Звук и тишина

      «У тебя был долгий день».       Сказано в попытке сделать вид, что в порядке, но привычная улыбка не складывалась на застывшем в выражении скорби лице, а голос подводил, заставляя Цзин Юаня нахмуриться, очевидно злясь. На себя. Будто виноват, что, видите ли, является живым человеком, который не может равнодушно наблюдать, как его друзья убивают друг друга. Как на том же месте, где они предавались мечтам о светлом будущем, их судьбы рушатся, крошатся в космическую пыль и исчезают.       Дань Хэн мог иронизировать над этим. Имел право. Он…       Тоже злился.       Цзин Юань был прав: для него все эти слова не значили ничего. Все эти громкие обвинения, шипение сквозь зубы и взмахи руками — не для него. Для Дань Фэна. Он видел его воспоминания и владел его телом, но ничего из этого не делало Дань Хэна им: ни голоса, звучащие знакомо, ни взмахи копья, ни фрагменты чужих разочарованных лиц, в которых читались несбывшиеся ожидания. Он не знал этих людей, и то, что они подумают о нем, не имело для него значения.       Было жаль, что так сложилось. Не больше. Как смотреть со стороны грустную историю, но конец и титры — и Дань Хэн уйдет, как зритель, не неся на себе отпечаток той боли, который унесут герои разыгрываемой сцены.       Почти. Он все еще злится. Но не на безжалостную Цзинлю, и даже муки, которые заставил его пережить некто, зовущий себя Блейдом, не тревожит его сейчас так, как тот, кто решил, что справится со всем самостоятельно.       «У тебя был долгий день».       Дань Хэн едва сдержал порыв встряхнуть Цзин Юаня за ворот, если честно, хотя такое поведение было ему несвойственно.       Почему? Почему Генерал снова собирается оставить его в стороне от собственных переживаний и проблем, чтобы тонуть в них самостоятельно?       Это могло быть совпадением, когда он перетянул на себя все внимание Фантилии, чтобы не пострадали друзья Дань Хэна, и собирался пожертвовать собой: никакие его ухищрения, на которые он пошел, заставив Дань Хэна помочь Лофу, не стоили этих жертв. Дань Хэну достаточно было бы чистосердечного признания и извинений. Не больше. Но Цзин Юань сделал то, что сделал, чтобы не доставлять ему неудобств. Чтобы помощь не обошлась Дань Хэну… Слишком дорого.       Сейчас он собирается снова «не доставлять неудобств», а именно просто отпустить Дань Хэна обратно на экспресс, делая вид, что он в полном порядке, как и подобает «всесильному Генералу Лофу». Будто он не разбит, как человек, который только что наблюдал за тем, как те, кто дороги ему, убивают друг друга. Как уводят в Дом Кандалов его наставницу. Как то, что осталось от его друга, воскресает, полное боли и сожаления о том, что его вдох не был последним.       Не хочет доставлять Дань Хэну неудобств. Наверное, думает, что и так осложнил его жизнь тем, что позволил оказаться здесь, снова соприкоснуться с прошлым и услышать злые слова, напоминающие ему о том, что сделал тот, кто ранее владел его телом.       Дань Хэн думает, что встрясти его за ворот — слишком милосердно. Это недостаточная воспитательная мера. Но применять что-то более жестокое, когда в глазах Генерала застыли непролитые слезы, он не мог.       Цзин Юань был прав: ему нет дела до того, кто и за что должен заплатить. Но ему есть дело до того, как чувствует себя тот, кто не далее, чем пару дней назад, робко признался, что его ранит, что Дань Хэн повторяет «я не он», будто мантру, не потому что тот не является его старым другом, а потому что для него это выглядит так, будто Дань Хэн вместе с прошлым стремится оставить позади и Цзин Юаня тоже. Пришлось объяснить, что данное суждение является в корне неверным. Объяснение каким-то образом привело их сначала в «Неспящего графа», а парой часов позже его уже целовали в саду поместья, поэтому Дань Хэн справедливо решил, что более Цзин Юань не собирается ограждать его от всех неудобных вещей, которые могут возникнуть в связи с его нахождением рядом.       И вот, они здесь. Дань Хэн был слишком высокого мнения о его умственных способностях.       Блейд скрылся, едва завидев стражу, а Яньцин тактично оставил их одних.       — Наш день был долгим, — выделив первое слово, Дан Хэн уже привычно поднял широкую ладонь Генерала и прильнул к ней, смотря спокойно и собрано в не видящие ничего перед собой глаза напротив.       Цзин Юаня подводил голос. И ясность мысли, кажется, тоже: он помедлил перед ответом, удивляясь тому, что Дань Хэн все еще здесь.       — Но ты… Хотел уйти?       — Конечно. И ты идешь со мной, — тоном, не терпящим возражений, ответил Дань Хэн.       Стоит отметить: сейчас, когда они шли к ожидающему их ялику, позади Цзин Юань оставался исключительно потому что слишком долго соображал.       Слишком долго для того, кого считают гениальным стратегом, если честно.