Амулет для шамана

Последующую луну Хван проводит в относительном одиночестве. Минхо пропадает на той стороне, лишь сумбурно объяснив, что должен уйти на некоторое время. Хёнджин врёт сам себе, что его это ничуть не задевает, и продолжает работать над собой, усовершенствуясь. Он начинает собирать свой собственный посох, опираясь на советы Бан Чана и прислушиваясь к нашёптыванию духов, которые подсовывают ему различные атрибуты в качестве подарков и знаков признания — небольшие колокольчики, красные нитки, сплетенные веточки, переливающиеся бусины. Юный шаман принимает каждый подарок с большой благодарностью, бережно повязывая на среднего размера ветвь, которую он очистил от коры и изрисовал рунами. Он медитирует каждый день, передавая часть силы посоху, вливая в него чистую энергию. По-прежнему проводя большую часть своего времени на той стороне, Хёнджин осознаёт, что ему не хватает присутствия Минхо — его вечного фырканья, резких высказываний, поучений, да даже «глупый шаман», сказанного тихо на выдохе. Но больше всего ему почему-то не хватает блеска кошачьих глаз, переливающегося чистым изумрудом. За всё то время, проведённое со строптивым духом, Хван даже не заметил, как привязался к высшему существу. Есть что-то такое чересчур успокаивающее в привычном запахе леса и дождя, в кошачьих повадках, в тихой заботе, скрытой под маской раздражения. За свою совсем недолгую жизнь, шаман никогда особо не нуждался в чём-то или в ком-то, всегда полагаясь лишь на себя и свои умения. Что-то сильно поменялось со встречи с духом. Это не было резким изменением, совсем нет. Оно было постепенным, подкрадываясь бесшумно, не выдавая себя. Просто проснувшись одним ранним утром, юный шаман понял, что его тянет на ту сторону не только из-за полной принадлежности ей, но и потому что ему нравится проводить время со своим союзником. Он до сих пор чувствует энергию Минхо внутри себя. Её греет пламя в груди, бережно обволакивая, защищая. Терпкий вкус самых потаённых секретов той стороны до сих пор призраком лежит на его губах, а сознание каждую ночь подсовывает воспоминания того поцелуя. Хван пытается не спать, чтобы не терзать то самое нежное и хрупкое внутри себя, которое скребётся и воет от тоски по чему-то совсем немного запретному. Дует ветер, тайно и близко шелестят травы и листья на деревьях. В воздухе стоит что-то грозное. Это не надвижение непредвиденной плохой погоды, не то напряжение, которое стоит в воздухе перед первым раскатом грома. Это нечто другое, нечто глубокое, что заставляет огненное сердце Хвана вспыхнуть с новой силой, разгоняя горячий ветер по венам. Волчьи уши встают торчком. Он всем своим нутром чувствует неладное, однако, мелкие духи вокруг него ведут себя вполне обычно, играясь, вешаясь на хвост. Шаман прогуливается по той стороне, вбирая в себя вечернюю атмосферу, наблюдая за тем, как маленькие светящиеся крапинки начинают просвечиваться на стволах вековых деревьев, как они украшают травинки и прорисовываются на листве. Он идёт аккуратно, почти бережно наступая на землю, ощущая её силу под ступнями, опираясь на посох. Хёнджин чувствует лёгкую пульсацию, исходящую от своего шаманского атрибута, ведь тот, несомненно, заряжается на этой стороне. Лес дарует ему силы, за что Хван безмерно ему благодарен. Сумерки сгущаются, принося с собой некую тяжесть. Тени от деревьев часто приобретают жуткие очертания в потёмках — преображаются в чёткие абрисы, имитируя хаотичные движения, пытаясь подражать. Не стоит всматриваться в эти силуэты. Они — лишь отвлекающий манёвр. Хёнджин знает это, однако, когда что-то несомненно настоящее ловит его внимание, он напрочь забывает о наставлениях, поворачиваясь. Всматривается в темноту. Его не настораживает то, что лес никогда не бывает настолько тёмным и тихим. Вдруг раздаётся шелест. Через мгновение из кустов возникает существо, совершенно невнятное, нелепое и вместе с тем уверенное и страшноватое. Выглядит оно помято, словно его жевала потусторонняя вселенская челюсть. Верные глазки светятся светом совсем другого сознания. Мелкие духи тут же испаряются, а Хван остаётся совершенно один. Он смотрит на существо, вылезшее, кажется, прямиком из самых страшных рассказов. Рука сама сжимает посох, в котором аккумулируется сила. Дух ничего не делает, лишь пристально смотрит, и этот взгляд внушает такой страх, что Хёнджин буквально прирастает к месту, на котором стоит. Ноги отказываются двигаться, тело в принципе отказывается делать что-либо. Он не знал раньше такого страха. Страха, который пожирает с головой. Он расползается вместе со взглядом существа, которое становится всё больше и больше. С каждым перемещением взгляда, Хёнджин чувствует новую волну страха, проходящую через каждую клеточку его тела. Его трясёт, а разум будто горит в агонии. Один особо верный и смелый маленький дух, спрятавшийся под светлыми волосами шамана, шепчет ему на ухо, пытаясь привести в себя. Слова теряются в сознании Хвана, а вместо них звучит мягкая мелодия на незнакомом языке. Что-то откровенно древнее. Маленький дух на плече исчезает, как только другое существо замечает его. Где-то совсем на подкорке разума юноша уверен, что никогда больше не увидит его. А существо всё растёт, совсем скоро становясь ростом выше Хёнджина. Сам шаман чувствует, как что-то однозначно чужеродное пытается достать до его мягкой души. Мягкой и, наверняка, безумно вкусной. Он не в силах сопротивляться, когда чужая когтистая лапа дотрагивается до его обнажённой вырезом рубахи груди. Грязные когти вонзаются в плоть. Хван не кричит. Он, кажется, вообще ничего не чувствует. До тех пор, пока мелодия, звучавшая в голове, не сменяется на до боли знакомый голос. «Беги.» Это приводит в себя, даруя буквально несколько секунд озарения — его пытается сожрать очень сильный дух. Боль от чужих когтей в груди отрезвляет ещё больше. Хван сжимает посох, собирая силы, черпая энергию из земли, на которой стоит. В следующее мгновение он пускает поток враждебной энергии прямо в глаз духа, который так сильно увлёкся попыткой сожрать молодого шамана, что не заметил, как тот освободился из его своеобразных оков. Когти пропадают из груди Хёнджина, вместе с болезненным скрипом духа, а ноги шамана, наконец-то, отлипают от земли. Он срывается на бег, не теряя и секунды. Этот манёвр дарует ему буквально несколько секунд фальстарта, но Хван знает, что от высшего духа так просто не убежишь. Он взывает к лесу, прося о помощи. Зовёт Минхо воспалённым сознанием. Молится этой стороне, слыша тяжёлые шаги за спиной. Бледно-голубая жидкость, заменяющая кровь, окрашивает белую рубашку. Жидкий воздух выливается из раны. Его сбивают с ног. Хёнджин не находит сил подняться. Голова кружится, а в сознание вновь пробирается пение. Он пытается противиться, пытается собрать последние силы, пытается закрыть разум. Ничего не выходит. Последнее, о чём он просит лес, перед тем, как окончательно поддаться — Минхо. Человеческая тень накрывает его. Знакомые очертания приносят относительную ясность мыслям. Хёнджину кажется, что в его сознании ведётся жестокая война. Существо, стоявшее над ним, отступает на несколько шагов, не понимая, почему разум юного шамана всё ещё в силах сопротивляться. Оно замечает Минхо не сразу. Ли встаёт перед Хваном, преграждая путь к нему. Словно охранная собака. Хёнджин знает, что он далёк от этого. Чёрные волосы поднимаются, встают дыбом, будто шерсть. Кожа движется, расщепляется, и то, что вытекает наружу отнюдь не парень, которого так привык видеть шаман. Монстр. Великий разгневанный дух. Один из древних богов. Сама ночь, но и что-то иное, что-то, что Хвану ещё не приходилось встречать. Что-то величественнее и первороднее, чем тьма. Изо рта вырывается рык — мелодия ломающихся ветвей, завывающая зимняя метель, разбушевавшийся ветер. Самая настоящая гроза. Другое существо смотрит на Минхо одним уцелевшим глазом, смотрит презрительно, враждебно и нахально. Аура вокруг Ли движется, кажется, сам воздух этой стороны меняется по его желанию, подчиняясь. Тёмная, почти чёрная дымка окутывает человеческое тело. Он сбрасывает его легко и непринуждённо, представая в образе огромной чёрной пантеры, но не той, к которой привык Хван. Массивные вороньи крылья расправляются за спиной, а завивающиеся рога украшаются острыми шипами. Небольшие пятна по всему телу светятся нефритом. Один хвост превращается в четыре, на конце которых тоже прорастают шипы. Хёнджин клянётся, что один лишь коготь размером с его предплечье. Вертикальный зрачок и вовсе пропадает из глаз — теперь это сплошной жидкий изумруд. Он темнее, чем обычно, словно глубина болота или верхушка ели в чаще леса. Из пасти вырывается утробный рык — землятресение. Впрочем, это вовсе не пугает другого духа. Хёнджин знает, что Минхо не потерпит такого отношения. Ли бросается на чужака, когти рвут чужую плоть. Белоснежные клыки вонзаются в шею, смело вырывая кусок. Однако дух так просто не сдаётся, цепляясь собственными когтями прямо в грудину. Пламенное сердце Хёнджина замирает на мгновение. Ему становится страшно за Минхо. Ли взмахивает вороньими крыльями — всего лишь одно движение поднимает их выше, чем кроны деревьев. Хван не видит, но слышит рычание своего союзника и болезненный скрежет существа. В следующее мгновение тело духа приземляется прямо возле него. Оно ещё живо, оно движется, пытаясь подняться. Хёнджин не теряет и секунды, поднимая с земли свой посох. Злость и страх смешиваются воедино. Пошатываясь, он подходит к тому, что пыталось его сожрать. В обычно светлых глазах мелькает что-то несомненно тёмное, перенятое от Ли Минхо. — Хочешь мою душу? — Голос Хёнджина звучит низко, почти утробно. — Подавись, тварь. Поток энергии врезается прямо в грудь существа с такой силой, что пригвождает его тело к земле. Оно орёт, дёргается, пытаясь выбраться, но Хван не сбавляет сил. Он чувствует, как с каждым рваным криком, сила существа постепенно перетекает в посох, превращая его в фетиш*. Физическое тело духа начинает терять свои чёткие очертания, до тех пор, пока и вовсе не исчезает. Вокруг становится тихо. — Хёнджин, — зовущий голос вырывает Хвана из некого транса. Он оборачивается, встречаясь со знакомым силуэтом, да кошачьим взглядом. Внутри вдруг раздаётся шелест. Самый настоящий шелест лесной листвы. Слишком громкий, чтобы игнорировать. Юный шаман срывается с места, в несколько шагов преодолевая расстояние между ними. Хёнджин обнимает Минхо, прислоняется к чужой груди, вдыхая знакомый аромат леса. В нём обитает жизнь и смерть. В нём заперто само время: прошлое, нынешнее и будущее. Он вне времени. Костёр в груди разгорается сильнее, когда Хван чувствует пару рук, которые обнимают его в ответ. Чересчур бережно и осторожно, как будто не они буквально несколько минут назад, вооружившись кошачьими когтями, рвали то существо, которое предоставляло Хёнджину опасность, на части. От контраста слегка потряхивает, или это от всего пережитого? — Ты ранен, — тихо констатирует факт Минхо. Голос привычно мурчащий. — Ты тоже, — в ответ шепчет шаман, замечая тёмную жидкость на чужой груди. — И что же будем делать? — Спрашивает Ли, однако, собственные руки отказываются отпускать юношу из своих объятий. Слишком уж сильно он переживал за него. Слишком сильно испугался, когда услышал его голос у себя в мыслях, просящий о помощи. Подумать только — какой-то человек заставляет его чувствовать столько всего. Минхо до последнего отрицал, что маленький шаман настолько сильно зацепил его. Он делал всё, лишь бы отдалиться: и грубил, и специально издевался — ничего не помогало. Лишь взращивало чувство вины. А теперь этот самый шаман обнимает его, так доверчиво прижимаясь, что древнее сердце вновь начинает биться. Глупый, глупый, дух. Хёнджин поднимает голову, отнимая её от чужой груди. Смотрит пристально, вглядываясь в глаза Минхо. Пересчитывает зелёные крапинки, а затем что-то решает для себя самого и смело подаётся вперёд, накрывая сухие тонкие губы своими. Ли в ступоре, однако, это длится совсем недолго. Он выкидывает все ненужные мысли из головы и прикрывает глаза, отвечая на поцелуй. Притягивает юного шамана ближе, на себе чувствуя тепло пламенного сердца, когда грудь Хёнджина касается его собственной. Обоих прошибает, словно током, когда обе энергии сливаются в одну, образовывая некое кольцо. Хёнджин отдаёт свою, отправляя её на лечение раны Минхо, а тот, в свою очередь, делает то же самое. Ли первым углубляет поцелуй. Одна из рук духа аккуратно зарывается в светлые волосы, перебирая спутанные пряди, пока вторая продолжает держать за талию, слегка сжимая. Внутри зарождается что-то давно позабытое, слишком долго подавляемое — желание обладать, оберегать, быть с кем-то. Даже духам нужна любовь. Не в силах совладать с собой, Минхо прижимает Хёнджина к ближайшему стволу. Оба не обращают внимания на то, что их раны уже давным давно затянулись. Клыки Ли слегка царапают чужие губы, но Хвану всё равно — он лишь притягивает духа ближе, прижимаясь к нему всем телом. Огонь внутри полыхает и пульсирует, а свист ветра в венах слышен в ушах. Голова слегка кружится от обилия ощущений и эмоций. Ему не хватает воздуха. Минхо замечает, отстраняется слегка, взволнованно поглядывая на прикрытые веки шамана. — Всё в порядке, Хёнджин? Голос Ли звучит хрипловато, что делает его ещё более похожим на мурчание. Хван лишь кивает в ответ. Кончики пальцев трясёт, когда он аккуратно убирает чужую чёрную прядь за ухо. Действие вызывает лёгкую улыбку на тонких губах. — Всё хорошо, да, — голос слегка теряется, заставляя кашлянуть, — просто всего так много, что я… Мне нужно немного времени, прости. Улыбка на губах напротив лишь растёт. Минхо оглаживает высокую скулу шамана. — Тебе не нужно извиняться. — Просто говорит дух, слегка отступая назад. Хёнджин борется с желанием притянуть его обратно. Он прикусывает нижнюю губу, опуская взгляд. — Это ведь ничего не меняет, да? — Тихо спрашивает Хван, неосознанно играясь с одним из своих амулетов. Ли молчит несколько мгновений, а затем тонкие пальцы бережно окольцовывают его подбородок, поднимая голову, заставляя смотреть в глаза. Лёгкий румянец тут же разукрашивает щёки Хвана, словно первый морозец. — Это меняет всё, — словно кинжал под рёбра, — но это не значит, что изменения к худшему. Хёнджин хмурится, вызывая смешок духа. Минхо подаётся вперёд, невесомо целуя в лоб. Место остаётся гореть, как после ожога. — Ступай обратно, маленький шаман, наберись сил.

***

Всё действительно меняется. Однако Хёнджин совершенно точно не против таких изменений. Ухаживает Минхо красиво, никогда не переходя черту. Он не давит, не настаивает, кажется, ему хватает лишь проведённого времени вместе. Он превращается практически в ручного кота, тенью везде следуя за Хваном. Даже на стороне смертных Хёнджин чувствует знакомое присутствие. Оно повсюду и во всём: в лёгком дуновении ветра, в шелесте трав, да в причудливом шёпоте на ухо. Хвану приятно, а в груди разрастается что-то очень похожее на густой лес. Пускает корни глубоко внутрь, касаясь самой души. С виду он тёмный, совсем непроглядный, однако, это лишь на первый взгляд. Присмотревшись, можно заметить, как тонкие лучики солнца прорываются через кроны деревьев, окрашивая золотом поляны, пестря чем-то безумно нежным и глубоким. Минхо взращивает этот лес мягкими поцелуями и объятиями, оберегая хрупкую душу ламы. Ту сторону они делят на двоих. Ли впускает юного шамана полностью в свои владения, показывая ему самые потаённые места и самых необыкновенных существ. Это теперь и его королевство. Хёнджин чувствует, как нити, связывающие их, крепнут с каждым проведённым вместе днём. Духи одой воспевают историю их союза. — У меня для тебя есть кое-что, — говорит Минхо. Они сидят бок о бок, наблюдая за огненным закатом, по велению которого вспыхивают верхушки деревьев. Солнечные лучи падают на лицо Хёнджина. В золотистых лучах заходящего солнца молодой шаман выглядит слишком нереально даже для этой стороны. Слишком красивый, словно принц. Ли замирает всего лишь на мгновение, запоминая каждую деталь. Его шаман. В груди трескается что-то. Кажется, стены из шипов ломаются, превращаясь в прах. — Ты снова выудил какую-то уникальную ракушку и хочешь, чтобы я повязал её на посох? — С лёгкой издёвкой спрашивает младший. — У меня места уже нет. Минхо тихо смеётся в ответ, качая головой. — Нет, — отвечает он, — это что-то поважнее, чем очередная побрякушка. В руках духа вдруг материализуется нечто зеленоватое. Хван опускает глаза, встречаясь взглядом с амулетом на чёрной верёвке. Тёмно-зелёный камень, обрамлённый вороньими перьями и бусами, взывает к себе. Хёнджину кажется, что внутри самого камня что-то плавает, переливаясь всеми оттенками зелёного. Светлые крапинки слишком сильно напоминают глаза его духа. Минхо аккуратно вешает амулет на Хвана, позволяя камушку свисать, касаясь обнажённой кожи. Хёнджин дотрагивается до него с беспредельной нежностью. Кончики пальцев пробивает бешеная энергия. Ли улыбается, наблюдая за тем, как человек слегка вздрагивает. — Он должен помогать и служить тебе неким резервом, — поясняет Минхо, — в нём сконцентрирована часть моей силы. Так я всегда смогу быть рядом, если тебе вдруг будет угрожать опасность. Всегда смогу защитить. В голосе духа слышится трепещущая забота. Мягкий, мурлычущий тон обволакивает. Лес в груди Хёнджина растёт, подогреваемый пламенным сердцем. — Ты сделал мне фетиш? — Удивлённо спрашивает Хван, наконец отрывая взгляд от амулета. Минхо хмурится. — Я сделал тебе оберег. — Поправляет Ли, слегка фыркая. — С помощью которого я могу призывать тебя и в котором заключена твоя сила, — упрямо говорит Хёнджин, слегка ухмыляясь. — Ты сделал мне фетиш. — Утверждает. Минхо закатывает глаза. — Называй, как хочешь. Хван смеётся, заливисто и приятно. Минхо мог бы слушать этот звук вечно. Духи вешаются на шею, нашептывают: Твой, твой, твой. Вместе навсегда. Предначертанные. Союзники. Ли раздражённо отмахивается от них, а в следующее мгновение на шею уже вешается сам Хёнджин. Дух теряет равновесие, падая на мягкую траву. Хван наваливается сверху, ластится, утыкаясь носом в шею. Волчий хвост барабанит о ногу. Минхо обнимает в ответ, а на губах вырисовывается мягкая улыбка. — Спасибо, — шепчет Хван прямо в ухо, а затем целует в губы. Требовательно, с напором, слегка ошарашивая самого Ли. Однако тот не теряется, быстро перехватывая инициативу, ловко подминая юношу под себя. Отстраняется, смотрит на притихшего парня. Хёнджин выглядит, словно нимфа — разбросанные по траве светлые волосы, прикрытые веки, румяные скулы. — Ты прекрасный, Джинни, — вырывается у Ли. Хёнджин распахивает глаза, смотрит слегка сконфуженно, но на пухлых губах вскоре вырисовывается улыбка. — Как ты меня назвал? Минхо закатывает глаза. — Глупый шаман, — фыркает Ли, поднимаясь, оставляя Хвана лежать на траве, тихо посмеиваясь.