Но он не ведущий. Он не получает наслаждения от постоянного контроля.       Тео не берёт, он принимает. Ему нравится позволять думать другим, что он лишь позволяет кормить его с рук, когда на самом деле не против облизать каждый палец. В первые дни знакомства Драко думал, что Гермиона хитрая и коварная женщина, но на самом деле самый хитрый лис из них это Тео. Он даже скалится как лисёнок, заигрывает, виляет хвостом, стоит поманить его чем-то интересным и необычным.       — Давай-ка мы поступим по-другому, дорогой Тео.       Он чувствует, как Гермиона замирает за его спиной, движутся лишь её руки и баночка, зажатая в ладонях. Она наносит на грудь Драко бальзам с маслами, который густыми каплями медленно опускается по его животу и растекается по торсу.       — Что же ты мог для меня приберечь? — спрашивает Тео, а Гермиона хихикает, опуская руки на его грудь.       — Вы словно два павлина, которые пытаются разобраться, у кого перья цветастее. Но мне нравится. Продолжайте, — Драко ощущает прилив воодушевления от поощренья девушки. Он дёргает бровью, смотря на Тео.       — Если ты воздержишься от того, чтобы прикоснуться сегодня к нему, — подавшись бёдрами вверх, намекает он, — проси, что хочешь. Всё что угодно, Тео. Я ни за что тебе не откажу.       На последней фразе Драко закрывает глаза, откидывает голову и немного ёрзает, чтобы быть ещё ближе к Гермионе. Он знает, что его действия — это некая провокация, потому что стоит ему пошевелиться, как полотенце опускается, открывая виду голый пах без единого волоска, синие вены, выделяющиеся под кожей, спускающиеся под махровую ткань и тазовые кости. Драко не высокомерен, он просто знает, что его тело привлекательно. Ещё он знает, что Теодору нравится всё красивое.       Гермиона начинает разминать шею, плавно переходит к плечам, она перебирает пальцами кожу на скулах, массирует даже мочки ушей, отчего Драко тает и мурлычет, довольный собой и таким вниманием. Она прикасается к ключицам, он слышит шорох её штанов, будто она не может устоять на месте, хоть это и не похоже на её твёрдую уверенность в своих действиях. Вывод, который он может сделать: взгляду Грейнджер предоставлено то, что её как-то отвлекает.       — Ты, оказывается, можешь быть ещё тем ублюдком, Драко, — в голосе Тео нет и намёка на озлобленность. Чистое удовлетворение, такое порочное и грязное, что хочется выругаться, когда он, усмехаясь, отходит от кушетки, лишая своего присутствия.       Драко слышит шаги по полу, понимает, что Тео отошёл достаточно. Не открывая глаз, он поворачивает голову, натыкаясь на предплечье Гермионы. Он оставляет едва ощутимый поцелуй на её руке, слышит, как она втягивает воздух через нос. Малфой, наверное, переходит границы, но всё же говорит, желая быть честным и с собой, и с ними.       — Я буду скучать по этому.       — По чему? — её голос немного дрожит.       — Я… — из него вырывается странный звук. Не стон и не крик, что-то посередине. — Любовь моя, что ты… что ты делаешь?       Гермиона ведёт ногтями по его груди, почти неощутимо касаясь кожи. Это вызывает мириад мурашек, из-за этого ритм его сердца сбивается. Она обводит указательными пальцами ареолы, а большими пальцами касается сосков, заряжая тело Драко электричеством.       — Вот же, — он сжимает челюсть. — Я… я… п-подожди, милая, не… не…       Он не хочет останавливать её. Ему слишком приятно. Так приятно, что скоро это станет заметно всем. И как бы сильно он не жаждал подобных касаний, где-то там Тео, который может вернуться в любую секунду и увидеть под полотенцем изменившийся в размерах член.       — По чему ты будешь скучать? — повторяет она вопрос и Драко понимает, что Гермиона немного наклонилась. Он слышит её голос ближе, её волосы щекочут его шею.       — По тебе. По вам. По Тео. По вашим рукам и смеху. По вашим чертовски привлекательным улыбкам, — он тянется вверх, ведомый неизвестной силой. Он просто желает поймать Гермиону, чтобы она не смогла ускользнуть, желает взять её губами, попробовать рай на вкус.       — Не-а, — Грейнджер останавливает его, сжав плечо. — Не открывай глаза, — шепчет она и Драко чувствует прикосновение её губ к виску.       Он вздрагивает от нахлынувших ощущений. Он громко выдыхает, ощущая, как другие ладони, сильные и крепкие, с длинными пальцами собирают бальзам и растирают по торсу. Тео обводит каждое ребро, последовательно совершая круговые движения пальцами. Он будто изучает его строение, касаясь везде заново, пока не опускается к паху. Там его руки напрягаются, когда он одновременно с обеих сторон надавливает на тазовые кости.       — И каково тебе, Драко? — спрашивает Гермиона, покрывая лёгкими поцелуями его плечо. — Сначала дразниться, а после лежать в таком возбуждённом состоянии? Каково тебе быть лишённым прикосновений в том месте, где они необходимы больше всего?       Дальнейшие действия этих двоих заставляют его прогнуться в пояснице.       Драко откровенно стонет, когда Гермиона использует свой язык, проводит им по ключице, поднимается по шее, оставляя свои отпечатки и дыхание в чувствительном месте за ухом. Она продолжает ласкать его грудь, сжимая соски двумя пальцами.       Драко не видит, но чувствует, он знает, что Тео в восторге от неё. Драко знает, как сексуально и притягательно она выглядит сейчас.       — Ты такой терпеливый, в отличие от Тео, — шепчет она, покусывая мочку уха. — Он уже изнемогает от желания увидеть, что находится у тебя под полотенцем.       У Драко дёргаются мышцы на лице от откровенности в тоне Гермионы. Он бросает быстрое: «прости, любовь моя» и открывает глаза.       — Ебать, — вырывается у него, потому что это… это так красиво, так завораживающе и горячо. — Блять, Тео…       Тео такой голодный. Голодный и без рубашки. Голодный и почти голый. Голодный и возбуждённый. Горячий, сексуальный. До смерти красивый. Его тело совершенно. Его тело загорелое, поджарое, словно его слепили из глины. Его тело будто принадлежит греческому богу. Он такой восхитительно покорный и одновременно с тем жадный до изучения Драко, что его взгляд, его руки, его желание — всё это, оно везде. Сам Тео везде, куда только может дотянуться: бёдра, место, близкое к промежности, предплечья, грудная клетка, талия, каждый дюйм и каждая клеточка, всё в его распоряжении. Всё в его подчинении, потому что Драко готов возносить молитвы богам за возможность наблюдать за подобным произведением искусства.       Они так красиво и хаотично трогают его, будто не могут насытиться. Они смотрят на него так, будто он драгоценный, будто Драко самый дорогой подарок.       — Знаешь, — протягивает Тео, склоняясь над его лицом. — Я, — он наклоняется ещё ближе, чтобы провести носом по его правой щеке, — ждал этого бальзама десять дней. — Тео смотрит на Гермиону, улыбается ей и она тянется к нему, чтобы получить быстрый, но достаточно влажный поцелуй в губы, после которого Драко видит, как тянется серебряная ниточка слюны, стоит им разорвать касание губ. — Всё потому, что его изготовление занимает восемь. Всё потому, что это единственный съедобный бальзам с добавлением каких-то специальных масел, не вредящих организму. Я слишком долго ходил с мыслью о том, как хочу тебя облизать, Драко.       Тео перекидывает ногу через его бёдра и в одно движение оказывается сверху.       — Мы проверяли. — поспешно успокаивает Гермиона, видя напряжение, возникшее на лице Драко. — Она выдерживает 550 фунтов, Драко.       Тео обхватывает его талию руками и Драко чувствует, как его пальцы впиваются в кожу, достаточно жёстко на контрасте с мягкими руками Гермионы, которые гладят его подбородок. Малфой обхватывает подушечку её большого пальца и всасывает его по фалангу. Кадык Тео плавно опускается и поднимается, когда он сглатывает, смотря на рот Драко.       — Ты должен будешь что-то сделать с этим, — говорит он, поднимая бёдра.       — Оу… А как же мои подарки, Драко?       — Всегда. Всегда, Тео. Всё, что захочешь, господи, только прикоснись ко мне уже, блять, пожалуйста.       Гермиона обходит кушетку, становится по правую сторону и наклоняется к лицу Драко. Она дразнит его, улыбается, наклоняется и обхватывает губами сосок, покусывая его, что пробуждает мерцание молний в его сознании.       — Я хочу поцеловать тебя, — говорит он, вытягивая длинную палочку из её волос. Пышным ореолом они обрамляют её лицо и рука Драко запутывается в них на затылке. Он притягивает её к себе, едва касаясь своими губами её, шепчет: — Ты такая красивая, любовь моя. Я хочу целовать тебя до бесконечности долго.       — Как жаль, Драко, — прерывает его Тео, вытаскивая уголок полотенца, спрятанный на боку. — Как жаль, потому что Гермиона хотела, чтобы ты её трахнул.       Гермиона смотрит на него — сама чёртова невинность — кусает губы и кивает, подтверждая слова Теодора. Драко второй рукой обхватывает её лицо и приподнимается, чтобы жадно слизать эту улыбку с мягких губ. Он раскрывает губы, толкаясь языком, скользит во влажный рот, чтобы столкнуться с языком. Целует, целует, целует, выпивает её, как нектар. Пьёт её страсть и понимает, что никакая фантазия не шла в сравнение с тем, как это ощущается сейчас.       Он отчаянно стонет ей в рот, когда Тео обхватывает его ладонью и сжимает, дав почувствовать такое долгожданное давление.       Драко отстраняется, его тело напрягается; все чувства так сильно обострены. Слышны только стоны, умоляющие не заканчивать. Умоляюще дать больше. Он прерывисто дышит, получая жадные поцелуи девушки, которая царапает его плечи, впивается в них, будто думает, что он сбежит.       — О боже… — Драко смотрит вниз, он видит, что Тео спустил свои брюки, выставляя своё возбуждение напоказ. Он видит, что этот мудак ходил здесь без белья, точно как он сам. Ходил в таком обнажённом виде и скрывал это так долго. Они так беспечно потеряли драгоценные минуты, которые могли потратить на это слияние чувств и эмоций.       Гермиона поворачивается к Тео, который наклоняется, не отпуская Драко из своей ладони, и столкновение их губ похоже на извержение вулкана. Они поскуливают, разделяя вкус Драко между собой, Гермиона хватается за его волосы, углубляя поцелуй, пока Тео толкается бёдрами вперёд по инерции, заставляя Драко вторить их желанию, и издавать похожие звуки. Звуки пошлой музыки любовников, звуки, наполненные желанием, и обещанием забвенной неги.       Драко хочет подняться, он хочет присоединиться, хочет целовать их двоих, ощутить их страсть на своём языке, проглотить вожделение, которое кажется тягучим, словно мёд. Гермиона нежно прикасается к его груди, останавливая и Драко правда готов укусить её за это. Что он и делает: хватает её за ладонь и кусает за палец, чтобы следом провести по укусу языком. Гермиона поворачивается к нему: её глаза пылают, радужка светится шоколадно-карим, зрачки настолько чёрные, словно бездна. Она повторяет своё движение, укладывая его обратно, и Драко не может, он физически не может вымолвить и слова, подчиняясь ей, подчиняясь её воле, хоть она и ничего не говорит.       — Думал, ты у нас тут властный, а? — хрипло спрашивает Тео, посмеиваясь. Он резко шипит, закидывая голову назад, его плечи напрягаются — господи, блять, его плечи истинная отрада для глаз Малфоя — когда Гермиона обхватывает Тео ладонью. — Я тоже так думал. Но я абсолютно не против, чтобы она делала со мной, что её душе угодно, знаешь? Она великолепна, когда берет дело в свои руки.       — Блять, — вырывается из Драко громко, когда он понимает, о чём говорит Тео. Гермиона держит их в своих ладонях, скользя вверх-вниз, обхватывает так охуительно хорошо и правильно, что — да, да, да. Она может делать, что угодно. Она может заставить Драко пить расплавленный свинец, и он примет его с удовольствием, пусть только из её рук, которые знают толк в том, как сжать и прикоснуться.       Тео немного смещается, передвигаясь по ногам Драко и Гермиона соединяет их, не прекращая совершать фрикции, не прекращая тереть их друг о друга.       — Сильнее, детка, пожалуйста. Сожми, вот… т-тут, д-а-а…       Гермиона замирает, из-за чего оба парня начинают скулить и пытаются двигаться самостоятельно. Стараются найти прежний ритм и подстроиться, трахая ладони девушки.       Гермиона склоняется над ними, Тео и Драко замирают, наблюдая, как из её рта опускается густая капля слюны, покрывая два прижатых друг к другу члена. Она склоняется ещё ниже, чтобы обвести их языком и обхватить губами каждого по очереди.       Она не успевает отстраниться, как Тео наклоняется, притягивает её к себе так, что ей приходится встать на носки, и жадно впивается в губы. Он слизывает их вкус, он будто умирает от того, как ему хорошо. Он целует её так, будто жадность поглощает его, будто хочет забрать всё ощущения себе.       Драко поднимается, почти садится, оказываясь лицом к лицу с Тео. Поза неудобная, но ему плевать. Он чувствует, как вторая рука Тео обхватывает его шею и быстро притягивает к ним. К ним двоим. К их языкам, переплетённым между собой, к их телам, прижатым друг к другу как пазл.       Драко чувствует, как его целуют с двух сторон. Слышит смешанное дыхание, стоны — громкие и тихие; слова — грязные, способные испепелить изнутри. Поцелуи — пошлые и жёсткие. Они мокрые и эмоциональные. Они ошеломляющие, сбивающие с ног. В какой-то момент они просто не могут дышать самостоятельно, выхватывая кислород из другого рта, будто это единственное, что способно насытить их и не позволить умереть.       Гермиона не отпускает их ни снизу, ни сверху, но Драко чувствует сильное давление внизу, и когда опускает взгляд, понимает, что Тео накрыл ладони Гермионы своей большой рукой. Он давит, давит и сжимает до боли, которая перетекает в удовольствие.       — Я хочу вас, — Драко целует его, выдыхая в рот, и держится из последних сил, чтобы не опрокинуть его на спину. Это почти опустошает его, почти разрывает тело на части. — Пойдём. Пойдём куда-нибудь, я больше не могу.       В доказательство его член дёргается, а Тео с придыханием издаёт нечленораздельный звук, явно согласный с каждым словом Драко.       Они оказываются за ширмой на маленьком диване, который, словно, блять, по волшебству, оказался разложенным и превратился в чуть менее маленький.       Драко притягивает Гермиону к себе. Она тут же запрыгивает на него, обхватывая талию ногами. Она царапает его спину, оставляя следы страсти и жара. Она целует, потираясь промежностью на уровне его паха, она запрокидывает голову на плечо примкнувшего к её спине Тео и хнычет, изнывая.       Драко сцеловывает её веснушки и, господи, он мечтает о моменте, когда сможет их пересчитать. У неё невероятной красоты родинки на животе и на полушариях грудей, по которым он проходится языком, запечатывая на них себя.       — Что мы можем с тобой сделать, Гермиона? — спрашивает Драко, трогая её, скользя руками по её талии, удерживая её на весу. Боже, её бёдра, ещё одно не открытое человечеству произведение искусства. Ляжки и задница потрясающе мягкие, его пальцы впиваются в её кожу, будто там им самое место, будто он может погрузиться в неё настолько глубоко, что сможет остаться там навечно.       — Я… пожалуйста, вот здесь. Да! — выкрикивает она, когда Драко проводит по шву её штанов и задевает клитор. Она поворачивает голову, и Тео слизывает слезинку, спускающуюся по щеке.       — Скажи ему, детка, — Тео делает шаг вперед, сталкивая её тело с Драко. Гермиона опускает лоб на плечо Драко и кусает его за шею, пока Тео целует его в губы по другую сторону, вырывая потрясающие звуки, которые Драко никогда в жизни не издавал до сегодняшнего дня.       — Трахни меня, — говорит Гермиона ему на ухо, посасывая кожу. — Трахните меня оба. Я хочу почувствовать вас. Сейчас же, — будто в доказательство, она потирается о пах Драко, — я так сильно промокла… вы, вы поможете мне?       Драко ставит Гермиону на ноги и сам опускается на колени, чтобы снять с неё штаны.       — Матерь божья, — выдыхает он и облизывается, когда видит перед глазами голый лобок и мягкие бёдра. — Ты без белья… ты — ты голая, Грейнджер, — его руки исследуют её тело по бокам, а губы касаются нежной кожи внизу живота, — Держи её.       Тео, избавившись от своих брюк, подходит сзади, и Гермиона облокачивается на него спиной. Он помогает ей снять майку, освобождая грудь, а Драко закидывает одну из её ног к себе на плечо. Он проводит пальцами по промежности, раскрывает её и, накрыв клитор губами, посасывает. Вибрация её вскрика и последующих стонов течёт Драко в рот, обволакивая сердце и остальные органы.       Он лижет, использует язык и доводит её до крайности пальцами. Он поднимает руки и натыкается на ладони Тео, которыми он играется с грудью — сжимает и скручивает.       — Я так и знал, блять, что его голова будет невообразимо смотреться между твоих ног, детка. Ты только посмотри… посмотри, как он прекрасен, — Драко чувствует, как Гермиона погружает пальцы в его волосы и прижимает к себе сильнее. Она неистово трётся о его лицо, о его язык, о его губы, позволяя удовольствию поглотить себя, и вскрикнуть громко.       Очень громко.       — Тише, т-ш-ш. Нам нужно быть потише, Гермиона, — успокаивает Тео, целуя и баюкая её в своих руках, пока её тело трясётся после оргазма.       Драко поднимается с колен, когда Тео подхватывает её на руки и бережно укладывает на диван. Он смотрит на Малфоя, прикасается к себе, всё такому же возбуждённому, большому и твёрдому.       — Твоя очередь.       Драко ложится рядом с Гермионой, а Тео останавливается, чтобы посмотреть на них.       — Я просто выиграл в грёбаную лотерею, — с этими словами Нотт садится на бёдра Драко. Их губы соприкасаются, зубы стучат друг о друга, языки сплетаются, трутся, имитируя движения, которым нет названия. Их слюна смешивается, весь их поцелуй — подобие борьбы за верховенство, в котором каждый готов уступить первое место, не уступая. — Хочу его, — он сжимает его в руке.       Тео наваливается на Драко, удерживая себя на одной руке, согнутой в локте, и трётся об него, соединяя их тела под правильным углом. Тео протяжно дышит, сцеловывает своё имя с уст Драко и резко поднимается.       Гермиона ложится на живот, поднимает бёдра кверху и прижимается к боку Драко.       Она идеально подходит ему, Тео совершенно подходит ему, и сам Драко, без сомнений, подходит им, именно так, как он думал.       Именно так, как хотел.       Гермиона, вновь увлечённая облизыванием одного из сосков Драко, царапает его шею, её колени разъезжаются в стороны, когда Драко ведёт ладонью по бедру. Он считает это приглашением и не томит, запуская руку между её ног.       — Я слишком давно не был снизу, — говорит ему Тео, сползая с бёдер, останавливаясь лицом на уровне паха. — Мы обязательно это попробуем, но в месте, где есть большая кровать, смазка и все время мира.       — Твою мать… — сквозь зубы рычит Драко.       Он крошится. Его кожа трещит. Его разум — взрывается.       Он смотрит, как пухлые от природы губы Тео обхватывают его. Он смотрит, как длина члена погружается Тео в рот, как слюни стекают по его подбородку. Он настолько жадный, что не позволяет себе и секунды передышки, пытается взять больше, и больше, и больше. Его родинки мерцают, точно звёзды. Щёки горят красным, делая его живым и настоящим. Не фантазией. Не иллюзией.       — Блять, блять, блять!       Драко нашёл новую религию. Он нашёл этих двоих, сбежавших с Олимпа, для себя. Он отдаст им всё: деньги, дом, жизнь. Лишь бы это не заканчивалось. Лишь бы продолжалось. Лишь бы это длилось вечность.       Драко дёргает бёдрами, достаёт до горла и слышит грязные, причмокивающие звуки, исходящие от двух самых волшебных людей, которых он когда-либо встречал. Он слышит Гермиону, хнычущую от его пальцев, ловящую кайф от его сосков, и Тео, заглатывающего его, дарующего блаженство и ощущение полёта.       Тео доводит его практически до пика, прежде чем поднять голову и вытереть рот тыльной стороной ладони. Он подхватывает Гермиону за талию, опускает её на Драко. Он трогает её, проверяя насколько она готова. Тео сам направляет член Малфоя в неё, и помогает Грейнджер скакать на нём.       Тео знает, что Драко будет достаточно несколько быстрых, жёстких скачков, ударов её задницы о его яйца, чтобы он кончил.       — Сейчас… Сейчас, любовь моя, — говорит Драко и Тео, не торопясь, поднимает её, мучая Драко, совершая ещё несколько коротких поступательных движений, которые стимулируют головку. Драко сжимает челюсть, обхватив член рукой, когда тот лишается тепла. Два толчка в кулак и он спускает себе на живот, сопровождая оргазм хриплым из-за сорвавшегося голоса стоном.       Гермиона падает на него, пачкаясь в сперме. Не обращая внимания на липкость, она тянется к Драко и он обхватывает её лицо, целуя, шепча слова, которых она достойна. Он вытирает скопившуюся влагу в уголках её глаз, он снова целует и целует красные пятна на щеках и шее.       — Такие красивые, — говорит Тео, нежно ведя руками по бокам Гермионы. Он приподнимает её бёдра, направляет себя и одним толчком заполняет. — Совершённые. Идеальные. Волшебные.       Гермиона постанывает Драко в рот, пока Тео с каждым движением ускоряется. Она теряется в наслаждении, опуская голову на плечо Драко, впиваясь в нанесённые отметины ногтями. Тео смотрит ему в глаза, не позволяя разорвать контакт, не позволяя отвернуться или отвлечься. Он погружается в Гермиону, и погружается в Драко, не прикасаясь. Он завораживает своей мерцающей зеленой радужкой. Он смотрит на них так, будто больше ничего не имеет значения, кроме того, что происходит здесь. Он смотрит так, словно они — это шедевр, созданный его собственными руками.              Тео последний раз толкается, резче и отчаянней. Он выходит из Гермионы, и она опускает бёдра, чтобы Тео мог кончить ей на спину.       И Драко убить готов, чтобы увидеть это ещё раз.

✰✰✰

      Потрясающе мокрые, потные, с запахом удовольствия и задыхающиеся, они втроём пытаются восстановить дыхание.       Гермиона лежит на боку, лицом к Драко, Тео прямо за ней, поглаживает её кончиками пальцев по обнажённой коже. Драко видит, как мурашки просыпаются и бегут, бегут, бегут по карамельному телу. Тео приподнимается, чтобы оставить короткий поцелуй на губах Драко и щеке Гермионы.       — За секс не говорят спасибо, — прерывисто говорит Нотт, — но я так благодарен, ох, ебать… это было потрясающе.       Гермиона хихикает и Драко, прищурившись, смотрит на неё.       — Кинки, Грейнджер? Ты истерзала мои соски.       — Ты чувствительный, — Гермиона складывает ладони на его груди и упирается в них подбородком. Тео подтверждает её слова, кивая. — Твоё тело на самом деле очень отзывчивое, Драко. Обычно люди привыкают к прикосновениям, к массажу, но ты — ты каждый раз вздрагиваешь, возбуждаешься и возбуждаешь.       Он сглатывает и на волне чего-то, чему он не может дать объяснения, спрашивает:       — Это и был мой подарок, Тео?       Драко мысленно пальцы скрещивает. Он мысленно молится всем, кто его может услышать, чтобы Тео не сказал: «ага, прощальный подарок».       — Оу, — Тео тянется к нему рукой и проводит по влажным от пота волосам. — Вообще-то, я должен был вручить тебе этот подарок после свидания, но, когда ты вышел из душа, я немножко сошёл с ума. — Драко не может сдержать улыбку. — Гермиона тоже.       — Ты примешь наш подарок, Драко? — спрашивает Гермиона. — примешь наше предложение отправиться на свидание, скажем, в пятницу?       — Дайте мне три часа, чтобы поиметь «Кладервул» в пятницу, а после — я ваш. Потом и всегда. Пока я буду нужен.       — Потом и всегда, — повторяет Тео.       — Мне нравится, — Гермиона целует его в подбородок и, откидываясь на спину, выдыхает. — Поверить не могу, что у Кисы появится друг. Хорьки с выдрами уживаются? Может нам стоило прочитать какую-то информацию об этом? Господи, а как быть, если они не подружатся? Знаю! Нужно начинать с вещей, — кивает она сама себе, не замолкая, — сначала футболки с запахом, потом шерсти можно подкинуть, а после носик к носику, пока одна будет у меня на руках, а второй у тебя. Так и поступим. А ещё…

✰✰✰

      Драко так и не удалось найти предназначенную ему кроху золотой удачи.       Но разве она нужна, когда у него есть всё, что нужно для счастья?