Свидание в Варанавате

Видура нетерпеливо ёрзал на мягком сиденье в покоях главнокомандующего Хастинапура, ожидая, когда Бхишма выговорится. Генерал обычно бывал немногословен. Крайне редко он скупо хвалил кого-либо или лаконично осуждал чей-то проступок. В последнем случае стены дворца сотрясались от грозного рыка: «Адхарма!!!». Но именно сегодня, когда Видура пришёл поделиться с Великим своими наблюдениями за злокозненным Дурьодханой, Бхишма впал в ностальгию и начал вспоминать настолько давнее прошлое, что у Видуры извилины в мозгу мгновенно заплелись в косичку. Если бы первый министр точно знал, что Бхишма на рассвете тяпнул бханга, такие его откровения было бы легче перенести. Но Великий выглядел пугающе трезвым и при этом рассказывал нечто невероятное: — Сначала всё хорошо было, — горестно делился Бхишма с Видурой своей жизненной трагедией. — Пока батюшке не вздумалось от скуки наваять всё это, — Бхишма обвёл рукой пространство комнаты. — Я же не знал, чем для меня его творчество закончится. Он корпел, корпел, что-то вроде образовалось… эдакое, — Бхишма сделал неопределённый жест руками. — «Иди, — говорит, — Дьяус, проверь, как там наваялось!» Я пошёл. Молодой был, конечно. Мало что понимал и верил всему. За мной ещё следом тот бхут лукавый увязался… Вроде брат, но не совсем. Как его? А, забыл! — Бхишма махнул рукой. — В общем, провалились оба в батюшкино творение. Бхут лукавый вниз, а я наверху зацепился. Повис себе — ни взад, ни вперёд. А батюшка, знатный шутник, смеётся: «Вот как удачно ты разместился, сынок! Небесным сводом будешь». Мне деваться некуда. Я стал. Но батюшка на том не остановился и продолжил творить. Следующий его сын явился ко мне и сказал: «Подвинься маленько! Твоё время вышло, теперь меня за Верховного Владыку почитать будут. Я бог мировых вод». Ну, бог и бог… Бхут с тобой. Я подвинулся, а он меня пихнул вниз. Я упал. Очнулся и вижу: в этой неправильной иерархии я ниже Индрадэва стал. Прислужником его сделался. Зато неожиданно жена появилась… А у жены в мире людей подруга обреталась, и эта хитрая дэви хотела быть вечно молодой. И вот пошли мы с другими Васу туда, где корова волшебная паслась. Нет бы молока немного надоить в сосуд и подруге той отдать, пусть себе омолаживается на здоровье, никто бы даже не заметил, но супруге приспичило увести корову. Да с телёнком! А я, как послушный муж, помогать взялся. Зачем батюшка, сотворив меня, наградил безупречным послушанием? Одни беды от этого всего. В итоге меня отправили в самый нижний мир из возможных, забрав почти все силы, способности, уменьшив мой истинный рост до этого смехотворного размера, и вот я здесь, — Бхишма снова обвёл глазами свои покои и тяжело вздохнул. — В этом обиталище адхармы, в слабом, негодном теле, не способном удержать даже Химаван, не говоря про небосвод. Всё, всё утрачено… Как низко я пал! — и Бхишма поиграл мощными мускулами под блестящей кожей, которая выглядела, будто тёмное золото. Его невинное движение вызвало невольную зависть у Видуры. «Мне бы такое «негодное» тело», — подумал Видура, покосившись на свои руки, не державшие ничего тяжелее чаши с водой. — Я вот зачем пришёл, Великий, — вежливо начал первый министр, дождавшись достаточно длинной паузы в речи Бхишмы. — Дурьодхана беспокоит меня. Я уверен, он планирует навредить пандавам. — И как же мой внук им навредит? — удивился Бхишма, встряхиваясь и возвращаясь к делам насущным. — Он здесь. Они в Варанавате, и это к лучшему! Давно не слышно криков. Не ломаются манговые деревья в саду и конечности тех, кто всё ещё никак не повзрослеет достаточно, чтобы жить с братьями в мире. — Я полагаю, Дурьодхана пошлёт кого-нибудь из своих людей в Варанавату, чтобы они устроили пандавам ловушку, — предположил Видура. Бхишма задумался. — И кто, по-твоему, будет исполнять планы Дурьодханы? — Как кто? Карна, Ашваттхама… Как давно вы здесь их видели, Великий? Я не встречал обоих уже целую пакшу. А прежде их отсюда выгнать было невозможно. Так и крутились в Хастинапуре! — неприязненно бросил первый министр. — Значит, пришло для них время заняться делами в своих царствах. Я уверен, Ашваттхама вернулся в Панчал, а Карна — в Ангу. — А Духшасана? — продолжал спрашивать Видура. — Я спрашивал у его братьев, у махараджа Дхритараштры и у махарани Гандхари, но никто не ведает, куда запропал этот греховодник! В последний раз Юютсу его видел, когда Духшасана крутился рядом с Накулой. Наверняка притворился любящим братом, чтобы выведать сведения о поездке в Варанавату, а затем отправиться следом и по приказу Дурьодханы устроить что-нибудь подлое! — Я бы не стал так дурно думать о своих близких родственниках, — осуждающе покачал головой Бхишма. — Почему даже когда всё в порядке, ты предполагаешь худшее, Видура? — Да потому что все факты указывают на заговор, уж простите мне мою прямолинейность! Шакуни семь дней не выходит из своих покоев. Слуги говорят, он заболел, но, мне кажется, он вынашивает коварные умыслы. О Дурьодхане поговаривают, что ему в последнее время каждую ночь снятся кошмары. Стало быть, совесть нечиста! Карна, Ашваттхама и Духшасана бесследно пропали. Я послал запрос с гонцом в Ангу и в Панчал. Скоро я узнаю, там ли наши юные цари, но если нет, я вас прошу, Великий, сделайте что-нибудь! На душе неспокойно. Отправьте кого-нибудь в Варанавату разведать, всё ли там в порядке. Бхишма кивнул. — Если твои гонцы привезут известие, что Карны нет в Анге, а Ашваттхамы — в Панчале, я непременно сам поеду в Варанавату. Успокоившись, Видура поклонился и вышел из покоев. Идя по коридору, он невольно вспомнил историю, рассказанную Великим Бхишмой, и вздрогнул. Кто бы мог подумать, что когда-то в прошлом главнокомандующий Хастинапура держал небеса над бренным миром, являясь, судя по всему, сыном самого Парабрахмана. Правда, в мире блаженства жил ещё какой-то «бхут лукавый», чьё имя Великий позабыл. Да неважно. Главное, что сейчас эта сильнейшая и древнейшая душа хранит Хастинапур. Пока Великий Бхишма с ними, никто не сумеет их победить. *** — Говорю, я слышал голоса Карны и Духшасаны в другом крыле дворца прошлой ночью, — улучив момент, когда его старший брат в очередной раз отправился после утренней пуджи охлаждаться в купальне, Бхима пристроился рядом, чтобы рассказать свои важные новости. — Тебе показалось. Ты бродил полусонный, вот и померещилось, — Юдхиштхира вздохнул. Так хотелось побыть одному, забыть о мучительных видениях, которые его преследовали… Но Бхима прилип к нему намертво. — Давай сегодня ночью вдвоём сходим туда, — не сдавался сын Вайю. — Ты обязан услышать эти голоса. Хоть Сахадэва и сказал, что это проклятие Шан-ди, а вдруг он ошибся, и злокозненный Дурьодхана тайно прислал сюда своих друзей, чтобы отравить нас всех? — Брат, подумай, — Юдхиштхира снисходительно посмотрел на Бхиму, — если бы Дурьодхана хотел нас отравить, он бы давно это сделал. Ещё в Хастинапуре. Ему не нужно было бы дожидаться нашего отбытия в Варанавату. — Ты просто добрый и не видишь, каков Дурьодхана на самом деле! — возразил Бхима. — Он нарочно дождался, когда мы уедем подальше, чтобы все подумали, будто мы здесь умерли случайно. Попомни мои слова, если мы умрём в Варанавате, виноват будет Дурьодхана. — А если нас змея покусает? — заинтересовался Юдхиштхира. — Ты тоже будешь думать, что Дурьодхана её подкинул? — Да! Если нападёт змея, значит, она точно от него. Нормальная змея не может тронуть сыновей дэвов. А вот змея, науськанная Дурьодханой — вполне. Юдхиштхира застонал. Спорить с Бхимой было бесполезно. — Давай проверим, что происходит в другом крыле дворца по ночам, брат, ну пожа-а-алуйста, — продолжал канючить Бхимасена, и Юдхиштхира не выдержал. — Да! Я схожу с тобой! Но позже! А теперь ступай к себе в опочивальню и дай мне спокойно принять омовение! Вот как объяснить, что у тебя лингам сейчас взорвётся, ведь при любом упоминании Дурьодханы ты не можешь мыслить здраво? Бхимасена ушёл. Юдхиштхира проводил его взглядом и в предвкушении постыдного наслаждения опустил руку под воду. *** Звуков не было. Совсем. Бхима стоял в том самом коридоре, куда случайно забрёл вчера, но идеальная тишина прямо-таки звенела в ушах. — Я ничего не слышу, — Юдхиштхира в упор смотрел на Бхимасену. — А ты? — Я тоже, — вынужден был сознаться Бхима. — Говорил, тебе померещилось, — упрекнул его Юдхиштхира. — Только зря матушку побеспокоили. Она вон вся побледнела, когда про проклятие Шан-ди услышала! Хватит с неё проклятий… — А-ааашваттхама-ааа!!! О-оооо!!! Прошу, глубже! Ещё! Ты просто бог!!! — донеслось откуда-то сверху. Голос Сахадэвы звучал с таким невыразимым облегчением, что Юдхиштхира оторопел и застыл на месте с приоткрытым ртом. — Вот! — поднял палец вверх Бхимасена. — Опять. Теперь слышишь? Так же и вчера было. Только вместо Ашваттхамы Карна с Духшасаной мерещились. И зачем так орать? Не понимаю. Юдхиштхира судорожно сглотнул и не ответил. Несмотря на свой возраст, Бхима был настолько невинен и одновременно зациклен на пище, что ни о чём другом думать не мог. Он действительно не понимал. Юдхиштхира продолжил размышлять дальше. Соитие Сахадэвы и Ашваттхамы исключалось. Его младший брат никак не мог связаться с сыном Дроны. Стало быть, проклятые чужеземные духи в самом деле прилетели во дворец. Но ради чего? Для того, чтобы искушать лицемерного аскета, напоминая ему о слабостях? Едва подумав об этом, Юдхиштхира, сам того не желая, представил, как бы он сам кричал, если бы Дурьодхана уединился с ним в этом дворце и исполнил его тайные желания… Беда! Лингам мгновенно отвердел, и теперь малейшее движение отзывалось сладкой болью в чреслах. — Они наверху, — шёпотом пробормотал Юдхиштхира, не сводя взгляда с потолка над своей головой. — Кто? — так же тихо поинтересовался Бхима. — Злые духи. — Значит, это точно голоса слуг того чужеземного демона, наславшего проклятие? — напрягся Бхимасена. — Не уверен. Надо подняться. — Молодец, старший брат. Я верю в тебя! — ободрил его Бхима, на всякий случай хватая Юдхиштхиру за руку. — Думаю, Шан-ди с его слуги сбегут, едва завидев нас с тобой. Ты — праведник, я — воин. Вместе мы сила! — Да, — подтвердил одними губами Юдхиштхира. «А вдруг это не духи, а в самом деле Сахадэва и Ашваттхама? — подумалось внезапно. — Что если порочные страсти овладели всей нашей семьёй? Отлично, у меня тогда появится повод уйти в лес! Скажу матушке, что только так можно смыть адхарму с братьев. Заодно себя очищу. С Дурьодханой теперь точно видеться нельзя, так что я ничего не потеряю!». Они стали подниматься по лестнице, как вдруг на нос Юдхиштхиры упала густая капля какого-то тягучего вещества. Сын Дхармараджа вытерся, непонимающе уставившись на перепачканную в чёрный цвет тыльную сторону руки. В темноте было плохо видно, но характерный запах он узнал. — Странно, — пробормотал Юдхиштхира, принюхиваясь. — Откуда бы здесь взяться смоле? Он огляделся по сторонам, но так и не нашёл источника, откуда капала смола. Неожиданно кто-то с шумом спрыгнул с верхних ступеней лестницы и схватил его за накидку. — Тс-с, — зашептал Арджуна, появляясь из тени. — Это я. Вам тоже бхуты спать мешают? — Какие бхуты? — искренне изумился Юдхиштхира, делая вид, будто не слышал стонов страсти. — Здешние. Замучили! Каждую ночь ложусь спать, а они то «О-оо!», то «А-а!» и, главное, всё время голосами близнецов или моим голосом! — Арджуна настолько достоверно изобразил предоргазменные стоны, что Юдхиштхира опять вздрогнул, ощутив прилив возбуждения. Это совсем никуда не годилось. Прежде из всех пятерых братьев возбуждаться на ходу, едва завидев какую-нибудь служанку, умел один Арджуна, и он умудрялся наслаждаться этой своей сверхспособностью. Впрочем, разрядку сын Индрадэва также регулярно получал и никогда не считал себя грешником. Всё то, что доставляло Юдхиштхире невыносимые мучения, приносило Арджуне одну лишь радость. «Почему так вышло, что ему можно наслаждаться плотскими утехами, с кем захочется, а мне нельзя? — ревниво подумал Юдхиштхира. — А вдруг можно? Дэви, кшатрий, какая, по сути, разница? Нет, нельзя, — мысленно одёрнул он себя. — Меня боги послали в Мритью-Локу для праведных деяний. Кроме того, я решил стать аскетом. Если не сейчас, то на склоне лет точно. Значит, надо заранее блюсти чистоту, готовясь к этому времени». — О, видите? Бхуты умолкли. Будем считать, что они испугались. Идёмте отсюда скорее, надо выспаться, пока снова не началось! — Арджуна ухватил Бхиму за одну руку, а Юдхиштхиру за другую и быстро повлёк обоих за собой, не дав опомниться. Братья едва поспевали за ним. — А ты видел этих бхутов, которые странно стонут? Они страшнее ракшасов? А зубы у них есть? А длинные? — допытывался Бхима у Арджуны, в то время как Юдхиштхира всё пытался понять, какое же зло поселилось в этом подозрительном дворце. *** На следующий день после дневного отдыха Видура доложил, что Ашваттхамы нет в Панчале, да и Карну много дней слуги не видели в Анге. Скверно! Это означало, что у Видуры имеются веские основания подозревать заговор. Дел было невпроворот, но Бхишма вскочил в седло и верхом доехал до жилища двух праведных людей, которым абсолютно верил. Адиратха и его супруга могли бы подарить Бхишме душевное успокоение, уверив, что их сын Карна совершенно ни в чём предосудительном не замешан. Однако стоило только генералу переступить порог дома, и Адиратха с женой повалились ему в ноги, чтобы поведать о странном поведении Карны перед отъездом куда-то далеко по заданию царевича Дурьодханы. Теперь Бхишма не просто заподозрил неладное, а окончательно убедился: царицу Кунти и пандавов пора спасать! Он развернул скакуна в сторону Варанаваты. Бхишма не думал о том, что всю ночь ему придётся провести в пути, или о том, что его хватятся, ведь он не предупредил о своём отсутствии. У него осталась одна задача — добраться вовремя. *** — Вставай! — якша немилосердно пихнул Шакуни в бок. — Красный уровень тревоги!!! Твой лотос сердца погнал в Варанавату. — Что?! Как?! — Шакуни подскочил на постели, толком не проснувшись и ничего не понимая. — Я же ещё не успел подкинуть ему записку с предупреждением, что злобные ракшасы, заклятые враги династии Куру, собираются подпалить дворец, предварительно обмазав его смолой и обложив соломой! — Ты не успел, зато остальные сподвиглись. Видура нажаловался Бхишме вчера, будто Дурьодхана замыслил что-то, а сегодня сообщил, что Карна не вернулся в Ангу, а Ашваттхамы нет в Панчале. Бхишма пошёл к колесничему, а этот ванар-полукровка сдуру выпалил, будто его сын вёл себя странно. Да и вообще неизвестно, куда подался, сказал только, что по заданию наследного царевича уезжает, — подробно доложил якша. — Одни беды от этих колесничих! — Шакуни с досады топнул ногой. — Что от отца, что от сына. Неужели не могли оба помолчать? Как можно так подставлять себя перед Великим?! — Не стоит переживать. Твой план пока не погорел. Я сейчас метнусь в Варанавату, и дворец заиграет новыми красками! — якша усмехнулся. — Дай только письменное поручение, чтоб Пурочана успел запалить «прощальный огонёк». — Только смотри, Ашваттхама с Духшасаной не должны пострадать! — погрозил пальцем Шакуни. — И это всё? — весело спросил якша. — Остальных в расход? — Ладно уж, пандавов, их матушку и Карну тоже выведи из пламени, — процедил Шакуни сквозь зубы. — Клянёшься? — Клянусь. — Что-то не верится… Дай что-нибудь посущественнее слов! — Зуб даю, значит, клятва будет выполнена, — поковырявшись во рту, якша вынул кривой жёлтый клык и сунул его в руку Шакуни. — Держи. Всё равно шатался. Шакуни брезгливо отшвырнул подаренную ему мерзкую клятву на пол и вытер обслюнявленную руку о шаровары. Затем трясущимися пальцами набросал несколько слов на клочке шёлка и отдал якше. — Доставь в Варанавату. Немедленно. — Вообще не вопрос! — якша мигом растворился в воздухе. — Сегодня, — прошептал Шакуни. Голос его дрожал. — Неужели всё решится уже сегодня? Одна ночь с ним, а потом, если запасной план не сработает, тогда столетнее заточение у якшей и нескончаемые пытки? Стало неимоверно жутко, но Шакуни усилием воли прогнал страх. *** Бхишма мчался через лес, понукая коня. Сгущались сумерки. В какой-то миг Гангее послышалось, будто над его головой просвистел вихрь. Сверху пролился густой водопад из цветов ашоки. Раздался звонкий юношеский смех, такой поразительно знакомый, словно из прошлой жизни, и всё стихло. — Опять нечисть шастает. Бьёшься с ними, бьёшься, а они лезут и лезут, — ворчливо пробормотал главнокомандующий Хастинапура и снова ткнул пятками в бока своего скакуна. — Ладно, всё потом. Сейчас некогда. И он снова устремил взор на дорогу.