— Давай ходи

      Кёджуро не слышит как его зовут.       Он видит только то, как Аказа шевелит губами при произношении имени, сначала весело и заигрывающе, но после слегка обеспокоенно. Глаза снова расширяются, снова этот недоверчивый и вопрошающий взгляд в попытке узнать у обратившегося в камень Столпа, что произошло. Демон осматривает его с головы до ног, прощупывает пальцами артерии и вены в поиске той, которую, по предположениям, случайно передавил или зажал. Мало ли. Он бы обрадовался, что все эти Хашира на самом деле такие ультра чувствительные к ласкам, настолько, что можно обездвижить в мгновения ока, но Аказа ни с кем подобным делиться не будет. Что-то ему подсказывает, что это не Хашира такие нежные и впечатлительные, а именно Кёджуро, а тот в свою очередь только его злейший враг, противник и любовник в одном лице.       Поэтому странное давно забытое чувство паники гудело в голове. Что, если он и вправду не рассчитал силу и что-то задел? Людишки такие хрупкие, и обычно Аказе нет дела до того, чтобы ещё и силу свою регулировать для них. Его никогда не волновало состояние какого-то там Столпа с наверняка грустной историей детства и тяжёлого пути к успеху, однако именно сейчас демона больше всего волновало состояние его Кёджуро Ренгоку.       Который медленно начал оттаивать из оцепенения. Глаза растеряно моргали, настраивая потерявшийся фокус на объекте напротив, но тут же зажмурились со всей силой. Тяжелая голова опустилась вниз. Голос тихо и сбивчато прошептал дать ему пять минут, чтобы собраться, на что Аказа хмыкнул и принялся тянуться до близ лежащего куска ткани у окна. Старый, он видимо уже очень давно служил простой тряпкой для уборки помещения, но сейчас был весьма кстати. — Нет, не дам. Максимум три на размышления, — демон вытирает сначала свою руку, а после бережно проделывает то же самое действие с рукой Ренгоку. Тот, будучи в осознанном неведении с закрытыми глазами, слегка дёргается от неожиданности. Любопытство реагирует быстрее, и теперь Столп внимательно наблюдает за тем, как с помощью тряпки синие пальцы аккуратно убирают белую прозрачную жидкость. Какой чистюля. — Рассвет меньше чем через час, так что, — Аказа ловит искренне интересующийся на своём занятии взгляд. Это вызывает неожиданную улыбку, и он также не отказывает себе в удовольствии слегка щёлкнуть по носу того, кто его вообще не слушает, чтобы акцентировать наконец внимание на важном. — Придумай что-нибудь интересное на прощание, хорошо?       О господин с запретным именем, именно сейчас стало безумно жаль, что к тебе нельзя обратиться даже в чувстве, разрывающем изнутри. Стоило лишь слегка щёлкнуть Столпа Пламени по носу, как тот вздрогнул словно ужаленный и сделал такое обиженное выражение лица, что и щеки покраснели, и густые брови поползли вверх в удивлении, а затем сразу вниз, и сам взгляд стал таким, будто бы его пристыдили за воровством конфет с ужина. Аказа бы с огромной радостью занимался подобным днями напролет!       Поэтому тихий, но настоящий смех заполнил предрассветное пространство комнаты. Кёджуро почему-то вспомнил, как, кажется, вечность назад в его компании смеялась демоница Варабихиме и особенно припомнил, как ощутил внутри холод и натяжение струн от напряжения при звучании этого идеального смеха. Точно спародированные и отчеканенные звуки фальшивого веселья.       Аказа смеялся совсем не так. Бархатный голос разливался мелодично и заразно настолько, что Ренгоку забыл, из-за чего вообще хмурился, и вместо этого сам начал непроизвольно улыбаться. Он всё думал, ломал себе голову над тем, как быть дальше, а что будет в незримом будущем, но Третья Высшая луна в очередной раз возвращает его к куда более важному моменту — к настоящему. К тому, что и так беспощадно убегает с каждой секундой в прошлое, превращаясь в мнимые воспоминания по мгновениям, которые дороги сердцу, но которые больше не вернуть обратно.       Демон вдоволь отсмеялся, причем так хорошо, как не смеялся точно несколько десятков лет. Правда, пару смешков всё равно вырывались наружу и после, из-за чего вечно недовольный и злобный Аказа даже извинялся, твердя, что сейчас-сейчас соберется. Кёджуро сначала не заметил, но тот, прибывая в весьма лучезарном настроении, попутно уже застегнул на нем почти все пуговицы униформы, видимо, чтобы занять руки. Не заметил, потому что смотрел только на клыкастую демоническую улыбку и аккуратно свисающие на лицо розовые пряди слегка растрепанных волос. — Аказа, — окликнув, Ренгоку в ответ получил беззаботный взгляд, который хоть и успокоился от волны смеха, но продолжал улыбаться. — Женись на мне.       Улыбка тут же пропала с исполосованного лица. Её место теперь занимало олицетворение вопроса: "Чего?", большими и громкими буквами готовое разорвать криком пространство. Глаза расширились, отчего даже был виден полный слог кадзи, пока сам демон чуть отшатнулся назад от столь резкого и неожиданного выпада. Жениться?.. Какая такая женитьба, а как же целый список нюансов, противоречий, проблем и как минимум то, что знакомы они всего один вечер! Да, весьма классный, даже можно сказать ахеренный вечер, но!..       Да в конце концов, женятся только на женщинах! Если один раз переоделся в ойран и отыгрывал даму понарошку, это ещё не значит, что с таким же успехом он отыграет роль жёнушки! Такого не было в договоре с Даки!       Аказа встрепенулся в мгновение ока. Точно! Он же просил его удивить всего пару минут назад, верно! Ну, Хашира, удивил так удивил, настолько, что даже хитрый и заносчивый демон Высшей Третьей луны повелся и почти поверил! — Кёджуро! — Аказа шумно выдыхает, успев от стресса и, может, совсем мимолетных быстрых и очень-очень наивно-глупых представлений возможной семейной жизни со Столпом Пламени раскраснеться до самых ушей. — Ну ты! Ха-хах, я правда поверил! Молодец, шустро научился удивлять, — что-то начало колоть внутри, там, где находится не то мертвое, не то живое, но всё ещё работающее сердце. Шутка, которой Ренгоку почти в прямом смысле сразил наповал, отозвалась чем-то ещё помимо удивления. Отозвалось каким-то обрывочным воспоминанием, которое окружено давящим запахом лекарств, болью саднящих колен и ран по всему телу и, что особенно странно, фейерверками.       Какая неприятная, выворачивающая наизнанку, но всё ещё неизвестная боль. Лучше вообще не заикаться ни о каких женитьбах, одного раза на посмеяться было достаточно!       Но Кёджуро не смеялся. Аказа мысленно молил, чтобы тот после выдержанной специально серьезной для комичности паузы разразился своим оглушающим и теплым смехом, но он продолжал пронзительно смотреть. И даже без намека на смущение, хотя за этот вечер вспыхивал от чего угодно. — Я серьёзен! — Регоку ловит руку Аказы за запястье, сжимая сильнее положенного. Он хватался за неё так отчаянно, будто бы висел на краю пропасти, в которую сам себя же и загнал, но отступать от своих слов было бы непростительно. — И я не шучу! — демон только сейчас заметил, как румянец мягко обволакивает человеческую кожу на лице, но до этого нет дела, когда на него смотрят почти что угрожающим и чрезмерно решительным взглядом. От контраста смертельной угрозы и слишком горячего прикосновения пробивает мелкая дрожь, и единственное, на что способен сейчас Аказа, так это шумно сглотнуть образовавшийся ком в горле.       Так он действительно не шутит?..       Женитьба демона и истребителя демона. Это даже звучит нелепо! Неправильно! Запретно! Это идет против всех возможных правил настолько, что Аказа бы никогда и не сумел бы вообразить нечто подобное, что не только невозможно, но и скрыто под пеленой "бредовых мыслей". Да, он не спорил с тем, что и в его голове порой возникает что-то странное и абсурдное, как и у любого существа, которое в состоянии думать, но озвучить такое!..       Озвучить то, что было сложно даже вообразить, означало придать простым и глупым мыслям форму. Оболочку недореальности, которая одновременно хрупкая перед уничтожительными аргументами и одновременно сильнее любой случайной идеи в голове. Мощнее паразита внутри, что вместо поедания внутренних органов сжирает заживо мозг, подкидывая больше идеализированных образов, больше вылизанных красивых картинок и всё это под обманчивым предлогом "в теории".       А в теории Аказа был бы хорошим мужем для Кёджуро, когда тот научится для начала хотя бы отделять понятия "жениться" и "выйти замуж"? И что вообще значит это "хороший муж" — или жена? Нет, он точно никакой женой не будет, только мужем... Мужем Кёджуро? — если демон изначально никаким хорошим не был? Он бы точно его доставал, требовал бы всё внимание к себе и, конечно же, занимался с ним всякими непотребствами гораздо больше одной ночи. Он бы наконец спросил его про шрамы, любовно очерчивая границы каждого перед тем, как оставить на них поцелуи в попытке прочувствовать эту боль тоже. Они бы точно сразились, но теперь не насмерть, потому что мужей не убивают, но даже так это было бы весьма интересно. Аказа бы рассмотрел каждый прием во всех деталях, подметил бы что-то особенное и интересное для себя, а в ответ научил бы уже своим хитростям в бою. Потому что семью нужно защищать? Да, именно, потому что Кёджуро придется защищать, потому что демон будет обязан защищать его ото всех вокруг, чтобы больше не повторилось то же самое, что и с— — Ты... Спятил, — собственный голос изменился до неузнаваемости. Стал тихим, чуть хриплым и еле слышным, отчего Аказа не был уверен, что его вообще услышали. — Т-ты с ума сошел! — поэтому он повторяет громче с неконтролируемым заиканием. Громче и отчаяннее, выставляя вторую руку вперед в попытке огородиться от сумасшедшего Столпа Пламени, что своими речами заставляет его чувствовать странные ощущения внутри, которые он вообще не понимает.       Ладонь с синими пальцами прижимают к груди. Под ней, за плотной стеной из легких, ребер и вен спрятано человеческое сердце, удары которого Аказа чувствует и слышит слишком отчетливо. Быстрые и оглушающие. Шумные и громкие. Живые, в конце концов, а значит рано или поздно они могут прекратиться раз и навсегда, потому что всё живое смертно. Да сколько можно! Этот Столп Пламени! Что он с ним делает, о чем заставляет думать?! — Да! И всё это из-за тебя! — с любовью и ненавистью всегда было трудно, но что-что, а сумасшествие у них, похоже, было одно на двоих. — После всего того, что было, я обязан взять тебя в... Жены? — энергичный и слегка яростный запал, от которого у Аказы снова внутри всё напряглось, но уже не от страха, а от другого, не менее жгучего и будоражащего чувства, в момент превратился в рассеянный и озадаченный. Кёджуро изогнул чёрные брови, пытаясь быстрее сообразить в ту тему, который практически всегда обходила его стороной и в которой он всегда путался в понятиях. — Нет, ну... Мужья? Тогда, получается... Да! Аказа, выходи за меня замуж! — яркая улыбка снова просияла на радостном лице, но и румянец начал выделяться куда сильнее.       Ренгоку правда путался, особенно учитывая то, что всё его окружение в основном "женилось" так, как подобает всем традиционным парам. Да даже и в стандартных парах сколько раз ему приходилось краснеть из-за того, что он по незнанию и рассеянности несколько раз на словах выдавал Тенгена замуж за его же жён, а свою матушку женил на отце! И если всё это раньше воспринималось проще и с лёгким укором на то, что Кёджуро сказал не совсем верно, то сейчас, в столько важный и трепетный момент, стоило поразмыслить серьёзнее. Он всё ещё серьёзен! Просто ужасно нервничает, ужасно сильно боится сделать не так, но перед страхом в его эмоциональном спектре есть только одно верное решение — идти напролом несмотря ни на что. — Хаа?! Это где такое обязательство прописано?! — сначала Аказа пытался вырваться и убрать свои руки из капкана тёплых рук Кёджуро, но когда тот вновь произнёс в одном предложении его имя и женитьба, то демон в очередной раз был атакован стаей противных и непонятно откуда взявшихся мурашек. Он вспомнил, что ко всему прочему всё ещё был обнажен, а бушующая печка Кёджуро Ренгоку под его руками практически буквально выжигала кожу. Сейчас бы раствориться в этом прожигающем пламени, которое не убьёт сразу, но согреет до самых костей. — Законы чести и морали! — он продолжал упрямо доказывать свою позицию. — Я... Я знаю, что это трудно, как минимум потому, что ты — Третья Высшая луна, а я — Столп Пламени, — Аказе захотелось истерично засмеяться в голос. Вот это да, какая неожиданная и шокирующая правда! Но что самое уничтожающее, Кёджуро не останавливали даже эти базовые противоречивые факты, которые не просто сразу же бросаются в глаза, а горят всеми возможными предупреждениями "Нельзя!". — Но!.. Б-брак будет обозначать серьезность моих чувств и намерений! Я не желаю показать сегодняшним вечером то, что хотел только в-воспользоваться тобой!.. — произносить длительный и полный всяких чувств монолог под конец становилось тяжело настолько, что дрожали не только руки, но и голос.       Аказа был выкинут из привычной реальности окончательно. Рой мыслей в голове, который бушующим штормом захватывал всевозможные темы, в мгновение прекратился и преобразился в пронзающую и оглушающую тишину. Его будто бы огрели чем-то тяжелым прямо по виску, и, пока демоническая сверхбыстрая регенерация ещё не успела восстановить состояние, он был дезориентирован словно слепой котенок. Демон молчал, пытаясь переработать весь тот поток информации, что свалился на него исполинской тяжестью, часто моргая своими пушистыми ресницами. Он смотрел в искреннем недоумении на Столпа напротив, который снова зажмурился от своей слишком смущающей речи, не выдерживая зрительного контакта в ответ.       Аказа смотрел и думал, кто из них двоих более ненормальный. Ладно он, бессмертное существо Мудзана, что к тому же живет более двухсот лет, скитаясь по миру в вечных поисках какой-то выдуманной лилии, но Кёджуро... Как бы демон не хвалился раннее, что сумел испортить за один вечер такого ангелочка, это, по всей видимости, было так далеко от правды, что хотелось плакать. Плакать от того, насколько этот Столп Пламени был очаровательным и благородным, ну самый настоящий рыцарь, непонятно как забредший в Квартал красных фонарей, да ещё и придерживающийся законам чести и морали! Аказа сомневался, что такие личности до сих пор существуют, и теперь, глядя на сжавшегося от неловкости Ренгоку, однозначно убедился в обратном. — Кё, — демон не засекал, сколько продлилось молчание и обмозговывание безумного от и до предложения, однако за это время сумел хотя бы немного прийти в чувства. Рассвет скоро начнет наступать на пятки, но как же он может не оставить последнее слово за собой? — Если так рассуждать, то у нас даже свидания не было, как и подобает всем этим добрачным традициям, — Аказа решил рассуждать и проводить дальнейший разговор в той плоскости суждений, который выстроил его благородный рыцарь в надежде на то, что теперь аргументы будут звучать весомее. И молясь, чтобы они правильно дошли до светлой макушки, а не превели бы к ещё большей катастрофе. — Поэтому ты не должен предлагать мне ни руки, ни часть своих органов, хоть последнее и звучит заманчиво, — Высшая луна тихо посмеялась над последним предложением, попутно освобождая руку и закручивая золотистые локоны синими пальцами. Отличная медитация, потому что волосы у Кёджуро были что надо: мягкие, разноцветные и до ужаса манящие. — Всё было обоюдно, — голос спокойный и даже чуть мурлыкающий. Он окружает Столпа Пламени, гипнотизирует своей располагающей интонацией, напрочь выбивая последние зачатки самосохранения перед демоном, которые итак давно отошли дальше второго плана. — А ещё довольно весело, — Аказа хитро и нагло улыбается, утыкаясь лицом в висок и словно в последний раз наслаждаясь сладким человеческим запахом, который так запал ему в душу. Ренгоку не видел, но точно чувствовал эту клыкастую улыбку рядом с собой.       Третья Высшая прикусывает свой длинный язык за тем, чтобы слова о преступной короткости этой ночи не вырвались наружу. Чтобы порыв отговорить Кёджуро от поспешных глупых, но конечно же великодушных решений не вылился в произнесенное вслух желание насытится добычей не только посредством съедения заживо. Это всегда успеется. Он прикусывает себе язык, чтобы не говорить о том, как ему хотелось бы обсудить идею о ещё одной возможной ночи временного перемирия, в которой демон более не будет медлить взять всё и сразу. В которой лишь одно представление о том, как обязательно красный и разгоряченный Кёджуро умоляет его не останавливаться и продолжать, как сладостно простанывает его демоническое имя, которое ни один смертный или бессмертный так же никогда повторить не сможет, выбивает напрочь всю имеющуюся у Аказы рассудительность.       Однако Ренгоку как нельзя вовремя оживает. Он не остается в долгу и не отвечает на все дьявольские провокации выжидающим молчанием, а резко хватает Аказу за плечи, восторженно глядя своими глазами на демона снизу вверх, пока тот успевает только сгруппироваться от неожиданности по старой выверенной привычке. На Высшую луну смотрят действительно восторженно, настолько, что в огненных глазах Кёджуро можно было разглядеть маленькие огоньки безумия, которые говорили лишь о том, что он наконец-то нашел нужное решение и правильный ответ для всех своих проблем. Аказа ведь хотел?.. — Ты абсолютно прав! — Ренгоку в чрезмерно энергичной радости приобнимает его, закрывая замерзшее демоническое тело в клетку горячих рук. Розовые волосы из-за своей длины зажимаются между, оттягивая голову назад с незнакомым и не очень приятным ощущением, на которое Аказа отвлекается именно тогда, когда Столп успевает захватить его кимоно с пола и шустро одеть на демона. — Сначала должно быть свидание! — пояс был благополучно потерян, поэтому во всё такой же энергичной спешке Кёджуро приподнимает демона за талию, чтобы встать с пола и приняться за поиски. Аказа лишь ойкнул, не в состоянии произнести ни одного слова, завороженно глядя на то, чем черт возьми занимается бушующий ураган Ренгоку. По-хорошему, демон должен был бы образумить Столпа — а звучит-то как! — но спешка нужна была и ему самому, чтобы предательское солнце, которое вот-вот проснется, не выжгло собственное существование.       Тогда было бы гораздо проще. Кёджуро бы не сходил с ума, нашёл бы какую-нибудь девушку из человеческого мира, и уже бы делал предложение о женитьбе ей, а не Высшей луне, с которой, вообще-то, должен сразиться на смерть. Ей бы он мог так же бережно застегивать пояс кимоно и помогать приводить свой внешний вид в порядок, ей бы поправлял её наверняка такие же длинные и красивые волосы и наконец ей бы дарил лучезарные улыбки, что ослепляют каждого встречного. Аказа уверен, что эта вымышленная девушка была бы в разы достойнее него и смотрелась бы рядом с таким ярким Столпом Пламенем гораздо лучше, чем исполосованный демон.       Но именно Аказе Кёджуро протягивает руку для того, чтобы тот встал на ноги. Высшая луна вспомнил, что огромные проклятые не один раз сандали ещё были на нём и что у него будет достаточно времени для обдумывания внутренних дилемм после, в миллионах одиноких мрачных и однообразных ночей. Главная задача сейчас состояла лишь в одном — в Ренгоку Кёджуро. — Ты пойдёшь на свидание со мной? — протянутая рука была не только негласной помощью, но и возможностью ответить на предложение без слов. Слишком хитро, потому что Аказа уже хотел было поползти на четвереньках к выходу только ради того, чтобы напоследок позлить своего такого радостного рыцаря ещё немного. Его голос не дрожал и не заикался, был абсолютно решительным и уверенно настроенным на предложение, будто бы благородно предлагает сразиться и подраться, а не устроить романтический ужин с ужасным кровопийцей и людоедом.       Демон не поднимал взгляда, перед ним была только эта протянутая мозолистая рука, которая — он знал наверняка — была горячей и мягкой на прикосновения именно к нему. К нему, кто как минимум не помнил, что представляет из себя простая человеческая ласка, и как максимум точно не заслуживал её, тем-более от Столпа. Но Кёджуро всё равно делал это. Не наиграно, не с хитрым умыслом, а так искренне, что Аказа бы почти поверил в любовь от него с первого взгляда, если бы сам считал себя более симпатичным. А Кёджуро, видимо, считает его красивым, даже в мужья звал... Чёртов Хашира, одни внутренние сложности от него! — Оно, конечно же, будет с условиями? — Третья Высшая наклонила голову, с прищуром глядя точно в глаза, в которых чуть ли не буквально горели фейерверки. — Раз зовёшь ты, то у меня будет на одно условие больше, — Аказа хитро улыбнулся, выводя синим пальцем на ладони Ренгоку все линии жизни, любви и смерти. Своё безумное возбуждение от одной только мысли увидеть Кёджуро под всеми возможными крайне нецеломудренными ракурсами, которые можно воплотить лишь с согласия на новую долгожданную встречу, он держал из последних сил. Не кидаться же ему на шею с писклявым согласием жить долго и счастливо, когда так совсем не интересно, правильно?       Кёджуро кивает, принимая язвительный ответ за долгожданное согласие. Ладонь невыносимо щекотит, из-за чего он в который раз, не дожидаясь разрешения от этого несносного беса, делает по-своему — тянет за руку, в мгновение поднимая растерянного Аказу с пола и прижимая к себе, чтобы тот не потерял равновесия. На Столпа снова смотрит уже родной гневный взгляд сверху вниз, который смягчается при взгляде на неизменное улыбающееся лицо. Аказа впервые за вечер не жалеет, что надел эту многоэтажную обувь, потому что Ренгоку был несколько выше его собственного роста, а смотреть на светлую макушку сверху вниз было гораздо приятнее, чем наслаждаться видом снизу. Хотя Кёджуро с любого вида был привлекателен, особенно тогда, когда прижимал демона к себе со всей невероятной силой и нежностью одновременно. — Итак, я прошу лишь об одном, — Высшая луна предугадывает предложение о не поедании людей в ближайшее время, потому что это очевидно и слишком банально, однако смиренно ждет озвучивания условий. Один раз в двести лет можно и повеселиться, даже если это веселье связано с самим Столпом Пламени. Господин навряд ли сможет хоть как-то понять подобное, однако, опять же, не сейчас, только не сейчас нужно забивать себе этим голову. — Ты не ешь людей всего одну недельку, до нашего свидания, а потом... Потом... — Потом будет потом, я понял, — Аказа пересекает дальнейшие рассуждения о будущем, которые в данный момент ни к чему хорошему привести не смогут. Да, легкомысленно, но жизнь настолько изменчива, что им в их положении попросту некогда раздумывать на огромные временные промежутки вперед, ведь всё может измениться в одночасье. — Тогда ты, — демон выводит пальцем круги в воздухе, будто бы это помогало ему придумывать условия, которые огромным списком уже были заготовлены в его голове. — Приходишь без ничирин и тем-более без своих дружков. Знаешь, неделя голода жуть как ослабит, а вдруг ты решишь, что это самый удобный момент, чтобы разобраться с Третьей Высшей, хм? — Аказа был уверен, что влюбленное человеческое сердце Кёджуро Ренгоку даже мысли такой не допускало, однако наигранно изобразить слабость и упадок сил прямо в крепко держащих его руках стояло обязательным пунктом. К тому же, не ослабнет он ни на йоту за одну жалкую неделю, а поиграть на нервах сразу же вспыхнувшего от обиды Столпа было важнее всего. — И конечно же ты за всё платишь, мой дорогой, — ехидная улыбка быстро изобразилась на исполосованном лице взамен на фальшивое притворство. — Видишь ли, у меня не только денег, но и карманов для них нет, а вы, Хашира, наверняка там по самое состояние получаете за каждого демона.       Кёджуро хотел было изъясниться насчет правдивости последнего предложения, но перебил свои постоянные гонки за правдой тем, что подсчитал количество поставленных ему условий. И это: "Мой дорогой"... Стоило ему только заикнуться по поводу того, а не многовато ли из одного предложения делать сразу три в ответ, как и вопросом о том, что у демонов не может не быть какого-то капитала, Аказа резко оборачивается в сторону окна. В сторону просыпающегося от долгого темного сна солнца. Больше медлить и кокетливо заигрывать было нельзя, времени оставалось всё меньше, а Ренгоку здесь прямо сейчас!—       Разворачивает его голову снова на себя и целует. В спешке, в беглом желании забрать давно исчезнувшую синюю помаду на прощание, как и хотел того изначально. Как всё сладко и романтично, они что, действительно в легком бульварном романе? Очаровательно. — Через неделю! У станции к Фудзи! Ровно в восемь часов!       И последнее, что видит Кёджуро перед собой, так это мягкие чуть влажные губы, горящий оранжевый взгляд с кадзи и развевающееся розовые волосы, которые уносятся прочь в остатки тьмы прямиком из окна. Кинутое короткое и тихое: "Буду ждать" растворяется вслед за ярким лучом солнца, который безжалостно слепит безумно влюбленные глаза.       Кошмарная ночь наконец закончилась.