Свидание в Варанавате

Очередное утро для министра Видуры началось с удивительной находки. Совершив омовение, облачившись в свежие одеяния, совершив молитву перед статуей Господа Вишну, Видура прошествовал к выходу из опочивальни. Он собрался уже переступить порог, но внезапно его величественная сандалия зацепилась за скомканный кусок пергамента, лежащий на полу. — Что это? — с удивлением спросил Видура, но все слуги только недоумённо пожали плечами и сделали испуганные лица. Мол, бхуты подкинули, не иначе. Видура двумя пальцами поднял подозрительный пергамент и с брезгливым выражением лица развернул. «Нашя сьтроить дворця в Варня-Вата, — с трудом разобрал первый министр кривые символы, плящущие, будто пьяные пишачи на вечеринке у Махадэва. — Вашя пьёхо кормить. Надя исчо лиса. Нашя гольодный и сильня болеть зьивота! Иси пасибо за внимание, госьподина Шакуня». Видура почувствовал, как у него самого внезапно «сильня» разболелось где-то в области желудка. — Ничего не понял, — изумлённо изрёк он. — Но, возможно, наш удивительный гандхарадж сумеет что-то прояснить? Как вижу, в этой записке обращаются к нему, значит, Шакуни прекрасно осведомлён о происходящем. И Видура, изменив своим предыдущим планам, отправился разыскивать Шакуни. *** Дневной отдых не задался. Дурьодхана вздрогнул и едва не захлебнулся водой, когда к нему в купальню влетел взмыленный Шакуни. Таким возбуждённым своего дядюшку Дурьодхана видел впервые. — Мой мальчик! — заголосил Шакуни с порога, падая навзничь на краю купальни, пока племянник испуганно смотрел на него из воды. — Беда пришла, откуда не ждали! В покои Видуры по ошибке доставили записку от Пурочаны, предназначенную мне… — Но вы говорили, будто Пурочана ни слова по-нашему не знает! — грозно обличил дядю в преднамеренной лжи Дурьодхана. — Так и было, мальчик мой, так и было… Но, знаешь, эти бхуты из Чжунго оказались на редкость способными. Сравнительно недавно они научились сносно изъясняться, — заюлил Шакуни. — Такая вот закавыка… — Самое печальное, дядюшка, в этой истории то, что они научились изъясняться письменно, — низко пробасил Дурьодхана. — Ну! И что написал этот способный Пурочана?! — Он просил больше риса для своих людей, а его записку отнесли Видуре. Кто из моих слуг совершил эту ужасную ошибку, неизвестно. Все сваливают вину друг на друга, но никто в содеянном не признаётся. Однако мне теперь поздно отпираться. Видура узнал про строительство дворца в Варанавате и пришёл требовать объяснений. — И что вы ему сказали? Надеюсь, не всю правду? — интонации Дурьодханы не предвещали ничего хорошего. — Нет, разумеется, нет! — Шакуни поднялся на ноги, утирая обильный пот, ручьями стекающий со лба. — Конечно, я поступил иначе. Я повернул всё так, что Видура нас с тобой ещё и похвалил. Дурьодхана ждал продолжения, держа дядю под прицелом своего пронзительного взгляда. — Я сказал, будто дворец мы построили для многоуважаемой царицы Кунти, чтобы та вместе со своими сыновьями могла бы уединяться там, проводя пуджи для своего избранного божества, а заодно читала мантры в память о праведном махарадже Панду, да возвеселится его благостная душа в Индралоке! — И что Видура? — Дурьодхана всё ещё выглядел напряжённым. — Обрадовался! — Шакуни широко улыбнулся, забыв о том, какое пугающее действие его улыбка оказывает даже на ближайших родственников. — Он тут же отправился к царице Кунти и передал ей мои слова. Матушка пандавов позвала меня к себе и долго благодарила за заботу о ней. Всё уладилось. Мы договорились о том, что как только дворец будет достроен, она вместе с пандавами отправится в Варанавату. Дурьодхана почувствовал дурноту. Перед глазами поплыли тёмные круги. — То есть, — слабым голосом уточнил он, — все пандавы, включая Обжору и Святошу, поедут в Варанавату, да ещё и Кунти будет с ними? Шакуни вздохнул и развёл руками. — В самое ближайшее время. Прости, но как иначе я мог предотвратить нависшую над нами угрозу? Я же не мог признаться Видуре, что это домик для свиданий, а не место для проведения пуджи! Дурьодхана откинулся на край купальни и закрыл глаза. — Получается, я не сдержал данное слово, — убито выдавил юврадж. — Такое случилось впервые, чтобы я обманул брата и друзей! — Нет, ты их не обманул! Пусть твоё сердце избавится от бесполезных тревог, мальчик мой. Я всегда на шаг впереди и предвижу любые трудности. Знаешь, почему люди Пурочаны проголодались и просят много риса? — Откуда же мне знать? — Я заставил их не только построить дом для свиданий, а прокопать подземный ход, ведущий от Варанаваты до Хастинапура. — Что?! — изумлённо булькнул Дурьодхана, незаметно для самого себя погрузившись слишком глубоко под воду. — Проход достаточно просторный, — продолжил заливаться весенней кукушкой Шакуни, когда его племянник снова вынырнул на поверхность. — По нему может проехать колесница, запряжённая четвёркой коней. Твои друзья прибудут в Варанавату тайно. Царица Кунти непременно начнёт проводить пуджи вместе со Святошей. Обжору можно ежедневно поить гаудой и сувиракой, и он будет совершенно счастлив, а тем временем твои друзья будут заниматься тем, ради чего, собственно, и приехали — греховными плотскими утехами. Таким образом, выиграют все. Дурьодхана ненадолго утратил дар речи. — Дядя, я даже не знаю, что вам сказать… — ошеломлённо протянул он. — Тогда просто поблагодари! — Шакуни сиял, как солнечный луч. — Твой дядя — умён, как дэв, и хитёр, как наг. Почему же ты не радуешься? Но Дурьодхана в самом деле не знал, стоит ли радоваться таким новостям. Бесспорно, он теперь сможет дать Духшасане, Карне и Ашваттхаме то, о чём они просили. Однако путешествие по подземному ходу, тайное пребывание во дворце, построенном подозрительными строителями, в присутствии благочестивой царицы Кунти и Юдхиштхиры, помешанного на дхарме, внушало ювраджу большие опасения. *** Перспектива прятаться по углам и в случае опасности удирать тайком через подземный ход не внушила восторга никому. Духшасана и Ашваттхама одарили Дурьодхану кислыми взглядами. Один Карна успокаивающе хлопнул ювраджа по плечу: — Ладно, митр! Ты сделал всё, что было в твоих силах. Да и Шакуни, если подумать, не виноват. Какой-то слуга по глупости сунул записку под дверь Видуры… Обидно, но уже ничего не исправить! В конце концов дворец в Варанавате построен, и мы даже можем туда незаметно попасть, если соблюдать осторожность. Я сообщу Арджуне о том, что мы появимся на одну пакшу позже. Пусть гандхарадж нарисует для нас план дворца и место, куда выходит потайной тоннель. Спустя пакшу Арджуна пришлёт мне записку, где укажет безопасное время для нашего появления. Он уточнит, в какие часы Бхима спит, а Юдхиштхира и махарани Кунти проводят пуджу. Прибыв в Варанавату именно в это удобное время, мы выберемся из тоннеля, а Арджуна с близнецами поможет нам укрыться во дворце. Как я понял из твоих слов, Пурочана и его люди построили достаточное большое здание? — Огромное. Спрятать там можно хоть стадо слонов при условии, что они трубить не будут, — хмуро обронил Дурьодхана. На душе у ювраджа было тяжело с того самого момента, как дядюшка признался, что Видура узнал про их тайну. Кроме того, Дурьодхану беспокоило, что донесения Ашваттхамы и Шакуни по поводу материала стен дворца значительно разнились. Ашваттхама уверял, будто дворец построен из «пучков соломы и навоза», а гандхарадж клялся, что своими глазами видел изумительные белоснежные башни, прочную крышу и галереи с резьбой из слоновой кости. Собственные же шпионы Дурьодханы, отправленные в Варанавату, только пожимали плечами: — Бхут знает, что за булыжники эти узкоглазые млеччхи в стены понатыкали и чем сверху замазали. Всё белое вроде, юврадж! Сведений было катастрофически мало. Ехать же в Варанавату самостоятельно Дурьодхана опасался. Не хватало ещё, чтобы дед Бхишма проследил за ним и догадался, что происходит! Так Дурьодхана и остался в полнейшем неведении об истинном качестве строительных материалов, положившись на уверения Шакуни в абсолютной безопасности постройки. — Мы не слоны, трубить не станем, — белозубо улыбнулся Карна, и Ашваттхама с Духшасаной невольно рассмеялись. — Ну тогда, — Дурьодхана усилием воли прогнал плохие предчувствия, — езжайте! Удачи на любовном поприще. Только не забывайте про меня. Царица Кунти изъявила желание прожить в Варанавате целый год, а до сваямвары царевны Бханумати остаётся всего сорок пять ахоратра. А я по-прежнему хочу жениться. — Я вернусь вовремя, митр! — клятвенно пообещал ему Карна. — Можешь заранее отправить в Варанавату гонца, чтобы напомнить мне. Пусть записку от тебя передадут Арджуне, а он не подведёт. На том и расстались. И неведомо было Дурьодхане, что в то время, пока он беседует со своими друзьями у себя в покоях, в комнате гандхараджа происходит другая, не менее любопытная беседа. — Двадцать монет, не больше, — холодно бросил Шакуни, обращаясь к маленькому согбенному старичку, одетому в неприметные серые одеяния. — Задание было лёгким, всего-то записку в чужие покои подкинуть! А потому пятьдесят — это чистой воды вымогательство. — Сорок, — закашлявшись, снизил цену старикашка. — Тридцать и вали с глаз, пока я твою куцую бородёнку мечом не отсёк! — рассердился Шакуни. Поклонившись, старик забрал деньги и собрался уходить, но в последний момент ощутил, что его ухватили за край накидки. — Расскажешь об этом хоть единой живой душе, всей твоей семье несдобровать. Даже если перед тобой сам Махадэв явится и будет спрашивать, солги. Понял? — Да, да, господин! — испуганно затряс головой старикашка. — Вон. И чтобы я больше никогда тебя не видел, — процедил Шакуни сквозь зубы. Следуя пожеланию гандхараджа, старикашка быстро вымелся из помещения. — Осталось подождать две-три пакши, и плод созреет, — удовлетворённо улыбнулся Шакуни. — Главное, чтобы Пурочана не подвёл… Но даже если этот подлец струсит, я найду, кем его заменить. *** — Брат Дурьодхана! Опустив палицу, юврадж недовольно оглянулся. Позади него стоял Юдхиштхира и заискивающе улыбался. — Чего? — грубо отозвался Дурьодхана. — Завтра мы с братьями и матушкой покидаем Хастинапур и уезжаем в Варанавату, — с необычайно застенчивой улыбкой продолжал Юдхиштхира. — На целый год. — Счастливого пути! — быстро отреагировал Дурьодхана. — Это всё? — Нет, — замялся Юдхиштхира, теперь его выражение лица стало скорбным и слегка обиженным. — Брат, скажи, почему ты всегда избегаешь меня? — Да потому что вы допекли! Везде только вас и вижу! В трапезной, в сабхе, в саду, в купальне, в уборной — всюду! Вот даже сейчас… ты мешаешь мне тренироваться!!! — гневно прорычал он, и Юдхиштхира отступил на пару шагов назад, испугавшись, что в него полетит тяжелейшая булава. — Извини. Я лишь хотел поговорить. — Нам не о чем разговаривать, — Дурьодхана на всякий случай крепче перехватил палицу. — Я буду просить Вишнудэва, чтобы тебя весь год не покидало благополучие! — неожиданно выпалил Юдхиштхира. — За своих братьев и матушку помолись. Полезнее будет, — буркнул Дурьодхана и широким шагом покинул площадку для тренировок. Юдхиштхира с грустью смотрел ему вслед. «И всё же почему он так сильно меня ненавидит?» — обиженно пронеслось в голове. *** Юдхиштхира с тревогой разглядывал высоченный белоснежный дворец, возносящийся под самые небеса, в окнах которого не светила ни единая лампада. Арджуна подал матери руку, и Кунти вышла из колесницы, озираясь по сторонам. Только Чандрадэв в небесах освещал широкие ворота, увенчанные скульптурами нагов с чудовищными головами и перепончатыми крыльями, и вымощенную камнями дорогу, ведущую к основной постройке, которая, на первый взгляд, по красоте и размерам могла бы соперничать с дворцом Хастинапура. — Почему так темно? — Кунти недоумённо смотрела на пятерых слуг, которые вышли их встречать. Две женщины — одна совсем юная, вторая уже на склоне лет — и трое мужчин разного возраста. Малорослые, желтокожие, с чёрными, слишком узкими глазами, чумазые, в замызганных лохмотьях они выглядели престранно. — Приветствую, госпожа супруга хуан-ди! — самый крепкий и высокий из слуг подобострастно поклонился Кунти, и как только он это сделал, остальные тоже молчаливо согнулись в поклоне. — Меня звать Пурочана. Я слюжить ваша здеся. — «Слюжить здеся»? — сражённая наповал внешним видом и неразборчивой речью встречающих, Кунти беспомощно оглянулась на Сахадэву. — Это вообще кто? — Пурочана с семьёй. Шакуни сказал, это его люди, привезённые им лично откуда-то издалека, — пояснил Сахадэва. — Они будут заботиться о нас. Шакуни приказал им готовить, убираться, выполнять любые наши распоряжения. — Ладно, — Кунти развернулась к Пурочане и уже без дрожи в голосе уточнила. — Если вы здесь для того, чтобы служить, то почему тогда ничего не готово к нашему приезду? — Госпожа супруга хуан-ди, совершенно всё готово! — Пурочана начал беспрерывно кланяться, от чего стал похож на нескладную цаплю, которая отчаянно ищет клювом лягушек в болоте. — Одежда, еда, вкусныя напитка! — Но во дворце темно! — возмутилась Кунти. — О, госпожа, там многия зеркала. Люна и солнця отражаться от зеркал и светить в нутря. — В нутря… — зачарованно повторил ошалевший от странных речей своей новой прислуги Бхима. — Солнце и луна — это хорошо, а лампады-то где? Или очаг? — не понял Арджуна. — Ни-ни! Нельзя лампада, очаг! Шан-ди сердиться, убивать, вот так сильно! — и Пурочана смешно ударил кулаком левой руки по ладони правой. — Похоже, вера запрещает им пользоваться огнём внутри помещений, — догадался Юдхиштхира. — Что ж, как бы трудно нам ни пришлось жить без лампад и очага, но чужую веру надо уважать. — Но как же тогда вы собираетесь пищу готовить? — опешила Кунти. — Наружа! — лаконично пояснил Пурочана, указывая на отдельное строение, расположенное на значительном расстоянии от дворца, и остальные слуги быстро-быстро закивали, подтверждая правоту главы своей семьи. — Лучше бы я взяла с собой собственную прислугу. Зря только понадеялась на этого… Шакуни! — и Кунти с недовольным лицом двинулась по направлению ко дворцу. Юдхиштхира, Бхима, Арджуна и близнецы последовали за ней.