обжигающий корт для нас двоих

      Вены на его руках ощутимо напряглись, когда обжигающие струйки воды заскользили по смуглой груди вниз : капли, словно жемчуги, скатывались по рельефному телу, опадая на участках торса; а икры длинных ног всё расслаблялись, скованность мышц исчезала, и парень стал ведомым, небдительным. Веки поддрагивали лишь от граничащего желания блаженно сползти по запотевшей стенке душевой кабины и распластаться по базальтовой прохладной плитке. Он запустил свои пальцы в витиеватые кудри, и локоны сделались податливыми, приятными. Юноша впустил в корни волос холодную жидкость, пахнущую сандалом и свежестью, растирая её по коже головы. Он касался до неё с особой осторожностью, чтобы не задевать горькое увечье, ненавистную выпуклость на темечке. Подушечки фаланг массировали височники, постепенно перебираясь к непослушной чёлке. Эванс разглаживал волосы бережно, терпеливо проходясь по каждой кудряшке. Глаза закрылись, как только душистая пена потекла по скулам к шее, скользя по крепким плечам и трицепсу. Морозное дуновение проникало через небольшую форточку около кабинки, заставляя напор воды сделаться ещё более раскалённым.

«Да пошёл ты, кретин!»

      В голове колыхнулись вечерние воспоминания, отчего Джон непроизвольно дёрнулся, и тело его вновь напружинилось. Шишечка запульсировала, заявляя о себе. Вроде только расслабился, и тут же напряжение возвратилось с новым потоком. Рука поползла к смесителю и потянула вниз для прекращения потока воды. Сердцебиение беспричинно сбилось, дыхание оборвалось, раздался томный вздох. — Чё-е-ерт, – протянул он, опуская взгляд, — Тебя тут ещё не хватало.       Внутри всё перевернулось, а внизу живота затянулся узелок, приятно сковав пах и бёдра. Острый кадык предательски дёрнулся, когда пальцы неосознанно потянулись к багровой головке и сжали её, проводя фамбом по основанию и заметной ложбиночке.

«Видимо, вы новички?»

      Каждое слово эхом разносилось по разуму, разбиваясь о стенки черепа. Каждое слово делали то чувство ещё ярче, бродче, метче : ноги отчего-то сводило. Эванс внезапно ощутил себя мелким засранцем, что однажды наткнулся на кассету с дешёвым остросюжетным порнофильмом на старой, потёртой плёнке с чёрно-белым изображением, и решил втайне ото всех подрочить на блондинку с мелкими латино-кудрями, чья выдающаяся грудь подпрыгивала каждый раз, когда пуговица её обтягивающей белой блузки расстёгивалась.       Эванс уже более уверенно скользнул по бугристому члену, венки на котором ощутимо вздулись. Яйца сковало от неведомого вольтажа.       Он вспомнил большие и укористые глаза цвета нетронутого малахита. Вспомнил вьющиеся густые ресницы, алые щёки и поджатые губы. Вспомнил видимые от натуги и приятного холодка вставшие соски, ареолу которых обтягивал декольтирующий чёрный верх. Он помнил тонкие запястья и чужие изящные пальцы. Помнил струящиеся как шёлк тёмные локоны, слегка распушившуюся чёлку и нелепый хвостик на затылке. Помнил, как они развевались, когда он гневно мотал головой, пытаясь перекричать оппонента.       Он сжимал и разжимал свои напряжённые яйца, а пальцы всё тянулись к основанию члена. Его ладонь всё крепче охватывала половой орган, каждой клеточкой кожи ощущая, как пульсируют сплетения, насколько сильно они напряжены. Движения становились всё более раскованными и резкими, уверенными до пика своей форы. Рука двигалась по горячей плоти, и характерные звуки разносились в тишине пустой интернатской душевой. Синие глаза взмыли куда-то наверх, закатывались вплоть до жгучего жжения.

Он вспомнил, как его треснули сумкой по голове.

      Эякулят стрельнул в прозрачное стекло, синеватые вены на шее вздулись, и натяжение в животе наконец ослабло. Из уст сорвался прерывистый стон, смешавшийся с гортанным рычанием. Джон бы никогда не подумал, что его возбудило бы это.       Юноша медленно сполз на колени и осел на кафель, тяжело вдыхая спёртый кислород сквозь пар из-за горячего душа. В голове всё снова смешалось. Разум лихорадочно перебирал причины того, что только что произошло и почему. А перед глазами всё стоял тот фигурист с суровым выражением лица.       Почему так получилось? Как вообще это произошло? Когда это Джона Эванса вообще стало тянуть на каких-то ненормальных... ненормальных парней? Зачем он вообще это вспомнил? Почему именно сейчас? Да чёрт его побери, почему на это он сейчас подрочил?       Ранее его могли взбудоражить лишь чирлидерши в коротких юбках с белым кроем снизу и в узких топиках с символом их баскетбольной команды. А сейчас? Дьявол, почему Джона это неистово возбудило?       Неужели есть что-то соблазнительное в нём? Неужто Эванса привлёк человек, который с первой же встречи создал впечатление неадекватного и импульсивного? Да быть такого не может, враньё собачье. Ведь... не может же, да?

Почему же он злился не на сам факт того, что раздумья его занимал человек мужского пола?

      Мысли совсем становятся безумными, непозволительными : Джон проводит ладонью по податливой пояснице, отчего парень выгибается, приподняв таз. Он слегка отодвигает свою ягодицу, пальцами заскользив по розоватой дуге дырочки. Доносится рваный вздох. — Сука! – Эванс сжимает свои волосы и отчаянно, свирепо мотает головой, стараясь вытеснить потаённое желание из воспалённого разума, — Да что ж такое, мать вашу! Пиздец, нет! Нет, фу, даже думать о таком не хочу!       Его указательный и безымянный пальцы плавно проникают внутрь. Ладонь другой руки до треска ткани сжимает простынь под ним, а сам он утыкается лицом в подушку, подавляя сладострастные стоны. — Сука, уходи! Почему я думаю об этом? Убирайся к чёрту! – его крик внезапно прерывает неуверенный стук в дверь душевой. — Джо-он, у тебя там всё нормально? Ты чего кричишь? – сосед по комнате приоткрывает дверь и пытается взглядом найти Эванса. — Ё-моё, Вик, ты какого хрена здесь делаешь! Дверь закрой и вали отсюда! — Эй, я вообще-то переживаю за тебя, идиот! Ты уже час моешься, а сейчас вообще начал на кого-то кричать. У тебя совсем крыша поехала, блин? Тебя на весь интернат слышно! — Виктор, если сейчас же не закроешь дверь, я закрою её о твоё хлебало! Выметайся! – Джон стянул с вешалки полотенце и быстро обвязал им бёдра. — Ладно-ладно, ухожу! Только харе кричать уже, задолбал, – дверь захлонулась, и юноша наконец спокойно выдохнул.       Он тяжко выдохнул и накинул чёрные сланцы, плетясь к большому зеркалу. Стекло запотело, и Джон провёл по скользкой поверхности рукой. Наткнувшись взглядом на собственные растерянные глаза и красное от смущения лицо, он быстро отвернулся и стал стремительно накидывать на себя футболку с домашними штанами, лишь бы не думать о нём. — Это всё из-за эмоций, Эванс, это нормально. Гормоны бушуют, наверное, всё окей, — он начал глубоко дышать, но в мыслях снова всплыли те яркие сцены, — Сука, нихуя это не нормально! У меня бешеный стояк на того ебанутого, блять. Это нормально, это разве гормоны? Да как так-то?       Он, разъярённый на полную катушку, чуть ли не с ноги вынес дверь и вихрем понёсся по общажному коридору прямиком к своей комнате. По пути он никого не встретил, что и к счастью, ведь если бы кто-то попался под горячую Джонову руку, то явно не остался бы без синяка под глазом.       С аналогичным размахом он влетает в свою имитированную квартирку и хлыстом приземляется на незаправленную постель, даже не удосужившись снять с себя тапочки. Вик недоумённо таращится на него с минуту, но в итоге лишь пожимает плечами и продолжает просмотр какого-то детективного сериала. — На сонник пойдёшь? Сегодня дают черешневый пудинг с горячим какао, твой любимый.       Шатен слегка приподнимает голову и презрительным, даже истерическим взглядом окидывает сожителя. — Засунь в жопу свою черешню, – он оскалился и отвернулся к стенке, одной рукой пытаясь нащупать беруши. — Да чё случилось-то!? – внезапно не выдержал Виктор и вскочил со своей кровати, вмиг оказавшись возле Джона, — Какого чёрта ты такой агрессивный сегодня?       Но тот не ответил. Он, оказавшись в затычках, быстро натянул на себя маску для сна и сделал вид, что не услышал никого и ничего. Впрочем, как и всегда. — Какой же ты импульсивный ублюдок, Эванс...       Тренировки у Егора начинались ровно в 17:55. Ни минутой позже, ни минутой раньше, и он всегда строго придерживался этого времени на часах. Без пяти минут шесть — самый ресурсный для молодого фигуриста тайм. После пар в университете он направлялся прямиком в спорт-центр, чтобы час и пять минут позаниматься катанием. Он ходил сюда уже полтора года и не представлял свою студенческую рутину без должного промежутка времени, проведённого на льду. Так, пять минут — его главное правило и табу одновременно. И он ещё ни-ког-да не выходил на каток в час другой.       Ледовый был по-обыкновению открыт и осветлен, хотя в нём кроме самого Линча никто и не занимался толком. И даже целая раздевалка была в распоряжении одного единственного человека, у которого была туча возможностей для воссоздания своего распорядка и хаоса. Вообще шкафчики обычно не закрывались, но сторож всё же выдал юноше свой собственный запасной ключик.       Осадочек после позавчерашней встречи с нахалом остался, но будничные события затмили собой все невзгоды, отчего Егор даже не вспомнил бы про того баскетболиста с дурацкими очками, если бы не одно жирное НО. Да, НО — это «немыслимое охуеть». Ничего серьёзного, лишь очередной жаргон фигуристов, судя по всему.       Линч зашёл в небольшую гардеробную около первого корпуса и, подойдя к своему шкафчику, хотел было уже его открыть ключом, но ручка поддалась и без этих манипуляций.       Он недоумевающе уставился во внутрь крохотной шифоньерки, от неожиданности даже выронив сумку со сменной одеждой : на дверце шкафчика были расклеены с десяток поллароидных фотографий, где был запечатлён сам Егор, что на тот момент снятия пикантных карточек благополучно переодевался после очередной тренировки. На одних из них он только-только выходил из душа в одном полотенце, на других он натягивал на своё почти обнажённое тело одежду. Его правый глаз нервно задёргался, когда он увидел, что стало с его некогда белоснежными, хоть и слегка потёртыми коньками : они были исписаны чёрным перманентным, как позже выяснилось, ядрёным маркером. Можно было разобрать некоторые очень неприличные фразы и двусмысленные обращения к его персоне. Помимо всех этих кошмаров его купальник и термобельё, в котором он в обыденности занимался, обильно пропахли чьими-то едкими и острыми духами. В нос тут же врезался незнакомый, но до одури омерзительно-головокружительный аромат, заставивший Линча отшатнуться куда-то на другие шкафчики. Он не переносил очень яркие запахи и с детства был заядлым аллергиком на всякие одеколоны с использованием большого количества спирта. К горлу подкатил тошнотворный комок, и юноша стремительно спрятал руками лицо, лишь бы не чувствовать этого жуткого парфюма. Благодаря отличной растяжке и гибким конечностям, он ногой дотянулся до дверки киота и закрыл её от греха подальше, молниеносно выскочив из раздевалки, уже тоже пропахшей 'ароматными' нотками.       Уже снаружи он сильно закашлялся, а глаза его предательски заслезились. Ноздри жгло от редкостного смрада, и Егор едва ли мог делать безболезненные вздохи. Он прислонился к стене и стал глубоко брать воздух в свои лёгкие, чтобы выровнять своё сбитое дыхание. Желудок облыжно скрутило то ли от обиды, то ли от недостатка кислорода, то ли от всего одновременно. — Кха-а! Какой придур-р-рок это, кха, сделал? – в голове крутился лишь единственный способный на подобную пакость человек.       Помимо того баскетболиста у Линча не было и быть не могло недругов здесь, ведь сам по себе он был не особо конфликтным и беспричинно никогда не лез в пекло. А откуда тогда у Джона ключ-то вообще? Откуда, чёрт возьми, он вообще узнал номер его шкафчика? Вопросов было уйма и больше, но на один из них Егор всё же прекрасно знал ответ — тот, кто это сделал, сейчас явно получит порцию гнева студента, который только сегодня сдал последний экзамен и всю ночь к нему готовился.       За полтора года, что Линч здесь занимался, он не особо интересовался другими спортсменами и посетителями секций, но зато изучил практически все кабинеты, спортзалы, гардеробные и чёрные выходы этого помещения. И он прекрасно знал, где находится раздевалка, окупированная исключительно баскетболистами. Он не мог наверняка знать, находится ли там на данный момент хоть кто-то, но понимал, что без криков и скандала он не успокоится.       Сегодня игра Буйволов началась раньше и закончилась тоже значительно раньше, чем обычно. На протяжение всей тренировки было лишь три тайма вместо четырёх, потому что у тренера сегодня опять намечался уже проплаченный сеанс тайского массажа. Оно и лучше, ведь никому не хотелось торчать здесь вплоть до семи вечера.       В этот раз на автобус спешить нужды никакой не требовалось, да и Джон решил больше не срезать через незнакомые места, поэтому он неспеша помылся и только вышел из душевой. В раздевалке было тесно и ужасно душно : то ли от семи парней, одновременно столпившихся здесь, то ли от горячего пара после принятия душа. Эта команда не первый год вместе, и сейчас уже никто никого не стесняется, из-за чего они ходят в одних лишь полотенцах на бёдрах, а кто-то иногда совсем раскрепощается и даже не удосуживается прикрыться.       В небольшой комнатке помимо неистовой духоты ещё и шумно : каждый считает своим долгом перекричать другого, лишь бы его услышали. Вот уж действительно рогатый скот. Правда, никакие они не Буйволы, а скорее тупорылые козлы с завышенным самомнением.       Дверь в гардеробную вмиг распахнулась настежь и с громким треском ударилась о стену, что даже штукатурка посыпалась с потолка. Все разом затихли и повернулись ко входу. В проёме стоял незнакомый паренёк, яростно сжимающий в руках что-то; к его лицу прилила кровь, а глаза горели гневным пламенем. Даже через дальний угол раздевалки чувствовался его горячий пыл, которым он готов был обжечь любого, кто встал бы на его пути. Его зелёные глаза почти сразу наткнулись на кудрявую макушку, и он уверенно пошагал к нужному ему юноше, не обращая ни капли внимания на удивлённые взгляды остальных. — Ухты, кто это тут у нас? – красноволосый Остин тут же коварно заулыбался, попутно вытирая свои патлы, — Овечка забрела на территорию Буйволов, как занимательно.       Кто-то зашептался, кто-то засмеялся, но Линч упорно шёл к объекту своего будущего насилия. — Неужто пришёл посмотреть на наших драконов, овечка? – незнакомый игрок из команды слегка тронул Егора за плечо, как тот резко дёрнулся в сторону. — Благодарю, не заинтересован в твоём сантиметровом червячке.       Парни звонко захохотали, а тот шутник зарделся, раскраснелся и поспешил скорее накинуть на себя хотя бы штаны с футболкой. — У-у, кажется, у Эванса появилась фанатка, – эти козлы глумились и улюлюкали, что ещё больше выводило из себя Линча.       Джон, оперевшись плечом об соседний шкафчик, с придыханием наблюдал, как Егор с каждым мгновением приближается с неистовой скоростью. — Что вот это такое?! – сердито прошипел парень, вскинув наверх голову, почти что впечатав в лицо баскетболиста сделанные им же фотокарточки.       Тот же лишь снисходительно приподнял уголки губ, заинтересованно выгнув бровь. — И тебе чудесного вечера. Это? Это ты. Не узнаёшь? – в его ровном тоне проскакивали злорадствующие нотки, и Линч их прочувствовал каждой клеточкой тела. — Нет! Какого чёрта они делают в моём шкафчике, как они вообще появились, и каким образом, твою мать, ты это сделал? – он едва удерживал себя в руках, чтобы ненароком не накинуться на спокойного собеседника. — Я? С чего ты решил, что это сделал я? – он наклонил свою голову набок, и с мокрых виетиеватых прядей стекли несколько капель. — А кто ещё мог, если не ты? – Егор до треска бумаги сжал фотографии, недобро оскалившись, — Какого дьявола ты меня сфоткал?       Все остальные в раздевалке с нескрываемым энтузиазмом наблюдали за всей этой потасовкой. Кьёр, что был посмелее, приблизился по направлению к парням, ведь его детское любопытство жаждало узнать, что же такого есть на тех фото. Он схватил Егора за запястье и, больно его заломав, поднял вверх. Вей пробежал беглым взглядом по снимкам, намертво зажатым в чужой ладони, и расплылся в гаденькой усмешке, прищурив свои глаза. — Ух ты, а наш Эванс, оказывается, тот ещё извращенец. Парни, кому обнажённые фотки нужны? – его смех сопровождался лёгкими визгами, отчего он был похож на пренеприятного поросёнка; другие снова залились в хохоте и, осмелев, стали кидать какие-то мерзкие комментарии по поводу ситуации, хотя и понятия не имели, что вообще произошло.       Малахитовые глаза налились кровью, потемнели, как перед нападением. Его некогда большие зрачки сузились, как у кота, словно у хищника пред прыжком на жертву. Лишь взмах его ресниц вмиг заставил тошнотворную ухмылку Кьёра сползти с лица. — Ещё раз тронешь меня – пеняй на себя, — он рывком выдернул свою руку из хватки, осёкся и лишь сильнее оскалился, готовый перегрызть этому ублюдку его горло.       И тут же Егор потерял всякий интерес к сзади стоящим людям, вновь метнув разъярённый взгляд на Джона, что вызывающе улыбался. — Ты же, надеюсь, понимаешь, что это статья? Ты мне коньки испортил, урод! – он наконец сорвался на крик, резким движением предплечья едва не вдарив по лицу Вея, что тотчас инстинктивно отшатнулся назад. — Не понимаю, о чём ты. Никаких фотографий я не делал, а уж тем более портить твои вещи я даже и не думал, – Эванс лгал и не краснел, и делал это специально, ибо видел, что это до безумия злит оппонента, — Они, кстати, скоро украсят серые просторы интернета. Думаю, многим понравится твоё "выступление". Твой талант должен увидеть мир, нэна.       Дыхание на мгновение оборвалось. Его хватило, чтобы Линчу навзничь сорвало всякое самообладание. Он внезапно взмахнул рукой и отвесил Эвансу звонкую пощёчину. Джон, явно не ожидав такого выпада, дёрнулся и отшатнулся назад, плотно впечатавшись лопатками в серые шифоньеры. Очки на его макушке слетели и отскочили на тёмную напольную плитку. Он с невинным удивлением взглянул на Егора, что напоследок кинул прямо в его лицо скомканные фотографии, вдобавок одарив его взором, полным ярой, чистой животной ненависти.       Линч резво развернулся и твёрдым быстрым шагом направился к выходу из гардеробной, ощущая на себя взгляды каждого : но на этот раз на него уже не смотрели, как на пушечное мясо. Его провожали уже восхищённо, заинтересованно. Кто-то вновь засмеялся, кто-то неодобрительно смотрел вслед, кто-то присвистывал, подначивая ударить ещё. Дверь, залязгав, захлопнулась.       Джон всё ещё не пришёл в себя и, став тряпичным, сполз по стенкам шкафчиков на узкую скамейку, до сих пор таращась куда-то перед собой. Его синие глаза, некогда наполненные злорадством и наслаждением от бессильной ярости фигуриста, остекленели. Скулы его горели от стыда и пощёчины. На щеке остался отчётливый красный отпечаток длинных пальцев. — Во-о-оу, чувак, это было мощно! – Юджин ухмыльнулся, приподняв уголок губы, — Марти, ты снял? — Ещё бы! – Уотерс горделиво поднял подбородок и кичливо протянул Гранту свой телефон, на котором был запечатлён момент, где капитана Буйволов публично ставят на место, — Глянь, как убойно получилось. Ха-ах, вот этому публика точно обрадуется!       Игроки что-то бурно обсуждали, не переставая шептаться и смеяться, не отводя свои пронизывающие насмешливые взгляды от растерянного Эванса, пребывающего в ступоре.       Остин подошёл поближе и нагнулся, чтобы поднять с пола снимки, вызвавшие столько шума. Только он стал их рассматривать, как их с остервенением вырвали у него из рук. Гилл от неожиданности аж зашипел, почувствов на своих кистях чужие цепкие пальцы и ногти, впившиеся в кожу. Он болезненно айкнул и посмотрел на Джона, что навис над ним. — Не трожь, – прошипел он прямо кареглазому в лицу, опаляя его щёки своим дыханием.       Гилл тотчас отступил, примирительно убрав руки за спину.       А Эванс всё глядел на дверь, не замечая никого и ничего перед собой. Благо через белое махровое полотенце не было заметно бугорка возле паха. Всего его внутри сжало, скрутило, а в желудке отчаянно в судорогах вились мотыльки.       Эти крылатые твари потекли по венам вверх. Внезапно в животе закололо. Но болела совсем не почка. Сердце, как и в первый раз, готово было разбиться о кости внутри.

Глаза не врали.