Синее пламя окутывающее сердце

Из-за шока воздуха категорически стало не хватать, и, чуть ли не задыхаясь, Т/и попыталась развернуться. Однако, из-за невозможности поверить во всё это, развернуться так и не удалось. Задыхаясь, Т/и схватилась за руку Чонина на своей талии, крепко сжимая её из-за паники и страха за собственную жизнь. Чонин, изначально теряясь, не понимает, что такое, но после, когда понял, начал помогать словами и действиями. Он развернул к себе напуганную Т/и, аккуратно и легко беря в руки её личико, наклоняясь на её уровень роста, говорит: — Т/и? Всё хорошо, я тут, мы вместе. Слышишь? Дыши, — глаза Т/и бегают по лицу Чонина, будто что-то ища или не сознавая. Она продолжает через рот хватать воздух, и Чонин продолжает: — Я люблю тебя, — и девушка вовсе перестала дышать, набрав с трудом воздуха в лёгкие. Чонин мягко улыбнулся. — А теперь медленно выдыхай, — Т/и так и сделала, упорно смотря в глубокие глаза напротив. Т/и не верила ни глазам, ни в то, что такое возможно. Выдавив из себя тихое, похожее на писк, «как?», упала на парня, потому что ноги уже самостоятельно не держали. Чонин выдохнул и улыбнулся, обнимая бессильную любимую девушку, и, как можно аккуратнее взял её на руки, ответил: — Я ждал тебя, — Т/и, нормально дыша, вновь задержала дыхание, ещё находясь в потрясении. Такое вообще возможно? Насколько же она отчаялась, что уже видит любимого из сна? Чонин, понимая, что Т/и не верит в происходящее, чмокнул её в губки, закрывая глаза на тот момент, и нежно посмотрел в глаза после. — Доказать? — будто читая мысли, спросил он и, когда Т/и неуверенно кивнула, взял её покрепче, поднимаясь в воздух. Хватка девушки усилилась, но когда парень спокойно произнес «всё в порядке, малыш, расслабься.» напряжение немного приутихло. Поднявшись на достаточную высоту от земли, перед ними открылся ночной вид реки и города. Т/и молча зависла на таком пейзаже, всматриваясь во всё, но в один момент повернула голову к Чонину, сказав непринуждённо: — Мне снова это снится? Снова сон? Где я уснула? — и повертела головой из стороны в сторону, словно хотела увидеть что-то, но осознав, что это всё наяву, пустила, слезу переводя мокрые глаза на Чонина. — Т-ты... г-где... к-как? — запинаясь, скомкала белую рубашку, в которой был парень, и быстро подпрыгнула с рук, зависая на шее возлюбленного, от чего её ноги повисли в воздухе. — Эй! Аккуратно... — Чонин успел словить Т/и и притянуть к себе, мысленно благодаря за быструю реакцию, натренированную с детства. Но не успев возмутиться, как его опередили, после чего его сердце забилось также, как и у Т/и. — И я, люблю тебя, лисёнок, — не сдержавшись напора необычной атмосферы, которая так очаровывала, Т/и подалась вперёд и позвала Чонина в поцелуй, наполненный любовью и счастьем. Опешив, Чонин покраснел, когда Т/и открыла глаза в поцелуе, на который пока что он не отвечал, и посмотрела прямо ему в душу, от чего по телу пробежали мурашки, и руки усилили и так сильную хватку на талии. Проскользнув языком в рот любимой, и, почувствовав, как этого не хватало все пятьсот лет, появилось желание большего. Чувство, что всё в его руках – в прямом и переносном смысле, будоражило. Они буквально зависли в воздухе из-за способности Чонина, и, если честно, Чонин знал, как может странно выглядеть это со стороны, но значение придавать этому сейчас будет тупо. Поэтому, продолжая за талию удержать любимую вплотную к себе, Чонин продолжал сминать покусанные губы Т/и, и иногда открывая глаза для того, чтобы посмотреть на неё. Ощущать под ногами ничего, повиснуть в воздухе, но быть уверенной, что всё будет хорошо – это доверие Т/и к Чонину. Её руки окольцевали его шею, а ноги просто свисают, однако крепкие мужские руки не разрешат упасть. Т/и не замечает, как они оказываются на самой верхушке моста, откуда также можно рассматривать город. Чонин касается ногами железной платформы, на которой расположено куча всего. Во-первых, железная балка моста застелена пушистым одеялом. Во-вторых:, повсюду ароматизированные свечи. В-третьих, тут есть сладости и алкоголь, включая торт и вино. В-четвёртых, пространства здесь предостаточно, хоть бери и ложись в полный рост, места будет навалом. Т/и не спешит отпускать Чонина, а он видимо и не собирается: берет её под колени на руки вместе с платьем, чтобы оно не открывало ненужный никому вид, и вместе с Т/и на руках садится на край моста, а возлюбленную к себе на колени. Приятный запах витает в воздухе, смешиваясь с ночным. Чонин смотрит вдаль на город, пока его девушка не может оторвать от него свой взгляд. Но спустя несколько минут тишины Т/и начинает крутиться на коленях, и Чонину приходится оторвать взгляд от пейзажа на возлюбленную. — Ты чего? Не сидится? — спросил Чонин в своей стандартной и базовой интонации. — У меня ноги затекли, и давай уже кушать, — свободно ответила Т/и, ощущая что-то на влюблённом. Чонин ухмыльнулся и, посадив Т/и сбоку, наблюдал, как она вцепилась рукой в его плечо, пытаясь подняться, не смотря вниз. И когда это получилось, пошла и села посередине площадки, чего-то ожидая. — Ну? — Что? — не понял Чонин. — Тортик давай, или собираешься таращиться прямо так, как будто у тебя не было возможности за пятьсот лет насмотреться, — Т/и уже хотелось отведать вкусности, попробовать на вкус что-то сладкое, но Чонин перед тем, как сесть напротив в полуметре, сказал: — Ха, ещё губы не болят? — подколол он, и Т/и отвела взгляд, растянув губы в линию. Чонин, усевшись на тёплом одеялке изначально, уже собирался резать торт, но вдруг внезапно и решительно встал и под наблюдением Т/и сел сзади неё, попутно целуя в шею, от чего по женской коже пошли мурашки. Взяв в руки нож, сказал: — Давай вместе, — это было очень трогательно, и, беря у любимого нож в свои руки, Т/и ощутила на своей руке тепло ладошки Чонина. Чонин другой рукой снял с торта пластиковую крышку, параллельно ещё раз оставляя чмок с другой стороны шеи Т/и и улыбнувшись с реакции на лёгкие поцелуи, потянулся вместе с Т/и к торту. И уже сделав один разрез, сказал: — Я делал его сам, — над ухом, одаривая и так красную Т/и теплом, рассказал Чонин. — Сам? — Т/и подняла брови в удивлении, поворачивая голову к Чонину, и тут же впечаталась ему в губы своими. — Ой... — немедленно отворачиваясь, ойкнула она. Чонин ещё шире улыбнулся от смущённого личика Т/и и, сделав второй разрез вместе, взял блюдечко и положил кусочек торта на него. После, держа в одной руке тарелку, а в другой ложечку, и как бы обняв с двух сторон, взял на ложку кусочек торта, поднося к устам возлюбленной. — Ешь, — получилось так, как будто Чонин приказывает, хотя с последнего его приказа прошло более двухсот лет, оказывается, что не так уж и легко забыть старые привычки. К такому повороту Т/и не была готова и, взяв ложку из рук Чонина, засунула этот кусок ему в рот, со словами: кушай, дорогой, кушай. Пережёвывая и одновременно улыбаясь, Чонин взял ещё одну ложку и пригласил Т/и присоединиться. И она, конечно, с удовольствием приняла кусочек торта. Потянувшись за бокалами и бутылкой вина, которую Чонин уже предварительно открыл, Т/и спросила: — Может, расскажешь мне, что означали мои сны, думаю, ты знаешь, о чём речь, — наливая в бокалы вино. Чонин не стал тянуть и сразу ответил. — Те сны – твоя прошлая жизнь, — услышав это, Т/и подавилась вином, которое в то время пробовала, после чего озадаченно посмотрела назад на своего парня. — Ты уже до этого пил? — Нет, пил я в последний раз лет сто назад, потому что после начали изготавливать плохой алкоголь. — Ты настолько разбираешься в алкоголе? — ошарашенно спросила Т/и. — Ну, я его на протяжении всей жизни пил, поэтому да, — эти слова озадачили девушку ещё больше, и она, не удержавшись, задала вопрос: — Сколько тебе лет получается? Ты ждал меня пятьсот лет, тогда сколько тебе было, когда мы встретились тогда? Пятьсот лет назад? — Чонин поджал губы, явно что-то утаивая. — Говори. — Тогда я был очень молод. —А сейчас ты очень стар? — в ответ получает что-то между «да» и «нет», кивками головы. — Пипец! У меня парень старпёр! И сколько тебе реально по вашим меркам? — Семьсот тридцать три, — сказать, что челюсть отвисла, будет очень мягко, скорее, она отпала от такого числа. — Но это же просто цифры! А они любви не помеха. Это доказано нами, — возразить нечем. — Дед какой-то, а сколько тебе на человеческом? — Отними от моего возраста Ёка‌я семьсот три и узнаешь. — Т/и недовольно закатила глаза и быстро посчитала в уме, отворачиваясь, и уже через секунду в шоке развернулась обратно. — Тебе тридцать?! Это что за мерки такие? Тогда сколько тебе было тогда, пятьсот лет назад? — Около двадцати, а тебе тогда было двадцать один. — Я трахалась с малолеткой, и как ты тогда так взросло выглядел? И ещё, насколько возросла твоя сила за эти столетия? — у Т/и очень много вопросов к своему мужчине, тут даже дня не хватит, чтобы расспросить. Чонин это знает и начинает действовать. Его горячие руки попадают под чёрное платье, скользя от коленей к внутренней стороне бёдер. — Э-э-э, так насколько... — не успевает, ведь её разговорчивый ротик затыкают ненасытным поцелуем. Не выдерживая вес, навалившийся сверху, девушка валится назад чуть ли не на торт с вином, но парень моментально передвигает её в бок от подарков, нависая и проводя рукой под платьем по бёдрам. Т/и с удовольствием отвечает на поцелуй, охотно растягивая удовольствие. По телу бегут мурашки от прикосновений. И когда Чонин заводит руку за спину ниже талии, Т/и прогибается в позвоночнике, а длинные пальцы спускаются ниже, к ягодицам, сжимая одну из них. Из груди девушки вырывается тихий стон, но этого мало. Чонин отстраняется от губ и припадает к открытым ключицам, которые манили его все эти дни. — П-подожди, м-милый... — слова, которые крутились на кончике языка, исчезли, стоило Чонину добраться к чувствительным соскам. — Когда ты!.. — вновь не успевает спросить, когда он снял с неё верхнюю часть, ведь она же сзади за застёжках и их много, как слова глушит очередной стон. Чонин, не отвлекаясь от ласок, снял с себя рубашку, оставаясь в одних брюках. Увидев краем глаза обнажённый торс Чонина, Т/и поднялась на локти, тем самым останавливая парня. А он, стоя на широко расставленных коленях с открытым верхом в ногах Т/и, с влажной чёлкой на лбу и часто вздымающейся грудью, пожирал взглядом её всю. Стоило Т/и отвести взгляд от его тела в глаза, как тут накатило ещё большее возбуждение. Он сводил её с ума просто одним взглядом. Но вдруг девушка нахмурилась, что не осталось неуловимо для парня. — Что такое? — спросил Чонин. — Где твои длинные волосы? — с долей грусти спросила Т/и, потянувшись к коротким, растрёпанным, тёмным волосам своего парня. Чонин хмыкнул с улыбкой, на секунду отворачивая голову. — А что? С ними было лучше? — рука возлюбленной коснулась волос, и Чонин дёрнулся, но сразу же положил свою ладошку на ладошку Т/и. На вопрос она кивнула, понуро спускаясь взглядом вниз, где когда-то были длинные волосы. — Так тоже красиво, тебе идёт, — вульгарно заглянув в чёрные глаза напротив, в которых без конца плескался азарт, Т/и инстинктивно закусила нижнюю губу, и тут вот теперь нахмурился Чонин. — Перестань кусать губы, — приказной тон. В ответ Т/и намеренно продолжала своё дело. — Говорю, хватит, — более серьёзно сказал Чонин. И, видя, что его не слушаются, смело накрыл губы Т/и своими сделав так, что она выполнила его приказ. Под звуки чмоков в поцелуе, парень развёл ноги девушки в стороны, сгибая в коленях и не отвлекаясь от столь приятного поцелуя, расстегнув ремень на своих чёрных брюках и приспустив их вместе с нижним бельём, притянул за талию девушку ближе к себе. Спускаясь руками под юбку, разорвал женские трусики с громким треском ткани. Т/и подпрыгнула, но в ту же секунду ощутила проникновение скользких пальцев. Неприятное чувство накатило поверх желания, что заставило согнуть брови. Двигаясь неспеша двумя пальцами, Чонин положил Т/и на спину, облегчив положение. Не останавливаясь, продолжает двигаться, растягивая любимую под себя, предоставив ей свою шею для укусов, что она и сделала. Вцепившись зубами в бледную кожу плеча, а ногтями в широкую спину, постепенно боль утихала, и Т/и даже не заметила, как горячая головка члена соприкоснулись с её промежностью. Сразу кинуло в дрожь, ведь ей уже двадцать три, но она ещё никогда не занималась подобным. Захотелось сказать об этом Чонину, но вдруг, вспомнив тот самый сон, чувство страха прошло. Он не сделает больно, никогда. Расслабившись во всем теле, новое чувство захватило разум. Боль была, но больше было приятных ощущений, новых. Перестав входить, Чонин застыл и приоткрыл глаза, чтобы посмотреть на Т/и. И сделав это, и так тяжёлое дыхание стало совсем сбитым, и это только от взгляда Т/и, в котором читалась любовь. Он, кажется, с появлением Т/и, стал совсем другим. — Т/и, — рассматривая её прекрасное лицо, негромко произнес Чонин, еле шевеля губами. — Я так долго ждал тебя... — в памяти прорезались воспоминания за все последние столетия. Где он в начале, был, как без души из-за смерти любимой, и как долго восстанавливался. Он в прямом смысле не хотел жить, даже искал способ самоубийства, хотя знал и те, которые неведомы людям, но из-за обещания встретиться в руки даже свой меч не брал. Всю работу поручил Сынмину, но тот, не приняв состояние друга, завязал битву один на один, где и умер от руки лучшего друга. Тогда, с кровью Сынмина на руках, он принял решение продолжать жить. А через месяц, проходя мимо комнаты погибшего друга, решил зайти в неё, просто чтобы вспомнить хорошие моменты прошлого. Ведь после печальной гибели любимой совсем расклеился, становясь совсем незнакомым. Открыв дверь метра два в высоту, та дала обзор на комнату Сынмина, и, пройдя взглядом везде, остановился на кровати, а именно на красном конверте. Подойдя ближе, он взял его в руки, сразу поняв, от кого он. Распечатав и достав письмо, потянулся читать. Хей, идиот! Думаю, после моей смерти ты даже слезы не пустил, хотя, может, ты расчувствовался и заревел? Сомневаюсь. Ты же не настолько добрый. Перейду к сути. Мне действительно не нравилось твоё поведение после смерти твоей мадмуазели, бесило то, что ты закрылся в себе и был отстранённым, но как друг я не мог смотреть, как ты страдаешь. И поэтому, зная тебя и твой ход мыслей, я принял решение вызвать тебя на бой, ибо только после чего-то резкого и внезапного вновь, к тебе дойдёт, что не нужно так сильно страдать. Даже сейчас, я зуб даю, что ты излучаешь равнодушнее. Продолжай и не зацикливайся на одном. Я знаю, что только после моей смерти, именно моей, к тебе прийдёт нормальный рассудок и ты продолжишь быть главным, несмотря на потери. Прощай, дебил. — Придурок, — фыркнул Чонин, сминая лист. Как всегда Сынмин прав, этот текст его не заставил плакать, хотя... что-то больно кольнуло под сердцем. — Заболел, что ли? — спросил сам у себя из-за своей страной реакции в груди. Засунув скомканный лист с карман кимоно, покинул комнату и пошёл к выходу на балкон из коридора второго этажа. Холодный ветер поднял волосы вверх, убирая их назад. Оттолкнувшись от пола, взлетел, ложась на воздух. Пара секунд, и он уже над деревней Т/и, где, собственно, и произошла его потеря. Спустившись вниз на землю посреди деревни, осмотрелся вокруг: всё чёрное. Все дома сгорели, как и люди, жившие здесь. В том числе и недо-семья Т/и, без исключений. Ведь именно они сообщили о том, что в их доме живёт девушка, связанная с Лисом. После чего, в одну ночь, когда Чонин должен был прийти к Т/и, он застал ужасную до костей картину: его любимая висела мёртвая в центре деревни на петле. Её тело было изуродовано, глаза завязаны красной лентой, а на земле море крови. Чонин был в ярости. Это слишком нежное слово на тот момент. Стоя в центре деревни, где перед ним висит его мёртвая любовь всей жизни, его глаза загорелись местью. Они обрели голубой цвет, а на небе вышла Луна, освещая тёмное место. Медленно оборачиваясь назад, Чонин зажёг в руке синее пламя, которое местью и ненавистью окутает людские сердца. Развернувшись полубоком к сзади стоящим жителям, по их коже пробежал холодок, а кровь в жилах застыла – это была из самая глупая ошибка за всю историю человечества. Они забрали то, что дорого ему. Её. В глазах толпы читался страх, но Чонину наплевать. Он зол и как сильно – не описать. Гнев распирает изнутри. И как же ужасно болит сердце, ранее наполненное счастьем. — Вы, — яростно говорит Чонин, разворачиваясь лицом к напуганным людям. Его грудь резко вздымается, ядовитый взгляд испепеляет, в прямом смысле этого слова, людей. Они загораются с каждой секундной, их тела окутывает синий огонь. От боли и ужаса, который заставляет некоторых застыть на месте, а других убегать, но те и те будут прокляты все следующие минуты до смерти. Чонину больно тоже, ему больнее всех. Он тот самый, кто никогда не знал, что такое любовь, что такое забота, тепло, страсть, нежность, доброта, взаимопонимание, привязанность и ещё куча синонимов к этим словам. И всё это ему показал один человек – его любимая Т/и. Которую убили. И он это не простит. — Умрете! — не сдерживая собственные эмоции, Чонин срывается на крик. Его душа рвётся, метается, ей больно. Эта боль не сравнима с физической, ведь она будет с ним все следующие года, а физическая затянется. — Я не дам вам жить! Деревня обретает синий цвет от начала до конца. Она горит вместе с её жителями и всем, что в ней зародилось. Те, кто пытается убежать, умирает мучительнее всех. Те, кто стоит на месте, умирает быстро и легко, не ощущая боли от шока. А деревня просто следует за своими хозяевами. Не стоя больше на месте и не слушая жалкие мольбы, стоны, крики, Чонин снимает тело любимой, которое было подвешено за верёвку смертельной петли. Слёзы капают на холодное тело любимой, смешиваясь с кровью. Поднимая голову вверх на звёзды, он просит прощения у возлюбленной, что так поздно пришёл. Он же обещал, что будет рядом... Шагая вперёд к выходу из чёрного пепла, раньше называвшийся деревней, идёт к лесу. Пройдя его, выходит около той самой реки, где он предлагал Т/и съесть жаренную рыбу. Шагая вдоль неё, находит то самое место, с которого в принципе началась их история любви, и... которая привела к смерти. Тут Т/и его спасла. Но это не то место, куда он направился. Взлетая над морем с болью на сердце, летит туда, где он и Т/и проводили наибольшее количество времени – сад сакуры. Именно там он похоронил свою маленькую мадмуазель и провёл около пяти дней, лёжа около могилы. Без еды, воды, лишь со стрессом и пустотой. Вспоминая сейчас, как он стоял после смерти друга в деревни любимой, только теперь понимает – сколько он потерял в одну минуту. Но теперь всё будет по-другому. Чонин клянётся жизнью, что судьба Т/и не повторится. Воспоминания пролетели за пару секунд, и очнулся Чонин от того, что любимая повторяла его имя, зовя его. — Ты плачешь, почему? Что-то не то? — обеспокоенно спросила Т/и. Чонин потрогал рукой свои щёки, и он действительно пустил слёзы, замерев. — А, это слёзы радости, просто... спасибо, что ты есть, — и улыбнулся, смутившись. Войдя в тëплое нутро, плотные стенки влагалища неприятно сдавили внутри, от чего оба нахмурили брови. Однако уже через пару движений, всё пошло обалденно. Чонин оставлял засосы по всему телу Т/и, не прерывая быстрые толчки. Горячие вздохи любимой звучали как музыка, но довольно необычная. Внизу живота стало уж очень тепло, и, ощутив вот-вот кончит, хотел выйти, но в последний момент его член зажали внутри, заставляя излиться, не выходя. Испугавшись, он осторожно посмотрел на любимую, а она в то время уже расплылась после оргазма, закрыв глаза. Чонин знал, к чему это может привести, он же не настолько стар, и не ожидал, что Т/и не даст ему выйти даже после оргазма, окольцевав свои ноги вокруг его талии, прижимаясь. — Нет, не выходи, не нужно, — выдала она и открыла глаза, натягивая на себя верх от платья. Ну а Чонину повторять не нужно, но он всё же вышел. — Ну зачем? — почувствовав пустоту, недовольно протянула Т/и. — Давай просто поспим? — успев привести себя в порядок, Чонин лёг около Т/и и притянул её за талию, в надежде отдохнуть, но Т/и отодвинулась и встала, сказав: — А торт? Вино? Мы же даже не поели, — произнесла она и уже хотела бы сесть ближе к торту, но вдруг её юбка платья поднялась в воздух на пару секунд, что очень сильно смутило, заставляя побыстрее присесть. Чонин лишь ухмыльнулся и лëг на спину, закидывая руки под голову. Прошло около пятнадцати минут тишины, и это было очень атмосферно. С верхушки моста открывается прекрасный вид, и то, что подготовил Чонин, было очень уместно. Да и само место свидания необычное. — Ты спишь? — спросила Т/и, в ответ тихое «мг» и причмокивание губами. Съев половину торта и выпив процентов восемьдесят бутылки вина, немного пошатываясь, Т/и доползла к Чонину, укрыла его рядом лежащим пледом и забралась под него, обнимая любимого. Остаётся лишь надеяться, что они не заболеют или не упадут во сне вниз.