
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Альбус Поттер ведёт себя отвратительно, давно став головной болью своего декана - Тома Реддла. Сможет ли мужчина найти решение и понять причины такого поведения мальчика, связавшись с его отцом? И не добавит ли он себе проблем, вызвав к себе отца-омегу, с которым в юношестве состоял в романтических отношениях? Встреча спустя пятнадцать лет.
Часть 14
09 августа 2024, 11:58
Ответ Астории Гарри получил через несколько минут. Их семья могла принять гостей вечером: Во-первых, Драко вернётся только к пяти часам. Во-вторых, они оба должны провести воспитательную беседу со Скорпиусом. Парень вскрыл тайник отца, а также воспользовался артефактом, что было в их семье под запретом. В общем и целом — Скорпиуса ждёт суровое наказание.
За это Гарри было стыдно. Парень лишь хотел помочь другу, сделать благое дело. В итоге же: друг в раздрае, а он в подставе. Прекрасный поворот. Поттер просто обязан замолвить за Скорпиуса словечко, и непременно сделает это. Отчасти Гарри слышал в свой адрес «Нам лучше знать, как воспитывать нашего сына, Поттер», тем не менее, отказывался пускать ситуацию на самотёк. В некотором роде, он тоже ответственен за произошедшее.
Своего ребёнка омега долго отказывался отпускать, и только когда сам стал клевать носом из-за успокоительного — согласился. Том предложил перебраться в спальню парня. В итоге, Гарри сам потащил Альбуса, сам уложил в постель. Сел рядом. Наблюдал, ловя каждое, даже самое незначительное, движение. Буквально вслушивался в ровное дыхание. А чуть позже — лёг рядом. Положил руку на сына, поверх одеяла, и заснул.
Сон был чуткий. Проснулся Гарри от шевеления рядом. А когда открыл глаза, столкнулся со взглядом сына. Осознанным. Без сонливости или рассредоточенности. Он пришёл в себя. Насколько это возможно, в данном случае.
— Альби. Сынок, как ты?
— Не очень, — честно ответил альфа. Очень тихо. Опять еле шевелил губами.
Но именно осознанный взгляд, относительное спокойствие на лице, не давало Гарри впасть в новую истерику из-за страха. Он хотел надеяться, что пик пройден, а сейчас остались последствия срыва.
— Воды хочешь?
— Нет.
Повисло довольно мрачное молчание. Гарри не знал, как его разорвать, а если бы и знал, то задавался бы вопросом: «А нужно ли?». Проблему требуется не только обсудить, но и переосмыслить наедине с собой.
Альбус зашевелился, выпутался из пледа, в который его укрыли, — стало слишком жарко, — но выпутался осторожно, не беспокоя ноги. А затем вытянул руки, обнимая папу. Не как маленький ребёнок, что жался бы к груди папы в поисках тепла и защиты, а как взрослый парень — обнял за плечи и прижал голову родителя к своей груди. Делясь с ним теплом. Через прикосновения прося прощение. Говоря без слов, что рядом. Потому что всё это время именно папа оставался с ним. Именно он натерпелся от Альбуса всего того, что предшествовало этому дню.
Правда иглами дикобраза вонзилась в душу, раскалывая розовые очки, сквозь которые альфа смотрел на мир. Теперь парень понимал одно — папу нужно беречь. Он — единственный, кто есть у Ала. Кто по-настоящему любит.
— Ты был прав, — глухо проговорил, лицом зарываясь в волосы папы, вдыхая успокаивающий запах персиков. — Всё это время.
— Не думай об этом, — Гарри и сам хотел отбросить эту мысль. Тот случай, когда он хотел быть неправым. Но задумываться об этом сейчас почти смертельно опасно. — Не нужно, сынок.
— Я не могу…
Хватка усилилась. В голос альфы просочилась боль. Парень зажмурился.
— Это стоит перед глазами. Его… он… Пап. Ему вообще плевать на нас, да? Я вообще его знал когда-нибудь?
— О нём нечего знать. Он всегда хотел праздника и новых впечатлений. На этом всё, — Гарри говорил с опаской. Боязнь того, что сын снова примет его слова за попытку очернить второго родителя, всё ещё сидела в груди. — Это я поступил глупо, раз думал, что когда-нибудь он остепенится.
Альбус снова затих. Не пытался опровергнуть слова или сказать что-то новое. Обнимая папу и дыша его запахом, он действительно чувствовал себя немного легче. Внутри всё ещё болезненно тянуло. Всё ещё хотелось выплеснуть эмоции. Но папа его удерживал.
Гарри думал, что Альбус снова заснул. Тот перестал сильно сжимать и дышал равномерно. Но нет. Сын подал голос, полный горечи:
— Он забыл, когда у меня день рождения.
— Вот сука!
Стоило бы шлёпнуть себя по губам в назидание за грубые слова, но Гарри не хотел размыкать объятия, в которых нуждался сын. Возмущение буквально затапливало. Ладно, забыть дату рождения бывшего. Но родного сына!
Альбуса прорвало. Он будто ждал гнева папы. Легче было высказывать всё то, что уже услышал от него Скорпиус: — Он думал, что мне четырнадцать. Говорил, что я уже наверняка омегами интересуюсь. Что они такие сладкие и вкусно пахнущие. И что он не против, если я проведу гон с кем-то из них. Говорил все эти мерзости мне и трахал какого-то омегу! Пока говорил со мной! Ненавижу его! Ненавижу!!!
— Стоп-стоп-стоп… — Гарри испытал ощущение непонимания. Он ослышался? Неправильно понял? Или же это его мозг отказывался принимать правду? — Ещё раз. То есть… Ты его застал за этим, начал разговор и…
— Да! — почти выкрикнул Альбус, отстраняясь. Чтобы папа видел его лицо. Видел по глазам, наполненными гневом, обидой и болью, что он говорит правду. — Мы настроили Лупу и она показала нам его уже в процессе! А когда он узнал, что мы его не видим, он… — альфа прикусил нижнюю губу и зажмурился. И всё равно договорил, сквозь стиснутые зубы: — Он продолжил трахаться. Как животное! Я просто не смог ничего сказать. Я старался не думать! Спросил, где он! А ОН!..
— Выблядок паршивый… — вновь грубо выразился Гарри.
Ситуация требовала куда худшего описания. Это безумие. Чистой воды безумие! Как у Роберта вообще не опало всё к чёртовой матери при голосе сына? Как, разговаривая с ним, можно творить подобное?!
Вдруг Гарри прострелило понимание. На прогулках, и прочих способах совместного досуга, они довольно часто целовались прямо на улице. Вспоминались слова: — Я люблю, когда на нас смотрят.
И правда животное. Только этими словами можно было объяснить… Нет, никакими словами нельзя описать его поступок! Животные и те посовестливее будут! А этот выкидыш навозный достоин был отрубания члена по корень и пускания по кругу в роли «сладкой, пахнущей омежки», раз так возбуждают грязные, аморальные вещи! Подходящая казнь для того, кто нанёс родному сыну страшную травму, которая оставит после себя глубочайший шрам.
— Всё, малыш, всё. Больше такого не будет. Хочешь, я помогу тебе забыть это? Как будто ничего не было. Тебе станет намного легче.
— Нет! — резко воспротивился Альбус. Слова папы привели его в чувства. — Я не хочу это забывать! Я должен знать, что ОН — недостоин зваться моим отцом! Что он бросил нас! И ты… ты… — голос стих. Альфа опустил голову, до боли сжимая руки в кулаки. — Ты всегда был прав. Я больше не хочу испытывать к тебе недоверие и холод. Я не хочу, чтобы у нас снова были ссоры. Тем более из-за него! Я не хочу больше думать, что он чего-то достоин! Не достоин он ничего! Я его ненавижу! У меня нет больше отца! У меня… остался только ты.
Теперь, когда сын увидел, что Гарри ему не враг, всегда был и будет рядом, сердце стало биться спокойнее. Возвратившаяся любовь согрела душу омеги. Единственная польза от страшнейшей встряски, какую Алу пришлось вынести. Знай Гарри, что должно произойти, чтобы сын пересмотрел своё мнение — согласился бы и дальше жить под давлением, чем сбросить ярмо такой ценой.
— Я тоже люблю тебя, малыш. Всегда любил и буду любить.
Альбус выдохнул. Никакой настойчивости. Ему позволили сохранить, пусть и мерзкие, но необходимые воспоминания. Чтобы всегда знать, кто по-настоящему дорожит им и любит. А кто воспринимает не более, чем зверьком домашним.
— И я тоже, — Альбус снова обнял, — люблю тебя, папа. Ты же… простишь меня за то, как я себя вёл?
— Да. Я тебя прощаю, сынок.
Конечно, фраза — всего лишь формальность. Но крайне важная для успокоения души того, кто действительно ощущал себя виноватым.
— Иди поцелую.
В обычном состоянии Альбус бы начал ворчать, а то и демонстративно кривиться из-за чрезмерной нежности. Но в нестабильном состоянии он готов был принять всю любовь, что ему давали. Поэтому позволил папе целовать его в щеки, в лоб и один раз в нос. И последний чмок всё же вызвал прошлую реакцию — альфа сморщился. Как будто кошка лизнула.
Наступила почти умиротворённая пауза, во время которой они могли побыть вдвоём, успокаивая друг друга своим присутствием и безмолвной любовью. До тех пор, пока в голову Гарри не прокралась мысль о том, что ему делать с Томом, находящимся где-то в доме. Даже если он ушёл по-тихому, исключая этим обострение конфликта, запах мог остаться и породить вопросы. А если Том не ушёл — как объяснить сыну его присутствие здесь, в тяжёлый момент в их семье?
— Пап, в чём дело? — невольно нахмурился Альбус. — Ты весь напрягся.
— Это так заметно? — смущённая усмешка сорвалась с губ.
— Да. Но, что бы ты не сказал, не волнуйся, я своего отношения к тебе не поменяю. Никогда больше.
— Даже если я пригласил в гости твоего декана? — с опаской спросил Гарри.
— Ну, — Альбусу не пришлось долго размышлять, — в какой-то степени, я знал, что он придёт. Когда я уходил к Скорпиусу, я на сто процентов был уверен, что ты его позовёшь.
Тогда его мысли насчёт декана были более некультурного характера. Альбус тактично не стал напоминать. Привычный ход вещей сломался. Придётся устанавливать новый.
— Да. Он помог мне с успокоительными.
Конечно, звучало не так, как было на самом деле, но ведь объятия тоже могут быть успокаивающими, верно?
— Я тебя сильно потрепал, — альфа снова почувствовал вину. Он положил голову на мирно вздымающуюся грудь. Теперь снова — как ребёнок. Который не хочет упускать тепло.
Гарри лёг на спину, чтобы им было удобнее. Сам он обнимал сына за плечи. Хорошо, что не произошло ещё одного взрыва, который вполне мог бы случиться. Едва успев окончательно выкинуть одного альфу за борт, омега привечал другого. Сын мог подумать именно так. Но, к счастью, Ал подвергал глобальному переосмыслению всё, что знал до этого.
— Он всё ещё здесь?
— Скорее всего.
В воздухе запахло лёгким напряжением. Альбус не хотел высказывать что-то против и как-то обижать. Но и терпеть в их доме кого-то постороннего, а тем более альфу, не желал. А после того, чему был свидетелем… Всё связанное с альфами, с интимом, казалось омерзительной грязью Ему было противно от одной мысли, что декан мог как-то касаться папы.
Сморщившись, Альбус сильнее обнял папу.
— Он… может уйти? — осторожно спросил.
— Ты его стесняешься? — вопрос был задан неспроста. Гарри выяснял шансы того, что они смогут поладить.
— Не совсем.
— Расскажи мне. Я должен понимать.
— Я просто… Не хочу, в общем. Стоит мне подумать, что он может тебя… И меня начинает тошнить.
Увидев воочию, что могут делать альфа и омега, его мальчик испытывал отвращение. Мысль показать его психологу, чтобы в будущем это не сказалось на построении отношений, была записана на подкорку. Попозже, когда они уладят основной кризис.
— Хорошо. Я пойду, поговорю с ним. Подожди меня.
Тихонько закрыв за собой дверь, Гарри прильнул к ней спиной. На него лавиной накатило… всё. Всё, что он услышал от своего ребёнка. Вся мерзость, что была им пережита. И страшное осознание о том, что бывший супруг, выблядок треклятый, нанёс Альбусу психологическую травму.
Словно паразит.
Его невозможно вытравить из семьи! Он продолжает её медленно разрушать одним своим существованием! Которое нужно прекратить. Стереть его с лица земли, словно никогда не существовавшего. Без могилы. Без памятника. Развеять пеплом, чтобы только ветер знал, куда унёс.
Но это позже. Сейчас требовалось поговорить с Томом. Объяснить ему ситуацию с сыном.
— Том? Ты где?
— На кухне, — негромко отозвался.
Гарри двинулся на голос и увидел альфу, сидящего за столом. В руках тот держал кружку с давно остывшим чаем. Рядом лежало блюдце с конфетами.
А ведь они сегодня не позавтракали. Время уже перевалило за три. И как теперь сказать Тому, что после долгого, утомительного и напряжённого ожидания, он должен уйти?..
— Ал проснулся. Ему получше.
— Хорошо, — устало, но искренне улыбнулся альфа. — Он рассказал тебе?
— Да. И, это… Теперь для него отношения между альфой и омегой — отвратительны.
— А если поподробнее? — нахмурился Том.
Вывалить на альфу всю услышанную грязь Гарри откровенно стыдился, поэтому решил не излагать ряд деталей: — Он увидел, как его папаша с кем-то долбится. А когда такое видишь раньше положенного — оно выглядит отвратительно.
Реддл брезгливо поморщился.
Как же его чувства были понятны Гарри!
— Боюсь, теперь он будет воспринимать в штыки всё, что касается отношений. В том числе и мои.
Альфа вздохнул, прикрывая лицо рукой. Слова прозвучали для него, как приговор.
— Я тебя понял, Гарри.
Нестерпимое желание обнять, утешить своего альфу, которому придется многое терпеть, если он хотел, чтобы у них всё было серьёзно, боролось с острым чувством недостоинства. К ним же присоединилась совесть, начавшая грызть изнутри. Замкнутый круг: нужна поддержка Тома, чтобы помочь сыну восстановиться. Но чтобы сын мог восстановиться, не отвлекаясь на отношения отца с альфой, нужно выпроводить Тома. Человека, что всегда приходил по первому зову, а после уходил, словно использованный. Это, фактически, свинство по отношению к нему! А по-другому — не получалось. Не в их ситуации. Каждый раз, когда Гарри пытался что-то исправить — либо выходило ещё хуже, чем до этого, либо же оказывалось бесполезным. Но он всё равно пытался.
— Прости меня.
Не хотелось открывать глаза. Было так стыдно… И обидно за любимого человека! Гарри готов был расплакаться. Выбирая между любовью и сыном, он, конечно же, выберет второе. И всегда будет выбирать.
Послышались шаги. В нос ударил тонкий запах лайма, очень гармонично сплетенный с травяным чаем. Том обхватил его лицо и прижался губами ко лбу. Это ощущалось любяще. И скорбно.
— То-ом, — скулящие ноты брошенного щенка завладели голосом. — Я не хочу и не буду расставаться с тобой. Дай нам время, прошу…
— Не волнуйся, — альфа горько улыбнулся, всё ещё не отстраняясь, касаясь губами нежной кожи. Что бы он не сказал — он всё равно чувствовал боль от вынужденного расставания. Пусть и временного. — Я буду ждать столько, сколько потребуется.
— Пиши мне. Не пропадай, ладно?
— Ладно.
Отстранился Том слишком резко. Держа омегу в руках, он буквально заставлял себя отпустить. И больше не оглядываться.
Отрывать, как пластырь. Чем медленнее — тем дольше терпеть боль.
Слёзы хлынули из глаз омеги, как только дверь тихо закрылась. Руки зарылись в волосы, сжимаясь в кулаки. Как долго ещё вариться в этом аду? Сколько ещё раз он будет поставлен перед выбором между сыном и любимым?!
Истощённо выдохнув, Гарри заставил себя опрокинуть стакан воды, чтобы успокоиться, стереть слёзы и вернуться к Алу. Сейчас он нужен сыну.