Возможно, это наше последнее лето

      Первые лучи солнца проникли в комнату на втором этаже; матрасы закручены в рулетики с начинкой из подушек, а рядом с лестницей лежали две стопки сложенных простыней и наволочек. Чонин сидел над рюкзаком, ища себе сменную одежду, нередко потирая глаза, пока остальные ждали его на веранде. Его синяя голова зарылась полностью в сумку, но не от усердия что-то в ней найти, а потому, что он заснул.       Да, просто заснул.       Сегодняшняя ночь далась мальчику не легко. После того, как Чанбин достаточно рано загнал подростков спать, Ян долго не мог провалиться в сон, вошкался и фыркал как ёжик; то ему жарко, то холодно, то матрас слишком тонкий и доски врезается во все кости сразу, то учёный Хан шушукался с солдатом Ли и тихо хихикал, пока на них не рявкнул Со, который, спустя десять минут тишины, громко захрапел, да так, что стены задрожали. Когда Чонин, наконец, вот-вот должен был попасть в царство Морфея — его легонько начали тормошить со словами, что им пора уходить. Потому сейчас мальчик сладко дремал, уткнувшись макушкой в рюкзак, совершенно забыв о всех своих делах, в которые, в том числе, входил разговор с Сынмином.       Для Яна это казалось невероятно сложным и в какой-то степени невозможным, потому что не ясно, как на предложение отреагирует Ким.       Не смотря на многолетнюю дружбу, Сынмин являлся для Чонина чем-то вроде бермудского треугольника — неизведанным, таинственным и непредсказуемым, — ведь эмоции друг умел скрывать очень хорошо. При всех Ким скрытый, безэмоциональный и не разговорчивый, а местами даже грубый, но, стоило рядом оказаться Чонину или Феликсу, Минни распускался словно цветочек от лучей солнца и улыбался своей очаровательной, ровной, после брекетов, улыбкой. Поэтому точной реакции на извинения Ян не мог себе представить и ожидал, что его, скорее всего, пошлют.       Потому что сам бы точно послал, даже не попытавшись выслушать.       — Инни? — позвал знакомый голос, получая в ответ недовольное мычание мальчишки. — Инни, нам надо идти, только тебя ждём.       Яна попытались поднять, но он задёргал плечами и зафыркал, потихоньку отходя ото сна.       — Не ждите, — пробубнил Чонин, — я здесь останусь.       — Прям совсем-совсем останешься? — наигранно-печально уточнил голос, говоря будто с маленьким ребёнком.       — Угу.       — А как же Сынмин и Феликс? Даже не попрощаешься с ними?       Тут уже Чонин окончательно проснулся, поднял голову, что по ощущениям потяжелела в пять раз, и разлепил глаза, щуря их от яркого света (он настолько долго дремал, что успело рассвести?). Он развернулся к, как оказалось, Чанбину, который расплылся в широкой улыбке и несдержанно засмеялся.       «М-да, выгляжу я, наверное, фантастически», — не радостно подумал парень, представляя вместо волос огромное не учёсанное гнездо на голове. Но Чонин никак не упрекнул старшего, а всего лишь цокнул и развернулся обратно, предпринимая новую попытку найти себе вещи.       — Ты мне не ответил, — просмеявшись с детской обиды младшего и его забавного вида, напомнил Чанбин.       Ян прекратил копошения и сжал первую попавшуюся ткань одежды до побелевших костяшек.       — А какой в этом смысл? — в никуда спросил Чонин. — Сынмин со мной не разговаривает, а Феликс, кажется, и вовсе забыл… я им не нужен…       Ким ни разу с ним не заговорил после ссоры, даже короткого взгляда не кинул — хотя это не удивительно — и всё время находился вместе с Со, с которым громко смеялся и дурачился, словно они знакомы всю жизнь; Феликс хвостиком бегал за солдатом Хваном, держась за его руку и прячась за ней, как за каменной стеной, разговаривал и странно косился в сторону командира Бана, задумчиво облизывая нижнюю губу, что было не привычно, так как Ли всегда её кусал. А Ян наблюдал за ними со стороны, бросая взгляды побитой собаки, и надеялся, что друзья о нём вспомнят хотя бы на пару миллисекунд…       — Ты лично у них об этом узнал? — спросил солдат, поправляя крашенные волосы, и получил отрицательное качание головой. — Тогда почему такие выводы?       Мальчик опустил голову.       — Потому что я сильно обидел Минни, а Ликсу просто не хочу мешать… Не хочу их нагружать своими загонами.       Чонин всегда старался не навязываться и никому не мешать своими проблемами, ибо считал, что только он должен с ними справляться, даже когда ему предлагали помощь друзья — он отказывался, не желая предоставлять им хлопоты из-за себя.       — Но ты же не говорил с ними на эту тему, чтобы принимать такое решение, — вздохнул Чанбин и нежно погладил голову Яна. — Лучше обсуди с ребятами свои страхи и вместе решите эту проблему. Поверь, лучше сделать это сразу, а не думать, что сам со всем справишься.       Военный замолчал на какое-то время, продолжая аккуратные поглаживания, а затем сказал:       — Просто я тоже так думал.       Мальчик поднял на Со глаза полные непонимания и чуть наклонил голову в бок, ожидая продолжения.       — Месяц назад моя жена Сохи и сын Дэсон погибли… они не успели эвакуироваться из города, где возрос уровень инфекции.       Чонин окаменел от услышанного и почувствовал лёгкое жжение в глазах от зарождающейся в них соли.       — Я никому не рассказал о случившемся. Тогда как раз начались активные чистки, да и я был уверен, что смогу справиться со всем сам, но… ошибся.       Одна слеза покатилась вниз по впалой щеке мальчика, но тут же была стёрта грубой ладонью солдата. Чонин понимал Чанбина и глубоко ему соболезновал, но в голове возникли слова Сынмина, что нужно отпускать ушедших, как бы тяжело это не было. Хоть они и покинули этот мир, но в наших сердцах и памяти они будут жить всегда.       А Со не отпускал, так и не смирившись с утратой своей семьи.       — Но почему ты решил рассказать мне об этом? — еле слышно спросил Ян, сведя брови домиком.       — Потому что прошлым утром я поделился с тобой этим частично и мне стало намного легче. Даже сейчас у меня есть ощущение, будто я что-то сбросил со своих плеч.       — Тебе снилась семья?       Чанбин кивнул и забрал к себе рюкзак, начиная искать одежду, а Чонин ненадолго задумался, решаясь тоже поделиться с солдатом личным.       — Помнишь, я тебе ответил, что мне тоже приснился плохой сон? — солдат кивнул. — Мне приснились родители, — сказал мальчик, переманивая всё внимание Со на себя. — Они прощались со мной…       В то утро Чонин проснулся в слезах и испугом из-за светлого сна, где его мама и папа улыбались, говорили, что очень его любят и будут скучать. Инни сначала не понимал, что происходит и где они, но, когда родители направились в сторону яркого белого света, закричал в истерике, глотая слёзы, и просил — даже, скорее, требовал — вернуться к нему, не бросать одного.       Но они не вернулись, а лишь сказали, что он со всем справится, что у него остались друзья.       — Я поэтому так эмоционально отреагировал на новость Джисона, — продолжил Ян. — Конечно, я всегда бурно на что-то реагирую, но не настолько сильно, честно! И я правда не хотел кричать на Минни и очень жалею о своих словах. Я хочу извиниться, но мне кажется, что он даже не захочет меня слушать.       Закончив, Чонин посмотрел на Чанбина, что, по всей видимости, внимательно его слушал и вытаскивал одежду, а затем посмотрел на него и легко улыбнулся.       — Сынмин простит тебя, — уверенно сказал Чанбин.       Сердце мальчика совершило кульбит.       — Правда?       — А ты переоденься и проверь, — протягивая вещи и хитро улыбаясь, ответил Со и сразу же оказался в плену тонких ручек Чонина, что обнял его за шею. Чанбин напрягся, но быстро расслабился и обнял парня в ответ, теснее прижимая к себе.       Ян, наверное, впервый за прошедшие почти полторы недели был счастлив: он и его самые близкие люди смогли сбежать из лагеря отступников, у него появился новый друг, они скоро покинуть этот город и — самое главное — Сынмин его простит. Но ещё Чонину надо будет поговорить с Феликсом и вернуть ему игрушку, которая была поразительно на него похожа, и кое-что ещё, что он собирался сделать прямо сейчас.       — Хён, — тихо позвал мальчик, — тебе нужно отпустить свою семью. Минни вчера мне сказал, что слезами и криками ты не вернёшь их обратно, но можешь помнить и хранить о них воспоминания, — где-то с минуту он молчал. — Отпусти их, Бинни.       — Я не могу… — на грани слышимости ответил солдат. — Я слишком сильно их люблю.       — Я знаю, хён, но так ты делаешь больно не только себе, но и им. У тебя получиться, просто надо ещё немного времени. Но если что я тебе помогу, а если и я не смогу — попрошу Сынмина. Он уж точно тебе поможет!       Чанбин засмеялся и зарылся пальцами в синие волосы, снова их лохматя.       — Я постараюсь, Инни, — пообещал Со. — Ради них постараюсь.