Сонник

      «Тук-тук» — черные фигуры стоящие в разных концах комнаты.       >«Тук-тук» — медленно расплываются.       «Тук-тук» — обволакивая все вокруг.       Головная боль, биение сердца, нарастающая паника. Мысль; — «Страшно»       Дрожь в руках, пульс отдающий в ушных перепонках. Ещё одна; — «Устал»       Судорожный вздох; — «Очень устал»       Лекарство кажется перестало действовать, а увеличение дозы не помогало, навязчивые мысли уже въелись в корку сознания становясь основным я, полностью перехватывая контроль над телом.       Спокойствие продлилось только два дня. Два. За которые он успел закончить и сдать проект.       Кавех стал чаще срываться, кричать, нервно почёсывать запястья — до крови царапая кожу ногтями. Ощущение, словно не только снаружи, но и внутри он весь грязный и липкий, как и пространство вокруг него.       Тени в комнате ходят, пугают, раздражают и пачкают, оставляют за собой черный след, он не может их смыть… сколько бы не пытался…        — Кавех, хватит.       Аль-Хайтам никогда не выглядел так обеспокоено, как в данный момент, он давно заметил изменения в поведение «друга?», сначала пытался поддержать его из далека, намекнуть на то, что стоит отказаться от проекта, даже видя его измождённость приготовил бульон, перестал говорить о деньгах, взял на себя часть обязанностей по дому, но все равно попадал под горячую руку архитектора, который взрывался по пустякам быстрее чем хлопушки сделанные в Инадзуме.        — Я сказал остановись. — не выдержав схватил его за правую руку, которой он яростно, кажется уже миллионный раз протирал стол — Давай поговорим.        — Не хочу разговаривать с эгоистами. — Кавех хмыкнул и задрал нос.       Данная детская привычка блондина уже перестала удивлять, а если бы это было не в купе с изможденным видом, секретарь назвал бы даже милой.       Бросив руку Кавеха, аль-Хайтам сел на стул, и скрестив пальцы устало посмотрел исподлобья.        — Эгоист здесь, только ты.        — С каких пор? — сомкнув руки на груди, сел на край стола поддерживая зрительный контакт.        — Ты думаешь только о себе, даже сейчас. — откинувшись на спинке, аль-Хайтам увел взгляд первым — Меня уже стало раздражать твое поведение, хуже маленького ребенка. Почему ты просто не можешь сказать что происходит?        — Тебе? — усмехнулся — Ты последний человек с которым я бы хотел говорить.       Аль-Хайтам молча поднялся, и выйдя из комнаты ушел из дома закрыв дверь.       Без эмоций — никак, даже дверью не хлопнул, не кинул раздраженный взгляд как обычно любил делать, и не предложил съехать.        — «Почему, почему, почему» — беспорядочно проносились в голове.       Он не мог назвать причины, по которой постоянно выводил аль-Хайтам на негативные эмоции, откровенно пренебрегал, и словесно подкладывал. Он не считал его эгоистом — тот хоть и не показывал этого, но в своей манере заботился о нем, этого Кавех отрицать не мог.       Почему он никогда не может промолчать, или наоборот, раскрыть то, что происходит внутри. Аль-Хайтам бесил; своим спокойствием, рассудительностью, прямолинейностью, заботливостью и внимательностью… А заслуживает ли такое отношение Кавех?       Достоин ли он этого, после того как в очередной раз идёт поперек желания аль-Хайтама, испытывая того, делая воображаемые ставки на сколько его хватит, и когда он поймет как уродлив внутри, сломлен и обречён архитектор.       Встав, Кавех осмотрелся, опять стало холодно, руки задрожали, запястья зачесались — с силой раздирая корочку почти заживших ран, и воспаляя новые царапины ногтями он сел на пол, соленные слезы наполнили глаза, голова уже не просто болела, а раскалывалась отдаваясь пульсацией в затылке.       Хотелось извинится, очень, хотя он никогда этого не делал, даже когда действительно был виноват, сейчас было ощущение, что он больше не вернеться, ощущение, что снова заигрался и перегнул палку.       Достав мешочек, он насыпал содержимое в стакан, выпил, тошнота подступила к горлу, но он успел добежать до ванной и выпустил все содержимое желудка, болезненно всхлипывая от боли в горле.       Откашлявшись и вытерев губы, он включил воду в ванной, залез туда сам, прижал ноги к груди, в голове вопрос «когда это все началось?».       Наверное с детства; травмы, боль и потери переплетались нитками между собой, образую ком узлов. А сейчас, это лишь наслоилось, игнорировать уже было невозможно, тело кричало изнутри остановится, привести мысли в порядок, выдохнуть, но Кавех не мог, имел ли он право расслабиться? Нет, конечно нет, он будет работать, анализировать поток информации, изматывать себя, дабы . Зачем? Может просто… просто…       Кавех взял в руки маленький складной нож которым брился, покрутил в руке, приподнял и рассмотрел лезвие.       У него даже нет собственного дома, где бы он мог спокойно умереть, не доставляя кому-то проблем и неудобств. А так, будет ли красиво его побледневшее тело в окрашенной красным водой? Холодная рука будет свисать с бортика ванной. А что испытает аль-Хайтам когда увидит его таким; жалость, боль, или облегчение?       Усмехнувшись он поднес лезвие к руке, аккуратно провел, и с ужасом вздрогнул как ребенок, которого застали за чем-то запрещенным, когда дверь ванной резко распахнулась а в пороге стоял аль-Хайтам.        — Что ты делаешь? — его голос дрожал.       Подбежав и выбив нож, он сильно схватил его за руку и приподнял.        — Что ты делаешь?! — уже жёстко, с напором повторил он.        — Я… Это не то что ты подумал, это. это я расчесал.        — Великие архонты, Кавех, и после этого, ты не считаешь себя эгоистом. — аль-Хайтам сел на пол рядом с ванной, не выпуская его руки, и стал пальцами аккуратно поглаживать раны — Когда ты перестанешь издаваться над собой. и надо мной.        — Прости меня… — слезы стали вытекать сами собой как и произнесены слова — пожалуйста прости меня, но мне сейчас так тяжело, и плохо. Пожалуйста, прости меня аль-Хайтам, я правда — он стал задыхаться — я правда не хочу доставлять тебе неудобств.       Аль-Хайтам молча обнял его, успокаивающе поглаживая по спине; он рядом, он здесь, и наступающую истерику Кавех переживет не один.       Смиренно подождав пока Кавех все выплакает и успокоится, секретарь отстранился, подвинул стул стоящий в углу ванной и закинув ногу на ногу сел.        — А теперь давай поговорим, пока ты живёшь в моем доме, в той или иной степени я несу за тебя ответственность.        — Не хочу. — шмыгнув он вытер запястьем нос, сарказм и спокойствие аль-Хайтама отрезвили, стал опять рздражать.        — Ты не хочешь говорить конкретно о своем состоянии, или о том, что собирался сделать несколькими минутами ранее?        — Я не собирался резать себе вены! Что за бред, я слишком прекрасен, уж точно не так безвкусно мне умирать, к тому же, не у тебя в ванной, да и ещё… — за осознанием пришел румянец, что хоть как-то освежил бледное лицо, — Отвернись. — Кавех смущённо опустил взгляд.        — Не хочу. — аль-Хайтам улыбнулся, с вызовом наклоняясь ближе и упирая подбородок о руку.       Его веселило даже не то, что архитектор оказался в таком положении, а сам факт долгого осознания, и реакции следующей после.        — Пожалуйста. — он засмущался ещё больше.        — Повторяю последний раз, Н-Е-Т. — все так же ехидно улыбаясь ответил секретарь, не отрывая зрительного контакта.       Вызов принят, жребий брошен, или как обычно говорят люди, которые видуться на провокации, как Кавех сейчас. Закрыв глаза он резко встал, вода ударившись об бортики пролилась, он всем своим видом старался не выдать смущение, держал руки скрещенными, из принципа ничего не прикрывая.        — Тебе помочь? — сверкая глазами, не двинувшись с места предложил аль-Хайтам.        — Себе лучше помоги. — задрав нос, гордо ответил архитектор.       После едкой фразы, он даже как-то воспрянул духом, полностью забыв о смущении, но счастье продлилось не долго, перешагнув порог, он поскользнулся и упав на холодный пол мягким местом рядом с аль-Хайтам, вызвав у того тихий смешок, выругался всеми известными ему выражениями.        — Буду ждать в гостиной.

***

      В нос ударил приятный запах жасмина и мяты, зажжённые благовония тихо потрескивали, а мужчина сидел на диване скрестив ноги, читал книгу. Приглушённый свет, зашторенные занавески — уют. Именно это почувствовал Кавех, невольно расправляя плечи переставая горбиться.        — Кавех, я предлагаю заключить пакт о ненападении — аль-Хайтам перевернул страницу, — я перестаю взимать арендную плату, но в обмен, ты перестаёшь кусаться. — он наконец отложил книгу, и поднял взгляд на архитектора. Кавех уже хотел было огрызнуться в своей привычной манере но помедлил, светло — бирюзовые глаза смотрели слишком настойчиво.        — Что ты имеешь в виду? — недоверчиво поднял бровь и сел рядом подминая под себя ноги.        — Ты перестаёшь вести себя как дикий зверёк, — секретарь поднял руку и небрежно взмахнул кистью — когда ты не можешь с чем-то справится, давай обсудим это, если я буду не в состоянии помочь, мы сможем взглянуть на эту ситуацию под другим углом, и попытаться решить её вместе. В любом случае, это будет проще, чем потом я буду разгребать последствия твоей безрассудности.        — То есть, по мимо того что ты только что сравнил меня с животным, ещё и считаешь безрассудным? — Кавех насупился.       Аль-Хайтам вскинул брови, увёл взгляд и провел пальцами по обложке книги, обдумывая ситуацию. Кавех всегда удивлял своей твердолобостью, даже сейчас, пропустил мимо ушей все то, что аль-Хайтам пытался до него донести, и лишь ухватился за выдернутые слова из контекста, надулся как гидрослайм, готовый яростно плеваться ядовитой слюной.        — Кавех, не стоит воспринимать меня в штыки, — наконец тихо заговорил — мне порой сложно распознавать твоё настроение, и давай будем честны друг с другом, я не из тех кто умеет поддержать, поэтому, скажи, что я могу для тебя сделать?       Кавех прикусил язык, из уст чуть не вырвалась что-то похожее на — «Неужели наш секретарь академии признал, что в чем-то не идеален?». Это было бы подло.       Глубоко вздохнув, Кавех посмотрел на свои пальцы ног, пошевелил ими, параллельно что-то обдумывая, и неуверенно начал.        — Можешь почитать мне?        — Я не буду начинать сначала. — деловито ответил секретарь, без единой усмешки, чем удивил архитектора — Она изучает абстрактные операции…