Заачарованный

Когда утро наступает нехотя и не желанно Юнги приходит к мысли, что впервые не выспался. Горничные вновь разбудили его, отмыли, одели, причесали, даже накрасили глаза, припудрили нос и щеки. Без возмущений совсем не обходилось, но девушки только хихикали, застегивая рубашку и сдувая выпавшие волосы с бордовой жилетки. И когда является в его красно-золотую комнату Джин, Юнги лишь обиженно дует губы, разглядывая себя в зеркале. - Когда люди одеваются красиво и меняют свой образ, они становятся совсем другими. - этими словами его приветствует брюнет. Он подходит к туалетному столику, открывая рядом со стеклом восьмигранную малахитовую шкатулку, берёт маленькие серьги, блеснувшие на солнце. Аккуратненькое солнышко с закругленными концами лучиков из рубина и такой же сапфировый месяц. Он делает что-то при помощи своей магии воды, отчего Юнги не чувствует боли, когда их вдевают в уши, лишь лёгкую прохладу. Джин приглашает спуститься вниз, ведя невесомыми касаниями до столовой. На диванчике ждёт их Тэхён, видимо, тоже не меньше нервничая, как и его возлюбленный. Лишь Юнги не разделяет их волнения, недовольно фыркает и поворачивается в сторону зеркала. Его отражение стоит похвалы, сережки болтаются в белых мочках, привлекая внимание прозрачностью и красочностью. Уложенные волосы он видит впервые на себе, что не верится, является ли мифом его существование или нет. Жилетка бордовая поверх белоснежной рубашки, черные брюки, как у важных чинов, которые обычно выходят на улицу и объявляют свои правила и законы. Почти в каждом городе бубнящие указы короля. Но у Юнги нет никакой должности, и вообще, он не работает. Мин не считает за работу быть музыкантом в доме чародеев, скорее это как обязанность и благодарность за тепло и уют, за крышу над головой и еду. Вновь поднимается вопрос причины его нахождения здесь. Неужели только за тем, чтобы встретить свою судьбу в образе человека? Сердце болезненно сжимается от понятие нежеланной встречи с неизвестным, которому уж точно Юнги не может доверять. И когда он смотрит на пару, расположившуюся около дивана, Мин думает, что лучше бы заместо этих двоих был хотя бы Чимин или лучше Хосок, который бы заговорил какими-нибудь нелепыми рассказами о городах Живописи и Моды, Труда или Знаний. Грусть во взгляде убивает желание жизни, хоть какой-то радости. И Джин это видит, отвлекаясь от своего парня, чтобы взять с фортепиано ленту красную, шёлковую, такую широкую, с немым вопросом просит разрешить ему действовать, смотрит. Юнги лишь поднимает глаза, не скрывая потерянности. В ответ лишь снисходительная улыбка. - Я понимаю твои чувства, Юн-и, - говорит Джин, распутывая рулон ленты, - но я хочу тебя попросить пережить этот день. Эй, посмотри на меня, ты не умрёшь, и уж тем более мы не сделаем так, чтобы ты пострадал. Просто станцуй один танец, хорошо? И потом ты можешь уйти, если тебе не понравится. Это единственная моя просьба. - Джин жмёт ладонь к щеке Юнги, пальцем поглаживая, как бы уговаривая всеми возможными способами. Поэтому Мин думает, что брюнет знает о чем говорит и уверен в истинности между ним и будущим... Кем-то там. Юнги сдается, сжимая губы, опускает взгляд и кивает. Думает, чем быстрее начнутся непонятные танцы, тем быстрее закончится его нелепое свидание. И когда Джин уже растягивает красивую ленту, по краям расшитую золотыми узорами, и завязывает рот, Тэхён встаёт с дивана, подходит ближе, сложив руки. - Тебе повезло, - говорит он, - ты сможешь увидеть свою любовь. Но придется сделать всё, чтобы тебе доверились. - и на удивленный изгиб бровей неопределенно плечами уводит. - Постарайся не издавать звуков, чтобы сразу не раскрыли. Хоть какую-то интрижку придержи. После этого Юнги вовсе теряется, переводя взгляд на Джина, который только загадочно улыбается, а потом толкает мягко к дверям. - Мы не будем заходить, пока сами не выйдете. Кроме того, рядом тоже не будем. Но Чимин будет следить за вашим состоянием и, если что, закончим этот обет. - на коротко кинутый немой вопрос хихикает. - Заранее, если спросишь, как Чимин узнает, я не отвечу, ведь ведьма не раскрывает свои тайны. И подмигивает, а после толкает, более не касаясь его. Двери как-то сами открываются перед ним, а после тихо щёлкают замком. Юнги лишь видит носки своих туфель. Стол в столовой отодвинут немного, стулья плотно прижаты, давая больше места. Вскользь на нём увидел тарелки и бутылочки. Вроде, одна с соком, а другая непонятная. На фоне играет вальс, звучавший из граммофона, который он не видел здесь. Такой блестящий, изящный. Вальс... Вальс знакомый, но он не помнит названия. Мелодия равномерная и спокойная, и отчего-то думается, действительно ли важно ему знать её автора? Особенно сейчас, когда перед ним открываются ещё одни двери, которые обычно ведут на кухню, а через ту на улицу. И входит так неспешно, тихо, даже как-то расслабленно. Стан очерчивают формальные черты одежды, похожей на юнгиеву, только штаны гораздо длиннее тянутся взглядом, чем Юнги сравнивал со своими в отражении. Зелёная жилетка плотно прилегает к талии стройной. В груди всё замирает, даже, кажется, кровь в лёгких, не давая возможности дышать. Глаза его распахнуты широко, когда он вместо лица сразу перескакивает на знакомые белые волосы, потом ниже, на идентичную ленту на глазах, на острые скулы и мягкую улыбочку, которая совсем не вписывается в нелепость ситуации. И если бы была возможность, он бы спросил, а точно ли перед ним Хосок из династии Чон. Точно ли это тот самый человек, нашедший его и подаривший теплые лучи света в жизнь? И Юнги облегчённо выдыхает, с улыбкой думая, что сейчас его может просто напросто Хосок забрать отсюда и вместе позавтракать пышными булочками. Он даже успевает сделать шаг навстречу. Но потом вспоминает про свой завязанный рот и глаза Хосока, который, возможно, вообще не знает, что он здесь. Вспоминает зачем здесь, вспоминает про вальс, название которого так и не вспомнил. Вспомнил взгляд Тэхёна перед входом сюда, он говорил о доверии и спокойствии, о правильности и уверенности внутри зрачка. Вспомнил слова Джина: " в нашем доме находится твой спутник жизни". После этих слов Мин поднимает голову, смотря на всё ещё не осведомлённого ничем сейчас Хосока, сам Юнги рассуждает о смысле всего происходящего. Он видит знакомое беловолосое чудо, и сердце наконец отмирает, начиная безудержно биться, дышать стало жарко от зарождающегося адреналина, а кровь стала быстро течь по телу из-за осознания. И если это так и есть, если все слова не напрасно сказаны Джином, верности знаний умершей матери чародеев, реальности существования Хосока, Юнги думает, что ему и правда стоит попробовать. Именно с ним, и понять, что испытывает. Перед глазами всплывает силуэт фигур водных Джина и Тэхёна, медленно кружащихся в ритме. Они ведь тоже оба не знали ничего, пока не поняли всё, увидя себя друг перед другом в той же ситуации. И если мать братьев оказалась и в этот раз права, то... И пока Юнги рассуждал, Хосок просто ждал, покачиваясь под ритм музыки. Наконец он ступает, подходя ближе, робко мычит, касается рук и решается взять долю ведущего в их танце, умастив вторую ладонь на талии. Оставляя немного пространства между ними, ведя от локтя пальцами до запястья, перехватывая ладонь в свою, скрепляет их в замок. На лице Хосока играет изумление, рот в улыбке удивлённо приоткрывается, но он даже не сопротивляется, меньше делая расстояние между ними, и в нос Юнги сразу бьётся слабый запах гортензии, поэтому появляется сильное желание прижаться ближе и вдыхать его больше. Себе Юн отказывает, решая попридержать свои хотелки. Видимо, Мин настолько задумался, засматриваясь в красивое лицо, что Хосок сам решает начать, наступая на него, беря роль лидерства. Немного сбиваясь, Юнги чуть не подаёт, сразу же ощутив на плече крепкую хватку. - Я надеюсь, вы не против провести со мной немного времени. - хихикает неловко Хо, стараясь хоть как-то выровнять их положение, хотя не имея и долю понятия, где они стоят и куда двигаться. Юнги решает для начала отойти подальше от стола и стен, ловя в зеркале напротив фортепиано отражение двоих мужчин, выглядевших нелепо. Стукнув подушечками пальцев по тыльной стороне ладони Хо, как бы соглашаясь на заданный вопрос, он ступает назад, но движение воспринимают другим знаком, и они кружатся вокруг приставными шагами. Юнги вновь теряет контроль над телом, он же с танцами не то что на "вы", а вообще не ахти, и "я бревно, я не умею танцевать". Надеется Юн на то, что Чон его поймет и, если что, поймает. - Расслабьтесь. - просит Хосок, кружа его так, что Юнги не то что не падает, а вообще летает над полом. Силе парня Мин завидует, вовсе теряя весь пыл и уверенность в данном положении. Он же даже не спросил у Джина как именно двигаться. Его сомнения, вероятно, чувствует и Хосок, выдыхая и снисходительно улыбаясь, просит Юнги довериться ему и ощущать движения его самого. И Юн доверяет, отодвигает ногу, когда ступают к нему, давят на плечо, заставляя повернуться слегка, а потом на себя тянут, что он смотрит вниз, а нога чародея поставлена назад. Он делает шаг вперёд. Хосок улыбается, хвалит его, начинает счёт, двигаясь заново. Неловко переступая, Юнги пораженно мычит, когда, как кот, переминается с носочка на носок, когда наступает на чужую ногу, боязливо глядит в лицо, но глаз не видя, лишь одаривают его понимающим кивком, когда назад ступает, прогибается в спине, слыша тут же поправки спокойным голосом. И так ещё несколько раз, пока Юнги не приноровился, следя за ногами. Дышит глубоко, желая оставить это дело, но, когда вместо счета, Хосок начинает разговаривать с ним, отвлекая от усталости и переживаний, сразу взгляд медленно переходит по телу выше, на подбородок и губы с родинкой. Они форменные, широко улыбающиеся. Хосок рассказывает о рыбалке с Джином, о пении Намджуна в библиотеке, даже старается пародировать писк. Юнги хихикает низко, не отрывая глаз от лика, ресницы его трепещут при каждом слове. А Хосок продолжает, повествуя о призыве Тэхёном рой пчел своими способностями, и как тот потом ходил с опухшим лицом и руками. О Чонгуке, сделавшем в детстве перекошенную железную фигурку матери. О приходе Чимина в их дом, как секретаря и почтальона царского. Оказывается, тот действительно служил при дворце. - Я не слишком много болтаю? - с улыбкой интересуется Хо, даже голову наклонив. И Юнги отрицательно мычит, почти не слыша на фоне повторяющийся вальс с пластинки. У Хосока голос звонкий и характерный, он сам по себе освещенный солнцем привлекает внимание и не заставляет скучать, потому что умеет рассказывать и реагировать правильно, что интерес не пропадет от слова совсем. Хосок искренен, Юнги это нравится. У него замечательный характер и лучезарная душа, что ему кажется, будто начинает влюбляться. Юнги не думает наоборот и не сомневается, пожалуй, именно так он опишет свои чувства, которые испытывает рядом с Хосоком, по отношению к Хосоку и из-за него. И за все свои двадцать с хвостиком, имея хоть какой-то скромный опыт, и даже если Чон и правда суженный, то сопротивляться Юнги не будет. Если же нет, то жалеть уж точно не будет. Они танцуют до невозможного, меняя движения, ведущего, улыбаясь и подпевая. Хосок нередко кружит Юнги над полом, обхватив под подмышки, а тот обнимает за шею. Утыкаясь в неё и вдыхая запах цветов, Мин не хочет отпускать и расставаться с мужчиной, усиливая хватку. Танцы становились теснее и теплее, помимо горящей улыбки Хосока, их тела отдают друг другу такие непередаваемые словами волны, связь, понимаемую только ими двумя. И медленно кружа и обнимаясь, они не следят за тем, куда ступают. Юнги лишь успевает заставить их увернуться от спинки стула, позже прижимаемый к столу неожиданно. Хосок удивляется не менее Юна, ловящий помимо удивления собственный вздох и давление от тяжести между ног. Чародей, видимо, не видя, ничего сообразить не может, в каком положении они находятся. Думает отодвинуться, но Юнги не позволяет, дёргаясь и не желая отпускать. Хосок ойкает, когда пальцы на его спине сильнее давят, заставляя прижаться плотнее. К чему-то мягкому и тёплому. Догадывается что это, а в подтверждении руками решает ощупать. Брови ползут вверх, не ожидая очутиться в таком месте... - Я... Ты не против, если я трогаю? - голос Хосока дрогает, он всё ещё не уверен в их положении. А Юнги впервые чувствует себя так необычно. Особенно когда пальцы тонкие смуглых рук начинает мять бедра, медленно двигаясь вверх и вниз. Мурашки бегают под одеждой, тяжёлый вздох не сдерживается, Юнги прижимается носом к шее Хосока, вдыхая запах цветов. Чувствует, как кадык чужой дёргается. Кожа теплая, немного влажная от танцев, пахнет древесно. Они жмутся ближе, Юнги носом терётся, глубоко дыша. Хосок в макушку утыкается, вдыхая запах мыла пряного, поцелуями-бабочками прижимаясь куда попало. И Мин позволяет больше этой возможности, подставляя лицо. Губы у Чона горячие и мягкие, веки закрытые целуют, брови, нос, скулы. Будто исследуют того, кто перед ними. Прижимаются медленно и нежно, остановившись лишь когда до ленты доходят на щеке. Трётся острым носом, будто гладит, а внутри Юнги всё трепещет, в голове зарождается и крутится только одна мысль – ещё. Ещё тепла и ласки, ещё больше нежностей и любви. Даже простых касаний, но ещё больше. Он берет двумя руками за шею смуглую, припадает завязанными губами к приоткрытым напротив, мычит раздосадованно, но продолжает. А Хосок, видимо, догадывается, что скрыто под лентой, усмехается, также жмется, заставляя поддаться и опуститься спиною на стол. Вновь продолжает целовать, дальше изучать, исследуя открытый подбородок, челюсть, скребя игриво зубами, щекочет лёгкими касаниями шею, пока руки мнут интенсивнее бедра, бока. Тело под ним покорно выгибается, прижимается навстречу. Колени поднимаются выше, а голени скрещиваются сзади. Хосок дышит задушено, особенно когда его волос касаются, массируя стык шеи и головы, что звёзды перед глазами видит теперь он. При этом сам не забывая гладить предоставленное ему для изучения тело. - Мне точно... можно? - с препинанием спрашивает Хо, прогибаясь в шее, когда на затылок пальцы давят. А Юнги мычит, гулко дыша, прижимает беловолосую голову к своей шее, кадыком ощущая горячее дыхание. Коленями сжимает сильно, что Хосок по инерции падает тазом, почти толкается, оставаясь на месте, пока Юнги ловит волну будоражащих мурашек, выгибаясь, ощутив в яремной ямке губы горячие. К чертям летят пуговицы на рубашке, наспех расстегивается жилетка, воздух становится жарче, а время солнечного полудня так и благоволит о замершем временем и умиротворении. Будто ничто и никто не потревожит их уединению, лишь тихий вальс, льющийся из граммофона. К разгоряченной коже жмутся ещё более горячие губы, грудь высоко поднимается, Юнги подставляется на встречу. Сознание расплывается, бьётся сердце внутри. За локти полусогнутые поднимают, стягивая мешающую движениям жилетку. Мин хнычет кратко, щекой трётся о висок, макушку, пока Хосок целует ключицы и плечо. Сразу же, как ткань улетает на пол, руки залезают под рубашку со спины, которая прогибается под касаниями. Поднимаются выше, укладывая обратно на стол, пальцы ведут по ребрам выше, губы касаются груди, розовых сосков, подвергшиеся истязанию зубами. Юнги думает, как же хорошо, что у Хосока открыт рот, ведь удовольствие он бы такого не испытал. И как жаль, что не видит глаз. Он бы точно растаял под теми очами, внутри которых плескалась магия. Руки непослушно тянули Хосока к себе, расстегивая все пуговицы, прижимаются к горячей смуглой коже, лелея, изучая мышцы и черты незнакомые. Ладони горячий бархат оглаживают, бока, спину, пока чужие губы оставляют засосы на плечах. Мин выгибается, обнимая, ближе Хосока подталкивая. Глаза закатываются от трения между телами, чародей теперь не боится действий. Юнги наконец замечает вновь пустые тарелки с приборами, бутылку закрытую сока, и ещё какую-то маленькую, полупрозрачную, отдавающую голубизной. Тянется за ней, недовольно пыхтя, что не дотягивается. Слегка отталкивает Хосока, с неохотой, переворачивается и ползет. Чон в долгу не остаётся, не ждёт, утыкается в поясницу, насколько позволяет, бедра щупает, сжимает сильно, вверх ведёт, ловит черты ягодиц. Юнги трясет немного, тяжело дыша, руки его ослабевают от таких манипуляций. А когда переворачивается, Хо резко к себе притягивает, что вместе с ним и скатертью посуда звенит. Но Юнги всё равно, Хосоку, кажется, тоже. Он принимает бутылочку, тоже понимая, зачем она. На некоторое время пряча в карман, беловолосый оглаживает тело под ним, а потом, доходя руками до шеи, опускается и целует скулы. Юн расплавляется под касаниями нежными, впервые за долгое время испытывая их. Хосок гладит его, останавливается на уровне таза, где начинаются брюки. Припадает к мягкому животу, под пупком, с такой нерасторопностью и спокойствием расстёгивает штаны. Ходуном бьётся сердце, когда Юнги растягивают тонкие пальцы, которые на деле оказываются сильными и ловкими, что не будь на нём этой треклятой ленты, он бы проклял весь свет. Но имеет она странную магию, не позволяющую и слово вымолвить, лишь только мычание, стоны и хрипы из-за того, как правильно и хорошо. Хосок его будто съесть пытается: то лижет, то кусает, то целует. Юнги в который раз замечает их различие кожи, его молочная и порозовевшая, и Хосока – смугло-свинцовая. Будто карамель на мягком зефире. - Какой же ты... - так неровно с придыханием говорит Хосок, вбирая побольше воздуха через нос. И Юнги бы спросил, какой, но Хо упрямо не договаривает. Думает Юнги, что одного слова Хосоку не хватит. Он не разбирает тихий, спокойный голос, который звучит между поцелуями за ухом, скулой, в мочку. Он даже не замечает, как пропадают пальцы из его тела. Лишь когда чувствует нечто иное, скользящее там, где ранее были пальцы, прямо по его члену, Юнги давится воздухом, неимоверно желая взглянуть на происходящее. Приподнимаясь на локтях, от увиденного чувствует накапливающуюся вязкую слюну, громко сглатывает и гулко выдыхает. Ноги начинают дрожать, Хосок их члены обхватывает, сжимает, больше подливая прозрачной смазки. Юнги тянет руку, касается запястья того, что сжимает их головки, ладонью проходясь по всей длине. Он пальцами игриво забирается под край рукава, ощупывая теплую кожу и выступающие вены, острые косточки. Хосок ведёт носом на это, а потом опускается, и Юн позволяет ему столкнуться с ним лбами. Чон дышит тяжело, и он тоже. Перемещает руку с кисти на живот чародея, чтобы ощутить напрягающиеся мышцы пресса, от которых тяжело оторвать взгляд. Юнги всё же его поднимает, встречается с красной лентой, красиво расшитой золотыми нитями. Если бы он смог видеть его глаза, то точно бы потерял дар речи. Как бы банально это не звучало в его ситуации. Но очень хочется увидеть. Мычание проходит сквозь ленту, потому что Хосок двигает бедрами, создавая трение, которого не ожидал Юнги. Вторая рука того крепко держит за таз, не давая сдвинуться. Под пальцами стали ещё чётче вырисовываться очертания мышц. Юнги чувствует, что ноги у него начинают дрожать, грозясь расцепиться, спина начинает болеть, но стоит только Хосоку коснуться его губ через ткань, всё становится неважным. Он не отводит глаз от хосоковой ленты, будто её и вовсе нет. И почему никто из них даже не пытается снять чужую? - Готов? - тихо спрашивает его Хосок, потираясь острым кончиком носа о его закруглённый. Он будто спрашивает, хочет ли он того, правильно ли они делают, согласен ли продолжать. Если бы Юнги увидел глаза чародея, то точно бы расплавился от чар. Он кивает ощутимо для мужчины. Его просят лечь, оставляя короткий поцелуй под глазом (видимо немного промахнулся). Хосок выпрямляется, выпуская воздух через рот, облизывает губы, а после отодвигается, пальцами проведя по его покрасневшему члену вниз, размазывая смазку, по мошонке, до распухших мышц. Рука Юнги, что всё время лежала на теле, совсем не хочет отпускать того, хотя зацепиться не за что, кроме как за край рубашки. Мин прикусывает губу сквозь ткань, ощутив давление, первые секунды головки внутри него. Как с минуты на минуту, вздох за вздохом, за его мычанием и сиплым дыханием, Хосок навострен до предела, прислушиваясь к любым звукам, пока совершает вовсе несмелые и аккуратные толчки. Шипит, скалится, впиваясь в нежную, светлую кожу ногтями, замирает и выпрямляется. - Всё нормально? - судорожно выдыхает Хосок, извиняюще поглаживая бедра и ягодицы, не скрытые брюками. Ох, если бы он видел, как вены на белых руках вздулись, как чуть ли не ломается на щепки стол, за края которого держится Мин. Хосок чувствует только дрожь в своих руках, пока оглаживает талию узкую, мышцы натягиваются каждые струной, совсем неровные вдохи, судорожные вздохи, бедра кольцом сжимают его. Это вызывает неудобства, поэтому Хосок перемещает ладони на внутреннюю часть бедер, массируя, расслабляя, особенно возле паха, давит пальцами на мышцы, шепча непонятные успокаивающие слова, о которых Мин не задумывается, но поддаётся наплыву спокойствия и доверия от теплоты и нежности действий чародея. Поэтому и ослабляет свой захват, и Чон благодарно улыбается, толкаясь так, что мир переворачивается. Ну не могло же так, не могло же прямо в первые минуты Юнги так подкинуть над скомканной скатертью, заставляя стон вырваться из его груди. А Хосок слышит, чувствует, продолжает, наклоняясь, чтобы припасть раскрытыми губами к груди. Юн хнычет, теперь его ноги дрожат, не слушаются, ослабевая, грозясь не удержаться на тазе Чона. Но тот за колени его подтягивает, ближе, те выше приподнимая, что воздух спирает между ними. Юнги задыхается от пота, запаха гортензий, звука тихого вальса, от тяжёлого дыхания. И как бы он не пытался раскрыть рот, чтобы губами задеть и сжать ленту, та непонятным образом не поддается, заставляя мучаться от желания быть громче для Хосока. Он ладонями обхватывает голову Чона, скребя пальцами, дёргаясь от каждого толчка. Гладит, направляет, волосы белые путает, откидывает голову назад, пальцами сжимает узловатыми. Хо целует, кусает, вдыхает запах кожи Мина, мычит от рук теплых на своей голове, что задевают ленту. Хосок замирает, что тут же замечает Юнги. Смотрит, как голову поднимает мужчина, руки его с лица на шею сползают, нервно перебирая пальцами волосы на затылке. Он раскрыл случайно один глаз, лента небрежно приподнята на бровь, а вместо темной радужки плескается золото, искрящееся, рождающееся и исчезающее. Магия внутри завораживает, привлекает, манит, заставляет ни о чем не думать, кроме как не отрываться от неё. Хосок наконец привыкает к свету, присматривается к Юнги, который распластался на столе. На его розовые щеки, спутанные светлые волосы, на распухшие, влажные веки, мокрую ленту алую, впадину от раскрытого рта, покрытую пятнами шею и плечи, живот, дрожащий при каждом вдохе и ниже, там, где красная головка блестит, их тела соединяются. От увиденного бросает в дрожь и неверие. Хосок глотает скопившуюся слюну, поднимая взгляд обратно на трепещущие ресницы, не отрывающие от него взора. - Юн-и... - томно выдыхает Хо, всё ещё не зная, какие слова подобрать. Рукой касается шеи, до ключицы невесомо пальцем проводя, и Мин тлеет от взгляда чародея, загипнотизировавшего. Чон быстро прижимает ладонь к щеке, а потом сжимает пальцами ленту, раскрывая губы покрасневшие. Юнги вдыхает так радостно свежий глоток воздуха, распахивая ресницы. Большой палец касается верхней губы, таким горячим и шершавым. Резко к ним припадает, что Юн не ожидает, сжимая крепче пальцы на шее смуглой. Треклятая лента мешает вдоволь насладиться глубоким поцелуем, смелым касаниям языка, но не менее значительно, как игривые покусывания. - Если ты не против, - выдыхает Хо, отрываясь ненадолго, глядя прямо в глаза теряющего связь с миром Юнги, - то мы продолжим. На первый уверенный толчком Мин раскрывает нема рот, сипло вдыхая. А Хосоку нравится, он не открывает глаза, золотого глаза от золотого музыканта в доме братьев-чародеев. Поудобнее подхватив под коленом, Чон начинает двигаться неспешно, но уверенно, и вдруг замечает, тянясь свободной рукой к крохотному рубиновому солнышку в левом ухе. Оно слабо покачивается от движений. Касаясь кончиками пальцев, он лелеюще оглаживает гладкий камень, в который раз уважая брата в хорошей работе. Юнги взглядом следит за этим, а потом снова на Хосока смотрит, руки с шеи убирая за спину, обнимает за стройную талию. Это привлекает внимание, отчего чародей усмехается, заставляя больше смущаться, опускается ниже, соединяя кончики носов, пока поудобнее закидывает второе бедро Юнги. Их тела сплетаются, не желая отпускать. Пальцы Мина впиваются в спину, ощущая перекатывающие под кожей мышцы. Хосок не даёт оторвать контакт глаз, как бы смешно он не выглядел с этой лентой, Юнги не до смеха, когда внутри натягивающе скручивается, когда Хо с каждым толчком больше и больше закручивает, что заставляет волной выгибаться навстречу, а глаза закатываться. Губы так раскрываются привлекательно, из-за чего Хосок не лишает себя удовольствия вылизывать их, особенно любимую верхнюю. Ощущение неприятной ленты на языке, для Юнги противных штанов, мешающие быть ближе, трущие надоедливо и болезненно член вовсе уходят прочь, стоит чародею двигаться правильно, но всё равно нежно и сильно, что в ответ слышны только рождающиеся вновь и вновь стоны, всхлипы. Хосок дарит любовь, исцеловывая лицо, а Юнги её принимает, восторженно вздыхая, сильнее сжимая руками и ногами мужчину. Он ощущает приближение конца, конца чего-то, а Хосок добавляет, ведя ладонью по талии и сжимая твердый сосок, оттягивая сильно. Юнги места себе не находит, ворочая головой, не зная как совладать с эмоциями, узел в животе уже настолько приятно больно падает вниз, хрипы Чона словно чары теряют концентрацию, и двигается теперь тот быстрее. - Юн-и, смотри на меня, Юнги. - просит Хосок, следя за потерянным темным, мокрым взглядом, который сильнее и сильнее плывет. Мурашки покрывают светлое, порозовевшее тело, стоит ему начать двигать рукой по члену. Ногти царапают спину, глаза закатываются, сразу же жмурясь до пятен. - Хосок!.. - шепеляво сипит Юн, выгибаясь и замирая, еле заставляя себя раскрыть немного веки. Золото рассыпается, разлетаясь вокруг них, Хо скалится, хватаясь за таз и сильно впиваясь пальцами, но не отводя лицо. Магия маленькими светлячками кружит, ослепляя Юнги, вспомнившего зачем он здесь, разговор с Джином, своё скитание по миру, даже как называется вальс, который совсем затих на фоне, и тут же всё забыл, ощутив жгучее чувство на пальцах и внизу живота, увидев рождение чар и их силу, эмоции, свет, ослепивший мир. Лишь тяжёлое дыхание встречает спустя некоторое мгновение потери мира. Юнги лениво смотрит на белую макушку Хосока, прижавшего его к столу. Липкие ресницы жгет от засыхающих слез на щеках. Он следит за тем, как чародей поднимается, лениво и медленно, смотрит пронзительно и ласково, с долей извинений, может за то, что задавил сейчас. Юнги криво улыбается, насколько позволяет усталость и лента, проводит ладонями по спине, ощущая следы свои. Хосок аккуратно за руки садит, внимательно смотря за скривившемся лицом. А потом поправляет спутанные влажные волосы, дуя играючи. Юнги слышит хихиканье, буравя недовольно ленту, всё же решаясь стянуть. В глазах беловолосого чуда всё ещё плещется золото, утихшее после бури. Оно лениво сияет и затухает, очаровывая его. Хосок осторожно касается щеки и лишь через время витает тонкий запах горелой ткани, летящая на пол, ко второй. Проследив кратко взглядом и вновь смотря друг на друга, они резко припадают к губам, блаженно выдыхая и мыча. Юнги пальцами зарывается в белые волосы, трепетно прикрывая ресницы, а Хосок гладит его щеки большими пальцами. Им этого так не хватало. И Мин понимает, что это ещё не конец.

***

- Так значит, ты специально привел меня сюда. - говорит Юнги немного хриплым, низким голосом, катая в руках светящийся шарик света, совсем слабо греющий руки. Но всё внимание уделено пальцам, покрытым золотыми узорами, до самых казанков. Вокруг них ещё летает множество таких же шариков, освещающие спальню, на которую давным давно опустилась ночь, постепенно утступающая рассвету. Рядом лежит Хосок, прикрыв пах простыней, он гладит бедро сидящего сбоку Юнги, спиною к окну, через которое видно магически синие небо и ярко-оранжевую тонкую полоску. На нежной коже остались следы пальцев, и поэтому чародей убаюкивающе гладит, не отрывая взгляда от нагого Юна, в волосах которого застряла ещё одна его магия, электризуя светлые волос. Он выглядит как светящийся одуванчик ночью. - Ты же знаешь, что я вижу вещие сны, и ты мне снился. - не отвлекаясь, Юнги кивает. - Я часто видел тебя, в разных снах, точнее разные дни, разные моменты из нашей жизни. Мы были такими счастливыми. И я подумал, что, возможно, ты моя любовь. Поэтому, как только я увидел тебя впервые в столице Красоты, я тут же перестал думать о своей работе, делах – всё бросил и начал следить за тобой, узнавать и понял, что это и правда ты из моих снов. Юнги молча слушал, смотря в слабый золотой блеск на дне темных глаз, опустил руки на свои ноги. - И как давно я тебе начал сниться? - Мин правда любовался Хосоком, таким ленивым и уютным, ярким и спокойным, лежащим в своей кровати, а волосы его взъерошены, сливаются с простыней. А Чон жмёт плечами. - Может, лет так двадцать три. - Неужели с дня моего рождения? - Кто знает, не все чародеи до конца знают свои способности. - Хосок улыбается нежно, трогает месяц сапфировый. - Просто не хотелось тянуть и сразу понять, правда ли ты моя судьба, что так долго снится. Мин опирается на одну руку ближе к чародею, улыбаясь уголками губ. А потом глаза распахивает. - То есть ты сразу знал, с кем танцевал? - Конечно. Я ещё с первого раза, как прикоснулся к тебе, - Хосок тянет вторую руку к запястью Мина, держащую шарик, - запомнил. Теперь я всегда узнаю тебя, если трону. Юнги в ответ также костяшки гладит, не отпуская светящуюся магию. - Ты всё с самого начала знал. - тихо подводит он итог, смотря полуприкрытыми глазами, в которых блестят маленькие звёздочки магии. И Хосок только кивает, кладя на щеку руку и проводя рядом с уголком губ пальцем, растертым от ленты. Он любуется, зрачки его сияют, волосы идеально белые, без доли черноты, спокойное дыхание убаюкивает, что Юн чувствует себя так правильно и хорошо, прижимая теплый шарик к своему животу, где прямо под пупком вырисовываются черты солнца с волнистыми лучами. Хосок пометил его, как своего суженного. И Юнги понимает, что совсем не против. - Ты такой красивый и прелестный. - шепчет Хо, смело нарушая сонную тишину. - Мне казалось, что я могу часами сидеть и смотреть, как ты играешь. Тебя вся семья приняла, и я так рад, что не дал уйти из города. Ты моё сокровище, мой лучик света. Щеки у них обоих розовеют, что почти не заметно при таком свете шаров, и всё ещё не привыкли оба к таким откровенностям. Их одаряет красотой первые цвета розово-желтого рассвета, что у Хосока сердце замирает при виде такой красоты, окружённого круглыми звёздами, парящих вокруг. Кожу бледную освещает мягкий свет, волосы сияют, как и блестящие метки на пальцах, сжимающие шарик. Юн сгибает локоть и опускается прямо над лицом чародея. Обычно лучи света дарят другим надежду и тепло, но Юнги не умеет, а сейчас и вовсе не хочет этого, поэтому, закусив губу, целует подушечку большого пальца, а потом жмется к ладони теплой. - Тогда, позволь мне остаться рядом со своим солнцем. - Конечно.