Амнезия

Не сказать, что Гермиона впервые была наказана — в её жизни случалось всякое, тем не менее в этот раз её настроение было хуже обычного. Не радовали даже предстоящие ей дополнительные занятия по зельеварению. В конце концов, это время она могла потратить на более важные вещи! Например, ещё раз прочитать учебник зельеварения для первого курса. Она бы сбежала, вот только хорошие девочки не бегают, да и некуда было бежать. Тяжело вздохнув, Гермиона подняла руку, чтобы постучать в дверь кабинета. — Заходите, мисс Грейнджер, — послышался из-за двери елейный голос, заставив Гермиону вздрогнуть. Похоже, эта старая жаба наложила на дверь чары, заранее уведомляющие её о визитёрах… Желательных и не очень. Гермиона вошла. На секунду ей показалось, что она попала в детскую маленькой девочки: вокруг преобладали всевозможные оттенки розового, на стене красовался сервиз с очаровательными котятами, а в воздухе висел приторно-сладкий аромат. Посреди этого девичьего великолепия восседала жаба Амбридж, её кресло походило на королевский трон. Гермиона сглотнула и почувствовала, что задыхается; впрочем просить открыть окно было бы признаком слабости, и девушка сдержалась. Со всевозможной любезностью Амбридж поднялась со своего трона, подошла к одинокой парте, совершенно не вписывающейся в интерьер и, по всей видимости, дожидающейся Гермиону, и приглашающе отодвинула стул. — Прошу вас. Может быть, хотите чаю? В горле пересохло — сказывался переизбыток Амбридж в организме, невесело пошутила она про себя — пить хотелось ужасно, но Гермиона покачала головой и села. Она не могла сказать, что давит на неё сильнее — эти розовые стены, удушливый запах духов или широко улыбающаяся женщина с мышиного цвета волосами. — Расслабьтесь, моя милая, — пропела Амбридж, опуская короткопалую лапу на гермионино плечо (девушку передёрнуло от отвращения). — Я вас не съем. Наказания — неотъемлемая часть обучения. Лапа успокаивающе погладила Гермиону, и той пришлось сильно сжать зубы, чтобы сдержать рвущиеся излишне дерзкие слова. Не стоит усугублять своё положение, нужно лишь немного потерпеть, уговаривала себя она. — Что ж, давайте приступим, — наконец лапа убралась, и Амбридж посеменила к своему столу. — Для начала вы напишете для меня несколько строчек, а там посмотрим, усвоили ли вы урок. Строчки… Не так уж страшно, как она думала. Скучные бессмысленные уроки и не менее скучные и бессмысленные наказания — вполне в духе Амбридж. Гермиона достала из сумки пергамент, перо и чернильницу и разложила перед собой. — Что я должна написать? — О, всего несколько слов… Минуточку… — Амбридж копалась на столе, выставив внушительный зад. — Ага, нашла! — Она торжествующе повернулась к Гермионе. — Вы напишете: «Я должна больше думать об учёбе». Гермиона обмакнула перо в чернильницу, остро чувствуя прилив негодования. Разве она не думает об учёбе? Всё свободное время она посвящает домашним заданиям и повторению пройденного, полностью отказываясь от любых развлечений! Так почему?! Проглотив возмущения, она подняла голову. — И сколько я должна писать? — До тех пор, пока эта фраза не будет всплывать у вас перед глазами каждый раз, когда у вас возникают неуместные мысли… о мужчинах, — улыбалась Амбридж. Гермиону словно окунули лицом в кипяток. «Она сказала — о мужчинах… Не о мальчиках…» — почему-то именно это оказалось самым важным. Опустив голову, чтобы спрятаться за волосами, она поднесла кончик пера к пергаменту. — Нет-нет, стойте! — воскликнула Амбридж, в мгновение ока оказываясь рядом с Гермионой. Жабья лапа выдернула чернильницу из-под носа девушки. — Это вам не понадобится. Вы возьмёте моё перо, специальное. Она протянула перо, и недоумевающая Гермиона взяла его. Девушка думала, что Амбридж сразу отойдёт и усядется обратно на свой розовый трон, но та пристроилась у неё за спиной, заглядывая через плечо. Стараясь не обращать на неё внимания, аккуратным почерком Гермиона вывела: «Я должна больше думать об учёбе» — Ой! Её правую руку пронзила резкая боль. Невольно морщась, Гермиона перевела взгляд на тыльную сторону руки, и ей резко поплохело — духота навалилась пыльным мешком, а перед глазами поплыли чёрные точки. Слова, написанные ею на пергаменте чем-то подозрительно красным, были вырезаны на её собственной руке. Впрочем, это длилось не больше секунды, порезы сразу же затянулись, как будто ничего и не было. Гермиона осторожно коснулась кожи другой рукой: никаких следов. — Что-то не так, мисс Грейнджер? Она обернулась, чтобы посмотреть на Амбридж: жаба нависала над ней, её широко открытые глаза блестели от возбуждения, на щеках выступили алые пятна. Мелькнул и исчез кончик языка, и Гермиона с отвращением, но как-то отстранённо поняла — Амбридж облизнулась. — Всё в порядке, — выдавила она, не узнав собственный голос. — Тогда продолжайте. Прикусив губу, чтобы не выдать боли, Гермиона написала ещё раз. Потом ещё. И ещё. Её почерк сильно ухудшился — пронзаемая болью рука дрожала, и Амбридж наверняка заметила это. Гермиона слышала её шумное, прерывистое дыхание у себя над ухом. Кроме боли она ощутила тошноту и мысленно взмолилась, чтобы её не вырвало прямо перед Амбридж. Она не знала, сколько времени прошло, и не считала, сколько строчек врезалось ей в руку, и скоро уже ни о чём не могла думать, раз за разом выводя проклятую фразу. Амбридж вздохнула громче обычного и наконец сказала: — На сегодня хватит, мисс Грейнджер. Надеюсь, во время наказания вы думали об учёбе? — Да, мэм, — автоматически отозвалась Гермиона, и сама удивилась, насколько безжизненно прозвучал её голос. — Жду вас завтра. Надо же закрепить результат. Жаба поковыляла к трону. Механически Гермиона отметила, что её походка стала менее твёрдой и уверенной, видимо, от перевозбуждения. Саму Гермиону ноги держали с трудом. Она покинула кабинет, не прощаясь, и как могла заторопилась в сторону туалета. Там её всё же вырвало. Только отдышавшись и умывшись Гермиона рискнула посмотреть на свою руку. Слова исчезли, но рука сильно покраснела и будто горела огнём. Гермиона включила холодную воду, сунула пылающую руку под кран и вдруг поняла, что по щекам её катятся слёзы. И так будет целую неделю, каждый день? Она не перенесёт этого! Уж лучше умереть, чем каждый день слышать тяжёлое дыхание старой жабы на ухо, раз за разом выводя собственной кровью какую-то бессмыслицу! Из груди вырвалось рыдание, и Гермиона торопливо прикусила губу. Так не пойдёт, надо брать себя в руки. Амбридж только и ждёт, что она расклеится! «Давай-ка успокоимся и подумаем, что мы можем сделать», — сказала она себе. Мысль рассказать всё друзьям или родителям Гермиона сразу отмела. Во-первых, раны уже затянулись и доказать что-либо будет непросто, а во-вторых — она чувствовала, что как истинная гриффиндорка должна справиться сама, без жалоб. В открытую конфликтовать с Амбридж — тоже идейка так себе, ни к чему хорошему это не приведёт. Но как она смотрела! Истинная садистка, наслаждающаяся чужими страданиями. «Я не дам ей повода», — твёрдо решила Гермиона и тут же испуганно зажмурилась, представив душный розовый кабинет, боль и близко-близко глаза Амбридж, жадно наблюдающие за ней. Нет, у неё не хватит сил это выдержать с достоинством. Ей нужна помощь. Ей нужно… — Зелье! — воскликнула она и зажала рот рукой. Как всё просто: ей нужно всего лишь обезболивающее и, может быть, успокоительное зелье. Выпив их перед наказанием, она легко продержится до конца, не выдавая эмоций, которых так ждёт от неё Амбридж. Вспомнив, что она слаба в зельеварении, Гермиона с досады чуть не топнула ногой. Впрочем, это меняло только одно: пришло время воспользоваться щедрым предложением профессора Снейпа.